– Не хочу, не хочу, – кричал семилетний Сережа, когда четырнадцатилетняя сестра Катя буквально подтаскивала его к дивану, на котором сидела мама.

У мамы на коленях было расстелено полотенце, около ног стоял эмалированный горшок, вынимаемый именно по таким случаям, а рядом на диване лежала пухлая комбинированная кружка – грелка, как раз в той комбинации, которая необходима для проведения клизмы. К грелке был привернут резиновый шланг с краном и стеклянным наконечником. Это устройство в разобранном виде уже с утра висело в ванной, предупреждая Сережу о грядущей клизме. В том виде это не подействовало и теперь должно было подействовать в готовом состоянии.

– Понятно, что не хочешь, – соглашалась мама, – а вот немножко полежишь у меня на коленках и очень даже захочешь.

Мама улыбнулась своей шутке, и сестра тоже прыснула.

– Давай быстренько снимем штанишки и заголим попку, – сказала мама, перехватывая сына у дочери.

Держа его одной рукой за руку, мать другой расстегнула ему пуговицы на брюках, а Катя быстренько спустила ему брюки вместе с трусами вниз, так что Сереже не оставалось ничего другого, как поднять сначала одну ногу, а потом другую, и оказаться без штанов с голой попой, к которой собственно и были направлены все устремления мамы и сестры.

Катя первый раз участвовала в постановке клизмы брату. Обычно мама ставила им клизмы поодиночке особо не таясь, но и не очень это афишируя. Утром мама доставала грелку со шлангом и вешала их в ванной. Кому предназначалась клизма было известно заранее: кто – нибудь из домашних, видя агрегат в ванной, спрашивал для кого он, и имя жертвы становилось известно. Клизму мама ставила после работы, но перед приходом папы, чтобы не создавать лишних неудобств. Она одевала легкий халатик, наливала воду и по дороге в их спальню, выбранную местом вливания, звала ребенка, которому предстояло принять в попу наконечник, а потом и воду.

Если мама ставила клизму Кате, то Сережа должен был сидеть в соседней комнате и не выходить пока не позовут. Он слышал как все делалось, но ничего не видел. Однажды он, правда, прокрался и подсмотрел, как сестра охая, удерживала в попе наконечник, пока мама, подбадривая ее, держала над ней кружку. Когда же клизма ставилась Сереже, Катя проявляла повышенную активность: часто спрашивала маму, когда же, наконец, будут ставить клизму, подшучивала на Сережей, если он много ел, напоминая, что предстоит клизма, которая лучше проходит на голодный желудок. Однажды, когда мама забыла горшок, на который после клизмы сажали Сережу, и вспомнила об этом уже влив в сына половину необходимого, она крикнула Кате, чтобы она принесла его, и Катя воочию увидела, как это делают с братом. В отличие от нее, принимавшей клизму на левом боку с подтянутыми к животу ногами и слегка заголенным задом, брат лежал на животе, перекинутый через мамино колено, совершенно голый. Из попы торчал наконечник, который мама медленно заталкивала, а потом также неторопливо вынимала. От нетерпенян Сережа сучил ногами и кряхтел.

– Ну, вот и горшок приехал, так что в туалет бежать не надо, а все оставишь здесь, – удовлетворенно сказала мама. –

Давай, Катюша, иди, не смущай брата, а то ему и так неуютно.

Тогда – то Кате захотелось самой поставить брату клизму.

– Вот теперь можно укладываться и начинать вызывать желание, – продолжая обыгрывать слова сына, сказала мама. – Залезай ко мне на колени, ложись как обычно на живот и раскрывай попу пошире, а мы с Катей поможем тебе быстрее захотеть, чего пока не хочешь.

Сережа обреченно лег маме на колени и послушно рукой приоткрыл ягодицу. Хотя ему еще только собирались ставить клизму, он уже почти физически ощущал ее воздействие: уже почти хотелось на горшок, уже щекотало внутри.

– Подержи наконечник пока я его смажу, – попросила мама Катю.

Девочка взяла в руки клизму и протянула маме шланг с наконечником. Мама открыла коробочку с душистым вазелином, и запах, ассоциировавшийся с проводимой процедурой, распространился по комнате. Сережа ухитрился повернуться и с интересом и опасением наблюдал за смазыванием. Мама провела пальцем по вазелину, а потом по наконечнику, обмазав его весь. Но палец все равно был еще достаточно жирным, и мама вытерла его о промежность сына и слегка всунула его в задний проход. Она немного повертела пальцем в сыновьем задике, который Сережа инстинктивно сжимал.

– Да, хватит тебе зажиматься, – нравоучительно сказала мама, – вот из – за этого и приходится тебе ставить клизму.

– Ну – ка, Катюша, давай попробуй сама вставь в братика наконечник, – предложила мама.

Катя гордая таким доверием, но немного растерявшаяся, склонилась над сереженой попой, целясь наконечником в плотно сжатый сфинктер.

– Ну, смелее! – поддержала мама, еще шире отведя в сторону ягодицу мальчика.

Катя прикоснулась наконечником к скрываемой дырочке, в которой только что побывал мамин палец.

– Мама, сделай сама! – взвизгнул Сережка, против воли впуская в себя стеклянную трубочку, которую Катя без всякого усилия вводила в попку брата.

– Ну, вы оба молодцы! – похвалила мама детей, – скоро сможете без меня обходиться.

– Cережа, тебе не больно? – сострадательно спросила Катя, заканчивая вталкивать в брата трубку наконечника.

– Пока нет, – промычал брат.

– Мама, надо открывать воду, – подсказала Катя.

– А то я забыла! – смеясь ответила мама, поворачивая кранчик.

По тому как Сережа дернулся без вопросов стало понятно, что клизма пошла.

– Ну, теперь я беру это дело в свои руки, – подмигнув дочери, сказала мама, берясь за торчащий из попы наконечник, – а ты обеспечь хороший напор, чтобы нашего зажимальщика, как следует промыло.

Катя подняла кружку над головой, а мама слегка выдвинула наконечник, и Сережа почувствовал сильный напор струи. Его стало распирать и он заплакал.

– Что жалко расставаться с накопленным? Ничего свое быстро накопишь. Да не кряхти ты как старый дед, а делай глубокие вдохи. Что – то давно мы тебе не ставили клизму, вот ты и отвык, – посетовала мама, всовывая и почти вынимая наконечник.

Катя, проявив рвение, встала на диван ногами, и напор стал максимальным. Сережа, никогда до этого не испытывавший такой силы промывания, заверещал, как резаный.

– Да будет тебе, – с почти скучающим видом обратилась мама к уже извивавшемуся и сучившему ногами сыну.

– Терпи, Серега, – сказала Катя, заглядывая в кружку – у меня осталось совсем немного.

На Сережа уже не мог и не думал терпеть. Струя воды рванула из него, обрызгивая маму и Катю. Катя отпрянула и выдернула наконечник из попы брата, поэтому мама оказалась облитой как водой уже побывавшей в сыне, так и той, которая еще только должна была в него попасть. Мама быстро повернула кран, а потом сжала ягодицы мальчика.

– Ну, такого никогда не было ни с ним, ни с тобой, – как бы извиняясь сказала мама, – это он, наверное, специально для тебя устроил такой салют.

Она посадила Сережу на горшок, и вместе с Катей они побежали мыться. Сережа слышал, как в ванной лилась вода. Потом вернулась мама подняла его, взяла горшок и ушла с ним. Сережа остался стоять без трусов, не зная, что ему делать.

Возвратившиеся мать и сестра одним своим видом все для него прояснили. Мама несла чистый горшок, а Катя – злосчастную клизму, заново наполненную водой. Катя одной рукой держала кружку, а другой – щедро навазелиненный наконечник, который распространял сильный запах.

– Давай все начнем сначала, – сказала мама, садясь на диван. – Пока не вытерпишь сколько надо, будем ставить по – новой.

– Ложись быстрее кверху попой и выполняй все что тебе говорят, – подлила масла в огонь Катя.

– Не надо мне больше, – взмолился Сережа.

– Ты тут терпеть разучился, нас облил, а сам хочешь выйти сухим их воды! Нет уж, получи свою клизму и свободен, – прояснила новую попытку клизменного вмешательства мама.

– Я не могу больше, мне было очень больно, – пытался расжалобить мучительниц Сережа.

– Сейчас будет еще больнее, – предупредила мама, хватая сына за руку, поворачивая к себе спиной и сильно шлепая по голой попе. – Ну – ка живо принимай позу, чтобы открыть задний проход.

С этими словами мама перекинула сына через колено и широко раздвинула ему ягодицы. Катя уже без всякой жалости, и даже рассержено, ловко всунула наконечник в зад брата. Сережа задергался, наивно надеясь сползти с клизмы, но мама быстро открыла воду и, перехватив у дочери наконечник, до конца затолкала его в сына. Катя подняла кружку над головой, и Сережа ощутил сильную струю воды в своем животе.

– Дыши глубоко ртом, а то опять обделаешься, – приказала вошедшая во вкус сестра.

Сережа руками и ногами свешивался с маминых колен и беспомощно взмахивал конечностями, пока мама методично двигала наконечником у него в прямой кишке.

– Терпи, терпи, – подбадривла мама.

– Дыши, дыши, – наставляла сестра.

– Ой, больно! – закричал Сережа.

На этот раз мама быстро выключила воду и, выдернув наконечник, сжала ягодицы сына. Сережа хватал воздух ртом, и по щекам у него текли слезы.

– Надо его положить на бок, – посоветовала Катя.

– Тебе виднее, – улыбнулась мама, намекая на традиционное катино положение под клизмой.

Она поставила сына на ноги и встала сама, уступая место Сереже. Мальчик, не то держась за живот, не то, прикрывая свой торчащий членик, медленно сел на диван и подталкиваемый мамой лег на бок попой к доморощенным лекарицам.

– Ножки подогни, – попросила Катя, нацеливаясь наконечиком между ягодиц брата.

Сережа обозначил подгибание ног, и Катя сделала попытку воткнуть в него наконечник. Судя по крику брата, она промахнулась.

– Ничего не видно, – вроде бы извинилась она.

– Давай я, – сказала мама, берясь за наконечник.

Она сильно приподняла ягодицу сына, отчего задний проход чуть ли не сам всосал подведенный к нему наконечник.

– Ну, ты, мама, просто ловкачка, – с восторгом сказала Катя, провожая взглядом скользящий вглубь наконечник.

– Ну, вот и тебе уже ставим клизму, как большому, – подбодрила сестра брата, имея ввиду его положение на боку, поскольку ей самой уже довольно давно клизму ставили именно в таком положении.

Похоже Сереже было уже все равно большой он или маленький, потому в него опять пустили воду, и он чувствовал, что его опять сильно распирает. Он с трудом сдерживался, чтобы снова не оконфузится. Тут на свое счастье он услышал, как Катя радостно сказала:

– Мама, кружка уже пустая.