Надев армейскую панаму,

Покрепче плавки натянув,

Небрежно брошу... " Твою маму... ",

И зеркала очков приткну.

Я на пляжу! Отмякло сердце.

Я на пляжу – волненье в кровь...

Раскрыв колени, будто дверцы,

Лежат мадамы, морща бровь.

Шумна прибрежная витрина.

Товар разложен невпопад...

С красоткой рядом – образина,

И уцененки жиром в ряд.

Я на пляжу. Долой смущенье!

Пришел купец, не просто так!

О, ощущенье предвкушенья!

О, муже – женский наш контакт!

Ах, как стараются, кокетки,

Чтоб личный "пестик опылить",

И, что матроны, что нимфетки, –

Один прием, и та же прыть!

Мой капитал в момент окинув,

Уронят "вдруг" купальный верх,

Бикини на ложбинку сдвинут,

Бросая в дрожь, зовя на грех.

Я ж, заприметив клин подбритый

Красотки, лет так тридцати,

Готов взорваться динамитом,

О, крепость плавочек, спаси!

Я на пляжу. Какая пытка!

Жена взволнованно мурчит.

Не лишена фигурка шика.

Внимание самцов ей льстит.

И приоткрыться – не умеет,

Ну, что такого в ней нашли?!

Она – от взглядов сладко млеет,

А ты – на привязи лежи!

Вон, та, молодка, – огневая!

Слинять бы с ней "на пять минут"!

" Гульнуть вдоль пляжа, дорогая,

Не хочешь, что валяться тут?!"

"Нет"! Сердце праздником ликует.

Свободы воздух, как ты мил!

"Нет" это значит, что могу я

Размять молодку, что есть сил!

Себя почти не узнавая,

Так, будто был по жизни плут,

Блондинку взглядом призываю,

Она глазами... " Муж, мол, тут!".

Грядет услада и победа.

Одним лишь взглядом сговорясь,

Она пришла за мною следом

В кусты, от пляжа схоронясь.

О, эти ялтинские пляжи,

Где от аллеи, шаг ступи,

В тени деревьев, вставших стражей,

Кого захочется – люби!

То – там, то – здесь смешок игривый.

Тесно, однако ж, в Ялте днем!

Пришлось искать, где можно было б,

Осуществить удачный съем.

Нет, если кто не паралитик,

Не импотент, не идиот,

Тому и здесь, как на Гаити,

Кто ищет – тот и спит, потом!

Давно мечтал иметь такую,

Чтоб затянула, как насос,

Сжимала, будто бы целуя,

Под шелком кожи без волос!

Летели райские минуты,

Но, вот, красотка поднялась.

С сука вспорхнула, птичка будто,

Натешив плотью нашу страсть.

О, эти ялтинские пляжи,

Где от аллеи шаг ступи –

Увидишь и познаешь, даже,

Декамеронистой игры!

То – там, то – здесь смешок игривый,

То – там, то – здесь " ха – ха, хи – хи!"

Вот паренек. Своей любимой

Целует нежно лепестки.

Она – с закушенной губою,

Лицом счастливым замерла.

Последний чмок, и – стон рекою,

И "лихорадкой" бьет тела.

Смущенный столь интимной лаской,

Тепло гляжу на паренька,

Его ж, шалава, – строит глазки,

Увидев рядом мужика.

И вспомнил я, как ту же сладость

Дарил любимой прежде сам,

Здесь, скрывшись в тень листвы богатой,

Где сумрак мангров тешит дам.

Все, сыт. На сердце тишь и благость.

Бреду тропинкою назад,

Всем нерешительным на зависть,

Под неусыпный женин взгляд.

Вдруг в необычности расклада

Мне повстречались на пути

Два молодца, как видно брата,

А женский круп – всего один.

Стоит боец причинно к небу.

Длинен, аж зависть родилась...

"Вот кто не думает о хлебе!

И ест, и пьет, и дрыхнет всласть!".

Второй ладонью треплет шорты.

В улыбке – блеск голодных глаз,

Когда на бивень брата твердый

Девица телом подалась.

Я рот открыл от удивленья –

Так торопилась дама сесть,

На что – нибудь, без промедленья,

Что не взглянула, кто там есть!

Она от сладости стонала,

Осев на дюжий раритет,

Минуток пять верхом скакала,

Стремясь к победе из побед,

А после – силы изменили.

Ей, в сладкой пытке, сев на кол,

В самозабвенье странно было

Познать оргазм сквозь страсть и боль.

В то время молодая пара,

Как первобытная семья,

Вкушает дьявольского дара,

И не страшится ни черта!

И, заглядевшийся на трио,

Что привлекало, как магнит,

Спускаясь, не шагнул, чуть было,

Под куст, что их интим хранит.

Мой взгляд, неверные листочки,

К семейной тайне приобщив,

Раскрыли до последней точки

Сквозь вероломной тени щит...

Подруга выгнулась пантерой

И льнет, и стонет, как поет,

Он – будто женщине неверной,

В допросе, с силой груди мнет.

Я отвернулся. Пусть играет

Беспечной юности волна,

Меня ж супруга ожидает,

Я получил свое сполна!

Неподалеку крутит диски

Тот, откровенный, светлый мир

И, запах жареной сосиски

Струится сквозь шпалерность дыр.

Там – голоса, здесь – полушепот.

Там – радость солнцу, здесь – разврат.

Ах, как хотел на эти тропы!

Как стыдно! Как стремлюсь назад!

Нет, все же очень интересно,

Что носит в шортах старший брат.

Вон, младший уступает место.

Шагну – ка ближе, наугад.

Так, погляжу одну минутку,

И к благоверной побегу,

А ночью вспомню, вроде в шутку,

Про трио здесь, на берегу.

Старшой меня тот час заметил

И, усмехнувшись, снизошел.

Он обнажил, какого в свете

И в порнофильме б не нашел!

Да, не с проста молва доносит,

Что есть в народе "жеребцы",

И неприметно молот носят

По женщин счастью кузнецы.

Младшой подругу вновь целует.

По опыту прошедших дней,

(Таких узрит – "кина не будет"),

Вот и порхает перед ней!

Ракета поднялась для старта.

От смазки – блеск. В висках – отсчет.

Вновь дама сверху. Как Астарта,

Любви богиня, их влечет!

Вдруг понял сам, что так волнует,

Чем трио так меня манит –

У той, на старте, что целуют,

С жены фигуркой сходен вид.

И тут же волны вожделенья

Объяли, к страху и стыду...

Уж не маньяк ли, в самом деле –

Представить в ней свою жену?!

Да, я – прилежный обыватель,

С женой фантазии мои,

Но, что гигантский обтекатель

Проникнет в плотные слои!...

А вдруг второе "Я" открылось,

В котором сладко увидать

Жену, отдавшейся на милость,

Как проститутку, шлюху, блядь?!

От возбужденья задыхаться,

Но самому другим отдать,

Не помешав ей наслаждаться,

И тихой ревностью страдать?

Вдруг я опять собой не стану,

И буду рыскать, словно зверь,

Искать в аллеях, неустанно,

С супругой сходной, как теперь?!

Тем временем ушел со старта,

Размером с конский племенной,

Тот, что длиннее ростом брата,

И с непомерной толщиной.

Вовсю стараются ребята

На ЭТО женщину одеть,

Как я, к нетронутой, когда – то,

Жене мечтал войти на треть.

Младшой на плечи налегает,

Подружке зажимают рот,

Что кардинально помогает

С округи не привлечь народ.

Но даже скомканной рубахой

Тот крик едва смогли заткнуть,

А захрипевшая деваха,

Уже пытается вспорхнуть.

Потом упали плетью руки,

Сама, обмякнув, наползла,

И застонала в сладкой муке,

Забыв себя, не помня зла.

И было после, как обычно...

С поправкой правда, на размер,

Мадам дала вполне прилично,

Трусливым девушкам пример.

Я задохнулся от восторга

Невероятность потрясла...

И как же он вместился только!

И так легко перенесла!

А им – плевать на ротозеев!

Они – покинули весь свет.

За стоном стон восторгом зреет

И упоенья слаще – нет!

Я позавидовал их счастью,

Какого сам не в силах дать.

Лишь голод утолив, отчасти,

Как бракодел, ни – дать, ни – взять!

Все кончилось. И вновь округа

Вернулась в красках, в пенье птиц.

Встав неохотно, их подруга

Застыла, ахнув, глядя ниц.

Когда ж прошло оцепененье,

С лицом, багровым от стыда,

Рукою робкой измененья

В себе открыла без труда.

И, чтоб растерянность мгновенно

Не переплавилась в испуг,

Братья, похоже откровенно,

Взялись за комплименты, вдруг.

Она багрово покраснела,

Так, будто был пока – пролог,

Беря смущенно, неумело,

Пол ста гринов за уголок.

Они с улыбкой одевались,

О новой встрече сговорясь,

Шутили, весело смеялись,

И я ушел, на них косясь.

Когда ж в аллее оглянулся,

Где солнца плотная стена...

Под ручку с двух сторон берутся,

А между них – моя жена!

Померкли лица, море, солнце –

В глазах сплошная темнота,

Лишь смех любимой слышу – льется,

Но – шум в ушах, но – дурнота.

Жена диагноз утвердила...

Обычный тепловой удар.

Как хорошо, что я бродила,

Оставив на потом загар!

Она в глаза смотреть стеснялась,

Играя верную жену,

А сердце – молча разрывалось,

Лишь вспоминал картину ту!

Ах, если б сам не соблазнился,

Оставшись рядышком с женой, –

Но разве б ужас не случился?

Нашелся б кто – нибудь иной!

Ах, эти ялтинские пляжи –

Опасность, горе и тоска.

Я представлял, как дома ляжет,

Сверкнув на мужа свысока.

Как холодны у страха руки!

Вдруг, снова, встретятся с женой,

И обрекут... меня – на муки,

Ее – на сладость в час ночной!

Да так приучат, раз за разом,

Быть наковальней кузнецов,

Что не почувствует экстаза,

Побыв со мной, в конце – концов!

В конце – концов настанет время,

Когда любовные дела

Со мною – превратятся в бремя.

Была супруга, да сплыла!

От невеселых размышлений

Отвлек лишь розовый мускат,

Да поцелуй супруги хмельной,

Ее стараньем и рогат.

Когда прикончили бутылку,

А из другой – вторую треть,

Жену клонило к взглядам пылким,

Меня – все выслушав, стерпеть.

Волнуясь так, что голос дрогнул,

Жена, почти что по слогам

Сказала... "Я тебя немного

Видала под одной из дам. "

Потом – тяжелое молчанье,

Что душу резало, как стон,

Мой вздох под видом оправданья.

Красноречивым был и он.

В кафешке музыка играла.

Не танцевалось, не пилось.

Жена свою вину признала,

С которой выплеснула злость.

Тогда я сам представил сцену,

Как ей, обиженной до слез,

Хотелось, чтобы за измену

Во мне страданье разлилось.

Так разлилось, чтоб затопило

Душицы каждый уголок,

Чтоб больше не повадно было

Забиться с кем – то в закуток!

Она не долго собиралась,

Чтоб напрямик все рассказать...

" За баксы с ними сторговалась,

Тебя желая наказать.

Тянула время, примерялась,

Ждала смятенье увидать,

Ведь я совсем не собиралась...

Ведь ты не мог меня отдать!

А ты, в испуге и сомненье,

Смотрел сквозь сладостный восторг.

Не ври – узнал, но на мученье

Меня молчанием обрек!

Я, милый, очень растерялась,

Ведь не было пути назад!

Толкнул, чтоб этим занималась –

Ты сам, не став меня спасать!

Испуг рождает возбужденье,

Желанье – вызывает страсть.

К чему мое сопротивленье?

Раскрывшись, плоть уже – сдалась!

Ты наслаждался, видя это –

Как в благоверную жену

Они вошли, по сантиметру,

Перчатку будто натянув!

А я тебя еще любила,

Хотя и слезы в два ручья,

Что больше не являюсь милой,

Что всем доступна и ничья.

Я ж, милый, для тебя старалась,

Чтоб видел, как гигант войдет,

Коль это доставляет сладость –

Услышать, как жена ревет!

В надежде, что мои страданья,

Хотя б чуть – чуть, растопят лед,

Я – отдалась на истязанье,

Ты ж – упивался видя. Вот.

В след боли разливалась радость,

В ушах, оглохших... шум и звон,

И я от счастья разрыдалась –

С горячим всплеском стонет он.

Потом просил, чтоб с ним осталась.

В пикантной позе обнявшись,

Вновь ощущала мощь и сладость,

Оставив мужа, дом и жизнь...

Я получила приглашенье

Стать им супругой на двоих.

У них... и – дом, и – сбереженья,

И в виноградниках паи.

Но я – к разбитому корыту,

Сама не знаю почему.

У мужа сердце льдом покрыто,

Дай извращения ему!

Устала. Постелю отдельно,

А завтра утром все решим,

Что говорить с маньяком хмельным,

Который в мыслях – не грешим!"

"Ну и катилась бы, блядища,

С дырой кобыльей к жеребцам!

Сама – глазами, так и рыщет,

Стелясь здоровым молодцам!"

Так хмель сыграл дурную шутку,

Язык я поздно прикусил.

Она ушла, в обиде жуткой,

Я – водкой пищу заместил.

Лежат два маленьких листочка –

Надежи розовая нить.

Быть продолженью, или точка?

Есть дата Точке, и не ныть!

Лежат два маленьких листочка –

Билеты в поезд до Москвы,

Два нежных, розовых цветочка,

Которые так любишь ты!

Но эти мысли тоже, тонут

Со звоном горла о стакан.

Никто не будет болью тронут.

Им всем плевать... я – просто пьян.

Ах, эти ялтинские пляжи!

Жену здесь за руку держи!

Так и шныряют взгляды вражьи,

Желая тела – не души!

Иначе – глазу не моргнется,

На час на рынок отбежав,

Вновь – наковаленкой вернется

К тебе вернейшая жена!

И после станешь изумляться...

Когда успели раздолбать?!

Держи за руку женок, братцы,

Чтоб ум вопросом не ломать!

Ах, эти ялтинские пляжи!

Но для меня они – пусты.

Ни – лиц, ни – спин, ни – рук, ни – ляжек!

Перед глазами – те кусты.

В ушах – болезненные стоны,

В уме – последние слова.

И снова, суть в стакане тонет,

И вновь, пустая голова.

Лишь иногда блеснет надеждой,

Многоголосая толпа,

Мелькнув похожею одеждой,

Но тут же давит, как клопа.

Но тут же в сердце вколет ножик,

Подставив мысли сей же миг,

Про то, как милую уложат...

Сосед – попутчик, проводник...

Уже в вине попутан разум,

И лишь надежда красит дни...

Пусть эти двое, я согласен,

Но дома ты ко мне вернись!

Жена, вот счастье, воротилась!

По истеченье двух недель.

О том, что было – не делилась,

Да я и думать не хотел!

Мы обмолчали это, даже,

Лишь согласившись, на потом,

Что снова, ялтинские пляжи,

Нас – не дождутся, уж пардон!

Надев армейскую панаму,

Рюкзак покруче подтянув,

Я бросил Ялте... "Твою маму... ",

Не обернувшись, не взглянув.

30. 04. 02.