Лукас ещё не успел до конца прийти в себя. Тело обмякло, разум колебался на грани реальности и чего-то большого, за гранью чувств и наслаждения. Маска всё ещё скрывала от него лица, и в этом странном полуслепом мире он был почти игрушкой в чужих руках. Он чувствовал, как ласковые ладони всё ещё скользят по его груди и животу, мягко, размеренно, словно бы утешая, возвращая обратно из той глубины, в которую он только что упал.

— Ты не поделилась, — раздался голос сбоку, слегка укоризненный, но в нём звучала насмешка.

— А ты что думаешь? Это было всё, что у него было? — ответила вторая. И в этот момент он почувствовал — лёгкое, почти ленивое прикосновение к своему паху. Сначала одна ладонь, затем другая. Поочерёдно — нежные, уверенные движения по стволу, вниз, к мошонке, чуть касаясь пальцами, дразня.

— Проверь. По-моему, там ещё на всех хватит.

— Мм... согласна. — Голос стал ниже, гортаннее, почти мурлыкающим. Прикосновения сменились на другие руки, которые не сколько ласкали, сколько проверяли. А затем:

— Девоньки, что вы спорите... Смотрите как надо, — вмешалась третья, та, что до этого молчала, занимаясь его ногами и икрами.

И прежде чем он успел даже вдохнуть, он почувствовал её — язык, тёплый, влажный, скользнул по внутренней стороне бедра. Осторожно, дразняще, поднимаясь вверх. Коснувшись мошонки, провёл по ней, медленно, а потом по всей длине ствола, снизу вверх. Он вздрогнул. Его тело, ещё недавно обмякшее, снова начало отзываться — в нём разгоралось что-то новое. Сила, жар, напряжение.

— Даже с учётом этого, — сказала первая, — так не пойдёт.

Он не успел понять, что она имела в виду, как над его лицом склонилось чьё-то тело. Он почувствовал дыхание — сладкое, чуть пряное, с ноткой можжевельника и чего-то живого, тёплого. Как запах леса в июне. Её губы почти касались его, когда она прошептала:

— Ты хочешь, чтобы мы продолжили?

Он не ответил словами сразу. Его руки, будто действуя сами по себе, потянулись вперёд, наугад, влево и вправо, нащупали гладкую кожу, округлость бёдер, мягкость — и тут же тёплую, горячую влажность. Пальцы нашли входы, чувствительные, пульсирующие. Девушки не отстранились — наоборот, прижались плотнее, принимая его движение с тихим, довольным вздохом.

— Да, — хрипло выдохнул он. — Хочу.

Он не видел. И от этого всё становилось сильнее. Не знал, чья это кожа касается его груди, чьи губы скользят по его животу, чьё дыхание касается внутренней стороны бедра. Маска на лице отрезала зрение, но обостряла всё остальное — каждую вибрацию, каждое касание, даже дыхание на коже он чувствовал, как прикосновение света. Никакой защиты. Только полное подчинение ощущению, и тому, что творили с ним те, чьих лиц он не знал.

Губы — одни, тёплые и уверенные — накрыли головку его члена. Осторожно, медленно, почти нежно. Она не торопилась. Играла. Влажный язык провёл по кругу, словно пробуя вкус. Затем скользнул вдоль ствола, обвивая его. Движения были без суеты, с каким-то ритуальным уважением. Как будто он был не просто мужчина, а сосуд. Инструмент, к которому прикасались не ради удовлетворения, а ради силы.

Он застонал, негромко, но тело само начало оживать. Возбуждение вернулось волной — не вспышкой, а медленным, глубинным нарастанием. Его бёдра невольно дрогнули, когда тёплая ладонь скользнула по основанию члена, а вторая — легла чуть ниже, под яички, мягко обхватив, поглаживая. Эти прикосновения были знанием. Они знали, как и где. Ни одного промаха. Ни одного резкого движения.

Он потянулся руками. Пальцы нашли бедра по бокам, гладкие, тёплые. Движение — вниз, между ног. Мгновение — и он почувствовал горячую влажность. Его пальцы коснулись их лон, мягких, пульсирующих, живых. Они были плотные, узкие, и невероятно горячие — как будто внутри них горел огонь. "Он ввёл средние пальцы внутрь — сначала осторожно, по одному, потом глубже, и почувствовал, как тела отозвались. Мышцы сжались вокруг его пальцев, принимая их так жадно, будто давно ждали этого. Он начал двигать ими — не спеша, чувствуя, как с каждым движением там становятся всё горячее, всё влажнее.

“Хотел бы я видеть их лица... Но, чёрт, может, и к лучшему, что не вижу. Может, если бы увидел, уже не смог бы отпустить.”

Он ощутил, как одна из них прижалась сильнее, прикусив губами край его соска. Другая чуть раскачивалась на его пальцах, двигая бедрами но не забывая и про свои обязанности. Ее умелые пальцы разминали его бицепс, плечо и левую половину груди. Как и другая,, стоящая с правой стороны, только она больше игралась с ним водя языком и иногда кусая его по грудь, шею, прикусывая мочку уха, или облизывая его. Третья же, вновь занялась его членом. Она взяла его в рот, обхватив его до самого основания, заставляя того пробуждаться под умелыми движениями губ и языка. Её рот обнимал его член, как будто создан был именно для этого.

И вдруг — губы. Губы той что справа, полные, чуть влажные, коснулись его, и ее язык, пробирающийся внутрь, не прося разрешения. Она целовала его властно, напористо, но без грубости — как будто проверяла, выдержит ли он. Их языки встретились, и сразу началась игра, даже битва — за дыхание, за власть, за страсть. Она целовала, как женщина, которая не просит — берёт.

Мысль скользнула мимолётом: "а ведь они могут быть стары, как сама земля. Сотни лет. Может, тысячи. Но я хочу их. Прямо сейчас." Он отмахнулся от страха, от странности этой мысли. Здесь, в этом месте, в этом мгновении — он был с ними, и это было всё, что имело значение. Он чувствовал, как плоть снова наливается, как возбуждение растёт внутри живота, стягивая мышцы, учащая дыхание. Движения его пальцев ускорились, и ответные стоны сказали ему: он на правильном пути.

Одна из них оторвалась от поцелуя и прошептала прямо в ухо:

— Ты наш. Пока ты с нами — ты дышишь магией. Ты дышишь нами.

Вместо ответа он только глубже ввёл пальцы в их пульсирующую плоть, до упора, да последний фаланги, чувствуя, как их тела принимают его до конца. Его пальцы сливались с их влагой, бёдра девушек дрожали при каждом толчке внутрь, при каждом нажатии, а его ствол снова стал твёрдым от их прикосновений и движений губ.

Сейчас он был не мужчиной, который ведет. Он был — центром круга. Сердцем ритуала. И в этой точке — всё было правдой.

Он ещё ощущал тепло губ, влажное и влекущее, обнимающее его ствол с почти материнской нежностью и вместе с тем — с подлинной страстью. Но прикосновение исчезло внезапно, как будто кто-то щёлкнул пальцами. Член словно завис в воздухе — открытый, влажный от слюны, покачиваясь как башня. На миг стало прохладно. Тело непроизвольно подалось вперёд, в никуда, в потерю. Лукасу показалось, что он вот-вот снова рухнет в это обнажённое, сладостное безумие… но вместо этого наступила тишина. Очень короткая. Очень плотная.

И в неё — разом, без предупреждения — ворвался жар. Настоящий, влажный, тесный. Его головка коснулась чего-то мягкого, но упругого. Складки, горячие и пульсирующие, сомкнулись на ней, и не отпустили. Напротив — повели дальше. Осторожно, медленно, но так уверенно, что Лукас не мог ничего сделать — да и не хотел. Он только выдохнул с хрипом, вжимаясь головой в подушку, как будто вся реальность сжалась до этого одного момента. Головка его члена медленно вошла в тугую, обволакивающую глубину, влажную и принимающую, словно само лоно втягивало его внутрь, затягивало, сжимая в тесном, тёплом кольце.

Ему казалось, что он тонет. И не в воде, а в ощущениях. Внутри было жарко, по-настоящему — как будто он вошёл в огонь, но этот огонь не жёг, а ласкал. Лоно обнимало его не просто как тело — как сила, как нечто разумное, знавшее, где и как коснуться, чтобы довести до дрожи. Он не видел её. Не знал, чьи это бёдра, чья плоть жадно тянулась к нему, но сейчас это было неважно. Она была там. Одна из троих. Или, может быть, сама магия, принявшая плоть.

Он чувствовал, как стенки внутри сжимаются на каждом миллиметре его движения. Как они двигаются вместе с ним — или точнее, вокруг него. Не просто принимают, а направляют. Толчки не были быстрыми. Они были медленными. Почти ленивыми. Но от этого — только сильнее. Он ощущал, как каждое движение будто вырезает удовольствие в его нервной системе. Острее, чем в первый раз. Глубже. Не торопясь, не бросаясь в безумие — а проживая каждый момент.

“Он медленно входил и выходил из неё, чувствуя, как её лоно скользит по всей длине, стягивая его с каждым движением, как будто боясь отпустить.”

Пальцы всё ещё были погружены в других двух — по бокам. Они двигались в такт, будто поддакивая, будто вторя его движениям внутри третьей. Их влагалища были тёплыми, мягкими, и в то же время упруго сжимались на его пальцах, словно благодарили. Иногда кто-то из них дёргался, тихонько выдыхал. Одна — прикусывала палец. Другая — выгибалась так, что её живот касался его руки. Он чувствовал себя внутри живой конструкции, собранной из женского тела, из желания, из магии.

И тут, словно дразня, тело над ним наклонилось ниже. Он услышал дыхание. Её грудь касалась его, скользила по его коже, а бедра — медленно двигались вверх-вниз, втягивая его всё глубже. Губы сомкнулись на его, и язык — хищный, знающий — ворвался в его рот. Он не боролся. Не сопротивлялся. Он открылся. Принял.

“Губы сомкнулись на его, язык проскользнул в рот, начав мягкую, но настойчивую игру — сражение, которое он сам жаждал проиграть.”

Мысль ударила вскользь: «Они ведьмы. Им может быть по сто, по двести лет. А может — больше.» Ему стало страшно — на секунду. Но в следующую — тело вновь дрогнуло от движения. Внутри было тепло и туго, соки текли по его стволу, и он чувствовал, как сам становится горячее, твёрже, сильнее. Страсть перекрывала всё. Логика испарилась. Остались только чувства. И она — та, что в нём, на нём, над ним. Его. Сейчас.

Он застонал в губы. Глубоко. С надрывом. И в этот стон вошло всё: и желание, и страх, и восторг. Его руки в девичьих промежностях дрожали. Его член был погружён до самого основания. А тело двигалось… будто бы в ритме древней песни.

“Он чувствовал, как её стенки пульсируют на каждом движении, как тело обхватывает его, как живая плоть вплетает его в ритуал.”

Он не знал, сколько времени прошло — минута или вечность. Каждая из них будто врастала в его тело, оставляя отпечатки дыхания, следы влажных прикосновений, движения, в которых уже не было спешки. Только уверенность. Сила. Смена. Он чувствовал, как всё происходит — одна из них соскальзывает с него, медленно, словно не хочет отпускать, её плоть ещё цепляется, сжимается на прощание, и сквозь пелену жара он слышит мягкий стон. Тёплая влага остаётся на его коже, и в тот же миг новая — другая, иная — садится сверху, и член снова погружается внутрь, медленно, с тягучим, почти трепетным толчком.

Плоть внутри неё была тугая, чуть прохладнее, но с каждой секундой она становилась всё жарче, теснее. Она будто обвивала его, сжималась, впуская глубже и глубже, подстраиваясь под него до крошечной дрожи. Она не двигалась резко — наоборот, качалась плавно, в точном ритме, как будто считывала его изнутри. Его дыхание становилось всё тяжелее, мышцы напрягались, и всё же он не терял себя. Наоборот — будто становился только сильнее, устойчивее, как гвоздь, вбитый в середину мира.

Он чувствовал телами. Не глазами. Каждую из них — по запаху, по температуре кожи, по изгибу бедра, по изгибу шеи, на которую скользнули его пальцы. Руки всё ещё оставались заняты: одна скользнула вниз, между ног второй девушки, и нащупала влажную складку — он вошёл в неё двумя пальцами, медленно, ощущая, как она дрожит от простого вторжения. Она сама прижалась к его руке, будто подталкивая, принимая ритм. Его пальцы двинулись глубже, упираясь в упругие стенки, и он почувствовал, как в ней откликнулась слабая вибрация — всё тело у неё среагировало, как на призыв.

И вот — третья. Её он не видел, но различил с первого касания. Не как остальных — гладких, почти вылепленных. У этой, когда его рука скользнула вверх по лобку, он нащупал мягкие, живые волоски. Короткие, упругие, как бархат. Это было неожиданно и тронуло в нём какую-то другую струну. Он протянул к ней руки, обнял, притянул — не грубо, но с уверенностью, с требованием. Она поняла. Она не спросила. Просто подалась вперёд и чуть раздвинула ноги, и уже в следующую секунду её бедра оказались над его головой, а ее расщелинка прямо напротив его губ.

Одновременно его пальцы продолжали ласкать другую, ту что не так давно принимала его — её стенки теперь сжимались вокруг его пальцев, становясь всё влажнее. Он скользил двумя пальцами внутрь неё, осторожно разводя их, пока не упёрся в пульсирующую точку, и затем начал медленно двигать ими взад-вперёд, чувствуя, как каждое проникновение вызывает у неё дрожь и тихий стон. При этом третья — та, что принимала его член — сменила темп: она ускорилась, её бёдра закачались сильнее, и он ощутил, как плоть вокруг него стало теснее, жарче, будто она впила его в себя полностью. Он не видел ни одной из них, но ощущал каждую — пульсацию, тепло, сладкую отдачу. Он был внутри всех, с каждым движением всё глубже вплетаясь в их ритм. Его язык, его пальцы, его член слились в одну пульсирующую точку, в которой больше не было мыслей, только тела, дыхание и сила.

Когда вновь произошла смена между ними, и одна из них вновь скользнула с его члена, другая не дала телу потерять контакт: она опустилась на него глубже, принимая его до самой самого конца, и их тела слились в едином, долгом, животном выдохе. Он почувствовал, как её губки мягко сжимается вокруг него, а затем снова разжимается, провожая его страстные толчки. Волны желания шли по кругу, не ослабевая: казалось, что он может двигаться вечно. Лёгкая липкость пота покрывала его лоб, дыхание стало хриплым и прерывистым, а в висках гудела сладкая дрожь. Он не знал, кто из них первая уступит этому пеку — или отдаться ему самому, — но сейчас это не имело никакого значения. Единственное, что было важно, — это продолжать ощущать, продолжать отдавать себя этому безумному, не прекращающемуся танцу плоти.

Та, что сидела на его лице, тоже начала двигаться, бёдра расставлены, горячие, дрожащие от напряжения. Лукасу не нужно было видеть — он чувствовал, как её тело ходит вверх-вниз, чуть подаётся вперёд, будто ускользает, но всегда возвращается. Она была близко. Слишком близко. Её запах, вкус, жар — всё говорило об этом. Он усилил ласку: язык скользил снизу вверх, вдоль влажных, мягких, открытых губ, а затем снова касался вершины — её жемчужины. Он тёрся языком о её клитор, кругами, нежно, с нарастающей жадностью, то ускоряя движение, то чуть замедляя, втягивая его в рот, дразня краешком языка, обводя как драгоценность.

Девушка над ним дрожала, и её дыхание становилось всё резче. Она начала двигать бёдрами сама — сперва неуверенно, потом уверенно, с каждым толчком прижимаясь плотнее к его лицу. Она не просила, не умоляла — требовала всем телом, всем своим жаром. Лукас откликался, забыв про всё остальное. Его язык обнажал каждую чувствительную грань её плоти, вызывал дрожь под пальцами, в мышцах её ног. Он впивался в неё языком, как в грушу, знал каждое движение, каждую вибрацию, каждый вкус. Он чувствовал, как её влага стекает по его щеке и подбородку, впитывается в кожу, и почти заливая рот.

Тем временем снизу тоже произошла рокировка. Та, что оседлала его прежде, поднялась с его члена, но не ушла. Вместе с той, чью плоть он ласкал пальцами, они опустились к его паху. Едва их руки коснулись его, он содрогнулся: прикосновения были горячими, влажными, мягкими и уверенными. Они не спрашивали — они знали. Две ладони, по разным сторонам, охватили его. Они скользили по стволу вверх-вниз, будто соревнуясь в нежности. То сжимали плотнее, то отпускали, растирая предэякулят по коже, пока головка становилась блестящей и налитой.

Потом — языки. Один, потом второй. Касались поочерёдно, играя с ним, как с тёплым, сладким плодом. Одна из них обвела языком его головку, аккуратно захватила в рот, а вторая в это же время лизала основание и яички, водя кругами, щекоча дыханием. Всё смешалось: вкус, тепло, их влажные поцелуи, движения рук. Он почти вскрикнул, когда обе языковые ласки соединились — одна сверху, вторая снизу. Они целовались через его член, касаясь друг друга губами, пока он стонал под ними, теряя контроль.

А над ним всё так же стонала третья. Её бёдра дрожали. Он чувствовал, как её внутренние мышцы сжимаются, как тело почти сводит судорогой. Её пальцы вцепились в его волосы, и она больше не отстранялась — наоборот, прижималась. Он слышал, как из её груди вырываются короткие, сдавленные звуки. Её клитор пульсировал у него на языке, и он втягивал его, ласкал, нажимал, играясь с ним, как с сердцем, пока та не издала сдавленный, высокий стон.

Она кончила. И не сдержалась. Её соки хлынули ему в рот, тёплые, солоновато-сладкие, как вино. Он глотал их, не отрываясь от языка, принимая всё, что она ему дарила. Он чувствовал, как её тело обмякает, как она опускается чуть ниже, а потом осторожно скатывается с его лица, оставляя на нём жар, след, память.

Внизу — две другие не отставали. Их руки двигались быстрее. Их языки снова и снова касались самых чувствительных участков, пробуждая его в полную силу. Он больше не сдерживался. Он был весь в этом — в ощущении. Его таз вздрогнул, мышцы напряглись, и в следующее мгновение из него вырвалось — горячо, мощно, толчками, на языки, губы и ладони двух девушек, которые с готовностью приняли это, не отстраняясь.

Он кончал долго, глубоко, со стонами. Как будто выплёскивал не только плоть, но что-то большее — магию, часть себя, свою силу, своё решение. Очищение. Связь. И одновременно с ним — ещё один вздох над ним, будто в ответ, финальный аккорд её наслаждения.

Когда дыхание начало выравниваться, он лежал — потный, выжатый, мокрый от их тел, вкусов, соков. Не в силах пошевелиться. Не нуждаясь в этом. Его окружали: одна легла на него, положив голову на его грудь. Вторая — обняла бедро. Третья сидела на возле головы, целуя его пальцы, прислонившись к его боку, проводя пальцами по его плечу.

И в этой тишине он понял: он не просто соединился с ними. Он стал частью их. А они частью его. И он понимал воспоминание об этот навсегда останется с ним.

Он едва пришёл в себя от неги что разлилась по телу, когда почувствовал, как нежные губы той что была снизу приникают к его паху — не с возбуждением, а с заботой. Осторожные, мягкие поцелуи скользили по его коже, смывая жар, испарину, следы их общего безумия. Он дёрнулся было — чувствительность была почти болезненной — но сразу замер. Потому что это было не просто касание. Это было… очищение.

Они не просто заботились о нём. Они приводили в порядок тело — как после обряда, как после пира. Словно возвращали его назад, на землю, из того влажного, жаркого неба, где он только что плавал, крича в чужие уста и глотая чужие вздохи.

Их языки были чуть шершавыми. Не грубыми — кошачьими. Это удивило его, когда кончик одного языка скользнул по бедру — и вместо шелка он почувствовал лёгкое трение, точечную ласку. В этом было что-то дикое, неуловимо нечеловеческое. Ему даже почудилось, что так, наверное, древние богини умывали своих возлюбленных после ночей, что длились века. Сперва — пах. Затем — низ живота. Потом — губы. Одна из них приникла к его рту, целовала уголки, как будто забирала с них остатки стона.

— Теперь можно, — раздался голос той, что до этого лежала на нем. Тёплый, довольный, чуть хрипловатый.

— Можешь снять маску, — добавила другая, с лёгкой усмешкой.

Лукас не стал спрашивать, просто потянулся к лицу. Маска была влажной от дыхания, тёплой, словно хранила жар чужих губ и стоны, которые ещё недавно растворялись в её ткани. Он стянул её медленно, будто опасаясь, что с маской исчезнет чары — и вдруг останется один, один в пустом зале, без ведьм, без жара, без их шепота.

Свет хлынул ему в глаза резко, золотисто, солнечно — настоящее дневное утро, которое будто нарочно решило не щадить того, кто только что побывал в другой реальности. Он прищурился, потер лоб… и замер.

Они стояли рядом, поодаль, и, не спеша, приводили себя в порядок. И, может, всё дело было в том, что он знал каждую из них изнутри — без лиц, без имён, только через тепло, тесноту и влажный трепет их лон. Но сейчас, видя их во всей наготе, он увидел их по-настоящему. Это были не просто ведьмы. Не просто красавицы. Это были тела-песни, в которых каждая нота уже отпечаталась в его памяти.

Первая — русоволосая, с кожей цвета весеннего мёда. Гладкой, ровной, с нежным светом, как будто в ней отражалось солнце. Волосы — золотые, лёгкими волнами падали на плечи, а груди — упругие, плотные, с большими розоватыми сосками, чуть припухшими от возбуждения. Бёдра крепкие, подтянутые, живот — ровный, с соблазнительной выемкой под пупком. Она стояла у зеркала, вытирая внутреннюю сторону бёдер влажной салфеткой, и её губы изгибались в лукавой, почти материнской улыбке. Он узнал её по тому, как она держала плечи — гордо, чуть поддразнивая, как в танце. Это она первой впустила его.

Вторая — тёмненькая, с коротким мальчишеским каре, игривыми глазами цвета лесного ореха и смуглой, оливковой кожей, которая казалась прогретой солнцем даже в тени. Она сидела на краю кушетки, широко раздвинув ноги, лениво протирая пах и лобок, по которому вились мягкие, тёплые, живые волоски. Её соски были почти чёрными, крупными, стояли туго, а живот, чуть выпуклый, казался созданным для того, чтобы на нём отдыхали головы. Она косо взглянула на него и, не прячась, раздвинула бёдра шире — чуть наклоняя голову, как бы спрашивая: «Ты точно помнишь, где был?»

Лукас ответил ей молчаливым кивком — не в силах оторвать взгляд.

Третья — светлокожая, с лёгкими веснушками на плечах и ключице, под которой — едва видимая татуировка, словно из старой магической книги. Волосы — тёмно-каштановые, густые, тяжёлые, собранные в небрежный узел. Её тело было стройным, почти девичьим, с узкими бёдрами, но грудь — округлая, крупнее, чем у остальных, со светло-розовыми ареолами, чуть покусанных, словно от чьих-то нетерпеливых губ. Она как раз стояла к нему вполоборота, очищая грудь салфеткой, с которой стекали остатки прозрачной влаги — и с ухмылкой наблюдала за тем, как его взгляд скользит по ней. Её глаза были серыми, точными, как наконечники стрел. Он узнал её по пальцам. Это были её руки — те, что умело ласкали его в самые уязвимые мгновения.

— Довольный? — с улыбкой спросила русоволосая, вытирая пальцами губу, точно проверяя — не остался ли там след поцелуя.

— Пока можешь смотреть, — добавила тёмненькая, в голосе которой играла искренняя насмешка. Она неспешно провела салфеткой по внутренней стороне бедра, а затем лениво потянулась, выгибая спину.

— Но не обольщайся. Мы ещё не закончили, — хмыкнула третья, и в её голосе прозвучала всё та же деловая строгость, которая почему-то возбуждала не меньше, чем поцелуи.

Они не торопились одеться. И не пытались прикрыться. Они стояли в окружении света, как богини после жертвоприношения — полные, сияющие, и совершенно спокойные. Лукасу вдруг захотелось остаться. Не уходить. Просто лежать и смотреть на них. И запомнить. Не на память — на тело.

Но, увы, тела имели другие планы.

— Переворачивайся, — сказали они в унисон, закончив приводить в порядок себя.

Лукас выдохнул и перекатился на живот, чувствуя, как простыня под ним приятно холодит грудь. Кожа его спины была влажной, пот тёк медленно, в изгибы позвоночника, смешиваясь с остатками масла и дыханием только что завершившегося безумия. Мышцы ныли, каждая — от плеч до бёдер — отзывалась тяжелым, но томным гулом. Он чувствовал, как пульс внизу живота ещё отдаёт отголосками, будто само тело запоминало ритм, в который они сливались. Ещё один раунд? Он бы, может, и пережил… Но дорога в Москву точно бы оказалась под вопросом. Потому что от него осталась бы только оболочка. Облегчённая, улыбающаяся и безвольная.

Девушки не оделись. Ни одна из них. Они так и остались обнажёнными — тела подрагивали, на коже блестели капли, волосы касались плеч и грудей, а ступни оставляли тёплые следы на полу, когда они менялись местами вокруг стола. Он ощущал их. Видел — насколько позволял угол обзора: животы, округлые бёдра, лобки с разной линией — гладкие и с мягким пушком, спины с изгибами, от которых хотелось вздохнуть. Всё было видно: он лежал на животе, но видел, как одна, стоя сбоку, чуть подалась вперёд, и её грудь — полная, с тёмными сосками — повисла, качаясь от движений руки. Другая, наклонившись над ним, провела ладонью по его пояснице, а её груди коснулись его затылка.

Пальцы начали скользить по телу. Снова. Но теперь иначе. Масло было чуть прохладным, они согревали его своими ладонями. По спине — длинные, плавные линии, от шеи к копчику. Затем — круговые движения вокруг лопаток. Пальцы уходили ниже — к талии, к бёдрам, сжимающимся под каждой глубокой линией. Одна из них — та самая тёмненькая — присела у его головы и начала массировать затылок и шею, перебирая волосы и нажимая в нужные точки. Другая в это время тёрла поясницу. Третья — бедра. Все трое молчали… пока одна не нарушила тишину.

— Ну, ты хорошо держался. — в голосе скользила довольная ленца.

— Даже слишком хорошо, — усмехнулась другая. — Мы поспорили, как долго ты продержигься. Я поставила на «после первого раза».

— А он, по-моему, и сейчас на грани… — третья шаловливо коснулась пальцами границы ягодиц. Линия была почти интимной — но её жест не зашёл дальше. Только намёк. Легкое обещание.

— Кто бы говорил, Ришка, ты вообще заявила, что он убежит сразу.

Девушки засмеялись и Лукас вместе с ними, уткнувшись в подголовник.

— Дамы, если вы ещё раз начнёте свои колдовские игры…

— То что? — хором переспросили они.

— …то мне понадобится инвалидная коляска, чтобы вернуться в Москву. И носилки. Лучше мягкие.

Девичий смех разнёсся по комнате — живой, весёлый, искренний. Лукас улыбнулся. Не потому что шутка удалась — а потому что в этом смехе не было ни капли ведьмовства. Просто радость. Молодость. Веселье. Эти три обнажённые красавицы, которых он поначалу считал чуть ли не древними существами, сейчас смеялись так, как смеются только когда не больше двадцати, и впереди — только вечеринки, лето и тёплая река. Он вдруг понял, что его домыслы — о возрасте, о масках, о тайнах — может, и были правдой… но в этом моменте это было неважно. Потому что так легко, так искренне могут смеяться только те, у кого и тело, и душа ещё не скованы временем.

Он чуть приоткрыл глаза — и увидел, как русоволосая приглаживает волосы, смахивает с груди остатки влаги, а другая сидит на корточках у его бедра, тыльной стороной пальцев проводя по коже. Она заметила его взгляд — и, не прячась, раздвинула колени чуть шире, будто приглашая снова. Лукасу стало жарко — и одновременно смешно. Он уже не знал, где граница — между ритуалом, соблазном и заботой.

Массаж продолжался. Его тело стало тяжелым, но не в тягости, а в спокойствии. Он чувствовал, как пальцы — ласковые, профессиональные — убирают напряжение. Как масло впитывается. Как кожа становится гладкой, податливой. Пальцы скользили по плечам, по икрам, по бокам. Где-то они нажимали, вытягивали, где-то — еле касались, щекотали нерв.

Он не знал, в какой момент дыхание стало ровным. Где исчезли границы между движением и покоем. Мысли уносились вдаль. Но одна всё же всплыла.

Это задание. Обычное поручение отца. Приворожить. Подчинить. Договориться. Как всегда. Он уже не первый раз сталкивался с ведьмами: кто-то держал салон, кто-то травяной бизнес, кто-то делал «привороты по фото» в инстаграме. Он знал их манеры. Знал, как втереться в доверие, как заставить подписать бумаги, а потом передать их бизнес в сеть. В его сеть. И в сеть его отца.

Но здесь всё иначе.

— С Ариной будь осторожен, — сказал отец, когда вручал ему это поручение. — Если она — та самая, о ком я думаю, то это будет твоё самое сложное дело. Она умна. Сильна. И стара.

Лукас тогда спросил:

— Почти как ты, отец?

Но ответа не последовало. Только молчание. И странная, тяжёлая пауза. Такая, как бывает перед грозой.

Он хотел бы думать, что всё это было просто ритуалом, магией, соблазном. Но — нет. Что-то здесь было глубже. Что-то, что уже цепляло его не только телом, но и душой. Он почувствовал, как тело медленно проваливается в тишину. Он хотел бы сказать им что-то — ещё одну шутку, ещё одно слово. Но рот был тяжёлым. Веки — свинцовыми. Пальцы не слушались.

Где-то в глубине сознания вспыхнула мысль: устал. После такого марафона не устать было сложно. Он не знал, что в одном из масел, мягко втираемых в его позвоночник и плечи, была капля зелья. Не опасного. А старого, как сама магия. Капля настоя маковых лепестков, капля сна девичьего, капля молчаливого согласия. Арина велела добавить это. Не из вреда. А чтобы он ушёл — спокойно. И принёс с собой только правильное.

Последнее, что он услышал — как один из голосов, тихий, почти детский, шепчет у уха:

— Засыпай...

И он подчинился.

____________________________________________________________

Полную версию этой книги и других можно найти тут:

https://litnet.com/ru/virael-de-la-fer-u12436481

Прочие странички автора.

https://boosty.to/verassa

https://m.vk.com/id537120240

https://www.litres.ru/author/kuryana-sokolova/

https://author.today/u/virael