у – у – у, какая она у тебя классная! ноги... ноги раздвинь... да, вот так! правильно, ноги, полусогнутые в коленях, мне на плечи, и... тихо, тихо! главное, ты не дёргайся – лежи спокойно... что я делаю? ничего я не делаю, – я смотрю, как твой стиснутый входик, обрамленный длинными волосами, конвульсивно сжимается в ожидании... вообще – то, я люблю, чтоб очко было безволосым, и волосы мы потом тебе повыщипываем, но это – потом; а сейчас... нет, это совсем не обязательно – выщипывать волосы, – всё это, как говорится, на любителя, и если ты не захочешь... ты чего вздрогнул? щекотно? это оттого, что я коснулся головкой члена твоих торчащих волос... да, едва коснулся, едва – едва – как дуновение ветра... вот, а теперь... теперь – ты чувствуешь? – обнаженная моя головка упёрлась в твоё туго стиснутое, на воронку похожее нежно – коричневое очко... не напрягайся! говорю тебе, не напрягайся... ну, и что с того, что ты девственник? все мы когда – то бываем девственниками... что ты говоришь? на стиснутый входик что – то давит? это не "что – то", а залупившаяся, бордовым жаром пышущая головка моего до боли напряженного члена, – это член мой замер в преддверии, и вместе с ним в предвкушении замер я... говоришь, что ты девственник – что ни с кем и никогда? ну – да, анальный девственник, – так говорят, если парень очко своё никому еще не подставлял... может, поэтому я и медлю, что ты – целочка? нет – нет, ты не напрягайся... и – не бойся... говорю: не бойся! не ты первый – и не ты последний...

да, именно так: "что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем", – нет ничего нового под солнцем, и мы... мы, может, не лучше других, но и не хуже, хотя – что нам другие! какое нам дело до других? твои ноги разведены, и половинки твоей задницы – попы гостеприимно распахнуты, – мальчик мой замер у врат прекрасного, как сама юность, храма... поехали? то есть, как это – куда? в страну вечного наслаждения, благо в эту страну не нужны никакие визы... о, какая тугая, какая горячая норка! тихо, тихо... не дёргайся! – я уже там... спокойно, мой мальчик, спокойно, – ещё никто никогда от этого не умирал... господи, какое же это восхитительное ощущение! какой это неописуемый, непередаваемый кайф – чувствовать членом горячую, туго обжимающую дырочку пацанячей задницы... всё – всё, я уже там... весь, весь там, – видишь, всё получилось! а ты боялся... любимый... не торопи... не торопи меня, – ты же видишь, что я и так не стою на месте... о, я уже в пути – в огнедышащей пустыне, и пот... жаркий пот заливает мне глаза, – ооооооооо... какой это кайф!. . какой невообразимый, не передаваемый словами кайф... кайф, граничащий с болью... да, поначалу бывает немного больно, но это – сладкая боль, и ни один человек от боли этой еще не умер... что? теперь ты меня? ну, конечно! конечно, теперь ты меня – точно так же... да – да, именно так! ну... смелее, – твой мальчик, кумачово пламенея сочно налившейся головкой, уже подрагивает от нетерпения, и ты напрасно... ты напрасно медлишь, – жми... я распахнул врата – я замер в ожидании, – жми, мой желанный, жми... о – о – о!. .. какой это кайф... какой упоительный кайф – чувствовать, как в тебя проникает огнедышащий жезл! воистину: "род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки"... С Новым годом тебя, любимый!

2.

"Вот это нашел я, сказал Екклесиаст, испытывая одно за другим. Чего еще искала душа моя, и я не нашел? мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел. Только это я нашел, что Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы... " – слышишь? ты слышишь эти слова? ведь это про нас – про тебя и меня... о! кем мы только ни прикидывались... как заезжие комедианты, мы рядились в самые разные одежды – мы прикидывались черт знает кем: мастурбирующими патриотами, извращенцами – гомофобами, пилигримами – сперматозоидами... знаешь, мне почему – то кажется, что во все эти помыслы люди пускаются исключительно от одиночества, – каждый, приходя в этот мир, ищет форму своего кратковременного пребывания на земле... да – да, мы все одиноки, и одиноки мы изначально – корни нашего одиночества глубоки: они восходят к самим корням бытия, и никакое опьянение общественными интересами, никакая политическая симфония не могут – и никогда не смогут – эти корни вырвать... смотри: мы пускались во многие помыслы, испытывая одно за другим, и – что мы нашли? ничего мы не нашли, – всё было ненастоящее, и мы это чувствовали, и, чувствуя это, мы снова прикалывались – снова кем – то прикидывались, и снова... снова всё было напрасно, – слушай... да, слушай: "идёт ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на кругу своём, и возвращается ветер на круги свои", и круги эти – наша изначальная, ничем не замутнённая первозданная суть...

слушай, давай... давай еще раз! да, в попку... говорю: в попку – ещё один разик... ну, то есть, по разику... что? ты хочешь меня первым? ну, давай... говорю: давай, ты меня первым... понравилось, да? понравилось... конечно, кайф! распробовал... слушай! а тебя как... как тебя зовут? ну – да, имя твоё... как ты сказал? как?!

3.

"Месяц умер, синеет в окошко рассвет. Ах, ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала! Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один... и – разбитое зеркало... "