Я осторожно снял с себя эту секс – бомбу и положил рядом. Она непонимающе смотрела на меня и молчала. Сначала хотел отшлепать. Но это было бы глупо, и просто по свински: Наташка же это делала ради меня, старалась, как могла. Тогда я решил как – нибудь, не обижая, объяснить, что она пока... ну, мягко говоря, не идеально сосет, и подучить, как нужно делать.

Но тут мне в голову пришла идея в сто раз лучше. Я даже ржанул, не сдержавшись. "Ты чего?" – удивленно спросила малышка.

"Это я от счастья", – с серьезной миной ответил я, поглаживая ее. – "Спасибо тебе, котенок. Мне и так уже хорошо. А можно тебя попросить об одном одолжении?".

"Ага", – не стала ломаться она.

"В общем, понимаешь", – говорю, еле сдерживаясь, чтобы не заржать в голос – "Мишка у нас до сих пор вообще с девчонкой ни разу не был. Не трахался, то есть. Мальчик он до сих пор".

"Не может быть!", – не поверила мне малышка.

"Ну да", – плел я дальше, – "ты ведь сама видела: мы с Иркой и Ленкой просто дружим. Как братья и сестры. Не станешь ведь сестру пилить. Ну, ты же видела, какие у нас отношения" – повторил я, а внутри все звенело от смеха.

"Ясно", – важно кивнула головой маленькая дурында. – "Да, я понимаю".

"Ну вот", – несу я, – "раскрути Мишку, а? А то он такой стеснительный, что за всю жизнь девчонки найти не сможет. А ты же молодчинка, и сосешь замечательно, ты справишься!". И для убедительности поцеловал ее в нос.

"А как?", – спросила Наташка.

"Да вот так, как со мной. С места в карьер. Самый лучший способ", – объяснил я, и позвал: "Мишка, не спишь?".

"Нет, а что?" – ответил тот.

"Ой, ты что? Прямо сейчас мне, что ли?" – перепугано зашептала малышка. – "Я так не могу. Давай потом. Я приготовлюсь. Только не сейчас. Не сейчас".

"Вот именно сейчас, пока он не ждет", – ответил я. – "Наташ, ты ведь у меня лучше всех. Солнышко, ты сможешь. Ты все можешь. Ты ведь самая лучшая!".

И не давая ей опомниться, я сгреб голышку в охапку, отволок к Мишкиной кровати (где он втихаря издевался над Ленкой, которую положил под стенку), сказал: "а ну, подвинулись! Тут ребенок к вам просится, боится сам спать", и сунул Наташку к ним под одеяло.

Нашарил Мишкину руку и положил ее Наташке между ножек.

"Але, коллега... " – не дождавшись реакции, сказал я. "Да, засчитано" – неохотно признал Мишка, что свою часть уговора я выполнил полностью: Наташку ему "продал", и теперь его очередь "платить".

Потом вернулся к себе и стал слушать. На Мишкиной кровати раздалась возня, шушуканье, потом характерное чмоканье.

Ждать мне пришлось недолго: "ты зачем зубами хватаешь?" – грозно заорал Мишка, тут же раздался звонкий шлепок, и сразу после него – душераздирающий Мишкин вопль: "дуу – ура, откуууусишь!!!".

Вот тогда я наконец дал себе волю. Как же я наржался! До слез, до хрипа, до боли в животе...

Потом позвал: "Ирка! Хватит дрочить, бегом сюда!".

"Я не дрочила", – начала отмазываться Ирка, быстро шлепая к моей кровати. Как только голышка залезла под одеяло, стало ясно, что она нагло врет: Ирка была потной с головы до ног, соски торчали до потолка, клитор был как груша, а писька текла как из крана. За вранье я отправил ее за ленточками.

"С Наташкой ведь все получилась, да?" – тихо спросила вернувшаяся Ирка в надежде меня задобрить.

До того, как ответить, я замотал ее в "лягушонок" и положил на спинку рядом с собой.

"Да, я ее продал. И знаешь, за что?" – шепотом спросил я малышку. "Нет", отозвалась Ирка.

"Завтра. С утра. Мы позавтракаем. И пойдем. На речку. До самого обеда. " – не спеша объяснял я голопопику на ушко, развлекаясь с ее вздрагивающим клитором.

"И мы с Ленкой тоже?" – уточнила Ирка на всякий случай: сегодня они весь день кайфовали – из – за Наташки мы не могли их дрессировать. Да еще и завтра полдня свободы. "Урааа! Спасибо, папочка!" – шепотом закричала она.

"Конечно, ура", – согласился я. – "Конечно, пойдете. Куда же без вас?".

И только дав ей как следует порадоваться, добавил: "Вы с Ленкой обязательно пойдете. Кстати, ты знаешь, где сейчас ваши купальники?"

"На улице, на веревке сушатся?" – спросила голышка.

"Правильно. И они как следует высохнут. Потому что будут там до вечера сушиться".

"А... " – только и смогла сказать Ирка.

"А вы с утра пойдете на речку. До самого обеда. Правда, ура?".

Я теребил помертвевшую от страха мокрощелку за сморщенные сосочки и расписывал в красках, что ее ждет: "Ты ведь знаешь, там местные мальчишки бывают. Разве не стыдно перед ними в купальниках вышивать? Вам с Ленкой совсем не идут эти тряпки. В вашем возрасте надо голенькими бегать. Мы с Мишкой на подстилке поваляемся, а вы чем хотите, тем и занимайтесь. Поползаете, в доктора поиграете, мало ли... "

"Ладно, я пошутил" – погладил я задохнувшуюся от ужаса голышку. – "Не пойдете вы голышом".

"Нет?" – просияла она. – "Пошутил?".

"Что же ты у меня такая глупенькая? Всего пугаешься. Во все страшилки веришь" – я гладил Ирку по головке и целовал, пока она совсем не успокоилась. Потом прижал это зверька к себе, и стал убаюкивать, похлопывая по попке, попутно проверив, хорошо ли вычищены Иркины дырочки. И, когда она совсем расслабилась и обмякла, продолжил:

"Разве мы звери, чтоб голенькими вас на пляже держать? Конечно, не голышом: мы своим любимым дочуркам панамки из города прихватили. В них и пойдете. А то головку напечет – если совсем без ничего. А будете хорошими девочками – папочки вам и сандалики еще оденут.

А разные трусики – лифчики – это баловство. Нашим деткам такое не нужно.

И ведерки, совочки и формочки мы вам купили, чтоб вы на пляже не скучали. В общем, пойдете торжественно: в панамке, за одну ручку папочка ведет, в другой ведерко с совочком. Представляешь, какая картинка выйдет? Напомни обязательно, чтоб фотик мы взять не забыли: и по дороге поснимаемся на память, и как вы там в песочке возитесь.

Ирка забулькала и замахала ногами.

"Ну куда ты собралась, глупышка? Еще темно. Потерпи, мы утром пойдем, а сейчас надо спатки". Всем остатком крема я намазал этого фырчащего котенка и начал понемножку пропихивать член в ее тугую попку.

Ирка скулила в ожидании утра.

"Представляешь, как вы мальчикам понравитесь?" – заставлял я ее поярче представить, что их ждет. – "Они рты поразевают. Скажут, ой, какие у них красивые панамки! Ой, какие у них остренькие сиськи!

Вы там поползайте, поиграйтесь, пока мы в тенечке поваляемся. А папочки, может, вас с какими – нибудь хорошими мальчиками познакомят, чтобы вам веселее было".

Я вовсю долбил рыдающую Ирку в задницу. И думал, что самое интересное для нее так и останется сюрпризом:

Во – первых, я прекрасно знал, как именно Мишка заставит их завтра пойти на пляж в одних панамках, но говорить об этом Ирке не собирался.

Во – вторых, до обеда мы там, конечно, не будем – даже для такого наглого типа, как Мишка, это слишком стремно. Сводим на полчасика, и хватит. Зато наших "дочурок" ждет завтра испытание пострашней, чем просто демонстрация на пляже своих сисек – писек – попок. Потому что заставит их Мишка не сразу. Сначала будет уговаривать. А за то, что они (разумеется) на уговоры не пойдут и закатят истерику – перед самым выходом обе получат по литровой клизме. И ждать, пока голышки после нее прокакаются, мы не будем. И когда мы с Мишкой и Наташкой придем на речку, с нами за ручку будут идти не просто две здоровые дурищи в одних панамках, с игрушечными ведерками в руках, а две обкакавшиеся на ходу засранки с грязными попами и заляпанными ногами.

Так хитроумный Мишка и мокрощелкам обеспечит самое унизительное в их жизни наказание, и всех нас обезопасит от недоумения взрослых, которые редко, но бывали на этом малолюдном пляже: если что, можно будет сказать, что это Мишкины родственницы из интерната для умственно отсталых. И что голышом они – как на них трусы одевать, не напасешься, за утро по новой все трусы описали, мамка стирать запарилась, на речку нас их заставила взять, чтоб передохнуть, так они вот даже пока шли – времени не теряли, сами видите...

Ну, а в – третьих – если взрослых там не окажется, то отмывать засранок в речке будет еще забавней: тогда мы с Мишкой будем мыть их сами, заведя не глубже колена и развернув лицом к берегу. И после мытья отшлепаем там же.

И что тогда, вдали от любопытных взрослых глаз, можно будет можно будет принарядить наших голышек еще моднее – повесив им на ленточках на шею детские соски.

Что рано или поздно лягушата обязательно догадаются спрятаться от благодарной публики, закопавшись в песок – и через пять минут, когда мы с Мишкой это "заметим", они будут бегом таскать своими ведерками водичку из реки. Раскорячиваться, чтобы "папочкам" было удобней вымывать песок, который их глупые "дочки" натолкали себе в письки. Пулей нестись с ведерком обратно за следующей порцией.

А когда в письках и попках не останется ни одной песчинки – чтобы спасти их от возможного раздражения, смазать придется как следует. Мы будем сидеть на подстилке, поставив "дочурок" боком, тщательно промазывая их письки, медленно загоняя прямой указательный палец другой руки на всю глубину в их попку, хорошенько повертев им там и вынимая, чтобы подбавить крема. А они, как всегда, от этого пальца в попе будут каждый раз очень аппетитно прогибаться, выпячивая письку и пританцовывая на месте. И значит, мазать их придется долго – раз постоянно нужно будет бросать лечение и шлепать голышку за то, что она не стоит спокойно и мешает.

И когда мы после этого поведем наших голопопиков обратно – выглядеть они – в панамках, с ведерками в руках, сосками в ротиках, с блестящими от крема и смазки задроченными, показывающими все свои внутренности письками – будут сногсшибательно.

Выглядеть так, чтобы у местных мальчишек, которые будут маяться вдали, изо всех сил делая вид, будто они не смотрят, через неделю отвалились от перемешанных с воспаленными фантазиями воспоминаний и беспрерывной дрочки перцы.

Тут я кончил, дал Ирке облизать член, сунул развязанную голышку теснее под бок, чтобы грела, поправил подушку, натянул на нас одеяло, и впервые за сегодняшний вечер сказал честно: "вы все как хотите, а я – спать". И уснул.