— Знаешь, это просто несправедливо, — пробормотала Евгения Васильевна себе, под нос, глядя на нетронутую тарелку с овсяной кашей перед собой. Её отражение в кухонном окне её старой квартире в центре Санкт-Петербурга, доставшейся ей, от бабушки, было резким напоминанием, о годах, прошедших после развода. Когда-то красивые тёмные волосы, теперь были покрыты серебристыми прядями, а морщины вокруг её глаз углубились в гусиные лапки, которые, казалось, смеялись над каждой её попыткой выглядеть молодой.

Рекс, обычная дворняга, который был её утешительным призом при разводе, тихо вошёл на кухню, виляя хвостом в надежде на совместный завтрак с хозяйкой. Безудержный энтузиазм пса лишь подчёркивал пустоту, её собственного настроения.

— Ты единственный Рекс, кто любит меня, не так ли? — сказала Евгения, её голос был наполнен смесью грусти и обиды. Она наклонилась, чтобы погладить пса по голове, его шерсть была жесткой, под её ладонью. «Но давай признаем, Рекс ты ведь не совсем помогаешь мне найти нового мужчину, правда?».

Рекс, не замечая её раздражения, лизнул её руку, его хвост стучал, по кухонному шкафу. Этот звук резко напоминал о той жизни, которую Женя, когда-то вела, о жизни, которую она потеряла, из-за кризиса среднего возраста её бывшего мужа Павла и его ненасытной жажды секса с более молодыми женщинами. Горечь от этой мысли сжала её живот, и Женя с вздохом оттолкнула, от себя тарелку с кашей.

Тридцати девятилетняя, бездетная Евгения пробовала традиционные знакомства, но мужчины, которых она встречала, были либо слишком старыми, либо слишком молодыми, либо просто не заинтересованными в женщине. Бесконечные поиски и поверхностные встречи оставили её скорее опустошённой, чем полной надежды. Её мобильный телефон зазвенел с очередным уведомлением с сайта знакомств, и она взглянула на него. Ещё одно фото профиля пожилого мужчины с пойманной рыбой. Евгения не могла не задуматься, не упали ли её стандарты так низко, что теперь она была готова довольствоваться, только мужчиной годившейся ей в отцы.

По привычки Евгения ввела в строку поиска браузера «Зрелый мужчина, без обязательств». Результаты оказались неожиданными, — множество вариантов, ориентированных на тех, кто ищет быстрый секс, а не долгосрочные отношения. Её сердце бешено колотилось, когда она кликнула, по первой ссылке, экран вспыхнул с сайтом, чьё назначение было очевидным. Она почувствовала волнение, смешанное со страхом. Сможет ли она это сделать? Могла ли она позволить себе, что-то такое... Cкандальное?

Дрожащими пальцами Евгения заполнила регистрационную форму, выбрав свою фотографию профиля, которая была не новая, но вполне реалистичной. Евгения описывала себя, как «Любящую веселье», «Авантюрную», и «Готовую жить полной сексуальной жизнью в свои тридцать девять лет». Это было смелое заявление, в котором она не была уверена. Но, пролистывая профили мужчин, Евгения почувствовала проблеск надежды. Это были мужчины, которые хотели её компании.

Сообщения начали поступать почти сразу: «Одни с плохой грамматикой, из-за чего она морщилась, другие — с фотографиями, явно не отправителя. Но среди некоторых были некоторые, которые заставляли её остановиться. Они были прямолинейны, не стеснялись в своих намерениях, и, что удивительно... заманчиво. Откровенная лексика и подробные описания того, что они хотели с ней сделать, заставили её щёки покраснеть, пока она читала дальше. Один мужчина говорил, о своём желании поклоняться её стареющему телу, показать ей ту страсть, которую её бывший муж никогда не понимал. Другой говорил, о своей любви к зрелым женщинам, восхваляя мудрость и уверенность, которые приходят с опытом.

Пальцы Евгении зависли над клавиатурой, пока она отвечала, мысли её метались. Она подбирала слова тщательно, кокетливо, но настороженно. Она не хотела показаться отчаянной или наивной, но сексуальный голод в их словах пробудил в ней что-то глубокое, чего она давно не испытывала. Она испытывала сексуальной волнение, отправляя каждое сообщение, волнение, о котором почти забыла.

Но уже через день тон сообщений изменился. Лесть стала резкой и жестокой. Появилось сообщение: «Спорю, ты толстая, использующий старые фотографии. Слишком боишься показать, как ты на самом деле выглядишь?». Последовало ещё одно сообщение: «Вы, зря тратите моё время. Вы слишком старая, чтобы играть в такие игры». Слова ранили, каждое обвинение было словно пощёчина. Евгения уставилась на экран мобильного телефона, сердце бешено колотилось. Она чувствовала себя уязвимой, глупой, что осмелилась думать, что может войти в этот мир.

Сообщения накапливались, с каждым разом становились всё более уродливыми. «39? Скорее 60. Отчаянная ведьма! Спорю, ты просто старая дразнилка». Мужчины насмехались, над её возрастом, телом, одиночеством. Евгения удалила всё сообщения с сайта знакомств, пальцы дрожали, но они продолжали появляться. Экран мобильного телефона светился жестокостью в её тусклой кухне. Рекс тихо заскулил рядом, чувствуя её тревогу. Евгения резко оттолкнула его, обида снова закипала в её голове. Почему, её жизнь превратилась в такой кошмар?

Евгения, со злобой выключила совсем мобильный телефон. Она не могла дышать. Надежда исчезла, уступив место знакомой, пустой боли. Евгения схватила вновь мобильный телефон, включила его и удалила приложение, стерла свой профиль, стерла все следы, того унизительного эксперимента наладить свою жизнь. Это было похоже на стирание яда с кожи. Она бросила мобильный телефон на диван, будто он обжёг её руки. Рекс снова толкнул её в ногу, но она проигнорировала его, уставившись на экран телевизора, её отражение было искажённым и призрачным в тёмном на его экране. Евгения просто хотела всё забыть. Забыть, о непристойных обещаниях, жестоких оскорблениях, жалкой надежде, которая осмелилась возникнуть в её сознании.

На следующее утро тяжесть неудач на сайте знакомств нависла, над ней. Ей нужен был воздух, нужно было вырваться, из удушающей тишины квартиры. «Останься дома», — сухо приказала она Рексу, хватая ключи. Его надеющийся пёс последовал, за ней к двери, но Евгения, даже не оглянулась захлопывая входную дверь квартиры. Супермаркет предлагал мрачное утешение. Она двигалась, по люминесцентным проходам на автопилоте, складывая в тележку необходимое, — молоко, хлеб, недешёвое вино. Обыденная задача служила онемевшим щитом, от жжения отвержения, всё ещё цеплявшееся за неё.

Открыв входную дверь в квартиру, через час, первое, что её поразило — это неестественная яркость, заливающая гостиную. А потом появилось зрелище: «Её тяжёлые шторы в гостиной лежали запутанной кучей на полу, вырванные из своего места». А Рекс, гордо сидящий среди этого хаоса, с виляющим хвостом, между его лапами была изорванная подушечка с дивана, из которых высыпались поролоновые внутренности. Любимая подушка Евгении для дивана была испорчена.

Волна чистой, жгучей ярости прокатилась, по Евгении. Дело было не только в подушке, занавесках или часах уборки этого бардака устроенного её псом. Это был неумолимый груз всего происходящего, — предательство мужа, унижение на сайте знакомств от мужчин и теперь это глупый пёс, постоянный символ её заброшенной жизни. «Рекс!», — вскрикнула Евгения, голос её был хриплым и требовательным.

— Ты бесполезный дворняга! Что ты наделал! Засранец! Она с тяжёлым стуком уронила пакеты с продуктами на пол, мягкий пакет с молоком разорвался в сумке и молоко вытекало на пол.

Рекс сжался, поджав хвост, но ущерб уже был нанесён. Евгения стояла среди этого хаоса. Вот оно. Такова была её жизнь: «Беспорядок, одиночество и собака, которую она ненавидела. Надежда наладить свою одинокую жизнь, после развода, которую она пыталась изменить с помощью Интернета, была жестокой шуткой. Мужчины не хотели её». Она была по-настоящему, совершенно одна в этой жизни, без мужа, без детей.

Не говоря ни слова, Евгения отвернулась, от беспорядка в комнате и скуления Рекса. Она направилась в свою спальню, — единственное оставшееся убежище и с грохотом захлопнула дверь. Прислонившись к ней, она сползла на пол, ковёр был грубым у её ног. Одна. Это слово эхом прозвучало, — резкое и окончательное. Она достала мобильный телефон, её пальцы двигались с отстранённой решимостью, на этот раз не в сторону приложений для знакомств, а к поиску, который ощущался как капитуляция: «Лучший вибратор, для одиноких женщин старше сорока лет». Появились отзывы — клинические, но странно интимные. Слова вроде «Гарантированное сексуальное удовлетворение», и «Надёжное освобождение», казались явной насмешкой над её неудачными попытками установить нормальные человеческие отношения с мужчиной.

Евгения пролистала изображения и остановилась на гладкой фиолетовой модели, которую хвалили, за «Мощные, сексуальные волны», и «Незаметную работу». Одна женщина написала: «После моего развода это было единственное, что меня не разочаровало. Это снимает остроту одиночества». Большой палец Евгении завис. Одиночество — это не острота, это была пропасть. Но, возможно, женщина была права. Что ей было терять? Гордость? С онемевшим, почти вызывающим нажатием она добавила его в корзину и нажала «Купить сейчас». Подтверждающее сообщение прозвучало мгновенно, холодная цифровая транзакция оплаты покупки закрепила её изоляцию.

Два дня спустя пришла маленькая простая коричневая коробка была доставлена курьером прямо, до двери её квартиры. Евгения схватила её, сердце бешено колотилось, будто она заказала что-то незаконное. Она заперлась в ванной, — единственной комнате, куда Рекс не мог проникнуть. Упаковка была довольно приличной. Внутри, укрытый в формованный пластик, лежал прибор — гладкий, изогнутый, тяжелее, чем казалось. Евгения перевернула его в руках, его холодная силиконовая поверхность казалась странно чуждой. Тишина в маленькой ванной комнате была густой, нарушаемой лишь отдалённым стуком хвоста Рекса, о дверь ванной комнаты в коридоре. Это всё? Грандиозное решение проблемы? Её отражение в зеркале устало и неуверенно посмотрело в ответ. Евгения чувствовала себя глупо, такой жалкой, стоя в ванной комнате, сжимая кусок пластика, предназначенный для имитации половой близости с мужчиной.

В ту ночь, после ужина, Евгения ушла в свою спальню, вибратор был спрятан под подушкой, словно позорная тайна. В квартире царила гнетущая тишина. Она плотно задёрнула шторы в темноте снаружи, отгородившись от мира, который, казалось, забыл её. Нерешительно Евгения вытащила устройство. Единственная кнопка мягко щёлкнула в тишине. Она запуталась, не зная, как это работает, движения были скованными и неловкими. Первоначальный гул на ладони был поразительно интенсивным, глубокий гул, который поднялся по руке. Это казалось навязчивым, почти вульгарным. Евгения вздрогнула, чуть не уронив его. Неужели это действительно то, к чему она пришла? Отчаявшаяся женщина, одна в темноте с этой машинкой, для удовлетворения своих сексуальных потребностей? Обида боролась с проблеском мрачного любопытства.

Лёжа на прохладные простыни, Евгения осторожно прижала вибратор к бедру. Мощный гул был неоспорим. Она подняла его выше, по мягкости живота, вибрация была странным, безличным гулом на коже, которую не трогали годами. Закрыв глаза, Евгения попыталась вызвать воспоминание, фантазию, что угодно. Лицо бывшего мужа появилось в её голове — самодовольное и пренебрежительное, затем исказилось в ухмылках мужчин в Интернете, которые называли её ведьмой. Её дыхание перехватило. Слёзы наворачивались на глаза. Это не было удовольствием. Это было суровое напоминание обо всём, чего ей не хватало. Вибрация казалась насмешкой, усиливая её одиночество, вместо того чтобы успокаивать его. Она оттолкнула устройство с раздражённым стоном, уткнувшись лицом в подушку, холодный силикон лежал неподвижно рядом на помятом простыне.

На следующее утро воспоминание, о неудачной попытке грызло её изнутри. Простая коричневая коробка лежала на её комоде. Она не позволит её победить. Её не победит кусок резины. Решимость, хрупкая, но острая, сменила унижение. Дневное солнце лилось в гостиную. Рекс настороженно наблюдал, за ней из своего места. Нарочно Евгения подошла к окну и резко сдернула оставшиеся шторы на пол. Она опустилась на диван.

Её пальцы сжали вибратор, — такой прохладный и гладкий. На этот раз Евгения не торопилась. Она включила его, и глубокий гул мгновенно наполнил тихую комнату. Начав медленно, она провела по ключице, вибрация была низким пульсом на коже. Теперь, это уже не было навязчивым, это было присутствие. Она позволила ему скользить, по передней части тонкой футболки, по животу, урчание усиливалось, когда она опускалась ниже. Её дыхание перехватило, — не от грусти, а от чего-то другого, — предвкушения? Она сосредоточилась только на ощущениях, на том, как мощные волны проникали в её мышцы, растопляя часть постоянного напряжения в плечах и спине. Рекс сдвинулся со своего места, тихо вздохнув. Ей было всё равно.

Евгения провела свободной рукой под пояс трусиков, кончиками пальцев коснувшись мягких волос на влагалище. Вибратор последовал за ней, его головка крепко прижалась к ткани трусиков, покрывающей её «Холм любви». Интенсивность усилилась, сосредоточенный гул заставлял её бёдра почти непроизвольно подниматься с диванной подушки. Её глаза медленно закрылись. Она больше не вызывала безликих мужчин или горьких воспоминаний, о бывшем муже. Вместо этого Евгения сосредоточилась на необузданной физической силе — глубоком, настойчивом жужжании у её клитора, на том, как он посылал маленькие разряды, расходящиеся наружу. Другая рука обхватила грудь сквозь футболку, большой палец обводил твёрдый сосок на груди. Это было... Намеренно. Эгоистично. Хорошо. Низкий стон вырвался, из её губ.

Её пальцы отодвинули нижнее бельё. Прохладный воздух коснулся её влажности, резко контрастируя с жаром, накапливающимся, под кожей. Евгения направила вибратор вниз, его гладкий кончик раздвинул её складки. Ощущение было мгновенным и всепоглощающим — глубокое, грохочущее вторжение, которое лишило её дыхания. Она прижала его сильнее к клитору, сначала медленно кружилась, потом быстрее, когда давление нарастало в тугой, ноющей связке. Её голова откинулась на диван, шея была обнажена. Каждое нервное окончание казалось живым, напевая в такт неумолимому пульсу вибратора. Её бёдра медленно и отчаянно двигались на фоне вибрирующего силикона.

Евгения закрыла глаза, вводя его глубже в свою «Любовную дырочку». Толстый вибратор растягивал её, наполняя пустоту своим настойчивым пульсацией. Её внутренние мышцы инстинктивно сжались вокруг вторжения, пытаясь затянуть его глубже, сделать частью себя. Она крепко прижала головку вибратора к своей точке «G», скрытой внутри влагалища, который вызывал электрические разряды, по бёдрам. Из её горла вырвался хриплый стон, низкий и первобытный. Свободная рука царапала ткань дивана, костяшки пальцев побелели. Рекс тихо заскулил, но звук был далёким, неважным. Было только это — глубокая, движущая вибрация внутри неё, скользкое скольжение игрушки, бешеный пульс собственной крови.

И тут это произошло – внезапное, что-то влажное тепло настойчиво проникло между ее бедер. Она ахнула. Широкая, мягкая морда Рекса крепко прижалась к ее дрожащей внутренней стороне бедра, раздвигая ее ноги шире. Прежде чем, Евгения успела среагировать, его горячий, шершавый язык прошелся долгим, ровным движением прямо, по ее набухшему клитору, пробираясь сквозь скользкую массу, покрывающую ее складочки. Это не было робостью, это было целеустремленно, жадно. Шок был мгновенным, вспышка чистого ощущения пронзила ее, как молния. Ее бедра резко оторвались, от сиденья дивана, с губ сорвался сдавленный крик. Вибратор переместился глубоко внутри нее, открыв новый, ослепительно интенсивные ощущения.

Рекс не останавливался. Ведомый инстинктом или солоноватым привкусом ее возбуждения, он зарылся носом, еще глубже, его язык совершал твердые, ритмичные движения. Он скользнул, по вибрирующей игрушке, посылая усиливающиеся толчки в ее лоно, затем сосредоточился непосредственно на ее обнаженном клиторе, кружа и щелкая с удивительной точностью. Двойная атака была ошеломляющей, глубокий механический гул внутри её влагалища и настойчивая, первобытная влажность собачьего языка снаружи. Наслаждение, необузданное и незнакомое, невероятно сильно сжало ее живот. Ее свободная рука инстинктивно запуталась в густой шерсти на шее Рекса, не отталкивая, а удерживая его, когда волна за волной сексуального наслаждения обрушивались на нее.

Из горла Евгении вырвался гортанный крик, наполовину, от шока, наполовину, от капитуляции. Ее спина резко выгнулась, когда она оторвалась, от дивана, а бедра непроизвольно обхватили голову Рекса, притягивая его к себе. Вибратор неустанно пульсировал у ее точки «G», в то время, как язык пса продолжал свой сводящий с ума танец, над ее сверхчувствительным бутоном клитора. Ощущения слились воедино, вытесняя все мысли. Жар его дыхания, грубая шерсть пса на внутренней стороне ее бедер, скользкое скольжение его языка, глубокое урчание, наполняющее ее. Обида, одиночество, все это растворилось в раскаленной добела печи чистых, животных ощущений. Перед глазами у Евгении все расплывалось.

Язык Рекса работал с инстинктивным рвением, широкие мазки чередовались с резкими, сосредоточенными движениями, от которых искры пробегали по её телу. Он нажал сильнее, его морда терлась о её лобковую кость, заставляя вибратор быть глубже. Давление внутри неё достигло невыносимого пика, пружина была натянута невероятно туго. Её пальцы, запутавшись в густых локонах шерсти его шеи, притянули его ближе, терясь, о влажный жар его морды. Отчаянный, пронзительный звук вырвался из губ Евгении, потерянная в скользких звуках и настойчивом гудении вибратора. Каждый нерв горел, поглощённый этой первобытной, запретной связью.

Кульминация ударила, словно физический удар — сильная, дрожащая волна, пронёсшая через всё её тело. Её бёдра сжались вокруг головы Рекса, как тиски, позвоночник выгнулся, над диваном в жестком поклоне. Гул вибратора, казалось, слился с бешеным пульсом её собственной крови, усиливая судороги, сотрясавшие её. Рекс не отстранился. Вместо этого он удвоил усилия, его язык был неумолимым поршнем на её чрезмерно чувствительной коже, слизывая внезапный поток её оргазма. Это было сыро, беспорядочно и полностью уничтожающе, — приливная волна ощущений, унесшая мысли, стыд и пустую боль, которая определяла её так долго.

После этого Евгения лежала, задыхаясь, конечности дрожали, вибратор всё ещё тихо жужжал на её ослабленном бедре. Рекс наконец отстранился, его морда блестела, он тихо дышал, усевшись на задние лапы рядом, наблюдая за ней тёмными, непроницаемыми глазами. Тишина вернулась, теперь густая и тяжёлая, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Евгении. Стыд, горячий и колючий, мгновенно расцвёл в пустоте, оставленной уходящим удовольствием. Что она сделала? Что она позволила? Евгения поспешно села, пытаясь выключить вибратор, его внезапная тишина оглушала. Она не могла смотреть на своего пса. Её кожа казалась липкой, нарушенной, но всё ещё пульсировала после полученного оргазма.

Евгения спрыгнула с дивана. Лицо покраснело не только, от усталости, но и от глубокого, ползущего унижения.

Но под жгучим стыдом в животе пульсировало коварное тепло. Эхо того оргазма оставалось — глубокий, физический пульс, который отказывался игнорировать. Это было землетрясение, уничтожающее. Годы вежливого, предсказуемого секса с бывшем мужем не приблизились. Чистая, необузданная сила на мгновение испарила все обиды, каждую неуверенность. Она поймала себя на том, что остановилась, опираясь на столешницу, дыхание перехватило, когда призрачная дрожь пробежала по её центру. Воспоминание, о настойчивом языке Рекса, о шокирующем жаре и трении, смешанном с неумолимой вибрацией, вызвали у неё непроизвольную дрожь, по спине — не совсем от отвращения. Это было чудовищно, немыслимо... и, несомненно, самое мощное освобождение, которое она когда-либо испытывала.

Следующий день наступил хрупким и резким. Евгения выполняла свою рутину с роботизированной эффективностью, избегая взгляда Рекса, полного надежды. Пустой карниз и диван без подушки казались явными обвинениями. Она не могла жить с физическими напоминаниями, о вчерашнем проступке. Одевшись быстро, она поехала в универмаг, тишина в машине была тяжёлой. Она выбрала новые занавески, — на этот раз тяжёлые, тёмные бархатные, чтобы полностью отгородить мир. Для дивана она выбрала твёрдую, прочную подушку в оттенке пресного бежевого цвета, совсем не похожую на мягкую цветочную, которую Рекс, так безжалостно разорвал в клочья. Практично. Неприветливо. Она загрузила покупки в машину, и поехала домой её движения были скованными.

Дома Евгения не теряла времени. Она затащила стремянку в гостиную, игнорируя Рекса. Она повесила новые бархатные занавески с мрачной решимостью, их тёмная ткань мгновенно поглотила солнечный свет, погружая комнату в глубокие, бархатистые сумерки. Тяжёлый материал заглушал звуки с улицы, создавая изолирующую тишину. Дальше была подушка. Разрушения Рекса были убраны, комната восстановлена в стерильном, контролируемом порядке. Тем не менее, воздух всё ещё казался густым, наполненным невысказанным действием, произошедшим прямо здесь вчера.

В тот вечер, после ужина, тишина в комнате, окутанной бархатом, стала гнетущей. Кожа Евгении казалась напряжённой, гудящей беспокойной энергией, которую она не могла подавить. Воспоминание, о вчерашнем шокирующем сексуальном освобождении пульсировало низко в её животе, настойчивый, требовательный гул, заглушавший пронзительный голос стыда. Дыхание перехватило. Дрожащими пальцами Евгения опустила модные брюки на бёдра, выйдя из них. Затем, сердце начало бешено колотиться, она зацепила большими пальцами, за пояс своих простых хлопковых трусиков. Она медленно скользнула ими, по своим ногам снимая их, прохладный воздух коснулся её голой кожи, заставляя её вздрогнуть. Стоя голой в тусклых сумерках, Евгения глубоко вздохнула.

— Рекс, — позвала Евгения, её голос был едва слышен.

— Иди сюда, мой мальчик. Команда псу, повисла в тяжёлом воздухе.

Рекс мгновенно поднял голову, со своей лежанке, уши насторожены, тёмные глаза были устремлены на свою хозяйку. На мгновение Рекс замялся, возможно, чувствуя серьёзность её тона, напряжённую атмосферу. Затем, осторожно, с вилянием хвоста, он медленно направился к Евгении, его большие лапы тихо касались ковра. Рекс остановился в метре от хозяйки, слегка опустив морду, наблюдая за ней, ожидая команды.

Сердце Евгении сильно колотилось. Разум кричал «Стоп», но настойчивый, запоминающийся полученный вчера оргазм кричал громче. Евгения опустилась на край дивана, новая подушка была твёрдой. Раздвинув ноги чуть выше, она откинулась назад, приготовившись. «Продолжай меня радовать Рекс», — выдохнула она, слова казались запретными на вкус. «Лижи меня».

Рексу не требовалось больше команд. Это знакомое, инстинктивное желание вспыхнуло в нём мгновенно. Он крепко просунул свою широкую тёплую морду между дрожащими бёдрами хозяйки, горячее дыхание омывало её обнажённую кожу. Его грубый, влажный язык скользнул вверх одним длинным, плоским, собственническим движением, скользя, от её входа во влагалище к уже опухшему клитору. Евгения выдохнула, резкий вдох, превратился в сдавленный стон. Ощущение было мгновенным и интенсивным — грубая текстура, неожиданное тепло, первобытная влажность, проникающая в интимные места. Её бёдра невольно дёрнулись вперёд, ища ещё одного шокирующего контакта. Его язык, теперь уже не был робким, а был требовательным, ритмичным, двигаясь твёрдыми кругами, по её чувствительному бутону, опускаясь ниже, чтобы собрать её соки, прежде чем снова закрутиться вверх. Её дерзость, необузданная животная потребность, удовлетворяющая её собственный отчаянный сексуальный голод, заставляла искры искриться в её нервах.

Откинув бёдра назад, отдаваясь ритму, взгляд Евгении опустился вниз. Сквозь густые локоны шерсти на его животе она это увидела. Из ножен торчал тёмный, мясистый бугорок, слегка блестящий. Кончик был ярко-красным, набухшим и пульсирующим, пока Рекс работал своим языком. С каждым настойчивым толчком языка член пса становился всё сильнее, ствол утолщался, удлиняясь, становился неоспоримым. Это было не просто возбуждение. Это было физическое проявление его инстинкта, в тусклом свете. Это зрелище было одновременно глубоко тревожным и извращённо захватывающим, — визуальное подтверждение запретной связи, гудящей между ними.

Дыхание Евгении перехватило. «Нет, Рекс», — выдохнула она, отталкивая его морду с внезапной, панической силой. Он заскулил резко, озадаченно, его влажный нос коснулся её бедра. Он отступил на шаг, наклонив голову, его тёмные глаза были широко раскрыты и полны вопроса. Его член оставался частично открытым, толстый, тупой инструмент был направлен на неё, слегка дергаясь. Внезапное отсутствие его языка оставило Евгению холодной, обнажённой. Стыд вспыхнул, горячий и покалывающий. Что она делает? Это было безумие. Она вскочила обратно на диван, подтянула ноги в защитном жесте, сердце бешено колотилось в груди, словно бешеный барабан.

Рекс снова заскулил, низкий, тревожный звук глубоко в груди. Он подошёл ближе, толкнув её колено влажным носом. Его замешательство было ощутимым, смешанным с сырым запахом её возбуждения, всё ещё прилипшим к его морде. Евгения уставилась на его набухший член — это невозможное, неоспоримое доказательство его животной нужды. Её собственная сексуальная потребность ответила на это, пульсирующий пульс глубоко внутри, заглушая голос разума. Тяжёлые бархатные занавески вдавливались, усиливая тишину, одиночество. Эта комната теперь стала её закрытым от посторонних глаз миром. И в этом мире правила изменились.

Медленно, намеренно Евгения соскользнула с жёсткой подушки дивана на ковёр. Грубые волокна царапали её колени. Она не встала. Вместо этого она опустилась ниже, встав на четвереньки перед псом. Её сердце бешено колотилось, бешеный барабанный стук у рёбер. Стыд кричал, по её венам, горячий и колючий. Евгения зажмурилась, сильно дрожала, выгибая спину, поднимая бёдра вверх и обратно к собачьей морде. Из неё вырвался низкий стон, — чистый ужас и отчаянное желание. Евгения была в данный момент, обнажённая и уязвимая, её скользкие складки блестели влагалища в тусклом свете, ожидая грубого, запретного прикосновения языка пса.

Рексу не нужно было приглашение. Запах, поза хозяйки зажигали его. Рекс рванул вперёд с ворчанием, зарывая морду глубоко между её раздвинутыми бёдрами. Его горячий, влажный язык скользнул, по её опухшему клитору, затем опустился ниже, жадно облизывая её вход во влагалище. Это было не нежно. Это было первобытное, собственническое вторжение, влажное вторжение, которое забирало у Евгении дыхание. Его передние лапы тяжело легли ей на поясницу, прижимая её на месте, пока язык работал с отчаянной скоростью. Грубая текстура языка, шокирующая жара, ритмичное давление, — всё это посылало Евгении волны удовольствия. Её бёдра откидывались назад, встречая каждый толчок языка Рекса, отчаянным криком.

— Вверх забирайся на меня, — выдохнула Евгения.

Она потянула пса, направляя его вес. Лапы поднялись выше на её спине, когти прокалывали кожу сквозь тонкую футболку. Затем, мощным рывком задних лап, он неуклюже забрался ей на спину. Весь его вес тяжело опустился, прижимая Евгению к грубому ковру. Из лёгких вырвался воздух. Жар, исходящий, от его шерсти на животе, обжигал её кожу. Его твёрдый член прижался к основанию её позвоночника, толстым, настойчивым клеймом. Страх вспыхнул — острый и холодный, но мгновенно утонул в более глубоком, жадном сексуальном голоде. Его животный вес, всепоглощающее присутствие, разожгли в Евгении что-то дикое.

Тогда Евгения и почувствовала это — острый, скользкий кончик его члена, слепо исследующий мягкую кожу её внутренней стороны бедра. Он скользнул ниже, ища жгучую точку давления, от которой она ахнула. Её собственная влажность окутывала его лихорадочные поиски. Не задумываясь, её рука снова отскочила назад, неуклюже. Её пальцы сомкнулись вокруг толстого, горячего члена. Кожа оказалась удивительно мягкой, натянутой над твёрдым, пульсирующим членом. Она грубо опустила его вниз, мимо дрожащего бедра, мимо скользких половых складок, половых губ. Конец его члена ударился о её вход во влагалище, прямолинейно и настойчиво. Низкий рык прокатился, по его груди, прижавшись к её спине. Евгения оттолкнулась к нему, отчаянно подняв бёдра. «Ну же, мальчик», — выдавила она, голос её был полон желания. «Делай всё, что ты хочешь, со мной».

Рекс двинулся. Жёстко. Жестокое, разрывающее вторжение, вынудившее из горла Евгении хриплый крик. Не было нежного входа, только жгучее растяжение, когда его толстый член глубоко врезался в её киску одним мощным движением. Боль была острой, мгновенной, которое перехватило у неё дыхание. Его полный вес толкал её ещё сильнее в ковёр, грубые волокна ковра царапали колени и локти. Его бёдра врезались в её ягодицы с влажным хлопком, зарыв член до глубины. Чистая, шокирующая полнота была ошеломляющей — жестокое вторжение, растянувшее её невозможно, заполняя мучительную пустоту горячей, требовательной плотью. Рекс не остановился. Инстинкт взял верх. Он отстранился, его член скользким и непристойным звуком скользнул, по её внутренним стенкам влагалища, затем снова с жестокой силой врезался вперёд. Ритм был первобытным, неумолимым. Каждый глубокий, резкий толчок посылал ударные волны, по её центру — смесь острой боли и ужасающего, нарастающего давления, которое начинало затмевать её разум.

Хозяйка была прижата к полу, беспомощная под его животной силой. Его когти впились в ее плечи сквозь футболку, когда он входил в нее, его тяжелое дыхание обжигало ей затылок. Ритмичные удары плоти, о плоть наполнили комнату, окутанную бархатом, перемежаясь сдавленными вздохами Евгении и его низким, гортанным рычанием. Боль начала утихать, превращаясь, во что-то совершенно иное. Глубокое, неустанное трение разожгло в ней дикий огонь. Ее внутренние мышцы влагалища судорожно сжались вокруг толстого члена, вторгшегося в него, пытаясь обхватить его, втянуть глубже. Низкий, пронзительный стон сорвался с губ Евгении, тело выгнулось навстречу его неистовым толчкам. Первоначальная агония сменилась необузданным, всепоглощающим жаром, который исходил, из ее глубины, распространяясь, по дрожащим конечностям. Это было унижение, насилие... И это было самое сильное, неоспоримое ощущение члена, которое она когда-либо испытывала.

И тут Евгения почувствовала это. С каждым мощным толчком, когда его член касался ее набухших внутренних стенок влагалища, она ощущала отчетливые изменения глубоко внутри себя. Не на кончике, а у самого основания, где он был погружен по самую рукоятку. Член пса начал набухать, утолщаясь, неумолимо надавливая на ее вход, во влагалище. Горячий, настойчивый узел входил в нее, заставляя её влагалище раскрыться еще шире, чем это уже было c его членом ранее. Каждый раз, когда пёс отстранялся, его набухающий член прижимался к ней с шокирующим, собственническим трением, невероятно растягивая ее, натягивая ее нежную плоть. Сквозь туман животного вожделения промелькнуло замешательство, – что происходит? Но ошеломляющий прилив ощущений мгновенно заглушил его. Ее тело забилось в конвульсиях, ее влагалище дико сжалось вокруг вторгшейся твердости, из него хлынула гладкость, когда странное, болезненное давление только усилило ужасающую волну удовольствия, поднимающуюся внутри нее.

Рекс сделал последний, жестокий толчок, проникая невероятно глубоко. Узел, ставший теперь огромным и обжигающе горячим, с силой вошел в нее. Он вошел в нее, набухая до полного размера, соединяя их вместе. Он был воткнут, погружен по самый корень, его член яростно пульсировал в ней. Евгения чувствовала себя пойманной в ловушку, пронзенной, сам размер узла растягивал ее влагалище, до мучительного предела. Ее вздох превратился в сдавленный крик, когда первая горячая струя семени пса ворвалась глубоко в ее лоно. Это была не струйка, а мощный поток влажного тепла, жаркий и чуждый, наполняющий ее невероятным давлением. Евгения могла чувствовать каждый отчетливый толчок, каждую мощную пульсацию его члена, когда он погружался прямо в ее лоно. Ощущения были ошеломляющими, насилие и первобытная, пугающая близость слились воедино.

Из горла Евгении вырвался глухой стон, низкий и дрожащий. Чистая, шокирующая полнота поглотила её. Неумолимое тепло, жестокое растягивание узла, влажный пульс его разрядки глубоко внутри влагалища, — это стирало мысли. Евгения была прижата, беспомощна, в её тело вторглись и завладели самым зверским способом. Недоверие боролось с сырой, неоспоримой реальностью, давшей на её самые глубокие стены, растягивая её за любые границы, которые она когда-либо знала. Её пальцы царапали ковёр, грубые волокна впивались в кожу, — единственный якорь в этом шторме ощущений. Его вес раздавил её, горячее дыхание хрипло на её шее, член всё ещё дергался, всё ещё опустошая внутри неё с собственнической силой своё семя.

Рекс заскулил, издавая пронзительный звук тревоги. Он сместил вес, пытаясь слезть с хозяйки, но опухший узел, удерживающий его глубоко внутри неё, отказывался ослабевать. Внезапным, резким движением, он спрыгнул с её спины, тяжело приземлившись на ковёр рядом с ней. Резкое движение вырвало её тело вбок, мучительно потянув, за растянутый вход. Пёс всё ещё был заперт внутри неё, привязанный толстым, неумолимым узлом. Он повернулся, пытаясь повернуться к ней хвостом, чтобы достичь той позиции, которую требовал инстинкт «Сзади назад». Пока он вращался, его жёсткий член яростно крутился «Внутри её влагалища», разворачиваясь на полные 180 градусов.

Это ощущение было превосходящим всё, что она могла себе представить. Толстый ствол и массивный узел вращались вместе, терясь о её сырые, чувствительные внутренние стенки влагалища, словно горячий, закручивающийся кулак. Он царапал нервные окончания, рвал нежную плоть и тянул самые глубокие части её влагалища. Из горла Евгении вырвался звериный визг, — звук чистой, неподдельной агонии, смешанный с ошеломляющим толчком извращённого, сексуального ощущения. Её тело дергалось, пытаясь инстинктивно вырваться, из жестокого внутреннего закручивания, но узел держался, cковывая их в невозможном, унизительного положении.

Лоб Евгении сильно прижался к грубому ковру, руки были скрещены под ногами, пот жёг глаза, волосы были мокрыми. Каждый прерывистый вдох затягивал волокна волос в её рот. Рекс снова заскулил, тяжело дыша рядом с ней, его бок дрожал у неё на бедре. Оплодотворение внутри неё прекратилось, когда он занял неловкую позу сзади назад, но раздутый узел остался запертым, растягивая её невозможно широко. Потом она почувствовала это, — обновлённый, ритмичный пульс глубоко внутри. Его член снова начал брызгать. Горячие струи семян с силой вбивались в неё, каждый импульс был горячим потоком в её матке. Её внутренние мышцы влагалища рефлекторно сжались, судорожно дергаясь, от надвигающейся твёрдости, выжимая его.

Низкий, дрожащий стон вырвался из горла Евгении, вибрируя по прижатому телу. Жестокая полнота, неумолимое тепло, влажное скольжение его разрядки внутри неё — всё это разжигало сексуальный пожар. Её бёдра непроизвольно дергались в сжимающем узле, ища трения, ища освобождение. Боль, от растяжения, сырая боль внутри влагалища, сливалась в болезненную точку ощущений. Её клитор пульсировал сильно, не тронутый, но наполненный огромной силой её боли. Её пальцы вцепились глубже в ковёр, давление росло, внутрь неё поднялась ужасающая волна. Она почувствовала, как тепло расцветает, исходящее из её тела, поглощая её.

Евгения сильно прижала потный лоб к сложенным рукам, заглушая отчаянные крики, вырывающиеся с каждым прерывистым вдохом. Всё её тело содрогнулось, охватываемые дрожью, которые больше походили не на удовольствие, а на дрожь при приступе. Узел держал её безжалостно открытой, каждый всплеск его горячего семени вызывал новое, непроизвольное сжатие внутренних мышц. Ощущение было подавляющим — жестокое, животное претензия, стирающее всё, кроме сырой физической реальности. Её стоны становились глубже, гортанными и первобытными, отражая судорожное дыхание собаки, запертой за ней. Стыд был уничтожен, сожжен чистой, уничтожающей силой оргазма, разрывающего её.

Время остановилось. Были только удушающий бархатный сумерки, грубый ковёр, царапающий её колени и локти, тяжёлое, задыхающееся Рекса, прижатого к её ягодицам, и невозможное, жгучее растяжение глубоко внутри, где он оставался запертым. Её сердце бешено колотилось, бешеный барабанный стук в голове, казавшийся невероятно громким в густой тишине. Его дыхание было резким, ритмичным, контрапунктом её собственным сдавленным вздохам. Мир сжался, до этой единственной, унизительной точки связи между псом и хозяйкой. Пот стекал с её подбородка. Воздух густо пах сексом, шерстью и её собственным страхом.

Потом — сдвиг. Рекс издал низкий, беспокойный стон и неуверенно потянул. Инстинкт заставил его освободиться. Евгения почувствовала это — тонкое, мучительное снижение невыносимого давления глубоко внутри её влагалища. Опухший узел, скользкий от её соков и его семени, начал ослабевать. Рекс потянул снова, на этот раз сильнее, и Евгения вскрикнула, когда огромный член скользнул по её сырому, слишком растянутому входу во влагалище. Трение было жгучим, жестоким, от которого её зрение затуманилось. Пёс тянул ровно, неумолимо, его мощные задние части крепко напрягались. Давление ослабело ещё больше, сантиметр за мучительным сантиметром, пока с последним, влажным, всасывающим хлопком он не был свободен.

Внезапная пустота была глубокой, шокирующей пустотой там, где была невыносимая полнота. Тепло мгновенно хлынуло, из её зияющего входа влагалища, тонкий, горячий поток семени Рекса, смешанный с её собственной спермой. Она стекала, по её дрожащим бёдрам, собираясь в тёплую лужицу на ковре, под коленями. Объём спермы был шокирующим. Евгения вздрогнула, полностью рухнув на локти, дыхание стало прерывистым. Сырая боль глубоко внутри её влагалища пульсировала в такт её бешено колотящемуся сердцу.

Рекс тут же повернулся, тяжело дыша. Он не колебался. Его широкий, влажный язык крепко скользил, по опухшим, чувствительным складкам её обнажённой киски. Он лизнул с собственнической настойчивостью, собирая струйки спермы, покрывающие её кожу, его грубый язык скользил, по растянутому входу влагалища, затем поднимался вверх, чтобы очистить прилипший беспорядок с внутренней стороны бёдер. Ощущение было поразительным, — грубыми, влажными и очень интимными. Это вызвало резкие, неожиданные толчки, по измученным нервам Евгении. Она вздрогнула, вырвав сдавленный вздох, но не отстранилась. Язык Рекса настойчиво прижимался к её входу во влагалище, слегка прощупывая, собирая смесь их совместной спермы. Рекс лизнул анус Евгении, — короткое, шокирующее вторжение, от которого её мышцы сильно напряглись.

Стыд вернулся удушающей волной. Евгения отскочила, от Рекса, её конечности сильно дрожали, пока она ползла в ванную комнату. Её киска казалась сырой, зияющей, и свежая струйка тёплого семени стекала, по бедру с каждым неуклюжим движением Евгении. Она заперла дверь ванной комнаты, прижав лоб к холодному дереву двери. Её отражение в зеркале было в полном беспорядке, — раскрасневшаяся кожа, спутанные волосы, глаза широко раскрыты, от шока. Евгения включила душ на полную мощность, пар быстро заполнил маленькое пространство ванной комнаты. Горячая вода жгла её потрёпанные колени и локти, мыло жгло её нежную кожу, пока она лихорадочно терлась, пытаясь стереть запах, ощущение, воспоминание. Но глубокая, собственническая боль внутри её утробы оставалась постоянной, пульсирующей.

Евгения избегала смотреть на Рекса, когда вышла из ванной, туго завернувшись в потрёпанное полотенце. Тяжёлые бархатные занавески, всё ещё заслоняли мир, комната была наполнена запахом от мускуса секса и собаки. Её ноги казались неуверенными, словно вот-вот подкосятся с каждым шагом. Локти кричали, от ожогов ковра. Евгения не взглянула на пятно спермы на ковре, где её оприходовал Рекс. С низким стоном она забралась наверх к своей кровати, рухнув на прохладные простыни, совершенно вымотанная произошедшим. Каждая мышца протестовала, дрожала от усталости и последствий насилия пса. Глубокая, пустая боль пульсировала ритмично, по всему телу.

Рекс последовал, за хозяйкой, его ногти тихо стучали, по деревянному полу. Он заскулил, низкий, вопросительный звук, и положил морду на матрас рядом с её бедром. Его тёмные глаза наблюдали за ней, наполненные запутанной смесью собачьей преданности и первобытного осознания. Запах её, «Их», цеплялся за него. Хозяйка не говорила. Она не могла. Вместо этого она подняла дрожащую руку, и это движение вызвало новую боль в плече. Её пальцы коснулись его грубой шерсти. « Забирайся на кровать Рекс», — прошептала она, голос был хриплым и разбитым.

Пёс взобрался на кровать одним плавным движением, его вес опустил матрас. Его тело излучало тепло, когда он кружился на кровати, затем тяжело устроился рядом с ней, его бок плотно прижался к её боку. Его тепло было мгновенным, почти удушающим. Влажная шерсть его морды коснулась обнажённой руки Евгении. Сначала она вздрогнула, воспоминание о его языке, члене, его узле промелькнуло в её сознании, словно зазубренное лезвие. Стыд вернулся у неё в животе. Но усталость была глубже, свинцовый груз, прижимающий её к простыням. Её тело жаждало его твёрдого присутствия. Медленно, намеренно она перевернулась на бок к нему, её ноющие ноги сдвинулись, под тонким полотенцем.

Её дрожащая рука скользнула, по его широким рёбрам, пальцы погрузились в густую шерсть его спины. Евгения притянула Рекса ближе, уткнувшись лицом в толстую шею. Его запах был ошеломляющим, — собачьий, секс и резкий привкус её собственного освобождения. Это должно было её оттолкнуть. Вместо этого оно захлестнуло её чувства, жестокое напоминание, которое одновременно удерживало её в настоящей реальности и угрожало полностью разрушить. Его ровное сердцебиение грохотало в её груди, медленный, первобытный контрапункт её собственному бешеному пульсу. Глубокая, собственническая боль между ног пульсировала в такт. Она держалась крепче, отчаянно цепляясь, за источник своего насилия словно за спасательный круг в удушающей бархатной тьме.

Другая рука опустилась вниз, почти сама, по себе. Пальцы скользнули, под влажный край полотенца, всё ещё свободно обвившего её бёдра. Они проводили пальцами, по опухшей, нежной коже внутренней стороны бедра. Дрожь пробежала, по её телу, когда кончики пальцев коснулись сырого, растянутого входа, во влагалище. Она казалось чуждым, — припухшим, широко раскрытым, невероятно чувствительным. Стыд жёг разум. Но пальцы прижались ближе, ища набухший, пульсирующий бугорок клитора. Евгения ахнула, коснувшись его, резкий толчок ощущений пронзил её центр. Прикосновение было электрическим, разжигая угли жестокого оргазма, который он выжал из неё. Её бёдра едва заметно дёрнулись вперёд против её собственной руки.

Рекс сдвинулся рядом с ней, низкий гул глубоко вибрировал в груди. Он прижал свою тёплую морду к её шее, влажный нос был прохладным на её раскрасневшейся коже. Евгения крепче сжала руку, обвитую на его рёбрах, закрепляясь на его твёрдой, знакомой массивной фигуре. Противоречивые ароматы, — чистое мыло, сражающееся с упрямым мускусом секса, всё ещё держащимся на нём, — наполняли её ноздри. Её пальцы отчаянно двигались, по клитору с отчаянным, круговым давлением, преследуя призрак всепоглощающего ощущения, которое его узелок навязал ей. Острая боль наслаждения и боль её собственного прикосновения были бледным эхом, но разжигали глубокую, собственническую боль в её матке, постоянное напоминание, о его жестоком владении. Её дыхание сбилось, превратившись в поверхностные вздохи на шерсти Рекса.

Её движения замедлились, усталость тянула её вниз, словно тяжёлый прилив. Ритмичное дыхание Рекса, превратилось в колыбельную. Её пальцы оставались прижатыми к опухшему клитору, липкими и влажными, но отчаянное желание погнаться, за ощущениями исчезло, уступив место усталости, до костей. Бархатная тьма давила на Евгению, густая и безмолвная. Веки стали невероятно тяжёлыми, закрываясь. Бешеный ритм её сердца начал замедляться, синхронизируясь с ровным стуком сердца Рекса у неё в груди. Стыд и сырое, животное удовольствие сливались вместе, растворяясь в глубокой усталости. Последним осознанным ощущением была грубая текстура его шерсти, под её щекой и слабое, влажное тепло, исходящее от её руки между ног.

Евгения проснулась одна. Серый свет рассвета просачивался сквозь тяжёлые бархатные шторы, окутывая комнату тусклой, пыльной дымкой. Место рядом с ней на кровати было холодным, простыни помяты, но пусты. Рекс спустился обратно вниз. Глубокая, пустая боль пульсировала низко в животе, распространяясь, через влагалище, — настойчивое, собственническое эхо жестокого занятия его собачьим узлом. Локти кричали, от ожогов от ковра, внутренняя сторона бёдер казалась ссадиной. Евгения сдвинулась, поморщившись, когда движение натянулось на нежную, растянутую кожу между её ног. Физические напоминания были острыми, неоспоримыми. Стыд пробежал, в её голове. Она поднялась на дрожащих руках, полотенце соскользнуло с бёдер. Воздух всё ещё слегка пах сексом и собакой.

Её ноги коснулись прохладного деревянного пола. Евгения направилась в ванную комнату, ноги дрожали, чувствуя, как знакомая горячая струйка вырывается из неё. Она снова заперла дверь, тяжело опираясь на раковину. На этот раз она заставила себя посмотреть. В зеркале её отражение было бледным, преследуемым. Но её взгляд опустился ниже. Её пальцы скользили, по опухшим складкам половых губ, всё ещё такими скользкими и чувствительными. Воспоминание, о бешеном языке Рекса, о разрывающем растяжении его члена, о невозможной, жгучей полноте узла, соединяющего их вместе, — всё это нахлынуло обратно, такое живое. Евгения почувствовала призрак этого: «Жгучее движение, когда Рекс повернулся, яростное внутреннее скручивание, жгучие пульсы, наполняющие её. По ней пробежала дрожь. Это было нарушение, сырое и животное. Но под этой болью, глубокой болью, пробудилось, что-то ещё. Фантомное чувство жара глубоко внутри её влагалища, шокирующее эхо сексуального удовольствия, которое пронзило её несмотря ни на что. Это была не просто боль. Это было... Больше. Что-то первобытное, всепоглощающее, что её тело приняло, даже когда разум отшатнулся.

Пар поднялся, когда Евгения ступила, под обжигающую струю. Вода ударила по её коленям и локтям, резко обожгла. Она поморщилась, но не стала снижать температуру. Ей нужно было горячее. Нужно было сжечь смущение, запах Рекса, ощущение его семени, которое, казалось, оставалось глубоко внутри, до сих пор. Она яростно терлась грубой губкой, царапая кожу, до розового цвета. Она натирала между ног грубыми, эффективными движениями, мыло жгло нежную кожу. Боль была чистой, проясняющей. Это была унизительная боль. Когда вода стекала по её телу, смывая видимые следы, она почувствовала странное чувство... Очищение. Не от вины, а от немедленного, липкого последствий. Глубокая, собственническая боль оставалась, постоянный пульс, но паника отступила, пар наполнил её лёгкие.

Ступив на прохладный кафельный пол ванной комнаты, Евгения быстро вытерлась полотенцем. Её отражение в запотевшем зеркале было размытым, неясным. Надевать чистое бельё было актом неповиновения. Мягкий хлопок на её опухшей, чувствительной коже был шоком, — резким контрастом с жестоким вторжением Рекса нескольких часов назад. Больно, тупая, настойчивая боль, но это также... заземляло её. Евгения сосредоточилась на ощущении: «Мягком давлении ткани, лёгком трении при движении. Это не было удовольствием, не совсем. Это была рекультивация». Это было «Её», тело, одетое в «Её», одежду. Она надела мягкие, потрёпанные штаны и свободную футболку. Каждая вещь казалась броней, встающей на место. Простой акт одевания, закрывание следов отодвинул хаотичную реальность ночи, ещё дальше. Глубокая боль пульсировала, но теперь она была переплетена с призраком всепоглощающего оргазма, его необузданной силой. Евгения невольно прижала бёдра друг к другу, ощущая эхо этого невозможного растяжения, жгучий жар его разрядки. Воспоминание было унизительным, да, но физическое эхо, которое оно оставило... Это была не просто боль. Это была глубокая, тревожная полнота, постоянное напоминание о том, что её тело было изнасиловано так, что это противоречило разуму. И её предательские нервы гудели, от послесвечения.

Евгения медленно шла по коридору, каждый шаг вызывал тупую пульсацию в бёдрах и ощущая боль глубоко внутри. Гостиная была омыта серым, приглушённым светом раннего утра, пробивающегося сквозь тяжёлые бархатные шторы, которые она повесила накануне. Воздух всё ещё был густым, от оставшегося мускуса секса и собаки, — неоспоримое свидетельство произошедшего. Рекс лежал, растянувшись, на новой подушке возле дивана, голова покоилась на лапах. Он выглядел совершенно обычным, — просто большой, сонной собакой. Пятно спермы на ковре возле его подушки резко выделялось в тусклом свете, тёмное, влажное пятно на волокнах ковра. Её живот сжался. Рекс поднял голову. Его уши насторожились, глаза встретились с её. Не было ни агрессии, ни хищного блеска. Просто тихая, бдительная тишина. Его хвост осторожно стукнул, по подушке.

Дыхание перехватило. Стыд, всё ещё был в ней. Но под этим вспыхнуло нечто другое, — поразительная волна яростной, собственнической благодарности. Рекс не осуждал её, не отстранился, от её отчаяния или разврата. Он просто «Сделал», то, что требовала хозяйка, то, чего её тело жаждало, с такой яростью, что это её пугало. Он взял её с жестокой эффективностью, завладел её своим узлом и семенем, а затем... Почистил её... Воспоминание, о его грубом языке, скользящем по её чувствительной, опухшей коже, вызвало новый толчок в её голове. Пёс забрал её полностью, а затем занялся последствиями. Это было первобытно, унизительно и извращённо и интимно. Он был её. И она была... его. Эта мысль должна была её отталкивать. Вместо этого она легла на неё, словно тяжёлый, тёплый плащ. Ей нужно было признать его. Чтобы отметить эту связь.

Евгения медленно пересекла комнату, жгучая боль между ног пульсировала с каждым шагом, постоянно напоминая, о его владении. Рекс наблюдал за хозяйкой, его тёмные глаза были мягкими, хвост снова медленно и тяжело стучал, по подушке. Он не поднялся, просто удержал её взгляд. Тихое послушание, отсутствие человеческих сложностей были бальзамом. Остановившись рядом с ним, Евгения опустилась на колени на ковёр, игнорируя резкий протест своей поцарапанной кожи. Её пальцы слегка дрожали, когда она протянула руку, глубоко вгрызаясь в густую шерсть его шеи. Она наклонилась, её лицо было близко к его морде. Запах его, — собачьего, мускуса, — наполнял её ноздри. «Молодец Рекс», — выдохнула она, слова были сырыми и тяжёлыми. «Мой хороший, хороший мальчик!», Она прижала губы к макушке его широкой головы, страстный, осознанный поцелуй, с вкусом соли и шерсти. Это было благословение, для монстра, которого она выпустила в них обоих. Похвала животному, которое ответило на её сексуальный голод, не моргнув.

Взгляд Евгении скользнул мимо его мощных плеч, остановившись на выброшенном вибраторе, наполовину скрытом под краем дивана, его гладкий пластик тускло блестел в тусклом свете. Едва заметная улыбка коснулась её губ, — тонкая, личная, совершенно лишённая прежней неуверенности. Евгения поднялась, движения были скованными, но целеустремлёнными. Подняв игрушку, её скользкая поверхность была прохладной на ладони, она без колебаний понесла её через комнату. Верхний ящик тяжёлого дубового серванта с грохотом открылся. Она положила вибратор внутрь, поверх старых счетов, за коммунальные услуги. Он приземлился с мягким, пустым грохотом и захлопнула ящик. Улыбка осталась, — слабой, но уверенной. Эта игрушка была реликвией, из другой жизни, тщетной попыткой удовлетворить сексуальную потребность, которую она по-настоящему не понимала, пока Рекс не показал ей, что значит, по настоящему удовлетворить сексуальную потребность.

Повернувшись к Рексу, она увидела, что его тёмные глаза всё ещё устремлены на неё, терпеливые и ожидающие. Она снова опустилась на колени рядом с ним, её колени погрузились в мягкую новую подушку. Протянув руку, она обхватила его тяжёлую морду обеими руками, ощущая грубые щетинки его усов на своей коже. «Видишь это?», — прошептала Евгения, голос был низким и ровным, кивая в сторону закрытого ящика. «Эта глупая маленькая штука». Из её вырвался мягкий, прерывистый смешок, лишённый юмора, наполненный сырой одержимостью. «Она больше не понадобится мне, мой мальчик. Никогда больше!». Заявление повисло в густом воздухе, простое и абсолютное. Она выбрасывала не только игрушку. Это была притворство, стыд, идея, что её сексуальный голод можно утолить чем-то другим.

Её пальцы провели, по мощному выступу лба Рекса, воспоминание становилось острее. Рекс слегка сдвинулся, прижимая свой тёплый нос крепче к её бедру, — молчаливое, заземляющее присутствие.

Глубокая, собственническая боль в её утробе пульсировала, постоянный, живой напоминание. Теперь это была уже не боль. Это был низкий, требовательный гул, клеймо, которое отмечало её как «Его». Её взгляд скользнул по тусклой комнате — тяжёлые бархатные занавески, запечатывающие их в их личном сумеречном свете, пятно на ковре, поводок, висящий безжизненно на крючке. У неё не было желания убирать, прятаться, стереть улики. Пусть это останется. Пусть будет так. Это была её реальность, — суровая и неоспоримая. Внутри неё расцвела яростная, тихая гордость, — холодная и твёрдая. Евгения перестала притворяться. Она потребовала то, что ей было нужно, забрала это у единственного существа, способного дать ей это, без осуждения и оговорок. Стыд был далёким призраком, незначительным звуком, заглушенным глубокой, глубокой уверенностью, окутывающей её.

Рекс сдвинулся рядом с ней, вытянув мощные ноги с мягким ворчанием, его тяжёлый хвост скользнул, по подушке. Он толкнул её бедро влажной мордой, — простой, фирменный жест. Евгения посмотрела на него, встретившись с его тёмными, жидкими глазами. Теперь в них не было замешательства, только спокойная, ожидающая бдительность. Рекс понимал свою роль, её потребность. Её рука собственнически легла на густую шерсть его спины, чувствуя тепло, исходящее от него. «Скоро», — прошептала она, голос был хриплым, но ровным. Это слово не было обещанием; это была приказ самой себе. Её взгляд скользнул к окну, тяжёлый бархат занавесок заслонил слабый рассвет. Ей не нужен был внешний мир. У неё было всё, чего она хотела, прямо здесь, ожидая, когда снова опустится бархатная тьма. Эта мысль вызвала свежую волну жара в животе, идеально синхронизируясь с глубоким, собственническим пульсом.

Евгения встала, игнорируя резкий протест бёдер и нежность между ног. Глубокая боль стала постоянным спутником, напоминанием о сексе, со своим псом. Она подошла к двери и взяла поводок с крючка. Рекс мгновенно насторожился, поднялся на ноги с мощной грацией, от которой у неё перехватило дыхание. Его тёмные глаза следили, за каждым её движением. Она пристегнула поводок на его ошейнике, металлический щелчок эхом разнесся в густой тишине. Его хвост издал один тяжелый глухой стук, по полу. Рекс просто ждал, его присутствие было твёрдым и неоспоримым рядом с ней. Евгения открыла входную дверь в квартиру, внезапный поток прохладного утреннего воздуха принес запах улицы. Это казалось чужим, навязчивым. Они вышли на улицу, Рекс тихо шагал рядом, его плечо касалось её ноги. Внешний мир казался приглушённым, незначительным. Евгения глубоко вздохнула, наполнив лёгкие чистым воздухом, но запах, который действительно имел значение, — мускус, секс, «Он», — упрямо цеплялся за её кожу, под свежей одеждой.

Они шли, по тихой улице в центре Санкт-Петербурга. Евгения держала темп уверенно, рука свободно держалась на поводке. Рекс идеально подстраивался, под её шаг, его мощные мышцы пульсировали, под шерстью. Солнечный свет, слабый и бледный, пробивался сквозь деревья, покрывая тротуар. Евгения почувствовала на себе взгляды прохожих. Обычное осуждение, молчаливая оценка одинокой, стареющей женщины с её собакой. Медленная, тайная улыбка изогнулась на губах Евгении. «Если бы только они знали». Она выпрямила плечи, чуть приподняв подбородок. Стыд, который раньше скручивался в её животе, словно змея, был далёким, подавленным яростным, нарастающим чувством свободы. Она не просто выгуливала собаку. Она шла рядом, со своим сексуальным партнёром в той сырой, первобытной истине, которую они разделяли. Поводок не был привязью, Это было заявление. Боль внутри пульсировала, тёплая и собственническая. Евгения наслаждалась этим. Это была не боль. Это было доказательством. Доказательство удовлетворения сексуальной нужды, сексуальный голод ответил без извинений. Солнечный свет казался неважным. Её мир был бархатным сумеречным светом, ожидавшим дома, и могущественным животным рядом с ней, державшим ключ к ней.

Прохладный ветерок взъерошил её волосы, принося запах скошенной травы и далёкого дождя. Она вдохнула его, но под ним уловила слабый, оставшийся запах Рекса. Это был запах, который должен был отпугнуть её, но вместо этого он удержал её. Пол, стерильная квартира, вежливые званые ужины, вибратор, скрытый в стыде, — всё это принадлежало призраку, бледной копии жизни, которую она пережила. Теперь она чувствовала себя твёрдой и уверенной женщиной. Её рука бессознательно скользнула к нижней части живота, слегка надавливая там, где глубокая боль гудела в постоянном ритме. Это был клеймо, утверждение, запечатленное в её самой сути. Евгения посмотрела на Рекса. Его тёмные глаза встретились с её глазами, — такими спокойными, понимающими. Ему не нужны были слова. Рекс понимал свою хозяйку. Поводок казался формальностью. Он не убежит. Он знал, где ему место: «С ней, в ожидании команды, для секса с хозяйкой. Её независимость больше не была одиночеством, это была сила выбирать своё собственное сексуальное удовлетворение, как бы мрачно или извращённо это ни считал мир». Хозяйка выбрала это. Она выбрала его, для своего сексуального удовлетворения...