Извините, если кого – то это шокирует, но первый сексуальный интерес проснулся у меня к собственной матери. Однажды, когда мне было всего 10 илиn лет, мы шли с нею домой после долгого похода по магазинам, который занял почти весь день. Мама выглядела очень хмурой, что неудивительно после стояния в огромных очередях. Но на самом деле причина была в другом. Выйдя из автобуса и пройдя метров 100, она вдруг остановилась. Я недоуменно спросил, в чем дело, но мама промолчала и пошла дальше. До дома было идти 2 квартала. Она шла очень медленно, крошечными шажками, и я опять спросил, почему. Сказать, что ее ответ меня поразил – ничего не сказать. Она буквально прошипела сквозь зубы: "В туалет так хочу, еле терплю".

Видимо, до этого она стеснялась меня, потому что, признавшись в своем состоянии, стала на ходу постоянно вполголоса причитать что – то типа "С – с – с – с, не могу, не могу", "Только бы не потекло" и т. п.

Я шел рядом ошарашенный. Я просто представить себе не мог, что мама вдруг может написать в штаны. Она еле шла, и я сказал, что пойду вперед, типа, открою квартиру или что – то в этом роде. На самом деле я просто не мог видеть маму в таком состоянии. Я прибежал домой и стал ждать ее. Дома никого больше не было. Когда она вошла в квартиру, она, уже не стесняясь меня, стала снимать пальто, бегая взад и вперед по коридору на полусогнутых ногах. Одна из пуговиц, как назло, заела и она остановилась, скрестив ноги, чтобы ее расстегнуть. И вдруг мама завизжала тонким – тонким голосом: "И – и – и – и – и", резко согнулась и бросилась в туалет прямо в пальто и в сапогах. Видимо, она написала в трусы. Она даже не закрыла дверь и я стоял в шоке и смотрел, как она задрала юбку, сорвала колготки, которые, по – моему, при этом порвались, и грохнулась на унитаз. Был хорошо слышен звук мощной струи, хлещущей из нее с неимоверным напором. Потом уже, перебирая в памяти эту сцену, я понял, что между тем, как мама уселась на унитаз и появлением звука от струи не было ни малейшего промежутка. Мама писала долго и в конце, когда из нее еще лилось, она подняла глаза и встретилась с моим сумасшедшим взглядом. Она потянулась к двери туалета, но я первый сорвался с места и стремглав бросился в свою комнату.

Я был впечатлительным ребенком. Эта скандальная история меня просто вывела из равновесия. Мне, наивному мальчишке, казалось, что с моей Мамой такого просто не могло быть, просто потому что не могло быть никогда. Я даже какое – то время стеснялся после этого смотреть ей в глаза. Но потом появилась "крамольная" мысль, которая и стала толчком к формированию моего фетиша. Я тогда подумал: "Ну а если так сложилось бы, что мама не смогла бы попасть в туалет еще полчаса? Неужели она описалась бы?" Это никак не укладывалось у меня в голове. Ну а что тогда? Может, она все равно дотерпела бы? Эти вопросы не давали мне покоя.

Листая как – то раз дома подшивку журнала "Здоровье", я наткнулся на статью, в которой упоминалось о том, что во время сталинских депортаций чеченцев везли в вагонах, не оборудованных уборными. А у чеченцев женщины очень стыдливы, и к тому же есть у них табу на то, чтобы женщина пошла в туалет на глазах у мужчины. Тем более нереально для них справить нужду прямо в присутствии мужчин. Ехали они очень долго, но большинство женщин просто терпели. В итоге мочевой пузырь лопался. Прочтя об этом, я уверовал в то, что взрослая женщина не описается никогда, как бы не хотелось. Забегая вперед, скажу, что теперь – то я знаю, что это не так.

Моя первая девушка, с которой я утратил девственность, принадлежала к тому типу женщин, для которых пописать под кустом – не проблема. Поэтому, когда я рассказал ей о своем интересе, ничего не смогла вспомнить из своей биографии на интересующую меня тему. Она просто никогда не доводила себя до такого состояния, чтобы было совсем невтерпеж. Вообще, терпеть по – маленькому она очень не любила, и когда пару раз за время нашего знакомства ей где – нибудь "приспичивало", она с легкостью отбрасывала стыдливость. Зато она позволила мне впервые в жизни увидеть в подробностях, как женщина писает. Помню, когда она, сидя в ванной, бесстыдно раздвинула свои мясистые малые губы пальцами и из ее "писательной" дырочки вырвался золотистый фонтан, я был возбужден безумно. Но увы, это все – таки было не главное, чего я хотел. Терпеть по моей просьбе она, разумеется, не стала.

После расставания с моей первой девушкой у меня была длинная череда случайных подруг, которым я ничего не говорил о своих необычных желаниях. Но судьба оказала мне все – таки услугу и я наконец – то познакомился с женщиной, которая впервые пошла мне навстречу. Ее звали Лена, ей было 30, мне тогда – 21. Она была очень худая, к тому же еще и маленького роста. Но ее щелка была очень темпераментна в постели, а главное, способна удерживать огромное количество мочи. Я рассказал ей о своих фантазиях и она с интересом поддержала разговор. Сказала, что самой ей терпеть приходилось часто, но ей это не очень тяжело, и вообще, она способна не обращать внимания на полный мочевой пузырь, если негде пописать, и спокойно отвлечься, не думать об этом. Лена рассказала, что никогда не писалась, как бы не хотелось. Но (первый раз, когда я узнал об таком случае!) у нее была подруга, которая ей рассказывала, что с ней однажды такое было. Она лет в 16 гуляла с парнем по улице, изнемогала от желания пописать, но стеснялась в этом признаться. И когда она, расставшись со своим кавалером у подъезда, бежала вверх по лестнице, у нее текло по ногам.

Лена согласилась попробовать потерпеть специально. Я попросил ее придти ко мне уже с полным мочевым, и она действительно однажды, войдя ко мне в квартиру, сказала, что давно уже хочет. Я сразу раздел ее, мы легли в кровать, я развел ей ноги, широко раздвинул гладко выбритые губки, но ее щелка выглядела вполне обычно. Меня тогда безумно интересовало, как выглядит женская щель, когда она хочет в туалет. Я вблизи рассматривал отверстие уретры, но ничего внешне не выдавало ее зажатость. Мы долго кувыркались с Леной в постели, но она не могла кончить, хотя обычно ласки клитора языком приводили ее к оргазму за считанные минуты. Я безостановочно поил Лену минералкой, которой за вечер она выпила литра два. Постепенно я стал чувствовать, как у нее внутри становится тесно. Я тогда и узнал впервые, что у женщин полный мочевой пузырь легко ощущается через верхнюю стенку влагалища. А когда она уже очень хочет, эта стенка твердая и выпуклая. Наконец Лена стала проявлять беспокойство и проситься в туалет (не слезая, впрочем, с моего члена). Она попросила меня не делать резких движений: "Ты же не хочешь, чтобы я нассала тебе в постель?". Она не стеснялась грубых выражений, но мне это нравилось. Она за тот вечер ни разу не сказала "хочу писать" или "хочу в туалет", а употребляла только слово "ссать".

"У – у – ух, ссать хочу, умираю", – повторяла она, но как – то так игриво, что не создавалось впечатления, что ей действительно тяжко. Хотя мочевой у нее явно был уже сильно переполнен, но она спокойно терпела только силой мышц, не сжимая ноги и не зажимая рукой. Она только сказала, что секс в таком состоянии не приносит ей больше удовольствия, и просто лежала, позволяя мне наслаждаться видом ее голенькой щелки в такой щекотливой ситуации. Но природа все – таки приперла ее к стенке, и Лена уже вполне всерьез взмолилась: "Макс, я не могу. Все. Я скоро писаться буду". Тогда я надел на нее трусики, колготки, а потом и брюки. Лена призналась, что я угадал верно, в одетом виде она просто не способна пописать.

Она стала сжимать ноги, тереть себя там рукой, и твердить, что "счас польется, счас польется, ой, нет!" Она вся взмокла, причем в запахе кожи был явный оттенок мочи. Видимо, почки уже не могли сливать в переполненный мочевой пузырь новые порции.

Я, по правде говоря, чувствовал себя фашистом, но остановиться, отпустить ее в туалет не мог. Это продолжалось долго, в брюках она пробыла больше часа. Но потом она так отчаянно попросила меня хотя бы снять с нее одежду, что я не смог отказать. Хотя и понимал, что это значит по сути позволить ей пописать, ведь тогда исчезнет естественный тормоз, запрещающий это.

Я стащил с Лены одежду. Выпуклость на ее животе была просто огромна! Она легла на спину, я раздвинул ей ноги, половые губы сами разошлись в стороны. Уретра выглядела совершенно обычно, но во влагалище с трудом можно было протиснуть даже мизинец. Лена начала мелко дрожать, сначала ноги, а потом и все тело. Она без конца твердила: "Все, все, все! Не могу!" Я сказал, что она сможет пойти в туалет через полчаса. Лена взвизгнула: "Какие полчаса! Я обоссусь! Прямо здесь!". Я, не отрываясь, смотрел на ее уретру и вдруг увидел, как из нее просочилась капелька, потом еще одна. Было ясно, что это непроизвольное выделение, причем Лена его даже не замечает. "Лен, сожми мышцы! У тебя по капелькам сочится!", – сказал я и увидел, как отверстие ее влагалища сжалось, но лишь на мгновение. "Я не могу. Я уже не чувствую там ничего, все онемело", – чуть не плача сказала она, а из дырочки просочилось еще несколько капель и потекло по попе.

"Все, Макс!", – отчаянно выкрикнула она и я сдался. "Давай", – сказал я.

Самое интересное, что после этого момента она не писала еще секунд десять, не смогла сразу расслабиться. Из чего я сделал вывод, что запас прочности был еще велик. И вот мне прямо в лицо ударила тугая струя. Мне показалось, что она была горячей, как кипяток. Я ощутил на губах солоноватый привкус. Мое лицо было в каких – то пяти сантиметрах от щели, и я видел, как невероятно расширилась под напором писательная дырочка, стала диаметром чуть ли не с мизинец. Я наблюдал секунд 10, а потом прижал к щели ладонь: "Все, хватит, пошли в ванную". Лена с трудом остановила поток, для чего ей пришлось сжать ноги. Помню этот момент, как на фотографии: женщина с плотно скрещенными ногами, лежащая на постели совершенно голая, а под попой огромное мокрое пятно. Она нашла в себе силы улыбнуться: "Макс, ну теперь – то зачем вставать. Давай я выписаюсь здесь. " "Лен, да я не против. Но соседей ведь затопим. ", – отшутился я и мы пошли в ванную. Писала Лена целую вечность.