Кончив писать, он подзывает новую соску и даёт ей старательно вылизать кончик. Когда он подзывал её, та, что лизала его заднюю дырку, была оттолкнута и, забывшись, просто так лежала, глядя в потолок. Он к ней поворачивается: "Если тебе сказано: лизать, ты должна это делать постоянно, сука, и ходить за мной, если я отойду, и не отрываться". Она подбегает, чтобы сделать это – но уже поздно: "Пора тебя лечить", сообщает он ей. "Я тебя в живот выебу. " Только кое – кто в зале знает, что это такое, и вздрагивают. Речь идёт об открытии новой пизды в девушке – плюс ко всем тем, которыми её мать – природа наградила. Девушка выбрана правильно – хоть она и не толста, но вкусно пышновата. Весь его выбор всегда худ, но эта – самая нехудая из всех худышек. Животик у неё округлый, красивый – кушать на нём хочется.

Он кладёт её спиной на пуф, берёт кривой свой нож и делает надрез в низу живота. Она вздрагивает и покрывается холодным потом. Он надевает презерватив, ложится на неё и засовывает свой хуй ей в живот. Она истошно вопит, пытается вырваться, змеясь под ним – он её крепко держит, целует в губы и глядит в глаза – как медленно, но верно жизнь из них начинает уходить от боли и хаоса у неё в животе, особенно когда он ебёт её, с силой вгоняя хуй в живот. Жизнь отлетает из неё постепенно – с её последним вздохом всё её тело ослабевает, и в этот самый миг он начинает кончать, свирепо рыча. Другая девчонка – подученная – он ведь не всегда все приказания успевает подать – заменила эту и всё это время неотступно сосёт ему яйца и лижет жопу. А та, что обнимала его спину телом, и сейчас тут – елозит вокруг, сиськами к его спине притрагивается, ручками легонечко ласкает толстую кожу спины и ног.

Он встаёт и, не глядя, подсовывает кровавый хуй в гандоне кому – то – облизать. Сразу двум ртам – один слишком долгое время займёт. И в этот самый миг слышен какой – то стук и сдавленный крик – это та, на сучке, в конце концов не выдержала и свалилась – теперь сучок медленно, но верно таранит её внутренности. Где он выйдет наружу?"Грудь!" Орёт один кунак. "Шея!" Орёт другой. "Рот!" орёт третий. "Живот!" Орёт хоязин. Ему лучше видно: девушка слишком сильно накрениласть, чтобы сучок долго путешествовал у неё внутри. И действительно – через минуту на её животе показывается вздутие, и вскоре, с треском разорвав мясо, кончик сучка высовывается наружу. Казалось бы, упражнение окончено. Но она ещё жива! Она ещё конвульсивно дёргается!"Да, сильна ты, мать" – произносит он сквозь зубы. "Снимите её" – приказывает. "Нежно, пожалуйста. Если останется жить – будет дрессировщицей. " Её уносят на носилках прямо в больничное отделение – зашивать разорванные органы.

Он в хорошем настроении. Столько удовольствий, а кончить он успел всего лишь один раз – зато написался, что имеет преимущество – так как пистона, так сказать, не тратишь, а удовольствия столько же – да даже и ещё больше, главное – дольше. И вот он подходит к ряду, несколько поредевшему. Та, что попу лижет и та, что спину ласкает, влекутся за ним. Ему, по – видимому, доставляет удовольствие всё время от них отодвигаться, чтобы они должны были обратно ловить губами его тело, и проворно менять своё положение. Он обходит ряды. Девчата глядят исподлобья. В основном это – очень ясный взгляд. Животный. Выключенный от всего человеческого. Он как бы говорит: ну чего ему ещё? Пронесёт меня, или нет? Взгляд рабыни. Рабыня не должна любить или ненавидеть. Рабыня не должна подчиняться или восставать. Рабыня должна умирать в любом случае. Так их будут учить – тех из новичков, кто выживет эту ночь.

Он выбирает одну – высоченную, лет четырнадцати, с тонкими чертами лица и длинными тонкими соломенными волосами – и приказывает подвесить её. Подвешивают её за руки и за ноги, попкой вниз, растянув ножки довольно широко, как вешают гамак, или как кабана, убитого на охоте, которого на шесте несут к огню. Подвешивают невысоко – так, чтобы тело оказалось на уровне его хуя. Висит она у стены, где огромное зеркало, чтобы она могла себя видеть. Висит и качается.

Она извивается, пытается держать голову, потом смиряется, и голова её свешивается вниз. Волосы доходят до пола. Так она и висит, покачиваясь – слишком быстро потеряв сознание. Ей что – то впрыскивают. Голова её резко дёргается – она приходит в себя. Он отодвигает её ноги, закуривает и суёт сигарету в её пизду – фильтром. Потом вытаскивает и затягивается. Это – знак высшей милости. Ему, значит, нравится свежий сок этой сучки. Потом, однако, он начинает палить сигаретой внтуренние стороны её ног, радуясь, как ребёнок, когда она орёт от каждого прикосновения и изгибается, грозя перевернуться. Продолжая подпаливать её, он с каждым разом подбирается всё ближе и ближе ко внутренней части пизды. Главное тут – подпалить её, но не дать сигарете потухнуть. Он затягивается после каждого прикосновения, ннаслаждаясь запахом палёных волосиков и мясца. Пизда девочки уже вся – один опалённый рубец. Он делает то же самое с её анальной дырочкой. Но тут сигарета не выдерживает – потухает. Он засовывает окурок ей в пизду. Кунак подносит ему горящий уголёк на щипчиках. Он возобновляет изощрённую пытку – теперь уже угольком. Все видят, как хуй у него вновь начинает подрагивать. Не дожидаясь приказания, одна из дрессированных подбегает и берёт его в рот. Он не любит, когда ласкают его неподнятый хуй – он разрешает это делать только иногда, когда ему хочется. Но ещё пуще не любит он, если видят его поднимающийся хуй и не сосут его.

Девочка всё продолжает извиваться от уголька, она не может потерять сознание, так как ей чего – то впрыснули. Вскоре уголёк отставлен, и она, глубоко вздохнув, начинает молить о пощаде. Ей даже нечего предложить – красоты у неё мало осталось, а всё, что она может ему предложить – все услуги – у него их нескончаемый край. Ему они осточертели. И всё же он слушает благосклонно. Тут подносят горшочек и клизмочку. В клизмочке – молочко: он засовывает её в попку девочке и наливает туда молочко. Она глядит в зеркало на его манипуляции, не понимая. Ужасаясь неведомому. Молочко начинает тут же капать обратно из её попки. Он открывает горшочек и подносит его к попочке. Из горшочка появляется головка змейки. Змейка тут же устремляется за струёй молочка. Вскоре её головка исчезает в попке девушки. Девушка на секунду замолкает, с удивлениям прислушиваясь к ощущениям внутри себя (о, этот сосредоточенный взгляд мучимой девочки, взгляд, устремлённый в себя, пытающийся осознать, понять собственные ощущения) – и вдруг раздаётся её душераздирающий крик. Она поняла! Она смотрит в зеркало обречённо, как змейка подвигается вперёд и вперёд, и наконец, змеиный хвостик исчезает у девушки внутри. Все аплодируют. "Рот – пятнадцать минут", говорит он. Это означает: змейке понадобится пятнадцать минут, чтобы проползти по внутренностям девушки и вылезти из её рта. "Двадцать", говорит один из кунаков. "Спорим?" "Спорим!" "На твой хуй!" Если кунак проиграет, он потеряет свой хуй. Если же выиграет, хояин ему подарит что – то. Какое – то удовольствие. Что – либо крупное. Это всегда так. Хозяин играет честно. Он любит тех, кто выигрывает. И кто рискует.

А хозяин между тем, под аккомпанемент несмолкающего визга девушки, внутри которой орудует змейка, и окружённый тремя – сосущей, лижущей и ласкающей, подходит к шеренге девчат. "Станьте раком", тихо приказывает он. Они подчиняются, становясь раком в ряд на мягкой длинной скамейке. Одна из дрессированных (появилась из дверей, так как девочек уже явно не хватает) обходит их всех и клизмой наполняет их попки обильной смазкой. Хозяин не любит сопротивления мягкой плоти – другой бы на его месте получал удовольствие от препятствий, а он – нет: предпочитает всё просто и быстро. Он – аскет.

И вот он начинает ходить вдоль шеренги и иногда вставлять свой хуй – то в попку, то в пиздочку, то одной и той же, то разным. Вставив, он делает один – два движения и тут же его вытаскивает. И дальше идёт. Сосущая отстала, а лижущая и ласкающая – подвигаются следом за ним. Все понимают: он пытается возбудиться, чтобы кончить ещё раз. Некоторые девочки от страха описаны. Некоторые описываются прямо сейчас. Две или три обосрались. На описанных он не реагирует – ебёт их, как всех. Когда он подходит к обосранной, однако же, берёт свой обоюдоострый кривой нож – в крови всех предыдущих жертв – и не глядя, легко засовывает в девчонку – то ли в эту дырочку, то ли в ту. Она падает, визжа и истекая кровью. Её выносят. На её место тут же становится новенькая – из дверей. Хозяин продолжает ебать, задумчиво куря, обходя шеренгу, иногда притрагиваясь сигаретой к обнажённой нежной кожице девчат. Они визжат, но никто не осмеливается своевольно оставлять шеренгу. Ему подносят большой длинный бокал с вермутом. Он отпивает. Бокал несёт за ним ещё одна девчонка. Опытные знают – он в трансе. Он сейчас далеко. Он работает. Он работает головой. Он мыслит. Мечтает. Строит планы. Принимает решения. Это – его кабинетное время. Вдруг он, проснувшись, щёлкает пальцами. Он утомился. Так и не кончил сейчас, но это поправимо. Девчат моментально выводят из зала. Приводят новую, совершенно свежую партию – штук пятнадцать. Их укладывают на широкий круглый мат в углу. Это – его постель. Он спит на них. Среди них – две – три куклы: это тела девочек, которые ему когда – то так понравились, что он сделал из них чучела. Остальные живые. Но они должны лежать тихо, пока он спит. Он подкладывает под голову попку одной, засовывает в рот сосочек другой, засовывает руки в две пиздочки, и ноги тоже – как в тапочки. И укрывается ручками остальных. В последний момент, не выдержав такого количества самок, вскакивает его хуй опять. Он приподнимается, оглядывает мутным взглядом свою коллекцию, и приказывает себя кончить. Всё переполошилось: одна из девчат взяла его в рот, другая вновь лижет яйца и попу, третья ласкает руками. Некоторое время он мечтательно глядит в стену, потом резким движением засовывает хуй до конца, в глубь горла сосущей, и в два – три взмаха кончает. Сосущая задохнулась. Сначала хуй, а затем сперма закупорили ей глотку. Она извивается. Всё медленней и медленней. Пока он удосуживается вынуть свой кончивший хуй, она уже мертва. Её оттаскивают, и её место тут же занимает другая: эта должна разбудить его через ровно пять часов, взяв его хуй в рот. Все опять занимают положение для сна.

Замок постепенно успокаивается. Кунаки тихо уводят остальных в тайные отделения – дрессировать, лечить, свежевать, готовить ужин. Основная часть кунаков тут же разъезжается за новыми партиями мяса: хозяин потребляет много, слишком много, и не любит несвежятинки – если обнаружит, что подсунули – хана.

Все забыли про змейку: так и неизвестно в точности, когда наконец она соблаговолила вылезти из ротика той девчонки. Трупик девчонки так и оставили висеть до утра – хозяин иногда любит, проснувшись утром, вспомнить безумства ночи. Когда змейку обнаружили, она преспокойно свернулась калачиком на животике усопшей, легонечко покачивающейся, как маятник. Кунак, с которым хозяин спорил, уверял, что змейка вылезла ровно через двадцать минут – как он и предсказывал. Однако хозяин ему не поверил. Но хуй не отрезал – сам забыл уследить. Хозяин – справедлив.