Людмила Георгиевна – моя вторая мама, светловолосая пышногрудая сука, которая словно никогда меня не любила, а только строго грозила пальцем и давала подзатыльники. Ее тяжелая поступь высокой женщины "кровь с молоком" я слышал задолго до того, как он заходила ко мне в комнату и проверяла, сложил ли я вещи, набил ли портфель учебниками для завтрашнего дня...

Дни летних каникул тянулись медленно в пустой школе. Только те классы, которые проходили летнюю практику, порой заставляли коридоры вздрогнуть от хлопка небрежно закрытой двери, криков и хохота школьниц в возрасте полового созревания. Время от времени по коридорам неторопливо и гулко шагал редкий сотрудник еще не ушедший в отпуск. В школе пустота и тишина – это непривычное явление, которое создает ощущение отрешенности от мира, от людей, уединения.

Людмила Игоревна возилась в препараторской комнатушке в классе биологии. Ее сын Женя, несколько родителей из родительского комитета и их дети занимались мытьем окон, сниманием штор и подкрашиванием труб. Все то, что целый год окружало детей, в летние каникулы обновлялось руками их родителей. Учительница очень рьяно выступала за чистоту в классной комнате, тем самым заботилась о здоровье детей и выглядела пугающим, но все же идеалом материнства для нерадивых, по ее словам, мамаш из подопечных ей классов. Свою эротическую распущенность она никогда не демонстрировала, ей вся эта школьная суета чертовски надоела и только постоянная необходимость быть "примером" держала ее в рамках. Считала ли она себя распущенной и неприличной? Видимо, нет, т. к. любовь к извращенным радостям, пренебрежение сексом в пользу платонической любви и скрытность, соседствовали с профессиональной подготовкой, умением понимать учеников и неимоверной внимательностью к пикантным деталям.

Ее глаза из – под затемненных плюсовых очков замечали незастегнутые ширинки мальчиков – старшеклассников и подмечали контуры девчачьих трусов. Тем не менее, однообразие школьной работы, изученные с точностью до запятой учебники и однотипность поведения сотен малолетних паршивцев ввергали ее в уныние. Надо было себя как – то развлекать все эти годы во дворце знаний и она это делала.

Еще в своей преподавательской молодости Людмила Игоревна ощутила прелесть тайных эротических радостей. Она выдумывала и коллекционировала способы себя возбудить. Могла потереть в туалете свою еще влажную промежность, а затем, не вымыв рук, вернуться в класс. Порой ходила в нарочно порванных трусах или вовсе без них и чувствовала на уроках запах своей пизды. Школьники его тоже чувствовали, но скорей всего не понимали т. к. училка преподавала в младших и средних классах. Напускная чопорность только подстегивала ее возбуждение, а коллег по работе она побаивалась и по возможности сторонилась. Сын Женька учился в той же школе, где работала мама. Она часто вела у него уроки. Видя мамулю дома и на работе в школе, он невольно стал подмечать ее странности. Хотя в свои 12 он не знал что это странности – он думал так надо. Очевидно, мама томилась от сексуальной скуки и помочь ей было некому. Даже если бы в семье был отец (он давно жил отдельно) ее извращенную страсть он вряд ли бы понял. Женя был туповат и ленив, как часто случается с учительскими детьми, но его врожденная изворотливость наивность сослужила ему добрую службу – постепенно мамашка перестала его стесняться дома и приняла в свои игры.

Они ничем не выдавали своих странных домашних отношений, т. к. договорились молчать. В общении с сыном на территории школы от Людмилы Игоревны всегда веяла прохлада и легкая раздражительность. Она так делала специально, чтобы исключить любые подозрения в том, что мама попустительствует сыночку, и он под ее нежным материнским крылом учительницы может творить в школе все что угодно. Он также принял эти правила и играть с мамкой в школе себе не позволял. О сексе он кое – что знал, но их домашние отношения этого не подразумевали. Походить голыми, потрогать друг друга невзначай и даже поиграть с мамиными грудками нежными поцелуями – пожалуйста, но не более, а возраст мальчугана брал свое и кое – что он уже понимал...

Ближе к вечеру он обычно приходил к ней и они проводили время, вместе глядя в телевизор. Вот и теперь подходя к ее комнате, он услышал знакомый запах материнского тела – когда – то женщина с этим запахом дала ему жизнь. Женя приблизился к старенькому дивану, покрытому одной и той же мягкой застиранной простыней вот уже многие годы. Он не раз засыпал на нем со своей мамой так по – детски и даже не думал ни о чем другом, хотя ее тело было так близко.

Людмила Игоревна сегодня была уставша и пьяна. Алкогольные пары учительской вечерники всецело владели ее сознанием и телом, чем искусно пользовался любимый сынок. Женька слюнявил мамусин грудак и упивался вседозволенностью безмозглого подонка, способного своей наглостью под личиной наивности взять все, что ему было нужно. Его рука скользила по мягким распластанным на животе сисям Людмилы Игоревны, поднимала их за соски вверх и поднятые груди отпускала в свободное падение на живот. Соски деревенели, а волоски на руках знойно дыбились от прохладного вечернего ветерка, залетавшего сквозь застиранную тюль балконной двери. Оранжевый свет близившегося к закату солнца освещал старые обои угла комнаты и слепил мамашкины глаза даже через полуприкрытые веки. Они играли в эту игру давно. Женька прикидывался дебилом, а его мама делала вид, что в это верит. Такой спектакль позволял им без совестных стеснений брать друг от друга все, что угодно и не смущаться от щиплющих позже воспоминаний.

Она лежала на диване в полурасстегнутой белой блузке, которая обычно застегивалась под самый подбородок непроницаемого лица, предназначнного для запугивания в воспитательных целях всех учащихся начальных классов. Был там один мальчишка, который не давал ей покоя. Благо родителей у него не было, а содержавшая его престарелая бабуля не представляла для Людмилы особой угрозы на пути растления малолетних. Она вынашивала планы знойных наслаждений с малышом – второкласником, который, как ей представлялось, будет оставаться с ней после уроков и наказывать ее ударами припавшей мелом указки по широкой учительской попе. Ее сексуальные фантазии всецело основывались на школьной тематике. Уже не раз она, подоспев в классную комнату раньше всех, брала пересохшую за ночь и уже навсегда пропитанную мелом тряпку для доски и раскладывала ее на весь день под правый или левый сосок своей груди в лифчик. Сухая трущая ткань возбуждающе нервировала и не позволяла забыть о сексе ни на минутку. Дети часто удивлялись внезапным пропажам, но учительница быстро находила виновного, который был обязан принести тряпку из дома. Следующая тряпка пропадала таким же образом и впоследствии будь то обрезок старого полотенца или рубашки, отрез ткани или штанов, она пополняла коллекцию сексуальных фетишей чувственной преподавательницы. Она представляла, как этим краешком полотенца утиралась вся семья ребенка, как его мама протирала им свои половые губы и попу, папаша высушивал свои яички и член или их сынок совал в махровый материал свое личико после умывания.

Ее сын Женька регулярно ощупывал телеса своей матери. Он извлекал ее маленькие радости из чашечек бюстгалтера трусов или носочков, складывал в общую сумку и к ним мама уже никогда не возвращалась. Поигрывая с ее налитыми молочно – белыми грудями, он удивлялся, какими крупными были ее коричневые соски, как они то напрягались и столбенели, то расплывались по груди и переливались вместе с нею. Иногда они купались вместе в большой душевой кабине. Сейчас она была немного пьяна и захотела принять душ. Они пошли в ванну.

– Делай со мной все, что хочешь сынок, сказала Людмила Игоревна.

Мама была в нижнем белье, но уже присела в кабинке. Женя стоял у нее за спиной. Он взялся за замок лифчика и начал его расстегивать. Повозившись, он потянул за бретельки вверх и услышал как мамины груди слегка шлепнулись о живот, когда выпали из лифчика. Он положил лифчик на пол и провел рукой по голой спине своей мамы. Затем он отошел на шаг, спустил штаны и начал мочиться ей на спину. Она вздрогнула от неожиданности, когда горячая струя стала разбиваться о ее спину. Он направил струю ей на шею, затем на затылок и чуть выше на голову, так что ее длинные собранные заколкой волосы стали быстро намокать. Он подошел к ней спереди и продолжал ссать ей в грудь. Сиськи немного продавливались от его напора и ему это очень понравилось. Член быстро набирал эрекцию и ссать становилось все труднее. Наконец он закончил и уже был в предвкушении. Женя сказал маме становиться под душ и включил воду. Он купал ее также, как когда – то она его купала, тщательно намыливая и осторожно вымывая его интимные местечки. Он поступил также. Она стояла под душем в уже намокших белых трусах, через которые проступали каштановые волосы ее лобка.

Он намылил мочалку и запустил свою руку с мочалкой к ней в трусы. Обильно намыливая лобок и промежность, он проталкивал свою руку все дальше. Мама немного присела, слегка раздвинув ноги, чтобы сынок мог добраться везде. Ему определенно нравилось хозяйничать в ее трусах, не снимая их. Вынув руку спереди, он проделал тоже самое сзади, хорошенько натерев и намылив ее зад. Затем он взял душ и оттянув резинку ее трусов стал лить туда воду, смывая основную массу пены. Затем просунул свою руку дальше и уже голыми пальцами стал вымывать ее промежность. Мамаша немного присела и Женя проникал пальцами в ее довольно просторное влагалище, одновременно поливая водой ее живот. Когда с ее пиздой было закончено, он развернул маму задом, нагнул и приспустив намокшие бикини одной рукой стал раздвигать ей ягодицы, а второй, державшей душ, обильно поливать коричневый анус. Переместив руку поближе к анальному отверстию, он сильно раздвинул его, продолжая лить горячую воду. Чистота в ее жопе была непревзойденной. Она отблагодарила сынка медленным и внимательным мытьем его промежности, доставив заслуженное удовольствие рукой. Более за ночь не произошло ничего необычного.

На следующее утро маме очень не хотелось идти в школу и она сказала:

– Миленький, подрочи мне в сумочку.

Из члена вскоре начала вылетать сперма и шлепками приземляться на тетрадки, учебник и косметичку в стареньком учительском портфеле. Сумочка захлопнулась и возбудившаяся учительница быстрой походкой пошла к выходу из дома. Она выглядела строго и даже пугающе, а в ее портфельчике из дешевого дермантина медленно растекалась, впитывалась и остывала едкая всепроникающая юношеская сперма. Эта мелочь сделала из ненавистной годами дороги на работу, головокружительную прогулку по тонкому мостику над пропастью, так ей казалось...