Самолетов снова шагал по воспетому еще Хейли аэропорту Далласа к стойке регистрации рейса на Москву. Две девочки у аэрофлотовской вывески о чем – то безразлично ворковали – регистрация еще не была объявлена. Потоптавшись у стойки, Никита осмотрел терминал, чтобы найти место, где можно было бы комфортно расположиться и сбросить сумку с плеча. И здесь он заметил ее. Она сидела на подоконнике огромного окна, выходящего на стоянку перед аэропортом, и обнимала огромного, почти в человеческий рост, плюшевого зайца. Рядом стояли два больших чемодана из черного пластика. Выражение ее глаз было утомленно – печальным. По этому взгляду Никита ни секунды не колеблясь определил, что она русская, что она летит в Москву тем же самолетом и что у нее какие – то неприятности.

Подчиняясь непреодолимой магнетической силе, он направился к тому же оконному витражу и, небрежно сбросив сумку с плеча, уселся метрах в двух от одинокой девушки. Похоже, они были единственными пассажирами этого рейса, оказавшимися в аэропорту в столь ранний час.

Девушка спокойно повернула голову и невозмутимо бросила: "Привет!" – так, как будто они уже были знакомы тысячу лет.

– Привет, – улыбнулся в ответ Никита.

Девушка отвернулась и, качаясь вместе с зайцем, также невозмутимо стала осматривать потолок. Между тем Никита украдкой начал ее исследовать.

Одета девушка была по европейской моде с московским шармом: черные расклешенные брюки, красиво гармонирующие с тупоносыми ботиночками на высоком немного стоптанном каблуке, и кокетливо приталенный пиджачок, из – под которого виднелась серая бархатная блузка без воротника.

Девушку нельзя было назвать писаной красавицей; ее лицо больше напоминало лицо очень милого ребенка, волнительно сочетаясь с тонкой, но сильной фигурой, длинными ногами и гибким станом.

Странно, но левая ладонь ее была перевязана окровавленным бинтом и наспех заклеена лейкопластырем.

– Давно сидишь? – закончив осмотр, спросил Никита.

– Часа два.

– Здоровый заяц! – кивнул на ушастую игрушку Никита.

– Это подарок, – с нежностью прижимая к себе зайца, пояснила девушка.

– А что с рукой?

Девушка поморщилась, взглянув на свою перевязанную руку, словно вспоминая о чем – то неприятном:

– Так... Порезалась... За нож схватилась.

– А – а, – протянул Никита, слегка заинтригованный таким ответом. – Больно?

– Нет, уже не больно. Щиплет немножко.

– Бывает, – заключил Никита, не спрашивая, при каких обстоятельствах это произошло, чтобы не показаться назойливым. Дорога предстоит длинная, если захочет – сама расскажет.

– Это мой любовник, американец, меня поранил, – вдруг неожиданно призналась девушка, – когда выгонял меня из дома:

Никита удивленно уставился на попутчицу, опешив от такого сообщения. Это было изумительно: как легко вдали от родины соотечественники находят контакт и доверяют друг другу самые интимные подробности своей жизни! А ведь будь они в Москве, такое очаровательное создание едва ли удостоило бы его вниманием.

Они еще немного помолчали. Вдруг девушка резко поднялась и протянула ему зайца:

– Подержи, я сейчас.

– Конечно, – довольный таким доверием, сказал Никита, принимая в объятия большого, но удивительно легкого зайца с нагло ухмыляющейся физиономией. В ту же секунду он ощутил тончайший запах модных в этом сезоне духов с жасминовым оттенком.

Девушка решительно направилась к стойке регистрации, и Никита окончательно оценил привлекательность ее фигурки, к которой добавлялась кошачья манера ходить слегка приподняв головку на тонкой загорелой шее.

Поговорив о чем – то с представительницами аэрофлота, она, слегка раздосадованная, вернулась к своим чемоданам, достала из маленькой сумочки записную книжку и стала как ни в чем не бывало внимательно ее изучать, так и не забрав у Никиты зайца.

Теперь они стали похожи на ожидающую начала посадки семью с ребенком, роль которого играл хамоватый зайчишка. Поразительно, как почти ничего не сделав, девушка уже получила Самолетова в свое полное распоряжение. У Никиты теперь не было и тени сомнения, кто будет дальше тащить два ее здоровенных чемодана.

– Что они говорят? – спросил он.

– Сейчас начнут. Хотя они опаздывают уже на полчаса, а я безумно голодна.

– Кстати, меня зовут Никита, – поняв, что пришло время познакомиться, сообщил Самолетов.

Девушка, не отрываясь от записной книжки, спокойно ответила:

– Друзья зовут меня Текилой – догадайся, почему.

– Ты любишь текилу?

– Молодец! – наконец улыбнулась в первый раз девушка не только губами, но и уголками сузившихся глаз. И тут Никита понял, что серьезно влип, настолько эта улыбка была обезоруживающе мила – как гримаска непредсказуемой судьбы.

Между тем к стойке уже вилась небольшая очередь, которая с каждой минутой пополнялась все новыми и новыми сосредоточенно – озабоченными пассажирами. "Господи, – подумал Никита, – еще полчаса назад все они были такими милыми и приветливыми людьми, но стоило им встать в очередь к стойке с надписью "аэрофлот", где стояли две неулыбчивые тетки, как их словно могильным холодом обдало". Впрочем, Никита ощутил, что и сам сделался напряженно – хмурым, как только подтащил к хвосту очереди чемоданы своей новой знакомой. Он попробовал было улыбнуться стоящему впереди мужчине в дорогом атласном костюме, которого он нечаянно задел одним из чемоданов, однако улыбка получилась только со второй попытки, да и то какая – то неестественно вымученная.

– Сорри, сэр! – почему – то по – английски извинился он.

Мужчина что – то хмуро и неразборчиво буркнул, после чего достал из кармана перстень – гайку с платиновой печаткой и массивный золотой браслет и стал сосредоточенно прилаживать все это на правую руку.

Зарегистрировав билеты, Никита, с сумкой через плечо и с двумя чемоданами на колесиках, вместе с Текилой переместился к контрольно – таможенной службе, которая была последней инстанцией перед залом ожидания и самолетом. По обыкновению, она состояла исключительно из вьетнамцев, с явным трудом изъяснявшихся по – английски. В России посчитали бы, что в аэропорту этот вид деятельности выкупила вьетнамская мафия – хотя ясно, что никакой выгоды здесь получить нельзя. Скорее, наоборот: никто, кроме азиатских иммигрантов, не захотел подставляться под рассеянные лучи рентген – контроля.

Как только Самолетов предъявил сумку к досмотру, его отозвал в сторону шустрый вьетнамец, едва достающий Никите до груди, который потом долго водил по всем углам сумки каким – то прибором, подозрительно вглядываясь в индикатор.

"Что ж у меня такое с внешностью, – озадаченно подумал Самрлетов, – что на границе еще ни разу не было случая, чтобы та или другая сторона меня не шмонала? Вот и выбери тут имидж для путешествий по свету: будешь похож на бандита – тебя нормальные люди будут бояться, а будешь похож на нормального – грабители начнут приставать ".

– О кей, – наконец, кивнул вьетнамец и махнул рукой, показывая, что все в порядке и можно проходить на посадку.

– Простите, а что вы так тщательно искали? – раздираемый любопытством, поинтересовался у таможенника Никита.

– Да так, ничего особенного... Динамит!

– А – а, – понимающе кивнул Никита и, подхватив сумку, поискал глазами Текилу, которая со своими чемоданами в очереди на досмотр была прямо за ним.

К своему удивлению, он нашел ее скучающей и глазеющей по сторонам у стойки контроля, в то время как все узкоглазые таможенники сгрудились у экрана рентген – контроля и, глядя на него, о чем – то громко спорили на своем родном наречии.

– Что случилось? – с усмешкой спросил ее Никита. – Ты прихватила с собой пару килограммов пластита?

– Не вижу ничего смешного, – не отреагировала на его шутку Текила и кивнула в сторону вьетнамцев. – Эти придурки утверждают, что я везу с собой пистолет.

От изумления Никита сразу не нашел что сказать, но вспомнив ее рассказ о поножовщине, решил, что удивляться еще рано.

Между тем старший вьетнамец что – то громко приказал остальным. Те немедленно изъяли чемодан из утробы рентгена и отнесли его на тот же стол, где досматривали Никиту.

– Мадам, – обратился старший к растерянной девушке, – не могли бы вы открыть свой чемодан? У нас есть подозрение, что вы везете с собою двуствольный пистолет.

– Бред какой – то, – пожав плечами, ответила Текила, подошла к столу и щелкнула застежками на чемодане.

Никита, снедаемый любопытством, что это за двуствольный пистолет и зачем он понадобился этой девушке, с интересом следил за происходящим вместе с собравшейся у стойки контроля внушительной толпой соотечественников и американцев.

Покопавшись во внутренностях чемодана, таможенник извлек на свет божий прямоугольную коробку нежно – розового цвета.

– Что это? – показав на коробку, спросил он Текилу.

Девушка как будто проснулась от глубокой спячки. Густо покраснев, она грубо бросила, готовая каждую секунду расплакаться:

– Ничего!

– О кей, – сказал таможенник, вспыхнув узкими даже по вьетнамским меркам глазами. Толпа в напряженном ожидании затаила дыхание.

Аккуратно раскрыв коробку, он нащупал что – то внутри. Алчно крякнув – словно искатель сокровищ, ударившийся лопатой обо что – то твердое – он ловким движением извлек на всеобщее обозрение... большой розовый вибратор в форме мужского члена.

После секундного замешательства изумленная толпа грохнула доходящим порой до истеричных высот раскатистым хохотом, который, разбившись о потолок, посыпался многочисленными осколками, отражаясь от стен и вызывая всеобщее недоумение во всем терминале.

Перепуганный таможенник суетливо попытался засунуть вибратор обратно в коробку, но у него впопыхах это никак не получалось. Тогда он швырнул его вместе с упаковкой в чемодан, как мерзкую змею, и, словно боясь, что она выпрыгнет обратно, быстро захлопнул его.

– Извините, мадам, – в униженном поклоне обратился он к Текиле, на которую жалко было смотреть, и протянул ей документы, – можете пройти на посадку.

Тут же двое вьетнамцев схватили чемоданы Текилы, быстро облепили их маркировочными талонами и поставили на бесконечную ленту, увозящую вещи на погрузку в чрево самолета.

* * *

– Да не расстраивайся ты так, – сидя рядом с Текилой в салоне лайнера, успокаивал ее Самолетов.

– Какие уроды! – в десятый раз восклицала девушка, жуя купленный ей Никитой в аэропорту гамбургер и запивая его кока – колой из пластмассового стаканчика со вставленной в крышку соломинкой.

– Я думаю, их смутили пальчиковые батарейки, которые при просвечивании на экране вместе с остальным хозяйством... – Никита подавил спазм смеха, – . .. выглядят как патроны, вставленные в двуствольный пистолет.

– Ну почему мне так не везет? – спросила она кого – то наверху.

– Да ладно, потом сама будешь смеяться, вспоминая этот случай.

– Я не про это, – она скорчила грустную гримасу. – Последнее время у меня вообще одни неприятности.

– Ты имеешь в виду это? – Никита кивнул на порезанную руку.

– И это тоже, – девушка отвернулась к иллюминатору, где как раз проплывало здание аэропорта: самолет выруливал на взлетную полосу.

Они устроились в самом конце самолета, где практически все места для курящих были свободны и можно было откинуть спинки передних кресел, соорудив таким образом почти настоящую трехспальную кровать.

– Лучше пустой "Ил", чем полный "Боинг"! – философски заметил Никита, позаимствовав с соседних кресел пару одеял, чтобы подкладывать их под голову во время семичасового перелета до промежуточной посадки в Шеноне.

Во время своих полетов в Америку и обратно Никита заметил странную закономерность: в Штаты самолеты обычно летят, забитые пассажирами под завязку; обратно же они редко бывают заполнены даже на две трети. Он все время мучительно пытался понять, куда же деваются остальные путешественники.

– Кстати, ты не собираешься пристегнуться перед взлетом? – спросил девушку Никита, нащупывая свой ремень безопасности.

– А... – отмахнулась та, – я никогда не пристегиваюсь.

– Зря. Если самолет упадет, можно больно удариться.

– Я верю в судьбу. Если я и умру, то вовсе не от этого.

– А от чего?

– Наверное, меня кто – нибудь убьет, – ответила Текила, поправляя бинт на руке.

– Ты имеешь в виду своего приятеля, который тебя порезал?

– Кевин? Вряд ли. Он слишком слабохарактерный. Если бы я сама не схватилась за ножик, который он у меня отнял, ничего бы не было.

– Получается, ты сама на него с ножом бросилась?

– Не на него, а на его подружку. Представляешь, мы жили с ним вместе больше года, а он приводит в дом какую – то наглую девку и требует, чтобы я убиралась!

– Подлец...

– Еще какой! Утверждает, что я ему изменила. Застал меня наедине с Юликом, своим приятелем, а между нами ничего и не было.

– Юликом? – Никита удивленно поднял глаза на Текилу.

– Да. Ты что, знаешь его?

– Нет, – сделал равнодушное лицо Никита, почему – то решив не выдавать свое знакомство с этим прохиндеем. – Просто имя странное: как у женщины. Первый раз такое слышу.

– Подумаешь, я была без трусов, – продолжала сокрушаться Текила, – я переодевалась. Разве это повод обвинять меня черт знает в чем?

– Конечно, нет – невозмутимо согласился Никита, – дело житейское.

– Да если бы он знал, сколько у меня было любовников! И я никому не изменяла! Я же знаю, что моя измена – это только повод. Просто они нашли новых баб для развлечений, а кроме нашей квартиры их некуда было поселить. А я им мешала.

– Постой, они разве не поссорились после случая с тобою?

– С какой стати! Они по таким пустякам не ссорятся. У них вообще странные отношения. Делят все пополам: и бизнес, и квартиру, и баб.

Самолетова очень заинтересовала эта история; к тому же, ему хотелось как можно больше узнать о личности Юлика, и он продолжил задавать наводящие вопросы:

– Никогда не поверю, что другая девушка, оказалась лучше тебя.

– В том – то и дело! Они вытащили из тюрьмы каких – то русских вертихвосток и думали, что теперь те из благодарности будут с ними спать.

– Подожди, прямо какая – то детективная история! А кто эти девушки и как они попали за решетку?

– Да откуда я знаю! Мне это абсолютно безразлично. Главное, что Кевин меня бесстыдно предал.

В глазах Текилы показалась предгрозовая краснота: похоже, она и вправду пережила горькое разочарование.

– Вот всегда у меня в жизни так, – горько вздохнула она. – Кажется, что вот, наконец, нашла близкого человека; жизнь приобретает смысл и порядок. А в один прекрасный день тебя выставляют на улицу, и ты остаешься совершенно одна, без крыши над головой, и даже некому пожаловаться на свою судьбу.

Она сделала ударение на слове "некому", при этом красноречиво посмотрев на Самолетова. У него в голове сразу мелькнула мысль, которая не могла не возникнуть после такого взгляда. А именно: "Господи, как хочется пожалеть и взять под свою опеку эту девочку с полностью отшитой головой! Может быть, ты, Господи, специально посылаешь мне замену того, что я недавно утратил?"

– Никому я не нужна, – продолжала сетовать девушка, словно выпрашивая у Никиты соболезнование и сочувствие, – отовсюду меня выгоняют. Вот и сейчас я лечу в Москву, а мне там даже негде жить.

Последняя фраза несколько насторожила Никиту слишком прямолинейным намеком, к чему бы это она могла клонить.

– Разве у тебя не осталось родственников в Москве? – спросил он.

– Почему же, у меня их там полно. Особенно на Новодевичьем кладбище.

Никита поежился.

– А родители твои где? – спросил он, приготовившись услышать печальную и, не исключено, выдуманную историю.

– Вообще – то в Москве у меня живет отец, – Текила невесело улыбнулась, – но у него давно другая семья, так что меня там не особенно ждут.

– А мать?

– А мать живет в Америке, у нее тоже другая семья. Туда меня хотя и зовут, но тоже вряд ли ждут.

– Постой, но в Москве ты же где – то прописана?

– Не знаю, никогда не интересовалась этим. Наверное, в своей собственной квартире я и прописана.

– Ничего не понимаю, – отчего – то Никита тем меньше верил своей попутчице, чем больше она о себе рассказывала. – Если у тебя есть квартира в Москве, почему ты не можешь в ней жить?

– Да потому что отец сдает мою квартиру другим людям.

– Как это?

– Мой папа – профессор математики в университете, – страдальчески, как будто это самое большое горе в их семье, стала объяснять Текила. – Но там платят так мало, что жить он может только на деньги от моей квартиры.

– А как же ты?

– Я же не могу обрекать собственного отца на голодную смерть!

Вероятно, слова об отце и голодной смерти окончательно расстроили Текилу: краснота с ее глаз перешла и на нос.

– Да, конечно, – согласился Никита, чувствуя, что девушка вот – вот разревется.

– Я же его так люблю... И он меня любит... Только нам с ним не везет...

Две крупные, словно божьи коровки, слезы вдруг выползли из глаз девушки и скатились на нагло ухмыляющегося зайца.

– Ну, не надо. Все наладится, – попробовал успокоить ее Никита.

Но Текила, уткнувшись в заячий плюш, лишь окончательно распустила сопли, так что ее тонкие плечи начали вздрагивать, словно крылья неспособной взлететь раненой птицы.

Никита не стал вмешиваться в нахлынувший на нее поток чувств. Самое умное, что он смог придумать – это уложить ее с ногами на два сиденья у иллюминатора и накрыть одеялом.

Минут десять спустя Текила перестала издавать хлюпающие звуки. Однако ее плечи продолжали время от времени вздрагивать, что возбуждало в Никите странное отцовское чувство – как если бы дочь доверила отцу самое сокровенное, и теперь он стоял на страже ее секрета. Под одеялом Никита по – дружески погладил девушку по бедру, и его рука как – то сама собою осталась там лежать.

– Все будет хорошо! – еще раз подбодрил Текилу Самолетов, но та ничего не ответила, лишь как – то странно повела бедром – то ли желая сбросить его руку, то ли просто устраиваясь поудобнее. Его рука оказалась у нее на животе, после чего девушка замерла, словно прислушиваясь к чему – то.

Никите такое положение руки было не очень удобно, но убрать ее было как – то невежливо, и, чтобы она не затекла, он время от времени ею шевелил, чувствуя теплый подтянутый девичий животик. Время от времени девушка слегка меняла положение тела, и получалось, что рука Никиты без чьего – либо намерения сползала все ниже и ниже в небольшое пространство между ее брюками и горячим телом. И чем ниже спускалась рука, тем большее тепло чувствовал Самолетов.

Поглядев на Текилу, лежащую с закрытыми глазами, Никита не смог определить, спит она или только притворяется спящей, чувствует его руку или сейчас проснется и, обнаружив ее почти у себя в паху, закатит ему маленький скандал. Эта неопределенность кружила голову и заставляла кровь пульсировать в бешеном ритме.

Наконец он решился на радикальный поворот событий. Едва заметным движением пальцев он выдавил пуговицу ее брюк из петли, отчего брюки расстегнулись и застежка на молнии чуть – чуть сползла вниз, освободив его руке путь для дальнейшего продвижения, после чего Никита замер в ожидании реакции девушки.

Текила, не открывая глаз, зашевелилась, как будто слабо протестуя, но не отбросила его руку, а даже наоборот, чуть – чуть повернулась на спину, ложась поудобнее в предчувствии чего – то приятного, после чего замерла, так что Никита даже не слышал ее дыхания. Теперь дорога к заветной цели была открыта. И медленно, насколько это было возможно, осознавая, что только от него будет зависеть, как далеко он зайдет, Никита стал продвигать руку вглубь, дойдя сначала до линии, прикрываемой трусиками, а потом, поднырнув под них – до места, где он смог почувствовать жесткий пушок волос на ее лобке.

Здесь он услышал и первый отклик от ее тела. Текила слабо, почти незаметно, вздрогнула и небольшими толчками стала сама приближать наиболее чувствительное место к кончикам его пальцев.

Такого возбуждения Никита давно не испытывал. Его тело гудело от желания и сладкой истомы. Казалось, самые чувствительные центры сейчас находятся на кончиках его пальцев, и оттуда волны наслаждения поднимаются к его голове, чтобы разлиться по всему телу биениями нарастающего, но недостижимого оргазма.

Казалось, его ладонь была присоединена к источнику бесконечного наслаждения, и живая энергия мощным потоком текла от его руки к низу ее живота и обратно.

Текила, похоже, испытывала не меньшее возбуждение. Она все заметнее стала помогать ему бедрами, совершая ими вращательные движения. В какой – то момент Никита почувствовал, как его указательный палец провалился с жесткого лобка в мягкую наполненную горячей влагой расщелину.

Как только это произошло, тело Текилы изогнулось в настоящей судороге, дыхание ее стало прерывистым и первый стон забытья готов был сорваться с ее губ.

Никита быстро протянул свободную руку к ее лицу и положил два пальца на ее губы в немой просьбе не произносить ни звука.

Другой рукой он все дальше и дальше проникал в теплую влагу пульсирующей женской плоти, указательным пальцем поглаживая великолепно развитый женский бугорок, мягкими массирующими движениями держа мерцающее сознание девушки на грани обморока.

Вокруг уже не было ничего: ни гула самолета, ни сидящих впереди пассажиров – только единое биение его руки и ее ног в заполняющей все пространство горячей волне страсти.

"Какие божественные глубины таятся в обыкновенных человеческих прикосновениях!" – в восторге подумал Никита. – "И все остальное, что может случиться между мною и этой девушкой, уже не имеет большого значения, потому что ближе мы все равно быть уже не сможем".

– Вы будете что – нибудь пить? – услышал вдруг Никита голос стюардессы, неожиданно появившейся рядом с подносом в руках. Поднос был уставлен пластиковыми чашечками с прозрачной жидкостью.

В то же мгновение тело под его рукой замерло, и чудесный поток энергии, соединяющий его с девушкой, исчез.

– Нет, спасибо, – как можно спокойнее ответил Никита, с облегчением осознав, что все происходящее между ним и Текилой скрыто от внешнего наблюдателя казенным одеялом.

– А девушка? – спросила стюардесса с чрезмерным макияжем на лице, который, очевидно, был призван скрывать ее отнюдь не юношеский возраст.

– Она спит, – ответил Никита, мечтая о том, чтобы стюардесса побыстрее куда – нибудь провалилась.

– Приготовьтесь, скоро будет обед, – предупредила стюардесса, изучающе глядя на Никиту, словно о чем – то догадываясь. Затем, не подавая вида, что ее это касается, она прошествовала дальше вглубь салона.

* * *

Как только самолет приземлился в Шеноне для дозаправки и его пристыковали к приемной трубе терминала, всем пассажирам раздали посадочные талоны и выпустили в огромный дьюти – фри магазин для транзитных пассажиров. Однако в четыре часа утра все магазины беспошлинной торговли были закрыты и свет над ними притушен. Так что, немного побродив, чтобы размять члены, сонные пассажиры расселись в неудобные аэропортовские кресла и попробовали продолжить сон. Из всех предприятий сервиса работал только маленький киоск, продающий всякую всячину в дорогу, да бар, где можно было купить в разлив настоящий ирландский гиннес.

Самолетов и его новая знакомая подошли к киоску и стали рассматривать его содержимое.

– Купи мне жевачку и... презерватив, – неожиданно попросила Текила.

– Зачем?

– Так просто.

Никита подозвал продавщицу, расставляющую товар по полкам, и попросил упаковку мятной жевачки и тонких презервативов. Та безразлично взяла деньги, выбила чек и, сложив покупки в фирменный пакетик, протянула его Никите.

– На, держи, – передал он пакетик своей странной спутнице.

Текила, не взяв пакет из рук Никиты, достала из него пачку жевачки.

– А презервативы? – спросил Никита.

– Потом отдашь, когда прилетим, – скорчила милую гримаску Текила.

– Как хочешь, – сказал Никита, вынул презервативы из пакета и сунул их в задний карман брюк.

– Как я хотела бы сейчас принять душ! – Текила потянулась и сладко зевнула.

– Ну, знаешь, это я тебе при всем желании сейчас устроить не могу... Впрочем, погоди: когда я был в туалете, я видел кабинки со значком "душ". Наверняка в женском туалете такие тоже есть.

– Знаю, – улыбнулась Текила. – Я пойду освежусь.

– Отличная идея.

– Ты тоже пойдешь?

– Если только вместе с тобой.

– Со мной нельзя, – снова состроила свою умильную рожицу Текила, – у вас есть свой душ.

– Нет, одному мне чего – то не хочется.

– Ну, как знаешь.

И Текила своей походкой кошечки, которая гуляет сама по себе, направилась в сторону женского туалета.

Никита озадаченно посмотрел ей вслед. Все – таки странная с ним случилась встреча. Она явно с ним заигрывала, но при этом всем видом показывала, что ей от него ничего не нужно. Рисковая девочка, и ей, по – видимому, нравится такая жизнь. Она явно относится к типу искательниц приключений на свою довольно – таки симпатичную попу. Подобные девушки находятся в постоянном поиске новых впечатлений, не в состоянии остановиться ни на одном месте, ни на одном занятии, ни на одном мужчине. А потому не стоит обольщаться по ее поводу, подумал Никита, надо просто играть по ее правилам, и в этом – залог успеха.

Подождав минут десять вместе с кружечкой крепкого темного пива, Самолетов, прогуливаясь, как бы невзначай подошел к дверям женского туалета. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что ни одна живая душа вокруг не интересуется его странным поведением, Никита быстро нырнул в дамские комнаты.

В этот час здесь было абсолютно пустынно. Пройдя насыщенную ароматами освежителя переднюю, Никита очутился в большом сверкающем чистотой зале, точно таком же, как и в мужском отделении, но с полным отсутствием писсуаров. По одну стену стояли кабинки WC, а по другую – душевые. Из – за двери одной из кабинок доносился шум журчащей воды.

Никита подошел к ней и проверил, не заперта ли дверь. Как он и ожидал, Текила не утруждала себя такими пустяками. Стараясь не шуметь, Никита приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел маленький предбанничек, где на вешалке была небрежно развешена одежда Текилы, там же располагался хромированный держатель с белым полотенцем, на который сверху были брошены маленькие черные женские трусики. Сама душевая была отделена от предбанника клеенчатой занавесью, через которую Никита увидел расплывчатые очертания обнаженной девушки. Никита беззвучно прикрыл за собой дверь и приблизился к полупрозрачной занавеси.

Когда он отогнул клеенчатый полог, его взору открылась захватывающая картина удивительно тонкого, словно деревце, тела девушки, покрытого гладким загаром, на котором золотым пушком выделялись выгоревшие на солнце волосики. Текила стояла к нему спиной и была как будто абсолютно равнодушна к тому, что происходит позади нее. Эта неопределенность – слышит ли она, что кто – то нарушил ее покой и если слышит, то почему не оборачивается – привела Никиту в странное возбуждение. Он больше не мог себя сдерживать, и ему уже было абсолютно все равно, как она к этому отнесется. Он склонился к ее молодому мускулистому заду, по которому то и дело стекали струи воды, оставляя восхитительные капельки росы, и слизнул одну из них языком.

Девушка вздрогнула, но не обернулась, продолжая как ни в чем ни бывало наслаждаться струей теплой воды, бьющей ей в лицо. История с петтингом под одеялом повторялась. Никита, воодушевленный ее первой реакцией, уже без опаски стал лизать ее гладкие мокрые бедра, начиная от сгиба в колене, затем поднимаясь вверх до упругого выступа ягодиц и заканчивая на поясе.

Он чувствовал еще не до конца смытый сладко – солоноватый вкус ее кожи, и с каждым движением языка снизу вверх он все ближе и ближе подбирался к углублению, образованному двумя половинками ягодиц. Строение ее ног было таково, что в месте их соединения почти не было просвета, поэтому Никите приходилось с усилием пропихивать свой язык в эту восхитительную ямку, при этом ощущая пряный вкус интимной женской плоти. В какой – то момент своих упражнений он заметил, что девушка немного напряглась и замерла, как будто прислушиваясь к новым ощущениям в своем теле. Ему даже показалось, что кто – то вошел в туалет, и поэтому она так сжалась. Впрочем, это было уже неважно. Вдруг Текила слабо вскрикнула и, упершись руками в стену, изогнула кошачий стан, приподняв попу и неожиданно открыв ему сразу всю свою розовую плоть для ласк.

Это был переломный момент, когда и женщина, и мужчина теряют ясность рассудка и всеми движениями разума и тела стремятся к единственной и безумно необходимой развязке. Никита, взявшись двумя руками за бедра Текилы, с удвоенной энергией принялся ласкать отданную в его распоряжение темно – розовую плоть, проникая кончиком языка все глубже и глубже, пока не погрузил туда и кончик носа, что привело девушку в еще большее неистовство. Никита с трудом удерживал перед собою бедра Текилы, которые то и дело сотрясала очередная судорога.

Он уже был мокрый с ног до головы, когда почувствовал, что его язык сжала финальная схватка женского таза, после чего Текила обмякла и, тяжело дыша, замерла. Самолетов понял, что пришла пора более решительных действий. Кстати, здесь и пригодятся так глупо купленные презервативы.

Он поднялся с колен, достал из заднего кармана недавнее приобретение и расстегнул брюки. Пока он разрывал картонную коробочку, пока надкусывал герметичную упаковку, пока доставал склизкую резинку и определял, где какая сторона, казалось, что все, включая и виновника задержки, уже забыли, зачем, собственно, здесь собрались. Его мужская плоть сникла и смотрелась как – то неуместно и сиротливо на фоне только что прошедшей бури страстей.

Самолетову пришлось отбросить дурацкий презерватив и помочь себе рукой. Скоро все пришло в норму. Это почувствовала и Текила, все еще стоявшая под струями воды, упираясь руками в стену, когда он прижался к ней бедрами.

– О, ноу! – вдруг крикнула она. И неясно было, против чего она протестует: против отсутствия контрацептива или против проникновения в нее как такового.

– Да! – ответил восклицанием Никита и легко вошел в подготовленную его языком сочную мякоть.

Текила издала рыдающий звук, и если бы Никита не поддержал ее, то она бы упала. Затем, удерживая ее почти на весу, он дождался кульминации и, обладая прекрасной реакцией и опытом, завершил начатое на ее извивающуюся загорелую спину, ее выделяющийся посередине спины позвоночник, ее остренькие девичьи лопатки и ее спускающиеся темными волнами волосы, которые она так боялась намочить. Когда сильнейшая судорога отпустила его тело, он освободил Текилу, которая так ни разу и не повернулась к нему лицом. В предбаннике он привел себя в порядок и вышел из двери душевой.

* * *

Три часа спустя они приземлились в Шереметьево – 2. Они почти не разговаривали после происшествия в Шеноне, несмотря на то, что Самолетов всячески опекал Текилу, словно чувствуя себя в чем – то виноватым.

Они стояли в очереди на таможенный контроль. Никита толкал перед собой тележку с вещами, она шествовала позади с зайцем – мутантом в обнимку. Он понял, что просто обязан хотя бы из приличия спросить:

– Дашь мне свой телефон?

– Зачем? – просто, как будто и вправду незачем, произнесла она.

– Ну, тогда мой запиши, – все еще надеясь продолжить дальнейшее знакомство, предложил он.

– Ручка далеко, доставать неохота, – еще с большим безразличием ответила она.

– Ну, извини меня! – наконец в отчаянии воскликнул Никита. – Что я должен сделать, чтобы ты простила меня за мою дурацкую выходку?!

– А с чего ты взял, что я обижаюсь? – сияя своей обезоруживающей улыбкой, спросила она. – Наоборот, я очень благодарна тебе за то, что ты помог мне с вещами и, вообще, развлекал меня во время этого ужасного полета.

– Вот и отлично, – сразу повеселел Самолетов, – тогда запиши мой телефон, вдруг тебе понадобится еще какая – нибудь помощь.

– Ладно, давай, – Текила достала из сумочки блокнот и ручку и аккуратно вписала его телефон в длинный ряд уже имеющихся номеров, напротив которых стояли русские и английские имена.

– Только обязательно позвони!

– Хорошо, – сказала она беспечно, после чего Никита понял, что в целом мире вряд ли найдется такая причина, по которой она могла бы набрать его телефон.

В это время они подошли к таможенной стойке.

– Ой, кажется, меня встречают! – вдруг радостно закричала Текила, замахав кому – то из толпы встречающих, скопившейся за стеклянной стеной на выходе из терминала.

"Ну, слава Богу! – подумал Никита, ставя тяжеленные чемоданы своей попутчицы на транспортер просвечивающего аппарата. – По крайней мере, мне не придется больше таскать ее вещи".

Он был немного обижен тем, как быстро эта забавная девочка, завидев на горизонте своих близких, забыла о его существовании.

Текила даже не смотрела больше в его сторону. Пройдя первой таможенный контроль, она тут же попала в объятия пожилого мужчины, после чего, завизжав, бросилась с поцелуями на молодого человека бандитской наружности. Они подхватили ее, чемоданы и зайца, и Текила, даже не попрощавшись с Никитой, исчезла в толпе у выхода из здания аэропорта, приведя его своим пренебрежением в сильное расстройство.

Закончив в свою очередь формальности с офицером таможенной службы, Самолетов подхватив сумку и направился к выходу, но тот вдруг окликнул его:

– Молодой человек, не торопитесь!

"Ну что еще! – подумал Никита устало. – Опять сейчас будут шмонать: искать оружие, наркотики или контрабанду. К врачу, что ли, сходить? Может, у меня и правда что – то с лицом не в порядке".

Но таможенник всего лишь протянул ему изрядно потрепанную красную книжицу и сказал:

– Возьмите. Ваша девушка забыла.

– Это не моя девушка, – оторопело произнес Никита.

– Все равно. Передайте ей, она забыла свой загранпаспорт.

Никита обалдело взял паспорт и сунул его в нагрудный карман вместе со своими документами, изумляясь, как забавно складываются обстоятельства. Он вышел из здания аэропорта и направился к автобусной остановке.

"Что ж, значит, это судьба! Теперь Текила непременно позвонит, – с блуждающей улыбкой довольно подумал он, – и даже встретится. Ну а дальше посмотрим... "