Я иногда езжу к бабке с дедом, к папиным родителям, на дачу. И каждый раз я слегка хулиганю. Дед всё время кричит... "В следующий раз выпорю!" Я только улыбаюсь – вот уже лет семь этот "следующий раз" не наступил. Дед так же всё время рассказывает про своё странное детство в деревне. (он деревенский). Вот какая у него история примерно...

Жил он как все, не лучше не хуже. Была мать, отец, и кроме него трое детей – всего четверо... два мальчика и два девочки. Отец у них был жесткий, строгий, и редко их целовал и обнимал, редко дарил подарки. Мать во всём поддакивала отцу, отец её обожал, она его тоже, но она никогда не хотела его обижать, и всё время поддакивала ему, он – ей. Кстати, эта была её идея иметь четверо детей. Отец хотел двоих. Но согласился, ему без разницы – ей рожать, ей испытывать боль, ей её и терпеть. И они ходили в школу. Когда они приходили, отец спрашивал с порогу, кто что получил и просил дневники. У кого пять – проходи, четыре – буркнет что – то типа "в следующий раз старайся" и пропустит, три – выдерет, два – шкуру спустит. И все те с тройками и двойками садились на лавку. Первыми были мальчики – их отец бил сильнее, и к тому же девочки хорошо учились, и их били реже, чем раз в месяц. И вот мать приносила длинный ремень, первый вставал, задирал кофту, снимал штаны и трусы, и ложился на специальную лавку, всегда стоявшую в коридоре у стены и которую выдвигали на серндину для наказаний. Мать привязывала руки и ноги длинными верёвками, но в рот не засовывалась тряпка, и кричать было нельзя – ещё и высечет, как за двойку. За тройки пороли ремнём, за двойки – розгами, которые специально стояли и ждали двоечника в ведре, которые смачивались солёной водой.

И вот отец подходил, приноравливался, и... со всего размаху ударял. Сёк он страшно больно даже ремнём, не то что розгами, признавался дед. И ведь не парочку ударов давали, а лупили около пяти – семи минут. Виновник вздрагивал от боли, мычал, пытался выраться, но мать привязывала крепко. Он плакал, потому что никто бы не выдержал такой боли. Отец порол тяжёлым ремнём, иногда с пряжкой, но чаще – нет. Бил он с удовольствием, а если тот всхлипывал – грозно говорил "терпеть" и продолжал сечь. Остальные смотрели, и некоторые ждали своей очереди. Через минуту попу покрывали красно – розовые удары. Через две минуты виновник начанал чувствовать безумную боль – уже красную попку попкрывали всё новые и новые удары, и от этого становилось ещё больнее. Порка заканчивалась, когда ребёнок был почти в шоке от боли. Отец заставлял благодарить его и мать за преподанный урок и тот уже садился на скамейку, одевая штаны, и смотрел на следующего. Хотя... "садился" сказать неправильно. Тот, кого выпороли, без боли мог садиться только недели через две, а в это время успевал получить ещё троек или двоек обычно, так что в детстве для деда сидеть было почти всегда болезненно.

А когда виновник получал два, то его тоже клали с голой попкой на скамейку и мать приносила розги в ведёрке с солёной водой. Отец начанал стегать, сильно – сильно, кстати отец считался самым сильным мужичком во всей деревне(повезло деду, да?!"). Но если во время порки ремнём ещё можно было молчать, то здесь после третьего удара ребёнок начинал сильно кричать, тогда ему затыкали рот тряпкой. Кстати, в отличии от порки ремнём, порка розгами занимала около десяти минут, и уже через пять минут попа была такая красная, как созревший помидор, через десять на красной попке были видны ярко – бордовые следы. Отец прикладывал всю свою силу.

Девочек пороли так же, и зря я сказала, что не так сильно, так же сильно, как и мальчиков.

Отца было легко разозлить, и он не ругался, а просто говорил... "снимай штаны", и никто никогда не осмелился сказать... "но папа... " – потому что её или его взяли бы за ухо и выпороли бы с двойной силой. Было две истории, когда двоих из детей страшно наказали.

Первая произошла с Петей – самым старшим из всех детишек. Петя получил две двойки и вырвал листок из дневника, а потом – сжёг. Правда выяснилась на родительском собрании... Родители пришли домой, застав Петю за чтением. Он созвали всех. Петю вывели на середину комнаты. Он был бледен, как смерть. Он догадался, за что его накажут. Наверное, он примерно знал, КАК его будут наказывать, потому что в глазах был неимоверный ужас. Отец велел ему раздеться СОВСЕМ, а это уже было унижающе – Пете было уже 16, и его член полностью сформировался, и оброс густыми коричневыми волосами. Петя густо покраснел, так как в комнате находилась его мать, и его две сестры – 14 – летняя Таня и 12 – летняя Маша. И он совсем голый, лицом ко всей семье, кроме отца, который куда – то вышел, стоял и смотрел в пол, в то время как Маша, и особенно Танька "сверлили" взглядом его член. Отец вернулся мрачным. Одна рука была одета в прочную рукавицу, и держала... Стог крапивы... Петя сжался. Он знал, почему отца так долго не было... он ходил к соседям Кукушкиным, у них росла самая колючая крапива во всей деревне, именно для этих целей. Отец подошел к Пете, вопрошающе посмотрел ему в глаза.

– "П – п – па – а – п – п – а – а – а.... П – п – прости – и – и – и.... . " – только и вымолвил напуганный предстояцими поркамИ(не одной!), Петя.

Отец обходил его со всех сторон, а потом подошел сзади и начал стегать Петю крапивой по попке. Петя зажмурился, но не смел плакать. Отец начал бить его по спине, по шее, по ногам... Потом подошёл вперёд и начал бить его по груди, по рукам и ногам, а потом взял новый стог крапивы, лежащий до этого на полу около Пети, и начал бить его по яйцам и члену.... Петя взвыл, но не шелохнулся. Отец бил со всех сил, потом прошёлся по попке, по спине, груди и ногам ещё раз, и отбросил крапиву ы в сторону, и затем снял перчатку. Потом велел лечь на лавку, крепко привязал его сам, и сначала выпорол, затем высек. Кстати, по спине тоже сильно бил!!! Потом схватил палку и начал бить по пяткам. Бил он минут пять. Петя кричал... "Отец! Не надо! Отец! Остановись!!!" Через пять минут его отвязали, и полуживого отвели в кровать, лишив ужина.

А вторая история была когда Таня, которой было n, занималась сексом с соседним парнем. Она была девственница, и вся простыня была в крови, когда мать меняла белье. И потом, отец слышал звуки из спальни, просто не зашел. А через неделю пришла мать того парня, сказала, что отец жутко отодрал его, и попросила отодрать Таньку тоже, "чтоб неповадно было". Отец пообещал. В этот раз раздели Таню. Сначала её тоже отец отстегал крапивой и высек, драть не стал. Потом положил на лавку, отбил по пяткам, затем взял трость, и начал бить по попке, но и потом не остановился, взяв плеть для коней. Он сек её плетью сначала по пунцовой попке, потом по спине, по ногам. Потом отвязал, перевернул, опять привязал, и начал бить сначала по ногам, а потом по грудям. На грудях (пока ещё небольших) появились красные полосы, затем стали оставлять кровавые полосы... Он бил её по грудям с такой силой, что даже жестокая мать зажмурилась, а дети запричитали оставить Таню. Девчонка дёргалась, вырывалась, но... отец бил её миут пятнадцать. Она жутко ревела, но это было не всё. У отца сохранилась от бабки одна прекрасная вещичка, которой его дет наказывал бабку за измену – она явно не была... гм...

однолюбкой и вышла замуж, потому что её мать настояла на этом. Отец пошёл за ней, и принёс. Это оказалось что – то похожее на грушу. Все знали, что ЭТО вставляется в писю и проталкивается до конца, при этом виноватая испытывает жуткий дискомфорт. А когда ЭТО протолкнулось – груша открывается, и растягивает стенки писечки, достовляя сильную боль виновной. Отец раздвинул ноги Танечки и резко вставил грушу, перед этим сказав... "Вставлю – уходи, наказанию конец, но не смей её трогать, пока я не разрешу её убрать. Тебе бутет очень больно – но ты заслуживаешь этого, шлюха. " И он вставил. Таня вскрикнула и ухватилась за писю. Отец дал ей по рукам. Она в ужасе посмотрела на него, потом на всех, и начала прыгать от боли и плакать. Но отец ничего не сказал, а позвал всех ужинать. А Тане запретил, оставив её наедине со своей болью. Пётр выходил последним, а дед всё видел из столовой. Пётр обнял сестру, прижал к себе и прошептал... "Потерпи, Танечка! Я попрошу его... " – и он вышел. Таня корчилась от боли в и так недавно порванной и до сих пор болящей от первого полового контакта писе и заплакала. Отец пришел через пятнадцать минут и вынул окровавленную грушу. (очевидно, у девчонки была менструация или он ей что – то порвал. (Кстати, я знаю тётю Таню и она мне рассказывала, что когда она рожала дочь, то роды были безумно болезненными, и она чуть не потеряла сознание от невыносимой боли. А врач сказал, что это потому что у неё внутри чтото повреждено, и сказал, что больше ей рожать нельзя, и что она может умереть от болевого шока в следующий раз. )

И последнее, у них в деревне раз в месяц всех детей собирали в здании и пороли их ремнём с пряжкой сразу одновременно, они все вместе лежали на длинющей лавке, и их пороли силачи деревни, кстати, и дедин отец, тоже. Это было очень и очень больно, и не стоит забывать, что пороли их ровно двацать минут. Причём детьми считались доn лет включая. Начинали пороть с шести, хотя отец начал пороть своих с четырёх. Пороли всех, даже с примерным поведением.

Это называлось "для профилактики"...

У моей истории про деда есть продолжение. Читайте часть два.

Всё это истинная правда, и ничуть не приврано. Так что читайте и дивитесь, какие жестокие были тогда времена...