Кстати, лысый собеседник моего начальства пожирает меня глазами. Вежливо улыбаюсь в ответ. Таких же обидеть – ни – ни! Ибо натура у них хрупкая и нежная, несмотря на уголовное прошлое чуть ли не у половины собравшихся. Кто – то не так посмотрел – и трагедия почище шекспировской! Потом начинают искать виноватых. Какая зараза испортила отношения с Иван Иванычем? А подать ее сюда!

Но шеф, хоть и не спит со мной, все равно ведет себя как редкий собственник. Он приобнимает меня за талию и едва слышно бормочет на ухо:

– Я думаю, Нина, вы здесь уже не нужны. Можете потихоньку исчезнуть. Боюсь, здесь слишком много нетрезвых мужчин, которым захочется показать удаль свою молодецкую в вашем присутствии. А мне только этого не хватает. Поэтому тихо – тихо – и на выход.

Я киваю, посылаю лысому еще одну улыбку, и двигаюсь в сторону выхода.

Со стороны все выглядит так, как будто начальник дал своей секретарше указание интимного характера. Все в порядке вещей. Подавляющее большинство здесь присутствующих, или, по крайней мере, та часть, которая наблюдала эту сцену, наверняка решила, что мужчине приспичило удовлетворить свои самцовые потребности и сейчас он так же незаметно проследует за мной.

Возле двери сталкиваюсь с Глебом.

– Ты случайно здесь оказался или следишь за мной?

– Не слежу, а наблюдаю.

– Не вижу принципиальной разницы.

– Слежка имеет определенную цель, а наблюдение – не всегда.

– Ну ты завернул!

– Умею.

Он подхватывает меня под руку и увлекает на улицу.

– Надеюсь, я не компрометирую тебя в глазах твоего начальства?

Я вздыхаю:

– Меня вообще сложно скомпрометировать, Глеб. А теперь скажи мне, если ты действительно не замышлял ничего похабного в мой адрес, чего же ты со мной идешь?

– Провожаю тебя до дома. Можно было бы вызвать такси, но в это время оно пока приедет...

– Не нужно такси, – отмахиваюсь я. – Я живу недалеко. И провожать меня не надо, сама доберусь.

– Я бы на твоем месте не был столь самоуверенной, – улыбается он. – А у меня есть отвратительная привычка: если я что – то решил, то довожу задуманное до конца. И сейчас я решил довести тебя до дома.

– А я, может, домой не хочу!

– Тогда мы с тобой вместе прогуляемся.

И вот сейчас самое время сказать твердое "нет", но... Что – то останавливает меня. Что? Сама не понимаю. Нет такого разумного объяснения поступкам, когда невозможно произнести "нет". А даже если и произнести, то вряд ли оно прозвучит убедительно.

Мы идем вместе на набережную и долго – долго ходим там, и наши слова растворяются в ночном мраке, и смысл их исчезает где – то там, вне времени и пространства. Потому что есть та тонкая грань, за которой разговор перестает быть просто разговором и превращается в прелюдию к любви. И прелюдия эта звучит во мне дивной музыкой, и ее звук нарастает все громче и громче, заглушая голос рассудка. Хотя какой тут голос...

Мы заходим в супермаркет. Как мы оказались радом с ним и почему мы туда идем? Я не знаю. Я отдаюсь на волю течения, и оно несет меня куда – то далеко – далеко, и в то же время – совсем близко.

– Что ты будешь пить?

– Опять пить?

– Обязательно, – усмехается он. – Я просто настаиваю на этом.

Сам спросил, сам нарвался. Я обвожу глазами полки со спиртным и решительно указываю пальцем на бутылку "Dom Perignon":

– Женщина хочет вина!

– Чтобы не остаться невинной, – бормочет он в сторону, но я его прекрасно слышу. В трезвом состоянии он, возможно, получил бы от меня пощечину за этот каламбур. Но я радостно смеюсь:

– А вы затейник, юноша! Ради красного словца...

– Ламца – дрица – гоп – ца – ца, – подхватывает он.

Бутылку мы откупориваем прямо на скамейке напротив супермаркета.

– А где хрустальные бокалы? – Притворно возмущаюсь я.

И вот тут происходит то событие, которое ломает все сомнения. Иногда одним поступком можно склонить чашу весов на ту сторону, когда женщина уже не может сопротивляться соблазну. Поступок этот может быть совсем незначительным, и все же...

Он исчезает в дверях супермаркета и через минуту выходит оттуда с пакетом. Жестом фокусника он извлекает два бокала. Я на мгновение трезвею и смотрю на него гораздо внимательнее взглядом.

– Вообще – то, я пошутила.

– Вообще – то, я люблю иногда совершать безумства.

Бокалы соединяются с мелодичным звоном. И этот звук стирает весь остальной шум ночного города. А вместе с шумом стираются последние сигналы здравого смысла.

Звон разбитого стекла. Бокалы летят на землю, а я падаю в его объятия.

Все просто и естественно. И тут уже не важно, кто первый сделал шаг навстречу. И уж тем более неважно, что мы будем говорить и думать завтра.

Потому что это "завтра" наступит так нескоро...

По крайней мере, в эту сказку сейчас хочется верить.

– Идем ко мне, – слова срываются с моих губ сами, а я словно со стороны удивленно смотрю на себя. Неужели это я сама сказала? Воистину непостижимы глубины человеческие. Но уже поздно что – то менять, и поздно в чем – то раскаиваться.

Он подхватывает меня на руки и несет вдоль набережной.

– До моего дома еще далеко.

– Ничего, я выдержу.

И он действительно выдержал. С его рук я соскользнула только возле подъезда. Мы мчимся на третий этаж, я судорожно открываю дверь, поворачиваюсь к нему лицом – и растворяюсь в прикосновениях его губ: нежных, уверенных, дразнящих...

Пауза:

Я захожу обратно в спальню, предварительно наведавшись в ванную и накинув халат. "Ниночка, девочка моя, – говорю я себе, – я тебя не узнаю. Откуда эта ложная стеснительность? Или ты думаешь, что мужчина тебя не рассмотрел, пусть даже и в темноте?"

Глеб лежит на спине, широко раскинув руки. Где – то я читала, что в такой позе спят уверенные в себе люди, умеющие многого добиться в жизни. Глеб такое впечатление производит.

Ему сейчас снится какой – то красивый сон, если судить по улыбке. Жалко прерывать эти ночные... то есть, теперь уже утренние грезы, но надо будить. Нам обоим пора на работу. Мне в одну фирму, ему в другую. В конкурирующие предприятия.

Сколько уже написано про такие жизненные коллизии! Не пересчитать. А вот поди ж ты – сама вляпалась! Ох, Нина, Нина, не дает тебе покоя твоя неугомонная задница!

Все равно жалко его будить. Сама не знаю, почему на меня напало подобное благодушие. Обычно я просто без разговоров сдергиваю одеяло, сопровождая эти действия крепкими выражениями. Не люблю опаздывать, даже если причина этого опоздания – мои амурные похождения.

Надо бы пойти сварить кофе...

"Все смешалось в доме Облонских, – усмехаюсь я про себя. – В приличных домах молодые люди подают кофе в постель девушкам. А впрочем... Это же я хозяйка дома".

Представляю, как Глеб роется на моих полках в поисках кофе и тихо смеюсь. Года два назад подружки пошутили на первое апреля и втихомолку поменяли содержимое банок. Сахар оказался солью, кофе – специями. С тех пор так все и осталось. Я привыкла, а вот гости мои, если хотят себе чайку приготовить, долго ругаются...

Ставлю горячую чашку на тумбочку в изголовье кровати.

– Глеб, доброе утро.

Он открывает глаза и сладко потягивается.

– Доброе утро, сон. Я думал, что ты мне приснилась, честное слово... Слишком уж все было... фантастично.

– Что именно, Глеб? Проведенная ночь или сама ситуация?

– И то, и другое, – усмехается он, хватая меня за руку и усаживая на кровать. – Нина...

– Да?

– В это тяжело поверить, но у меня такое впервые... Чтобы вечером познакомиться и уже ночью в постели... Не знаю, наверное, я старомоден. Мне нужно узнать женщину, влюбиться. Иначе – никак.

– В чем дело? Ты разочарован?

Он отчаянно трясет головой.

– Нет – нет, что ты! Я же говорю – это просто фантастика какая – то! Тем более... – Глеб разводит руками. – Я действительно влюбился в тебя. Невероятно, то факт. Сошел с ума, как пацан. Сам не знаю, что со мной происходит.

– А ты не занимаешься самовнушением? Неужели нельзя ко всему относиться легче: ну встретились, ну переспали...

– А утром разбежались и забыли даже имя? – Перебивает меня он. – В этой жизни все может быть, Нина. Все. Но мне бы не хотелось, чтобы сказка закончилась так банально.

– У тебя своеобразные представления о сказках.

– Нормальные у меня представления. Любому человеку нужно небольшое волшебство, вера в маленькое чудо. Иначе просто исчезает смысл жить. А чудеса мы делаем сами, – добавляет он и притягивает меня к себе.

– Глеб, на работу опоздаем.

– Не опоздаем, – усмехается он, развязывая пояс моего халата. – Мы на нее просто не пойдем. У нас есть уважительная причина.

– Какая? – Притворно изумляюсь я.

– Маленькая персональная сказка, – отвечает он, переворачивая меня на спину. – Давай не дадим ей превратиться в скучную реальность?

... Мир дробится на сотню ярких осколков. Остаются только руки и губы, губы и руки...

А потом я отрываюсь от земли и слышу только свой стон наслаждения.

Потом будут звонки мобильных, поиски двух пропавших руководителей рекламных служб конкурирующих фирм, возмущенные вопли шефа и его же извинения, и день плавно перетечет в вечер, а затем снова в ночь...

И будет сказка, которая когда – нибудь закончится.

Но только в том случае, если этого захотят сами сказочники.

май 2007