Когда Ивана бросила Наталья, а веревка с мылом как следует не помогла, он осознал, что презирает весь женский род.

И пускай, женщины были тем единственным, что, он как мужчина и художник любил. Их грацию, фигуры, тела, бархатную кожу, сладкие стоны, которые они издают в постели.

Проблема была в том, что та женщина, которой он посвятил всё свое пылающее сердце, отдал ей свою душу лишь бы наслаждаться ей, её теплом, общением и той космической связью, о которой он мечтал с самого детства, все это в один момент исчезло.

Но страшнее всего, что исчезла не просто какая-то женщина с которой, он спал, трахался и гулял. Исчезла вера в искусство.

То, что раньше лучше всего получалось, картины, которые признавали лучшие европейские мастера, живопись жизни, которую из своего горячего сердца с помощью кисти, доставал этот молодой юноша, создавая потрясающие шедевры колористики и экспозиции, символизма и смыслов, в миг, в тот самый миг, прекратилось.

После свадьбы весь месяц Иван пил. Пил по-чёрному, чтобы забыться. Забыть человека, которому посвятил всего себя, дал ему связи, обул, одел, обогрел и поверил. Забыть друзей, что насмехались над его горем. Забыть о выставки во Франции, на которую он по очевидным причинам не успеет и не допишет свою картину, на которую так много ставил. А самое главное — забыть, что он просто человек, не Бог, не творец и не посланник с очарованного Марса, который был прислан на Землю, чтобы рассказать людям о любви, о нежности, о смысле жизни, которого, судя по всему нет.

Худощавый Иван Костомаров долго сидел подле своего мольберта с холстом и просто смотрел на картину. Презирающе. Эти розовые небеса с молочными облаками и берёзовая море с прожилками синевы, падающее солнце, истекающее кровью заката.

Все это напоминало о ней. Той суки, что предало его, кинула как гребённая падла во время боя.

И сейчас, в дрожащих руках от водки, с посиневшими губами от асфиксии и абсолютно белым, почти мёртвым лицом, Иван сидел на балконе своей квартиры и просто взирал приближающемуся свету.

Нева. Красивая река и одновременно строгая, она единственная была свидетелем его разрушения, свидетельницей убийства художника, которому раскололи на тысячи осколков душу, перемололи сердце и выкинули, как не нужную игрушку.

Типичный русский вопрос. Что делать ?

Что делать ? Если даже уйти красиво не получается ? Что делать ? Если все кто был раньше либо жалкие предатели ? Либо очерствелые души ремесленников, которые не могут понять чисто физически, то каково это, просрать свой дар.

Дар непросто рисовать картинки городов, лесных пейзажей или портреты не интересных людей, а проникать в толщею наших воспоминаний, чувств, ощущений. Выскабливать ланцетом из сердца всю любовь и подогревать её нежностью, дать надежду, эмоции, веру. Зажечь даже в простом человеке — желание жить несмотря не на что.

То были картины, когда Иван писал не красками.. А любовью. А сейчас ?

Но внезапно, сидя на высоком балконе, свесив ноги на карниз, Иван, точно умер. Солнце восходящее и освещавшие путь, осветила и его голову и сотни разбитых в дребезги осколков...

Надежда.

Она загорелась ярким пламенем в душе, вымокшего от грязи мира художника. Это не просто так — подумал Иван, оглянувшись и увидев как блестящие лучи янтарного солнце проникали прямо на висящую для полёта мысли — карту.

Одно слово тут же поменяло абсолютно всё тогда, в жизни художника. Бангкок.

Влажные улицы Бангкока встретили меня своей изящностью. В них не было напускной европейской скованности и строгого порядка. Только жизнь.

Я брел по дороге один, не останавливаясь.

В ноздри сразу полетели ароматы жареной еды, кузнечиков и вони гнилых фруктов.

Силом — район Бангкока встретил меня в своём настоящем состоянии и это меня, как художника, сразу же влюбило.

Меня окутывали неоновые вывески модных баров, скользящих по моим глазам. Со всех сторон мне виделись потускневшие тени небольших людей, в шлёпанцах и шортах, от которых исходил кисловатый запах пота с пивом.

Позади меня, жестяные тук-туки стучали колесами по влажной, почти вспотевшей дороги и ночь... В Таиланде она величественная. Загадочная как запретная любовь и в тоже время, откровенная, почти пугающая.

Я снял себе недорогой гостиничный номер за 300 батт. Вышел прогуляться, и насладиться видами. В моей гостинице пахло жасмином и йодом, через тонкие деревянные стенки доносились пьяные крики немцев и тайцев.

Милая девочка хостес в ковбойской шляпке, (очевидно, подарок американца), нежно улыбалась мне и рассказывала на английском о том, как хорошо, что я пришёл именно сюда.

Я же, уголком глаза видел в запотевшее окно, как мимо меня какой-то горе-мотециклист обливает коричневой грязной водой какого-то старенького и пожухлого деда с больной и обгоревшей кожей.

Затем, я посмотрел на свои апартаменты и перекусил рисом с мясом и пошел гулять по городу, словно не боясь получить ****ы или пойти на органы. В любом случае — думал я — кому нахуй нужны мои органы в Таиланде ? Наверное только член ?

Мимо меня проходили толпы низеньких людей, туристов и блюстителей из полиции — тоже в шортах. Я шёл слегка под градусом, чтобы так сказать, почувствовать вдохновение ветра.

Через неделю меня ждала буржуазная Франция с её точечной стерильностью, запрятанной в глубине бедных кварталов мрачностью и откровенной зловоностью.

Тут, я чувствовал себя словно голым, но с таким же обнажёнными людьми.

Низенькие дворики были только, где я снял номер, а вот в центре Бангкок смотрелся иначе. Цветастый огромный, запретный. Ворох наркобарыг, зазывалы в массажных салонах, даже симпатичные девчонки тайки, почти голые, буквально выпрыгивали на меня, чтобы я использовал их услуги.

Но меня нахрапом не возьмёшь, тем более, пока я хотел покормить культурой своего художника, до грязи города — я дойду чуть позже.

Десятки баров, веселого дыма от травки и аромата фруктов навязчиво окутывало меня смогом из греха и разврата. Казалось именно так выглядит Содом и Гоморра, но похоже, бог даже не думает уничтожить этот город. И правильно думает.

Я ощущал легкое головокружение от влажного воздуха. Пот тек по спине литрами, почти как Ниагарский водопад

Тем не менее, в прогляди желтых лучей, там возле пестрых вывесок, дыма от кальянов и тусклого света фонарного столба, я заметил неприметную тоненькую фигурку.

Юная почти с детским личиком девушка, с густыми, облитыми ночью, волосами до плеч, стояла в милых зелёных шортиках и белой майке, поглядывая на меня, своими темными, чарующими глазами.

Я нервно подошёл поближе, чтобы точно убедиться, мне ли она дает эти знаки.

Длинные ресницы мило порхали, как бабочки, а одновременно детская и такая порочная улыбка врезалась острием прямо в мои штаны.

Единственное что мне хотелось это восхитить её, срисовать её силуэт и дополнять каждую минуту деталями её обуревающей внешности.

Тусклый свет обливал её оранжевой водой света, демонстрируя её во всей красе. Узкие но такие выразительные глаза, чувственные губы, талия с аккуратной грудью.

Не помню что тогда произошло, но она, словно поняла меня и подошла ближе, сказав по английски, что хочет познакомиться.

Я был пьян и не мог нормально ответить и ответил тем, что кажется даже для Бангкока является излишеством — поцеловал её.

На её жестком запястье была нарисована бабочка в клетке. Её дыхание было таким де спертым, словно она в первый раз целовалась.

Шум криков торговцев, удари однообразной попсовой музыки, вонь жареной еды, вкус её дешевой фруктовой помады, аромат духов, дрожь, которая охватывала меня по всему телу и её такая добрая, ласковая улыбка.

— Лала.... — сказала она с акцентом, прижавшись к моему груди, прямо в центре этого кишащего развратом города, который продает одиноким людям сердца... За бесценно.

Я прижался к ней так сильно, что вспомнил Наталью. Её тело мне когда-то казалось идеалом. Вспомнился наш первый поцелуй в 2011 году, под дождём, прямо после сдачи моей дипломной работы. Помнил её пальцы, которые гладили мой неказистый подбородок. Затем постель, первый секс, когда я впервые кончил в девушку без презерватива... Тления огня.. Аромат розы.. Гроза...

Тусклый свет фонарей смешивался с пестрыми неоновами оттенками сливаясь в одиночество всех и вся. Вот она жизнь. Такая, какая есть.

Её губы казались липкими от дешёвой помады, а её мускулистое предплечье только слегка меня тогда напугало.

Молитвенные колокольчики звонили где-то рядом, смешиваясь под звуки музыки и трескотню тук-туков.

Я передал липкие банкноты Лале и мы за руку пошли ко мне. Еще никогда в жизни я не ощущал этого прилива возбуждения. Казалось, я бы хотел взять её прямо здесь, сделать это нарочито грязно, как нравится этому сраному городу ! Но увидев её нежные губы, глаза, такие одинокие и любящие, с надеждой одинокой девочки.. Никакой секс меня уже не грел. Больше не грел

***

Когда мы пришли, в гостинице уже все спали. Девочка хостес галатно улыбнулась мне, когда я привел к себе Лалу, прижав её плечики к себе.

В номере, в котором было так влажно и приятно в этой полой темноте, на скрипучей пахнущей гнилостным ароматом кровати, я стал нервным.

Лалу я посадил на кровать и она уже начала раздеваться, но я мило сказал :

— Давай поговорим — произнёс я видя как напряжение в её глазаха резко исчезло.

Такая аккуратная, но одновременно огненная и страстная, она подобно инопланетянке смотрела на меня.

— Я тебе не нравлюсь — спросила девушка на ломаном английском.

— Что ты.. Начал я... Очень... Но.. Понимаешь.. Я развёлся

— Развод ? Что это ? — задала она то ли действительно интересуясь, то ли желая продолжить беседу в надежде не работать.

Я рассказал, что это и слегка прикоснулся к её нежным ножкам, она вздрогнула.

Её аромат волос сводил меня с ума, а такое страстное лицо приводило в изумление.

— Мне кажется... Ты так устал — сказала она, осматривая меня и освобождая меня от одежды.

Уже была полноценная ночь. Мой район был относительно тихим и тишина проносилась рёвом поезда. Только её, чуть грубоватый голос, вибрировал в воздухе, как будто так и должно было быть.

— Ты боишься меня ? — спросил я у Лалы.

Девушка улыбнулась.

— Уже нет... Совсем нет...

После её слов, я переступил черед нормы. Положил руку прямо на грудь и стал снимать с неё майку, медленно покручивая её тёмные соски, облизывая их.

Лала, возбуждаясь, стала волнительно снимать ремень штанов и горячей ручкой прикасалась ко мне.

Ночь дышала грехом мне прямо в лицо, а тишина пела нам песню.

— Можно — спросил я, снимая с неё джинсовые шортики и видя контур её бёдер в белых трусиках, увидел как что-то напряжённое двигалось в них.

«Нет.. Нет-нет.. ****ь.. Да это же..»

Внезапно, моя рука сама потянулась вниз, не для того чтобы оттолкнуть, а чтобы ощутить. Художник во мне проснулся раньше мужчины - какая текстура, какие линии... Это же готовая скульптура Родена, чёрт возьми.

А потом, я вдруг засмеялся. Громко, истерично, до слёз. «Боже, как же я слеп... Ты прекрасна. Всё в тебе - прекрасно.» Её губы дрогнули, и я поймал вкус слёз на её языке.

Тем не менее, как бы я не отнекивался, моё тело реагировало раньше сознания - член напрягся, предательски пульсируя. Лала спросила меня.

— Ты не знал ? — грустно и пугливо поглядывая, словно ожидая что я ударю его или все таки её ?

В моей руке был её стержень, который я нежно ласкал рукой, пока Лала делала тоже самое со мной.

Ночь была глубокой, почти как дно самого холодного айсберга.

Без жены.. Лучшего друга, который переспал с мой женой.. Без творчества... Без веры в будущее. .. Только я и она.Два одиноких сердца. Прямо тут. В чертовом городе разврата.

— Тебе не нравится ? — спрашивала исподволь Лала.

— В том то и дело.. Нравится.. Но ты..

— Бой ?

— Да... — печально сказал я, видя её сексуланое тело и ощущая, как чувство сладостного греха заполняет мою душу грязью, выволакивая из меня все вспотевшие от гари разврата ценности, превращая их в пепел.

Лала упала своей головой вниз и стала чмокать меня, нервно пульсируя ртом, а я кричал и вопил, но внутри, грязный художник плескался от радости.

Так нежно она делала это, как не делала даже Наталья, а я стал двигаться еще сильнее, ощущая как скоро, меня ударит волнами оргазма, посреди холодного океана отчаяния.

— А-а-а-а-а! — крикнул я кончив ей на лицо.

Казалось бы, чувство вины должно было меня охватить и убить, но увидев радостные глаза Лалы, её смуглое личико в моей белой пасте, я сделал то, что хотел. Просто нежно поцеловал.

— Ты такой милый — говорила экзотичная девушка, глядя мне в глаза, держась за красный член. — И вкусный.

— Разве я милый ? Я ведь извращенец... Использую тебя.. — сказал я, хлюпая носом от сделанного.

Лада обняла меня крепко и поцеловала. Затем, тонким голосом произнесла :

— Ты не извращенец.. Тебе не достаёт любви... Я буду рада воплотить твои фантазии — сказала девушка и протянула мне номер телефона. — Захочешь встретиться, пообщаться или понаслаждаться — буду рада тебе.. Не за деньги.

Внезапно меня будто проткнуло.

— Почему ты не берешь деньги с меня ?

Лала начала одеваться и с улыбкой сказала:

— Ты... Нравишься мне.. Вот так... — печально сказала девушка, возбудившись, но я тут же сказал :

— Может тебе тоже приятно сделать ?

— Ты пока не готов... Поспи.

Она ушла. А я остался один наедине с черной и влажной темнотой. Один.

Когда Ивана бросила Наталья, а веревка с мылом как следует не помогла, он осознал, что презирает весь женский род.

И пускай, женщины были тем единственным, что, он как мужчина и художник любил. Их грацию, фигуры, тела, бархатную кожу, сладкие стоны, которые они издают в постели.

Проблема была в том, что та женщина, которой он посвятил всё свое пылающее сердце, отдал ей свою душу лишь бы наслаждаться ей, её теплом, общением и той космической связью, о которой он мечтал с самого детства, все это в один момент исчезло.

Но страшнее всего, что исчезла не просто какая-то женщина с которой, он спал, трахался и гулял. Исчезла вера в искусство.

То, что раньше лучше всего получалось, картины, которые признавали лучшие европейские мастера, живопись жизни, которую из своего горячего сердца с помощью кисти, доставал этот молодой юноша, создавая потрясающие шедевры колористики и экспозиции, символизма и смыслов, в миг, в тот самый миг, прекратилось.

После свадьбы весь месяц Иван пил. Пил по-чёрному, чтобы забыться. Забыть человека, которому посвятил всего себя, дал ему связи, обул, одел, обогрел и поверил. Забыть друзей, что насмехались над его горем. Забыть о выставки во Франции, на которую он по очевидным причинам не успеет и не допишет свою картину, на которую так много ставил. А самое главное — забыть, что он просто человек, не Бог, не творец и не посланник с очарованного Марса, который был прислан на Землю, чтобы рассказать людям о любви, о нежности, о смысле жизни, которого, судя по всему нет.

Худощавый Иван Костомаров долго сидел подле своего мольберта с холстом и просто смотрел на картину. Презирающе. Эти розовые небеса с молочными облаками и берёзовая море с прожилками синевы, падающее солнце, истекающее кровью заката.

Все это напоминало о ней. Той суки, что предало его, кинула как гребённая падла во время боя.

И сейчас, в дрожащих руках от водки, с посиневшими губами от асфиксии и абсолютно белым, почти мёртвым лицом, Иван сидел на балконе своей квартиры и просто взирал приближающемуся свету.

Нева. Красивая река и одновременно строгая, она единственная была свидетелем его разрушения, свидетельницей убийства художника, которому раскололи на тысячи осколков душу, перемололи сердце и выкинули, как не нужную игрушку.

Типичный русский вопрос. Что делать ?

Что делать ? Если даже уйти красиво не получается ? Что делать ? Если все кто был раньше либо жалкие предатели ? Либо очерствелые души ремесленников, которые не могут понять чисто физически, то каково это, просрать свой дар.

Дар непросто рисовать картинки городов, лесных пейзажей или портреты не интересных людей, а проникать в толщею наших воспоминаний, чувств, ощущений. Выскабливать ланцетом из сердца всю любовь и подогревать её нежностью, дать надежду, эмоции, веру. Зажечь даже в простом человеке — желание жить несмотря не на что.

То были картины, когда Иван писал не красками.. А любовью. А сейчас ?

Но внезапно, сидя на высоком балконе, свесив ноги на карниз, Иван, точно умер. Солнце восходящее и освещавшие путь, осветила и его голову и сотни разбитых в дребезги осколков... Надежда.

Она загорелась ярким пламенем в душе, вымокшего от грязи мира художника. Это не просто так — подумал Иван, оглянувшись и увидев как блестящие лучи янтарного солнце проникали прямо на висящую для полёта мысли — карту.

Одно слово тут же поменяло абсолютно всё тогда, в жизни художника. Бангкок.

Влажные улицы Бангкока встретили меня своей изящностью. В них не было напускной европейской скованности и строгого порядка. Только жизнь.

Я брел по дороге один, не останавливаясь.

В ноздри сразу полетели ароматы жареной еды, кузнечиков и вони гнилых фруктов.

Силом — район Бангкока встретил меня в своём настоящем состоянии и это меня, как художника, сразу же влюбило.

Меня окутывали неоновые вывески модных баров, скользящих по моим глазам. Со всех сторон мне виделись потускневшие тени небольших людей, в шлёпанцах и шортах, от которых исходил кисловатый запах пота с пивом.

Позади меня, жестяные тук-туки стучали колесами по влажной, почти вспотевшей дороги и ночь... В Таиланде она величественная. Загадочная как запретная любовь и в тоже время, откровенная, почти пугающая.

Я снял себе недорогой гостиничный номер за 300 батт. Вышел прогуляться, и насладиться видами. В моей гостинице пахло жасмином и йодом, через тонкие деревянные стенки доносились пьяные крики немцев и тайцев.

Милая девочка хостес в ковбойской шляпке, (очевидно, подарок американца), нежно улыбалась мне и рассказывала на английском о том, как хорошо, что я пришёл именно сюда.

Я же, уголком глаза видел в запотевшее окно, как мимо меня какой-то горе-мотециклист обливает коричневой грязной водой какого-то старенького и пожухлого деда с больной и обгоревшей кожей.

Затем, я посмотрел на свои апартаменты и перекусил рисом с мясом и пошел гулять по городу, словно не боясь получить пизды или пойти на органы. В любом случае — думал я — кому нахуй нужны мои органы в Таиланде ? Наверное только член ?

Мимо меня проходили толпы низеньких людей, туристов и блюстителей из полиции — тоже в шортах. Я шёл слегка под градусом, чтобы так сказать, почувствовать вдохновение ветра.

Через неделю меня ждала буржуазная Франция с её точечной стерильностью, запрятанной в глубине бедных кварталов мрачностью и откровенной зловоностью.

Тут, я чувствовал себя словно голым, но с таким же обнажёнными людьми.

Низенькие дворики были только, где я снял номер, а вот в центре Бангкок смотрелся иначе. Цветастый огромный, запретный. Ворох наркобарыг, зазывалы в массажных салонах, даже симпатичные девчонки тайки, почти голые, буквально выпрыгивали на меня, чтобы я использовал их услуги.

Но меня нахрапом не возьмёшь, тем более, пока я хотел покормить культурой своего художника, до грязи города — я дойду чуть позже

Десятки баров, веселого дыма от травки и аромата фруктов навязчиво окутывало меня смогом из греха и разврата. Казалось именно так выглядит Содом и Гоморра, но похоже, бог даже не думает уничтожить этот город. И правильно думает.

Я ощущал легкое головокружение от влажного воздуха. Пот тек по спине литрами, почти как Ниагарский водопад

Тем не менее, в прогляди желтых лучей, там возле пестрых вывесок, дыма от кальянов и тусклого света фонарного столба, я заметил неприметную тоненькую фигурку.

Юная почти с детским личиком девушка, с густыми, облитыми ночью, волосами до плеч, стояла в милых зелёных шортиках и белой майке, поглядывая на меня, своими темными, чарующими глазами.

Я нервно подошёл поближе, чтобы точно убедиться, мне ли она дает эти знаки.

Длинные ресницы мило порхали, как бабочки, а одновременно детская и такая порочная улыбка врезалась острием прямо в мои штаны.

Единственное что мне хотелось это восхитить её, срисовать её силуэт и дополнять каждую минуту деталями её обуревающей внешности.

Тусклый свет обливал её оранжевой водой света, демонстрируя её во всей красе. Узкие но такие выразительные глаза, чувственные губы, талия с аккуратной грудью.

Не помню что тогда произошло, но она, словно поняла меня и подошла ближе, сказав по английски, что хочет познакомиться.

Я был пьян и не мог нормально ответить и ответил тем, что кажется даже для Бангкока является излишеством — поцеловал её.

На её жестком запястье была нарисована бабочка в клетке. Её дыхание было таким де спертым, словно она в первый раз целовалась.

Шум криков торговцев, удари однообразной попсовой музыки, вонь жареной еды, вкус её дешевой фруктовой помады, аромат духов, дрожь, которая охватывала меня по всему телу и её такая добрая, ласковая улыбка.

— Лала.... — сказала она с акцентом, прижавшись к моему груди, прямо в центре этого кишащего развратом города, который продает одиноким людям сердца... За бесценно.

Я прижался к ней так сильно, что вспомнил Наталью. Её тело мне когда-то казалось идеалом. Вспомнился наш первый поцелуй в 2011 году, под дождём, прямо после сдачи моей дипломной работы. Помнил её пальцы, которые гладили мой неказистый подбородок. Затем постель, первый секс, когда я впервые кончил в девушку без презерватива... Тления огня.. Аромат розы.. Гроза...

Тусклый свет фонарей смешивался с пестрыми неоновами оттенками сливаясь в одиночество всех и вся. Вот она жизнь. Такая, какая есть.

Её губы казались липкими от дешёвой помады, а её мускулистое предплечье только слегка меня тогда напугало.

Молитвенные колокольчики звонили где-то рядом, смешиваясь под звуки музыки и трескотню тук-туков.

Я передал липкие банкноты Лале и мы за руку пошли ко мне. Еще никогда в жизни я не ощущал этого прилива возбуждения. Казалось, я бы хотел взять её прямо здесь, сделать это нарочито грязно, как нравится этому сраному городу ! Но увидев её нежные губы, глаза, такие одинокие и любящие, с надеждой одинокой девочки.. Никакой секс меня уже не грел. Больше не грел

***

Когда мы пришли, в гостинице уже все спали. Девочка хостес галатно улыбнулась мне, когда я привел к себе Лалу, прижав её плечики к себе.

В номере, в котором было так влажно и приятно в этой полой темноте, на скрипучей пахнущей гнилостным ароматом кровати, я стал нервным.

Лалу я посадил на кровать и она уже начала раздеваться, но я мило сказал :

— Давай поговорим — произнёс я видя как напряжение в её глазаха резко исчезло.

Такая аккуратная, но одновременно огненная и страстная, она подобном инопланетянке смотрела на меня.

— Я тебе не нравлюсь — спросила девушка на ломаном английском.

— Что ты.. Начал я... Очень... Но.. Понимаешь.. Я развёлся

— Развод ? Что это ? — задала она то ли действительно интересуясь, то ли желая продолжить беседу в надежде не работать.

Я рассказал, что это и слегка прикоснулся к её нежным ножкам, она вздрогнула.

Её аромат волос сводил меня с ума, а такое страстное лицо приводило в изумление.

— Мне кажется... Ты так устал — сказала она, осматривая меня и освобождая меня от одежды.

Уже была полноценная ночь. Мой район был относительно тихим и тишина проносилась рёвом поезда. Только её, чуть грубоватый голос, вибрировал в воздухе, как будто так и должно было быть.

— Ты боишься меня ? — спросил я у Лалы.

Девушка улыбнулась.

— Уже нет... Совсем нет...

После её слов, я переступил черед нормы. Положил руку прямо на грудь и стал снимать с неё майку, медленно покручивая её тёмные соски, облизывая их.

Лала, возбуждаясь, стала волнительно снимать ремень штанов и горячей ручкой прикасалась ко мне.

Ночь дышала грехом мне прямо в лицо, а тишина пела нам песню.

— Можно — спросил я, снимая с неё джинсовые шортики и видя контур её бёдер в белых трусиках, увидел как что-то напряжённое двигалось в них.

«Нет.. Нет-нет.. Блядь.. Да это же..»

Внезапно, моя рука сама потянулась вниз, не для того чтобы оттолкнуть, а чтобы ощутить. Художник во мне проснулся раньше мужчины - какая текстура, какие линии... Это же готовая скульптура Родена, чёрт возьми.

А потом, я вдруг засмеялся. Громко, истерично, до слёз. «Боже, как же я слеп... Ты прекрасна. Всё в тебе - прекрасно.» Её губы дрогнули, и я поймал вкус слёз на её языке.

Тем не менее, как бы я не отнекивался, моё тело реагировало раньше сознания - член напрягся, предательски пульсируя. Лала спросила меня

— Ты не знал ? — грустно и пугливо поглядывая, словно ожидая что я ударю его или все таки её ?

В моей руке был её стержень, который я нежно ласкал рукой, пока Лала делала тоже самое со мной.

Ночь была глубокой, почти как дно самого холодного айсберга.

Без жены.. Лучшего друга, который переспал с мой женой.. Без творчества... Без веры в будущее. .. Только я и она.Два одиноких сердца. Прямо тут. В чертовом городе разврата.

— Тебе не нравится ? — спрашивала исподволь Лала.

— В том то и дело.. Нравится.. Но ты...

— Бой ?

— Да... — печально сказал я, видя её сексуланое тело и ощущая, как чувство сладостного греха заполняет мою душу грязью, выволакивая из меня все вспотевшие от гари разврата ценности, превращая их в пепел.

Лала упала своей головой вниз и стала чмокать меня, нервно пульсируя ртом, а я кричал и вопил, но внутри, грязный художник плескался от радости.

Так нежно она делала это, как не делала даже Наталья, а я стал двигаться еще сильнее, ощущая как скоро, меня ударит волнами оргазма, посреди холодного океана отчаяния

— А-а-а-а-а! — крикнул я кончив ей на лицо.

Казалось бы, чувство вины должно было меня охватить и убить, но увидев радостные глаза Лалы, её смуглое личико в моей белой пасте, я сделал то, что хотел. Просто нежно поцеловал.

— Ты такой милый — говорила экзотичная девушка, глядя мне в глаза, держась за красный член. — И вкусный.

— Разве я милый ? Я ведь извращенец... Использую тебя.. — сказал я, хлюпая носом от сделанного.

Лада обняла меня крепко и поцеловала. Затем, тонким голосом произнесла :

— Ты не извращенец.. Тебе не достаёт любви... Я буду рада воплотить твои фантазии — сказала девушка и протянула мне номер телефона. — Захочешь встретиться, пообщаться или понаслаждаться — буду рада тебе.. Не за деньги.

Внезапно меня будто проткнуло.

— Почему ты не берешь деньги с меня ?

Лала начала одеваться и с улыбкой сказала:

— Ты... Нравишься мне.. Вот так... — печально сказала девушка, возбудившись, но я тут же сказал :

— Может тебе тоже приятно сделать ?

— Ты пока не готов... Поспи.

Она ушла. А я остался один наедине с черной и влажной темнотой. Один.

Вспоминая лицо Натальи, её распаренное тело во время измены на свадьбе, зеленую верёвку, которую я купил тогда, все это словно всплыло во мне прямо на холст.

Подобно утренней эрекции, я начал рисовать. Кисть сама двигалась по холсту.

Сладковатый аромат моих красок проносился по влажной комнате вместе с варевом каких-то соседей и вонью гнилых фруктов.

Работа получалась без меня, без моих мыслей, образов, без учета времени и пространства. Картина просто шла. Яркая. Пышная. В ней было сотни образов процеженной из сломанной души, которая полилась прямо на холст. Все оттенки зелёного — Бангкок. Все оттенки красного — моя жизнь. Все оттенки синего — одиночество. Все оттенки жёлтого —

Надежда

А дальше.. Девушка без лица. Только её фигура и чёрные, развивающиеся волосы, которые несет ветер.

Она, в чистом, белом платье сидела и смотрела куда-то вдаль. По её смуглой коже падал райский свет солнца, а её ноги касались воды, которая от её прикосновения становилось удивительно бирюзового, драгоценного цвета.

Затем... Дрожь. Вот она. Картина. После измены, я писал каждый день даже в самое страшное похмелье, даже тогда, когда хотел залезть шеей на верёвку, но никогда я не чувствовал лёгкости, смысла, эмоции. Всегда меня била бесполезность, вторичность и не нужность.

Это сравнимо с полётом. Ты умеешь летать и делаешь это на рефлексах, не думая, не осознавая, де-ла-я. Но внезапно, делая у тебя получается дерьмо, чтобы ты не писал, не задумывал и не надеялся. Дерьмо. Вторичное. Ненужное.

Вчерашняя ночь с Лалой переродила меня.Если бы кто-то, до вчерашнего дня, сказал бы мне «Трахнуться с мужиком» чтобы проблемы прошли. Вот вам крест, я бы убил этого человека, но не сегодня.

Мысль, что мужик может быть нежнее любой женщины в мире, до усрачки напугала меня, но и забыть это — я уже не могу.

В этом кусочке мира я никому не нужен, впрочем, как и в любом другом. Но если раньше меня это пугало, то сейчас, я ощущаю, что в этом моя сила.

Я шёл завтракать в местное кафе. Девочка хостес мило улыбнулась мне, сказав, что я большой молодец. Не знаю, слышала ли она меня вчера с Лалой ? Но даже если и так, большое ей спасибо.

Рис с мясом с горячими овощами, мясом и острыми соусами с вкусным тайским кофе ? Что может быть лучше.

Я сидел и уже ощущал влагу своей белой рубашкой. Темноватое помещение стало наполняться людьми, а шум тарелок и

чашек стал усиливаться. Город просыпался.

Я сидел рядом с окном и наблюдал на утренний Сивул. Свинцовое небо не мешало мне любоваться городом, жизнерадостными, хоть и очень бедными людьми, с грязью и помойками, влагой и зелеными мухами.

Здесь я снова родился. Впервые я почувствовал боль в животе от голода, аромат еды, яркий вкус свежих фруктов, любовь к людям.

Тайцы шумный народ, в особенности молодёжь, которая приходила сюда и громко общалась и если бы вчера, я бы с омерзением ко всему живому ушёл бы, то сейчас, рад, что жив как и они. Я жив. Я. .. Художник.

После я погулял по городу, в поисках Лалы.

Трудно искать любовь в стоге секса.

Это странное чувство, когда ты ищешь не совсем девушку, но при этом, текешь по ней, как не тек даже по первой любви. «Жалкий я»

Тем не менее, разве меня должно ебать мнение других кого ебать ? Почему, если я хочу быть близок с человеком который якобы мне не подходит, мне нужно слушать и быть несчастным и оставить несчастным любовь ?

Я шел в дождь, окутывая взором людный город, кричащих торгашей и бледноватые и бедноватые здания торговых центров и всякой всячины.

Даже днём я видел ледибоев. Только вместо очарования меня, они сидели в салонах красоты и смотрели на меня.

Я спрашивал у некоторых из них, где мне найти Лалу, и в надежде увидеть её, видел других девушек. Казалось, Лала была тем ярким и сладким сном, который потихоньку расплывался в реке моего сознания.

Тем не менее, поиски не дались мне. Слишком много было людей в этом городе, да и некоторые районы были опасны.

В особенности для туристов. До сих пор помню, как мне пришлось выложить сто батт, чтобы уйти живым, благо основные деньги, я уже выложил.

Начался ливень. Мощные струи воды окутывали меня всего, а грохот грома как шумные барабан бил в небесах.

Приятная прохлада вдруг началась в душных и грязных застенках города. Вода подобно легкому потопу, омыла грязь и разврат с прошлой ночи, и освятила наши души.

Тем не менее, промочив ноги, и устав идти, я зашёл в местный салон массажа.

Это было обычное бетонное серой здание, с неоновой вывеской, которое глядело на меня.

Зайдя туда, я увидел двух тайских парней, девушек и странную фигуру.

На маня смотрели как на дебила, но я решил дойти до силуэта Лалы.

— Привет — начал я и тут увидел совершенно другую девушку в татуировках с узкими джинсами и черной футболке.

— Привет.. Я говорю плохо — начала с акцентом женщина.

Я сказал — извините и ушёл.

Мне было обидно, что я не нашёл Лалу, но и другого мне не хотелось. Хотя, если раньше я считал ледибоев за ненормальных, то сейчас понимаю их. Понимаю их выбор, в стране, где других способов заработка не так много.

Тем не менее, Лала не выглядела как жертва капитализма. Она не была бледной от болезней, не имела каких-то странных повадок и была.. Просто человеком. Просто необычной женщиной.

Дома я лежал и вспоминал о Лале и вертя в руках пожухлую карточку от рекламы интернета — я увидел нечто. Номер.. Её номер.