Часть четвертая.

Наконец – то он пригласил меня к себе в гости! Я шел как первый раз в первый класс! Не хватало только дежурного букета. В душе смешались страх неизведанного, предвкушение праздника и еще что – то, сейчас уже не помню.

Оказалось что его гнездо это однокомнатная квартира на Юго – западе. Оставив меня на полчаса, Женя куда – то смотался по своим неотложным делам, дав мне возможность осмотреться.

Осмотр квартиры, печатной и видео продукции оптимизма мне не добавил. Везде и всюду я натыкался на предметы свойственные человеку увлекающемуся слабым полом. Одна кассета, правда, привлекла мое внимание своим названием "Голубой полет" но после беглого просмотра с постоянной перемоткой я понял, что это занудный дюдик обязанный названием главному герою, который в начале долго – долго шел к голубой вершине, а потом быстро – быстро падал подтолкнутый умелой рукой.

Хлопнула входная дверь, и я приземлился точно на то место, где меня оставили полчаса назад. Женя был мрачен и подавлен чем – то. Я побоялся даже расспросить о том, что же произошло. Не сказав ни слова, он прошел на кухню и начал поочередно греметь посудой и хлопать холодильником, но через полчаса все стихло. Подождав еще немного, я тихонько пробрался на кухню. Он сидел на табурете и размазывал слезы по своему ангельскому лицу. Первым порывом было обнять его за плечи, но он резко отвел мои руки. Через десять минут ожидания он заговорил. Голос его был хриплым, незнакомым каким – то и очень недружелюбным. Оказалось что он мило побеседовал с нашей завучихой Кларой и та выложила ему все свои наблюдения за последний месяц (и когда только она работать успевала!). Она, оказывается, наблюдала все эти наши "вздохи на скамейке". Женькино заклинание "Дружба" она не поняла и не приняла, но обещала пока молчать о своих наблюдениях и, так сказать, дала срок для исправления.

После всего услышанного я тихо удалился, он не пытался задержать меня, но его взгляд я запомнил навсегда. Впервые это был откровенно оценивающий взгляд молодого мужчины. Видимо в этот момент он задумался о том стоит ли этот мальчик стольких неприятностей!

Глава пятая.

Придя домой и, прорвав заслон из бабушки и мамы пытавшихся, толи читать нотации по какому – то поводу толи что – то расспрашивать меня, я заперся в своей комнатке и, упав на диван, разразился плачем.

Я проревелся, глаза мои высохли, и стало еще хуже. Я царапал левую часть груди, мне хотелось достать и уничтожить источник этой ноющей, ранее мне неизвестной боли.

Я не помню, как уснул. Во сне смешалось все и разочарования минувшего дня и нежность к Жене и ненависть к Кларе, но как только мы остались одни в моем сне, прозвенел будильник.

Решив ни чем не нарушать обычный утренний распорядок, я умылся, собрал учебники в рюкзак и, отказавшись от завтрака под обеспокоенным взглядом бабушки выбежал на улицу.

В школу я не пошел и, прослонявшись по окрестным дворам примерно с час забрел, наконец, на нашу с Женькой скамейку. Я сел точно на том месте, где сидел когда – то он. Мне стало немного теплее, как будто эта холодная скамья смогла сохранить тепло его тела. Я вспомнил, как в фильмах люди, попавшие в далекие от жилья и очень холодные места, засыпали вечным сном, упав в снег. Ощущения мои были, возможно, сродни их ощущениям и, так же как и они, я незаметно потерял ощущение реальности.... .

Глава шестая.

Очнулся я также внезапно, как и потерялся. Я не мог сразу с точностью определить кто я и где я. Определившись, наконец, с этими основными значениями посмотрел на часы. Было уже двенадцать часов дня, так что во времени я переместился примерно на три часа. Вокруг было так же тихо и безлюдно, как и утром. Я сидел и мучительно придумывал куда идти и как вообще вести себя дальше. Решив, что при любых обстоятельствах, мой дом – это моя крепость я решительно встал со скамейки, но невидимая тяжесть вновь бросила меня вниз. Опять появилась слабость и головокружение, сердце гремело как армейский барабан, в глазах летали огромные мухи, закрывая своими крыльями окружающий пейзаж. Отдышался и предпринял еще одну попытку, но с тем же результатом. Так я сидел некоторое время, растирая по лицу слезы страха и бессилия.

Кусты около скамейки раздвинулись, показалось испуганное лицо "Ботаника" и двинулось ко мне как в замедленной съемке. Он видимо кое – что умел и тут же, не говоря ни слова, начал натирать мне виски чем – то вынутым из барсетки. Скоро я начал приходить в себя. Я рассматривал его лицо, но кроме испуга никаких эмоций на нем не улавливал. Что бы хоть как – то разрядить обстановку я улыбнулся и показал ему язык и тут же получил от него легкую затрещину. Но своего я добился, испуг на его лице сменился усталостью, и какая – то обреченная улыбка слегка оживила его взгляд. Он начал быстро говорить. Голос его был нежным и укоряющим одновременно.

"Лед тронулся" сказал бы Бендер! Оказалось, что он очень переживал за меня. И с самого момента моего ухода от него он боялся за меня. А когда утром я не появился в классе он, уговорив Клару, бросил уроки и помчался ко мне домой. А, узнав, что я ушел еще утром бросился в знакомый сквер к спрятанной в кустах скамейке. А, теперь видя мою улыбающуюся рожу готов убить меня. Все это он выпалил мне, вытирая одновременно свои влажные глаза.

Он впервые не убрал мою руку гладившую его по плечу. Он впервые не выдержал дистанцию, и мы сидели бедро к бедру. Он впервые смотрел на меня нежно. Он впервые поцеловал меня в мокрую от недавних слез щеку...

Глава седьмая (короткая).

Он проводил меня домой, заставил бабушку вызвать врача и твердо пообещал навестить меня вечером, но, самое главное, он сказал... "Держись малыш!".

Пришел врач, измерил давление, выписал что – то в область попы и просил воздержаться от посещения школы.

Поскольку пойти в поликлинику на укол я посчитал откровенным издевательством над своим хрупким организмом, меня оставили с собой наедине, и (если бы они знали) с мыслями о Ботанике.

И он пришел! Нежно потрепав меня по голове, он приказал лечь на животик и приспустить трусики. Я с готовностью исполнил его указание, мое "что – то" приняло соответствующее моменту положение, а когда я увидел в его руках шприц, меня разобрал хохот. Я хохотал, и он хохотал вместе со мной, нежно протирая при этом мою попку ваткой со спиртом. А потом он все – таки кольнул меня иглой и поцеловал в затылок, и сказал, что я чертенок, и сказал, что обязательно выпорет меня за все, когда я поправлюсь!

Я обожал его в этот момент, меня трясло крупной дрожью от какого – то неизведанного желания, мне хотелось броситься ему на грудь. Именно это я и сделал несколько мгновений спустя или "спустя" после этих мгновений, точно не помню....

Он ретировался! Сбежал как заяц от охотничьей собаки! А я остался один, но в полной уверенности, что одержал над ним очередную победу.... ..

Глава восьмая (очень короткая)

Мы в его квартире! Мы сидим с ним на одном диване! Мы сидим "рука в руке"! Он что – то говорит, но я его не слышу. Если точно не хочу, не могу слышать, то, что он говорит! Он говорит, что он педагог почти Макаренко – Сухомлинский! Он не может переступить через педагогическую границу! Он никогда не будет мой! Я неравный (даже) противовес всей устоявшейся жизни моего божка. Я не верю в его чувства! Я не верю больше БОЛЬШИМ!

Послесловие.

Я, опубликовав начало своего рассказа, не ожидал такого количества откликов! Я не могу оставить концовку, такой как я ее придумал! Я рассказал о том, как я жил, чем живу и представляю свою дальнейшую жизнь. Хотелось бы, чтобы мужиков в школе было больше! Хотелось бы, чтобы они просто любили детей! Хотелось бы.... .... .. чтобы они были МУЖИКАМИ!!!!!

Наступит мой шестнадцатый год, и я уйду из этой надоевшей мне шкуры! Я уйду и найду того, кто меня полюбит и оценит! Я все еще верю в эту любовь! Я все еще просыпаюсь в слезах среди ночи! Я верю, что ты поймешь, мой любимый "БОТАНИК"

4157   1 7823    2  +8.14 [14]