Эту сказку я посвящаю очень красивой девушке, Сусанне. У нее большие агатовые глаза.

Трехпалубное пассажирское судно с экзотическим названием "Прозерпина", плавно покачиваясь на волнах, шло по Волге курсом из Астрахани в Москву.

Вечерний туман опустился на реку. Капитан лайнера, проверив навигационные приборы, щелкнул тумблером и отдал приказ экипажу сбавить ход судна и включить бортовые огни.

Дверь капитанской рубки неожиданно открылась, и в нее, пошатываясь, ввалился боцман.

– Привет, старина! – бесцеремонно бросил он. – Я вот решил поболтать с тобой о жизни нашей грешной. – Боцман хрипло рассмеялся.

– Мы еще с тобой поговорим, – отрезал капитан. – Это, во – первых. Во – вторых, как ты смеешь шляться по судну в таком виде! И, в – третьих, немедленно выйди вон! Не то я сам вышвырну тебя. – Капитан отвернулся от боцмана, явно давая понять, что разговор окончен.

– Слу – ша – юсь, – пропел боцман, прожигая глазами капитанскую спину.

Он, как краб, выбрался из рубки, сплюнул и, вглядываясь в мокрую пелену, процедил:

– За шестерку меня держит, падла. Поговорим? Ну конечно, поговорим: всему свое время.

* * *

В салоне для отдыха находилось двое: представительного вида мужчина, возрастом за сорок, и молодой человек, которому можно было дать лет двадцать пять. Мешки под глазами, бледное лицо говорили о том, что парень серьезно болен.

Мужчина внимательно посмотрел на молодого человека и мягко обратился к нему:

– Простите за бестактность, но вам, кажется, не совсем хорошо. Быть может, я могу вам чем – либо помочь? Видите ли, я врач.

По характеру врач был человеком достаточно замкнутым. Он сам удивился своим словам, они вырвались как – то спонтанно.

Что же касается юноши, он легко, без колебаний ответил на вопрос незнакомца. В его голосе прозвучал сарказм:

– Вот как! Врач? Чем же вы можете мне помочь? Перед вами сидит законченный наркоман. Перед вами сидит покойник.

Юноша отвернул лицо от доктора.

– Тремор рук, нездоровый цвет лица – все говорит о том, что вы правы. Я бы даже сказал, что у вас все признаки полинаркомании. Но не стоит отчаиваться, не стоит говорить о себе такие фатальные слова, – ответил доктор.

Юноша прикрыл ладонью глаза и произнес следующее:

– Я не думаю, что вы или кто – либо другой сможет мне помочь. Возможно потому, что я сам этого не хочу. Однако чувствую я себя действительно ужасно. Запас морфия истекает с каждым днем. Навряд ли его хватит до конца нашего путешествия.

В словах юноши чувствовалась безнадежность.

– Первое, что я посоветовал бы вам, это сойти в крупном порту и обратиться в больницу. Но ведь вы так не поступите? – спросил врач.

Юноша отрицательно покачал головой:

– Нет, нет. Это судьба, понимаете, моя судьба.

Доктор пожал плечами.

– Морфина, к сожалению, у меня нет. Единственное, что я могу вам предложить в этом случае, это пару таблеток амитала, которые хотя бы немного снимут абстинентный синдром.

Доктор протянул юноше таблетки. Молодой человек поблагодарил своего нового знакомого и, не раздумывая, отправил таблетки в рот.

– Господи, ведь они горькие, – воскликнул врач. – Вы бы хоть запили чем.

– Не стоит, – отозвался юноша, глотая их. – Я, знаете, никогда ничего не запиваю. И потом, вовсе они не горькие – горька жизнь. Нет, нет, она даже страшна, ужасна! – добавил он.

– Чезаре Павезе сказал, – отозвался врач, – что жизнь не легка и не тяжела: она просто оригинальна.

– Ну и идиот же этот ваш Павезе. Жизнь ужасна и изобретательна в своих ужасах.

Оба пассажира закурили. Таблетки, казалось, начали оказывать на молодого человека свое действие. После некоторой паузы юноша неожиданно спросил:

– Скажите, доктор, вам приходилось в жизни сталкиваться с чем – то иррациональным, непонятным, потусторонним?

– Ну как вам сказать? Область трансцендентального и оккультного всегда привлекала мое внимание, я даже побывал в некоторых странах Востока, но, к сожалению, не увидел там ничего сверхъестественного и таинственного. Может быть, вам посчастливилось более моего, и загадочный мир приоткрыл вам свою невидимую завесу. Сделайте одолжение, расскажите, что довелось видеть вам. И потом, мне кажется, какая – то тяжесть лежит у вас на душе, хотя, может быть, это и не так?

– А вы молодец, – сказал юноша. – Ваша проницательность мне симпатична. Жаль, что вы не священнослужитель.

– К сожаленью, нет, – улыбнулся врач, – но я готов всем сердцем выслушать вас.

– Тогда вам придется выслушать мой рассказ, – ответил юноша. – Скажите, вы слышали что – нибудь об острове Лофофора?

Доктор отрицательно покачал головой.

ЧАСТЬ I

Два года назад я с отцом жил на острове Аклонд (Багамского архипелага). В этом нет ничего необычного. Мой отец родом из Аргентины, я тоже родился там. Моя мать была русской. После ее смерти мы с отцом отправились на острова. Я прилично владел двумя языками: португальским и английским.

Что делал на Аклонде мой отец, меня мало интересовало: у него вечно были какие – то дела, связанные с его фирмой. Мы жили в двухэтажном коттедже, жизнь моя была похожа на какой – то хаотический сон. Меня повсюду терзала необъяснимая тоска – этот извечный экзистенциальный стержень, который я ощущал еще с детства. Ничем не интересующийся, подавленный и замкнутый, я прожил на острове полтора месяца, и тоска моя превратилась в нечто изнуряющее и фатальное. Я не находил себе места. И вот в одно солнечное утро, ни в чем не отдавая себе отчета, я взял прогулочный катер и отчалил от берега в голубую пучину моря. Если бы меня спросили тогда, куда я собираюсь плыть, вряд ли бы я мог что – либо ответить.

Я дал полный ход мотору и отдал свою судьбу в руки атлантической стихии. Мой катер с ревом разрезал лазурные волны, а я был счастлив и не думал ни о каких последствиях. Неожиданно я вспомнил, что забыл дома компас. Если бы я знал, как он мне пригодится! Я летел на своем катере вперед, в неизвестность.

Вскоре здравый смысл начал возвращаться ко мне, потому как катер основательно сбавил ход: видимо кончалось горючее. Я взглянул на часы: они показывали без трех минут два. Я мысленно вычислил, что плыл по океану около трех часов. Куда я заплыл и каким образом вернусь обратно?

Вдруг я заметил вдалеке полоску земли. Горючего как раз хватило, чтобы добраться до берега, и я бросил якорь. Очутился я на незнакомом мне берегу и тут же почувствовал себя беззащитным ребенком. "Почему я не захватил с собой оружие?" – пронеслось у меня в голове. Вокруг меня сгрудились угрюмые скалы, которые смотрели на меня враждебно и настороженно. Их почти отвесные склоны были испещрены какими – то непонятными знаками. Я даже не успел испугаться, когда мне на плечо легко, как крыло чайки, легла рука. Я резко обернулся и увидел перед собой девушку.

Она была невысокого роста, округлые линии бедер подчеркивали узкую талию. У нее были стройные, едва полноватые ноги, покрытые мягким загаром. На узком лице, обрамленном каштановыми волосами, выделялись огромные агатовые глаза; яркие, красиво очерченные губы придавали особенный эффект лицу незнакомки. Она была одета в короткую узкую юбку и тонкую белую майку. На вид ей было лет девятнадцать – двадцать. Я был весьма удивлен, что встретил в этих странных местах такую интересную девушку.

Прочитав на моем лице смятение, она улыбнулась и первая заговорила со мной на английском языке. Ее голос звучал завораживающе спокойно.

И я, почувствовав облегченье, начал отвечать на ее вопросы. Мы говорили о разных пустяках, припомнить которые я уже не в силах, но мы как – то сразу нашли общий язык, и это сблизило нас. Мы шли вглубь острова; она, сжав мою руку своими тоненькими пальцами, сказала мне, что нисколько не удивлена моему появлению на острове.

– Видишь? – указала она мне на почти отвесную скалу. – Это скала жизни. Я часто бываю на ее вершине: все время жду, всматриваюсь в море.

– Ждешь кого?.. – удивленно осведомился я, все еще находясь в каком – то трансе.

– Не знаю, – девушка наклонила голову, потом она вновь посмотрела на меня. Глаза ее улыбались.

– Теперь ты здесь... Ты со мной...

Через мгновение она была уже в моих объятьях, а ее губы приблизились к моим. Крепко сжимая ее узкую талию, я целовал ее шею, плечи, мои руки скользнули вниз и сжали ее бедра.

Хотя в те мгновения все расплывалось у меня перед глазами, я отметил одну особенность: во время наших ласк глаза девушки не были прикрыты, они нежно и пристально смотрели на меня. Неожиданно я вздрогнул, почувствовав у себя за спиной чей – то взгляд. Я ослабил объятья и повернул голову. То, что я увидел, сразу отрезвило меня, и дрожь прошла по всему моему телу.

Шагах в двадцати от нас сидел старик – туземец в набедренной повязке, держа наперевес винтовку. У него было заостренное лицо, как бы высеченное из камня, а бронзовая кожа в морщинах была покрыта какими – то язвами.

Девушка, увидев мое смущение, махнула старику рукой и крикнула:

– Все в порядке! Этот молодой человек – мой друг, а значит, и твой.

Потом она улыбнулась мне:

– Не бойся его, это мой телохранитель, он живет со мной на острове вот уже больше года и доставляет мне с материка все необходимое.

Я проводил взглядом человекообразное существо и, повернувшись к девушке, сказал:

– Я счастлив встретить тебя здесь; однако, кто ты, откуда? Назови мне хотя бы свое имя. Что касается меня самого, то я попал сюда случайно, просто уплыл на своем катере с острова Аклонд, где оставил отца. И теперь я встретил тебя. Наверное, это случайность.

– Нет, – ответила девушка. – Остров, на котором мы находимся, называется Лофофора. Довольно странное название... Ты можешь ничего не рассказывать о себе. Возможно, я знаю тебя лучше, чем ты сам.

– Допустим. Но я совершенно не знаю тебя.

Девушка начала рассказывать о себе. Голос ее слегка дрожал:

– Мой отец – крупный бостонский промышленник черного бизнеса, у нас по всей Америке были свои загородные виллы. Отец всегда ходил по лезвию ножа, получая или отправляя свой товар в тот или иной уголок земного шара. Помню, когда мне было 18 лет, я увлеклась секоналом и попала в наркологическую лечебницу. Из всех моих слуг я обязана жизнью Тину – туземцу, которого ты видел. Несколько раз он вынимал меня из петли. До такого душевного состояния я тогда дошла. Да и у Тина дела были плохи: у него стали проявляться симптомы серьезного кожного заболевания.

И тогда мой отец решил убить сразу двух зайцев: меня навечно запрятать в психиатрическую клинику, а Тина сослать в лепрозорий. Как видишь, перспектива нам не улыбалась. Не помню в точности, как все произошло в дальнейшем, а произошло все очень быстро: мы с Тином покинули дом отца, где ночью из домашнего сейфа Тин украл довольно солидную сумму денег. Через некоторое время мы были уже во Флориде. В Форт – Пирс мы купили катер и добрались до острова Лофофора. Это Тин все заранее рассчитал, так как ему уже приходилось жить на этом острове.

Здесь нас никто не найдет, остров безлюден: одни скалы да пещеры. Правда, моему отцу и не больно хотелось нас разыскивать. И все же над островом одно время кружились какие – то вертолеты, но никто из людей не осмелился ступить на землю, наверное, благодаря древним духам, которые охраняют его. Так сказал Тин.

Девушка подняла голову и улыбнулась: в кровавом свете заката блеснули ее ровные белые зубы.

– Послушай, ты все время пытаешься мистифицировать или запугать меня, – сказал я, взяв ее за руку. – Что это за духи, эти знаки на скалах, и откуда ты знала, что я окажусь здесь?

Лицо девушки сделалось серьезным.

– Духам острова Лофофора нужен хозяин, – значительно сказала она. – От него должен родиться мальчик, который будет хранителем острова и повелителем каменных душ, которых ты видишь перед собой.

Я огляделся по сторонам, но кроме угрюмых скал ничего не заметил.

– Да, да, этих каменных изваяний, – говорила девушка, и голос ее эхом отдавался от скал и замирал в глубинах острова.

– Что за дьявольщина? Уж не хочешь ли ты сказать, что я и есть тот счастливый избранник, который обязан вступить в некий мистический союз для того, чтобы...

Я не выдержал и рассмеялся. Однако какое – то темное предчувствие сжало мое сердце. Девушка отвернулась от меня, плечи ее начали тихонько вздрагивать. Я шагнул к ней и обнял ее.

– Ну – ну, послушай, ты мне очень нравишься, но то, о чем ты говоришь...

Девушка резко обернулась. По щекам ее текли слезы.

– Ты можешь уехать, но я так долго ждала тебя, и ты просто не представляешь, как я тебя люблю. И потом, ты только что подумал, что я сумасшедшая. Это не так.

– Ну хорошо, хорошо, – пробормотал я, – но ведь ты меня даже не знаешь.

Девушка молча смотрела на меня. Чтобы заполнить неловкую паузу, я спросил:

– Скажи мне, наконец, правду: кто тебе рассказал эти бредовые сказки? Тин?

Девушка в ответ кивнула головой.

– Только поверь, – вымолвила она, – это далеко не бред.

В моей голове метались мятежные мысли: "укради ее, увези ее отсюда". Внезапно я почувствовал резкую боль в голове и пошатнулся.

– Дорогой, пойдем скорее, тебе плохо, – расслышал я испуганный голос моей новой знакомой; взяв меня за руку, она повела меня в огромную пещеру. Когда мы вошли в нее, там пахло травами, дымом, было прохладно. Огромный костер горел в ее центре, туземец на длинном вертеле поджаривал рыбу; заметив нас, он передал девушке вертел и вынырнул, как темный паук, из пещеры.

Пока девушка готовила рыбу, я с интересом разглядывал лоно пещеры: повсюду лежали шкуры животных. Я вытянулся на шкуре антилопы и стал представлять, какой переполох на Аклонде вызвало мое исчезновение.

Моя очаровательная спутница поднесла к моим губам серебряный кубок. Я сделал несколько глотков и тотчас почувствовал, как благородный мягкий огонь разливается по моему телу.

Мы перекусили жареной рыбой. Потом я отпил еще немного прохладного ароматного зелья. Язык у меня стал заплетаться, я хотел за все отблагодарить девушку, но из моих губ вылетело всего лишь два слова:

– Скажи, милая...

Девушка оживилась:

– Ты назвал меня "милая", пожалуйста, называй меня так и впредь, другого имени мне не надо, другое имя умерло год назад.

Я откинулся на шкуру и осторожно привлек девушку к себе. Наши губы вновь соединились.

– Ответь, – робко спросил я, – у тебя были мужчины?

Моя принцесса покрылась румянцем.

– Нет, – сказала она.

Потом она улыбнулась, и, немного отстранившись от меня, прошептала:

– Но разве ты не приехал сюда, ко мне? Потерпи немного. Когда на небе вспыхнут звезды, я твоя. Теперь ты должен отдохнуть.

Она дотронулась пальцами до моих век, и возбуждение тотчас покинуло меня. Через некоторое время я погрузился в легкий сон. Во сне меня преследовал дразнящий сладковатый аромат. Я видел какие – то знакомые перепуганные лица, кровавые зигзаги и линии, которые сливались в каббалистические знаки. Очнулся я оттого, что огненное дыхание костра лизнуло мне щеку. Я быстро поднялся и с удивлением взглянул на свою прекрасную островитянку. Она что – то бросала в горящий костер, вся пещера наполнилась одуряющим ароматом; огонь вспыхивал то фиолетовым, то пурпурным, то алым пламенем.

Я вздрогнул, когда в пещере гулко пронеслись слова очаровательной принцессы:

– Ты проснулся, милый... Смотри, уже почти ночь!

На небе сверкали крупные звезды.

– Иди за мной! – властно сказала девушка, протягивая мне руку.

(Мои дальнейшие действия были продиктованы полубредовым состоянием; я словно бы перенесся на несколько веков назад).

Мы вышли из пещеры, и она подвела меня к округлой каменной чаше, в которой темнела вода и дрожали звезды. Девушка бросила туда пучок какой – то бурой травы, и вода тотчас же вспенилась.

– Сделай омовение, мой повелитель! Эта вода придаст тебе силы и очистит от земных ядов.

Я снял джинсы и рубашку и, ежась, окунулся в прохладную шипучую воду купальни. Тем временем девушка упала на колени и стала что – то быстро шептать, обращая свое лицо к звездам. Затем она встала и, грациозно покачивая атласными в лунном свете бедрами, шагнула ко мне в купальню. Вода еще более вспенилась и заискрилась. Я рассмеялся и привлек ее к себе. Она тоже смеялась. Нами обоими овладел какой – то сладострастный дурман, и мы были как пьяные.

– Тише, дорогая, тише, – я взял ее на руки и вынес из купальни.

Когда мы вошли в пещеру, все озарилось желто – красными переливами костра. Я положил девушку на шкуру антилопы и сам опустился рядом.

Наши тела почти соединились, как вдруг девушка вскрикнула. Я отпрянул в сторону и, ничего не понимая, поглядел на нее.

– Смотри, смотри, он обжег мне грудь!

– Да кто? – ничего не понимая, вымолвил я.

– Твой крест, сними его.

Я осторожно снял с себя свой нательный православный крест и положил его чуть поодаль от наших тел. Девушка крепко прижалась ко мне, и нас закружил бешеный смерч любви. Я весь растворился в ее прекрасном теле. Нас уносили молочные волны океана – волны, которые становились все выше и выше; в ушах стоял гул; огромное пульсирующее солнце внезапно вспыхнуло, окрасив пену волн в багрово – алый цвет.

Когда я открыл глаза и приподнялся на локтях, девушка поднесла мне чашку горячего кофе.

– Выпей, – сказала она, – это придаст тебе бодрости.

Я сделал глоток, и опять мое сердце тревожно забилось.

– Послушай, милая, в данный момент у меня нет человека ближе, чем ты. Однако, меня ищут. Понимаешь, отец, наверное, считает, что я погиб. Послушай, у меня есть к тебе серьезное предложение. Давай вместе уедем с этого острова, ради Бога, если я хоть что – нибудь значу в твоей жизни. Я хочу по – христиански предложить тебе руку и сердце и всю свою жизнь. Отвечай: ты согласна покинуть остров?

Глаза принцессы расширились от страха.

– Нет, нет, я не могу уехать с тобой. Духи Лофофоры не оставят нас, и потом тут, на этом острове должен родиться наш сын, и он родится, я это уже твердо знаю.

– Как же: хранитель, жрец, хватит! – грубо оборвал я ее. – Наш сын может родиться где угодно, но если ты боишься своих языческих идолов и эту обезьяну Тина, значит, ты недостаточно любишь меня!

Девушка хотела что – то сказать, но я с силой сдавил ее хрупкие плечи и добавил то единственное, что у меня осталось в запасе:

– Пойми, я люблю тебя и не хочу тебя терять. Я даю тебе еще одну ночь на раздумие, а затем я отправлюсь на Аклонд, скажу своему отцу, что у меня есть невеста, а вечером, на закате солнца, увезу тебя отсюда.

Агатовые глаза принцессы были в слезах, и даже сейчас, в этот момент, я подумал об этих глазах: ее глаза жили своей собственной таинственной жизнью. Девушка обреченно посмотрела на меня и, как будто прощаясь со мной, прошептала:

– Я все обдумаю, у меня ведь в запасе есть целая ночь, и... ты будешь со мной. Обними, люби меня, ведь я так долго ждала тебя.

Я мягко положил ее на шкуру и стал медленно, едва касаясь, целовать ее губы, языком коснулся ее упругих сосков. Она порывисто дышала, из груди ее вырвался стон, когда я вошел в нее.

Мы долго растягивали наши ласки. Бедра ее ритмично двигались, и снова лунный свет горел на них...

Затем глаза наши затянула легкая дрема. Когда я начал приходить в себя, то машинально провел по своей груди рукой. Тут только я заметил, что креста на моей шее не было. Я стал припоминать все детали нашей первой брачной ночи. И вспомнил, что я снял с себя крестик, положил его возле нас, на шкуре. Тщетно было искать его в этой огромной пещере. Свою возлюбленную я не догадался спросить: к чему он ей?

Быстро прошел пасмурный день и настала ночь, и эта ночь была поистине ужасна. Море волновалось, завывал ветер. Мы с девушкой укрылись в пещере. Я нежно обнял ее за талию и привлек к себе.

– Нет, милый, нет, сегодня не надо ласк, – в голосе у нее были слезы, а в глазах – такая безнадежность, что я даже боялся в них заглянуть.

Девушка поднялась, наполнила из кувшина два серебряных сосуда и заставила меня выпить уже знакомый мне пьянящий бальзам.

– А теперь постарайся заснуть... Ни о чем не думай.

После нескольких глотков я опустился по ступеням сновидений в небытие. Разбудил меня ночью оглушительный резкий крик; я мигом скинул с себя оцепенение и наклонился над своей любимой. Она бредила, металась, ее волосы налипли на лицо. Затем она изогнулась дугой и хрипло выкрикнула слова: "Не он, слышите, не он!" Пена выступила на уголках ее губ...

После приступа тело девушки расслабилось, и она открыла глаза:

– Все пропало, они не отпускают меня с острова. Духи Лофофоры мстительны.

Она повернула свое изможденное лицо ко мне и стала нежно меня целовать.

– Не уезжай, любимый, там далеко тебя ожидает гибель. Они сказали мне это, и я молила их за тебя: лучше пусть я погибну, только не он. "С ним ничего не случится, – ответили мне они, – если он не соединит свою страсть и судьбу с другой женщиной. Но если это произойдет, наши чары убьют его, где бы он ни был и как бы ни поклонялся своему богу. Перед его гибелью ему будут даны три знамения. "

Мое лицо после этих слов лишилось крови. Однако самообладание быстро вернулось ко мне.

– Ну нет, – хрипло сказал я. – Нет, милая, я всегда буду с тобой. Но сначала я вырву тебя с этого острова, слышишь! Сейчас мне нужно вернуться на Аклонд и успокоить своего отца. Вот возьми мои часы, к вечеру я возвращусь. Клянусь тебе, прежде чем большая стрелка остановится на семи часах, мы увидимся снова и уже навсегда.

Девушка молча смотрела на меня, а когда она заговорила, я едва мог расслышать ее слова:

– Что же, уезжай, милый. Тин уже заправил твой катер.

Я быстро отвернулся от нее и пошел к берегу моря. Потом я сел в катер и завел мотор. Я видел, как удаляется берег, как маленькая фигурка дорогой мне женщины становится все меньше и меньше.

Мой катер разрезал волны океана, и я снова пожалел, что у меня нет с собой компаса. Однако я продолжал путь в неизвестном мне направлении. И снова мне повезло: я расслышал монотонное урчание поискового вертолета. Хвала Всевышнему! Сердце мое радостно забилось.

Вертолет начал плавно снижаться, и вот уже из кабины была выброшена спасательная лестница. С трудом я забрался в кабину вертолета, где сидел мой отец с позеленевшим от гнева лицом.

– Где ты был, щенок? – процедил он сквозь зубы.

– Папа, я...

Тяжелый кулак врезался в мою переносицу, голова моя откинулась, из носа брызнула кровь.

Когда мы очутились на берегу, волнение вновь охватило меня. Я тенью ходил за разъяренным отцом и сбивчиво рассказывал, что со мной произошло.

– Ты за кого меня принимаешь? – рявкнул отец. – Нигде поблизости нет ничего похожего на описанный тобой остров.

Но я не отставал от отца.

– Папа, послушай, папа! Там, на острове Лофофора меня ждет девушка, и, если я не вернусь обратно к ней в назначенный срок, с ней может что – нибудь случиться.

– Да ты рехнулся, нам завтра улетать в Аргентину, а ты надумал крутить романы с островитянками.

– Это не роман, папа, – умолял я. – Это очень серьезно. Она ждет от меня ребенка, я люблю ее. Если мы не отправимся на поиски острова, где она меня ждет, я ночью вскрою себе вены.

– Ты чего мелешь, псих: ребенок, любимая. Где же, черт возьми, находится твой проклятый остров?

– Я не знаю, – выкрикнул я, – у меня не было с собой компаса. Но расстояние отсюда я покрыл в течение трех часов.

Я взглянул на солнце и содрогнулся: оно излучало зловеще – оранжевый свет, что предвещало скорое наступление вечернего времени.

– Нам к семи, нам надо к семи, – бормотал я.

– Эй, Антонио, ты хорошо знаешь эти места? – крикнул отец человеку, который копался у вертолета.

– Довольно хорошо, сэр.

– Тогда заводи свою машину, предстоит небольшая прогулка. Координат мы точно не знаем. Мальчишка плыл около трех часов, примерно, в юго – западном направлении. Он говорит, что там есть какой – то скалистый остров. Давай прозондируем океан: может, и вправду там есть что – то.

Вертолет, вздымая под собой бурый песок, взмыл над землей, и уже через несколько минут под нами был океан.

– Странно, – бормотал пилот, обращаясь к моему отцу, – никогда поблизости не видал скалистого острова.

Меня трясло, как в лихорадке. Хронометр на приборной доске показывал без пяти минут семь. "Попробуем немного развернуть на запад", – бубнил себе под нос пилот. Мой отец, откинувшись на сиденье, мирно дремал. Я тоже попробовал закрыть глаза, как вдруг из груди моей вырвался крик.

– Что, что с тобой? – повернул ко мне голову отец.

– Она, она стояла на скале жизни с растрепанными волосами. Отец, отец, я видел ее глаза: в них была смерть.

Прошло несколько минут.

– Смотри – ка, – оборвал наше молчание пилот, – действительно, скалистый остров! Иду на снижение.

– Нет, милая, нет, ты жива, жива, – шевелились мои пересохшие губы, как будто повторяли заклинание.

Еще издали я увидел вершину скалы жизни: она была пуста. Когда наш вертолет опустился на каменистую площадку острова, нас мрачной грядой обступили скалы. Я бросился прямо к подножию скалы жизни. Почему именно туда, я не отдавал себе отчета. Кругом выделялись острые камни, омываемые морем.

Отец и пилот еле поспевали за мной. Я остановился у подножия жуткой скалы и, разбивая в кровь кулаки, бил по камню, как по живому невозмутимому существу. Из горла у меня вырывались нечленораздельные звуки. Мой голос охрип.

Отец положил мне руку на плечо.

– Возьми себя в руки, ты же мужчина. Взгляни, это не она?

Девушка лежала неподалеку лицом вниз. Череп ее треснул, разбившись об острые камни. Розовые от крови волны накрывали и качали ее безжизненное тело, как бы успокаивая его. Не помню, как я подошел и осторожно перевернул ее. Лицо моей возлюбленной было неузнаваемо. На шее у нее поблескивал мой нательный крестик, а на тоненькой руке болтались мои часы. Стекло их лопнуло, стрелки остановились на пятнадцати минутах восьмого. Я вздрогнул, когда взглянул на ее чудом уцелевшие глаза: они были как живые. Те самые, которые молили меня там, на берегу, не уезжать.

– Милая моя, – прошептал я и, склонившись, нежно поцеловал их.

В этот момент раздался резкий хохот:

– Твоя? Нет, она не твоя! Она принадлежит великим духам острова. Они отомстят тебе за нее. Ты умрешь, собака, страшной смертью. А теперь вон из этих священных мест, – прорычал туземец, поднимая на нас винтовку.

Мы отступили на несколько шагов.

– Это ты сбросил ее со скалы? – дерзко спросил я.

Тин сплюнул, как будто перед ним было мерзкое насекомое, и глухо ответил:

– Нет, она сама. Она что – то долго высматривала оттуда, – он указал на вершину скалы, – потом как будто позвала кого – то по имени, встала и, качнувшись, потеряла равновесие.

* * *

Я очнулся в больничной палате. Передо мной сидел отец и задумчиво смотрел мне в лицо.

– Ну вот и все, дорогой. Твое здоровье идет на поправку. У тебя был сильный эмоциональный шок, ты пролежал без сознания более двух суток. Ну а теперь все позади. Завтра тебя выпишут из больницы, полетишь в Аргентину, а потом в Россию, к своей тетке.

– А ты, пап? – сказал я почти беззвучным голосом.

– А я?.. Со мной все в порядке. Это тебе надо забыть...

Что именно мне надо забыть, отец не сказал.

ЧАСТЬ II

"Прозерпине" попутного ветра

"Прозерпина" все так же плавно шла своим путем. Доктор, казалось, дремал. Лицо его было спокойно, глаза полузакрыты. Юноша, закончив рассказ, погрузился в свои тяжелые мысли. Некоторое время оба молчали.

Наконец доктор прервал гнетущую тишину, сказав следующее:

– Ваш рассказ меня крайне взволновал, хотя я и не увидел в нем ничего мистического. Скажите, все это действительно приключилось с вами?

– Да, – устало ответил юноша, – к чему мне сочинять все это?.. Что было потом? Потом я уехал из Аргентины. Погостил у своей тетки в Пензенской области, затем долгое время путешествовал по России. Где я только не побывал. Отец дал мне достаточно денег, чтобы я увидел эту часть Европы. Хотя я и должен был возвратиться обратно к отцу в Аргентину, никакая сила не заставила бы меня это сделать. Да и деньги мои к тому времени почти закончились. Все мое богатство на данный момент составляют несколько ампул морфия. Все деньги я истратил на вино и наркотики. И стоило мне увидеть какую – либо красивую девушку, как я тут же бежал: от нее ли, от себя ли – в другой город, оглушая себя большими дозами спиртного или наркотика. И вот теперь я здесь, на этом корабле, вместе с вами. Мой организм отравлен. Я устал и больше не хочу бороться за жизнь. У меня такое предчувствие, что это мое последнее путешествие.

– Простите, что же вас тревожит? Нехватка морфина? Денег? Или, быть может, вам встретилась женщина? – спросил доктор.

– Упаси меня Боже, – отмахнулся юноша. – Правда, с одной из женщин я действительно поддерживаю дружеские отношения. Она повар на этом судне. Мы с ней часто надираемся до умопомрачения. Она, как и я, алкоголичка; хотя я к тому же еще и наркоман. На это последнее кухарка смотрит с отвращением. Она относится ко мне как мать, и даже взялась меня перевоспитывать. "Лучше пей, милый, только не колись", – все время твердит мне она. Пьем мы обычно по ночам, когда на камбузе нет других поваров. К нам иногда присоединяется боцман. Правда, это происходит редко: он предпочитает заливать глаза в одиночку – угрюмая личность.

После некоторой паузы юноша встал и, сославшись на нездоровье, попрощался с доктором. Они пожали друг другу руки и, покинув салон для отдыха, разошлись по своим каютам.

В каюте юноша вынул из кармана одноразовый шприц, распечатал полиэтиленовую упаковку и достал из чемоданчика три ампулы морфина. Выбрав иглой из ампул живительный эликсир, он с горечью осмотрел свои вены, которых почти не осталось на руках. Затем он выругался и, задрав штанину, стал изучать левую ногу. Шприц дрожал в его руках. Наконец он осторожно вогнал иглу в тоненькую вену на голени. На лбу его выступил пот. Взяв контроль, он облегченно вздохнул и сделал инъекцию. Доза для него была мизерная, но все же он почувствовал некоторое облегчение. Затем он встал и отправился на камбуз. Дверь ему открыла огромного роста тучная женщина и, прищурив маленькие поросячьи глазки, пропустила его вовнутрь.

Надо отметить одну маленькую деталь: кухарка всегда находилась на камбузе, хотя у нее, как и у других членов экипажа, была своя каюта. Юноша окинул взглядом пузатые котлы, стоящие на широких плитах, и присел на кушетку.

– Выпить хочешь или так пришел, поболтать? – улыбнулась ему женщина.

Юноша покачал головой:

– Я только что принял маленькую дозу, так что от спиртного может случиться отрицательный эффект. Надо немного обождать.

– Боцман говорил мне, что ты разговаривал с каким – то интеллигентом.

– А что? – отрезал юноша. – Он чем – то ему не понравился?

– Знаешь, чего я тебе хочу сказать, – процедила женщина. – Будь ты подальше от этих чистоплюев. Не вздумай еще притащить его в нашу компанию.

– Он не пьет, – сказал юноша. – И потом, вряд ли ему будут по душе три деградировавших существа.

– Эка, прыщ какой. Да у нас, между прочим, самая веселая компания на судне, – осклабилась кухарка.

В это время дверь камбуза открылась.

– О, кого я вижу! – толстуха развела руками.

Перед ними собственной персоной стоял боцман. Он уже был под мухой. Он грузно сел на кушетку возле юноши и выругался.

– Ты чего нынче такой? – ощерилась кухарка.

– Да чтоб его... У, падаль! Опять мне грозил! – боцман грохнул пудовым кулаком по столу.

– Вызывает меня, понимаешь, этот пидер в капитанской форме и заявляет мне прямо в рыло: "Так, мол, и знай, алкаш, это твой последний рейс!" Вот сука! Чуть шею ему не свернул.

Боцман достал из кармана бутылку перцовки и, оглядев всю компанию, произнес:

– А я предлагаю, ребята, врезать за то, чтобы это для него рейс был последним.

Кухарка разлила по трем стаканам содержимое бутылки.

Юноша подавил в себе тошноту, в глазах его загорелось возбуждение: алкоголь быстро всасывался в кровь.

Тем временем кухарка открывала уже вторую бутылку. Лицо ее было покрыто красными пятнами.

– Значит, пьем, миленькие. Чего нам осталось еще в этой паскудной жизни?

Затем женщина обхватила юношу за плечи.

– Слушай, – обратилась она к нему, и жирные складки у нее под подбородком задергались от смеха. – По – моему, ты, как огня, боишься девок. Нельзя же быть таким монахом. Ну ответь мне, неужели за всю свою жизнь ты ни одной стервы так и не трахнул? Ну – ну, не серчай, лучше погладь мою грудь, – задышала она ему в лицо.

Юноша внезапно вздрогнул, и глаза его сделались настороженными.

– Вы чувствуете запах? – обратился он к своим собутыльникам.

– Да что с тобой, рехнулся что ли? – выпучила глаза кухарка.

Юноша ее уже не слышал, он выскочил на палубу.

– Ну и придурок, – расхохоталась кухарка. Волосатая рука боцмана поползла ей под юбку.

– Дверь, дверь на щеколду закрой, – укладывая на кушетку свои жирные телеса, томно прошептала женщина.

Тем временем юноша бегал по палубе и нервно вдыхал в себя воздух. Он чуть не вскрикнул, столкнувшись с вышедшим из своей каюты подышать свежим воздухом доктором.

– Что с вами стряслось? – осведомился доктор.

– Вы чувствуете этот сладковатый аромат?

Доктор втянул в себя воздух.

– Да, кажется, пахнет какими – то духами и довольно сильно.

– Это ее, ее аромат, принцессы, – схватил доктора за руку юноша. – Я его помню, его ни с чем невозможно спутать. Это они, демоны Лофофоры, хотят задушить меня. Но я ничего, ничего не сделал против их воли. Клянусь, у меня не было и нет никакой женщины.

Резкий сладковатый аромат тем временем сгустился до такой степени, что стало трудно дышать.

– Интересно, – задумчиво сказал врач, – только ли мы вдвоем чувствуем его? Он напоминает мне запах чуть – чуть разложившегося трупа.

– Господи, спаси и сохрани меня, – воскликнул юноша. – Это и есть первое знамение демонов.

Доктор подхватил теряющего сознание молодого человека и отнес его в свою каюту, затем достал шприц и сделал ему внутримышечную инъекцию.

– Это не поможет, – прошептал юноша.

– Нет, поможет, – спокойно отозвался врач. – Вы должны хорошо выспаться, я ввел вам солидную дозу снотворного.

Когда юноша пробудился от тяжелого сна, он был весь в липком поту. Окинув каюту мутным блуждающим взглядом, он тихо позвал доктора.

Повернувшись к юноше, тот развел руками:

– Молодой человек, что с вами? Вы весь дрожите! Вам снились кошмары?

– Да, мне снилось что – то жуткое. Из всего сна я помню только один яркий отрывок. Мне снилось, как будто я находился на камбузе у кухарки. Она резала длинным острым ножом красное сырое мясо. Руки у нее были в клейкой крови. И вот она приближается ко мне и говорит: "Если ты меня не поцелуешь, мой мальчик (из ее рта парило зловоние), то тебе придется проглотить вот это сырое мясо". Я хочу оттолкнуть ее руками, но с ужасом замечаю, что они у меня связаны, и я, задыхаясь, начинаю глотать огромные куски сырого мяса, которые она силой впихивает мне в рот. Я пытаюсь кричать, но мясо застревает у меня в горле, и я слышу только свой собственный хрип. Потом я вдруг осознаю, что мои ноги свободны, и из последних сил ударяю кухарку ногой в живот. Она падает на горящую плиту, и огромный котел с бурлящим варевом опрокидывается на нее. От ее дикого крика я просыпаюсь.

– Знаете что, мой друг, – мягко сказал врач, – у вас нервы совсем на пределе. Скоро мы будем в Волгограде, и я бы очень хотел, чтобы вы подлечились там в клинике, а заодно отвыкли от алкоголя, а главное, морфина.

– Скажите, доктор, – обиженно отозвался юноша, – вы и впрямь считаете меня душевнобольным? Но вы ведь и сами не можете отрицать, что чувствовали тот таинственный запах; более того, я уверен, что его чувствовали все пассажиры "Прозерпины".

Чтобы скрыть свое смущение, доктор отвернулся от юноши. Действительно, мистический запах несколько часов витал над лайнером. Врач скрыл тот факт, что одной даме сделалось до того дурно, что он долго приводил ее в чувство.

* * *

В десять двадцать утра судно остановилось в волгоградском порту. Большая часть пассажиров до вечернего отплытия покинула теплоход. На небе сгущались тучи. Какая – то тяжелая давящая сила нависла над судном. Оно тем временем спокойно покачивалось на волнах.

В шесть часов вечера все пассажиры были в своих каютах; по судовому радио объявили, что корабль продолжает свой рейс: "Отдыхайте, дамы и господа!"

Наступила ночь. И вот в каюту юноши, постучавшись, вплыла кухарка. В руке она держала бутылку водки.

– Грустишь, поэт! Что – то ты давно не заходил ко мне на кухню. Вот я и решила порадовать тебя волгоградской водочкой. Знаешь, – сказала она, разливая по стаканам спиртное, – с нашим боцманом творится что – то неладное, – она выпила и утерлась рукой. – Представляешь, – продолжала она, понизив голос, – приваливает он сегодня ко мне: глаза навыкате, весь в щетине, и руки ходуном ходят. "Дай, – говорит, – опохмелиться, а не то я от страха с ума сойду. " Я ему налила, конечно. Так вот, боцман мне и рассказывает: "Решил я, понимаешь, побриться на сон грядущий. Встал перед зеркалом в своей каюте, намылил харю и только бритву к лицу подношу, как вдруг из зеркала две желтые руки. Одна впилась мне в глотку, а другая уж направляет к горлу мою руку, в которой бритва зажата. Ну я, конечно, заорал. Руки – то как испарились, а я со всего маха по зеркалу кулаком. Оно, понятно, вдребезги".

– Кстати, его долго расспрашивал твой дружок – врач, потом отвел меня в сторону и говорит мне на ухо: за ним, мол, глаз да глаз нужен. Вполне вероятно, что у нашего боцмана все признаки белой горячки, что пока, мол, его срочно в изолятор поместить нужно. Есть у нас такой. Вот такие наши дела. А ты чего не пьешь? Пей, я сейчас еще принесу.

Через час кухарка и юноша были в стельку. Женщина грузно покачивалась на табурете из стороны в сторону и плакала. Плач ее напоминал вой волчицы. Юноша обалдевшими глазами смотрел в иллюминатор. Над Волгой повисла громадная кровавая луна.

– Куда ты все смотришь? – всхлипнула женщина. – Ты лучше на меня посмотри. Да что ты такой робкий? Обними же меня. Ведь нас только двое осталось... Мы, может, созданы друг для друга.

Пронзительные человеческие вопли заставили юношу и кухарку вскочить со своих мест.

– Крысы, крысы! – раздавались отовсюду человеческие голоса. Юноша с кухаркой выскочили на палубу и чуть не растянулись на месте: палуба под ними была живая. Полчища серых тварей неслись по ней с отвратительным писком. Люди выскакивали из своих кают, так как крысы были и там. С криками пассажиры метались взад и вперед. Крысы были повсюду: в трюме, в каютах и даже в капитанской рубке.

– Откуда они взялись, черт их возьми! – кричал капитан, стряхивая с себя гнусных тварей.

Люди падали и кричали от ужаса и укусов. Юноша потерял кухарку из виду; он вскрикнул, когда крыса величиной с котенка, сомкнув челюсти, повисла на его руке.

По палубе, спотыкаясь, бежала молодая женщина и истошно кричала:

– Позовите доктора, моего ребенка укусила крыса!

В этот момент раздался хриплый голос капитана:

– Спокойствие! Сохраняйте спокойствие! Всем матросам корабля приготовить брандспойты! Водяной струей по крысам!

Луна ярко освещала происходящее на корабле. Из семи мощных брандспойтов ударила вода. Матросы старались сильным напором воды сбросить отвратительных противников за борт. Но так как твари оккупировали весь корабль, изрядно досталось и пассажирам. Приходилось обрушивать удары воды на каждый метр судна. Мощные струи сбивали с ног людей, захлебывающихся в ужасе. Потом, как по сигналу, к брандспойтам присоединились огнетушители. Все палубы покрылись белой пеной и водой, в которой барахтались люди и опасные млекопитающие. Апофеозом катастрофы стала точно сработавшая корабельная пожарная система, и сирена присоединила свой мощный душераздирающий вой к крикам перепуганных насмерть людей.

Неизвестно, сколько времени продолжался бы еще этот кошмар, но крысы стали явно сдавать свои позиции. Они сотнями прыгали с борта кипящего ужасом лайнера. Все кончилось так же внезапно, как и началось. На палубах слышались всхлипывание и ругань разбредавшихся по своим каютам полуживых пассажиров.

– Вот оно, второе знамение демонов Лофофоры, – пробормотал юноша, сжимая в руке бурого зверька. Животное издало предсмертный визг, из его лопнувшего живота поползли внутренности. Молодой человек ослабил пальцы и с омерзением швырнул на палубу дохлую крысу.

Утро было пасмурным. Люди, как призраки, ходили по палубам. Другие сидели в своих каютах. Все пассажиры судна желали только одного: побыстрее покинуть этот проклятый Богом лайнер. Боцман в это время находился в изоляторе. Связанный, он лежал на кушетке и испуганно шевелил губами.

"Прозерпине" оставалась еще одна ночь пути, прежде чем боцмана поместят в ближайшую психиатрическую лечебницу.

Доктор склонился над больным, его мучили сомнения. Что это: paranoia или delirium tremens? Успокаивало то, что боцман не проявлял признаков агрессивности.

Быстро опускались сумерки, и все живое попряталось по своим каютам.

Юноша спускался на камбуз к поварихе. Он шел, пошатываясь, с остекленевшими глазами.

– Вы погубили, довели меня. За что? – бормотал он. – Я даже не поцеловал ни одной женщины. А теперь... Да будьте вы прокляты, твари! Убейте, сожрите меня – теперь я уже ничего не боюсь.

Он открыл незапертую дверь камбуза, где на кушетке, раскинув ноги, валялась пьяная кухарка. Огненное вожделение нахлынуло на юношу, и, помимо своей воли, он стал нервно расстегивать лифчик, обнажая огромные груди кухарки. Он встрепенулся, когда тяжелая рука обхватила его шею. Все произошло быстро. Он скинул с себя одежду и, как в бреду, задрал ее платье, оголив невероятно жирные ляжки. И тогда весь его организм наполнился бушующей черной энергией. Он со звериной силой рванул на себя треснувшие по швам трусы женщины и всем телом навалился, утонув в чем – то огромном и дрожащем. Он стал яростно овладевать кухаркой. Ее поросячьи глазки закатились, и она судорожно прижала его к себе. Когда звериное удовольствие достигло апогея, он инстинктивно взглянул в ее глаза, но, вместо узеньких плотоядных щелочек, он увидел огромные агатовые глаза принцессы с острова Лофофора.

Это было третьим знамением мстительных духов.

Тогда юноша с воплем сцепил свои руки на жирной шее кухарки.

– Я убью тебя, свинья! – рычал он. – Ты хотела получить меня и мою жизнь, но и ты сама умрешь, толстая мразь!

– Ах ты, щенок! – взвыла женщина и легко сбросила его с себя. Он ударился головой о плиту и на какое – то время потерял сознание. Придя в себя, он заметил в руках у разъяренной женщины длинный блестящий нож.

– Убей! Убей меня, жирная сука, и знай, что я всю жизнь любил только одну женщину.

Он резко вскочил на ноги и попробовал рукой отбить у кухарки нож. Но та перехватила его руку своей левой рукой, а правой изо всех сил полоснула ножом по его сонной артерии.

В людей, появившихся в этот миг на пороге камбуза, ударил фонтан алой крови.

– Все кончено, – сказал доктор, мигом оценив кровавую ситуацию. – Скорее поместите ее в изолятор. Снимите с боцмана вязки и зафиксируйте эту даму: она более опасна!

Кухарку толкнули в изолятор и положили на койку, где только что лежал боцман. Ее крепко связали по рукам и ногам. Женщина хрипела, материлась и плакала.

Боцман сидел рядом с ней и, хихикая как ребенок, показывал на нее пальцем. Потом он встал и медленно вышел из изолятора. Никто в суматохе не обратил на это внимания.

* * *

Капитан почувствовал, что на корабле снова произошло что – то серьезное.

– Сходи, посмотри, что там внизу, – бросил он сквозь зубы своему помощнику.

Тот быстро выскользнул из рубки, не заметив притаившейся горбатой тени боцмана, который, выждав некоторое время, бесшумно вполз в капитанскую рубку.

Боцман стоял за спиной ничего не подозревавшего капитана, глаза его горели безумием, а в руке он сжимал тяжелый пожарный топорик.

– Простись со своей жизнью, червяк! – расслышал капитан за своими плечами голос боцмана. Он резко обернулся, но было поздно: безумец с треском погрузил лезвие топора в череп капитана. Последний даже не успел вскрикнуть и, обливаясь кровью, как подкошенный, рухнул к ногам боцмана.

– Машинное отделение! – рявкнул боцман. – Дать полный ход!

Матросы, работавшие в машинном отделении, ничего не сообразив, так и сделали.

Толчок свалил многих пассажиров с ног. Лайнер на полном ходу вошел в опустившийся на реку непроглядный мокрый туман.

Пассажиры "Прозерпины" остолбенели, когда вместе с веселой музыкой вырвался из всех громкоговорителей хриплый голос боцмана.

– Леди и джентльмены! Прошу вас сохранять полное спокойствие, – на фоне бодрящей музыки голос безумца звучал особенно жутко.

Это говорю вам я, мертвый капитан! Слушайте последнюю команду мертвеца! Наш ковчег идет прямо в горло дьявола!

После короткой паузы боцман дико расхохотался:

– Если среди вас, господа, имеются женщины и дети, пусть они немедленно покинут наше судно. Пожелаем им счастливого плавания.

На палубе послышались крики. Радист, бледный и взволнованный, трясущейся рукой посылал в ночную бездну сигналы "SOS".

2993   1 44284    +2 [3]