Васькина мордочка расстроенно вытянулась:

– Ты уезжаешь? Уже завтра?

– Да. В полночь отходим.

– А тебе обязательно уезжать? Зачем тебе в Архангельск?

– У меня же работа на судне!

– Работу можно и здесь найти.

– Ага, как же! Я уже в Архангельске искал работу в порту, с меня хватит!

– А зачем обязательно в порту? У меня есть один знакомый, он моего отца когда – то хорошо знал, он и мне помогает иногда. Так он нотариусом работает. И ему помощник нужен, бумаги разносить и такое всякое. Он бы и меня взял, да я неграмотный. А тебя он точно возьмёт!

– Вась, – прервал этот эмоциональный речитатив Никита, – я не могу, правда. Мне надо вернуться.

Лисёнок опять зашмыгал носом.

– Вась, слушай, давай сделаем так: я завтра постараюсь побыстрее все дела переделать, чтобы к вечеру освободиться. Ты приходи на пристать часа в четыре. Может, получится погулять. Придёшь?

Лисёнок закивал, потом вдруг крепко – крепко обнял Никиту за шею. Наконец, отлепился и убежал.

На следующий день Никита, как и обещал, смог освободиться вечером. Но прогулка вышла невесёлая. Оба чувствовали близкое расставание. Говорить не хотелось. Зато хотелось физического контакта. Гуляя, Васька взял Никиту за руку, и тот с удовольствием сжал его хрупкую ладошку. Когда они садились отдохнуть на какую – нибудь скамейку, то Лисёнок, не спрашивая, залезал своему новому другу на колени. Вечер пролетел слишком быстро. Когда они подошли к пристани, на судне уже зажигали сигнальные фонари.

– Никита, – снова зашептал Лисёнок, – не уезжай:

Тот в ответ лишь сильнее стиснул его руку.

Когда юнга пошёл к трапу, Васька молча смотрел ему вслед. Никита обернулся, и сердце его вдруг болезненно сжалось: в глазах у рыжего пацанёнка была такая недетская тоска! Никита представил, как он будет продолжать здесь выживать один, в жестоком городе. Ему вспомнились крики торговцев на рыночной площади. Ваське же всего тринадцать! Кто его защитит? Кто о нём позаботится? И решение вдруг пришло само собой, без сомнений и колебаний.

– Подожди здесь, – тихо сказал он Лисёнку.

Потом Никита поднялся на судно. Тихонько прошёл в общую каюту. Там, по счастью, никого не было. Парень молча собрал свои вещи, завязал в узел. Затем поднялся на верхнюю палубу, быстро подошёл к борту и незаметно выбросил тюк на пристать. А после уже спокойно спустился по трапу вниз, никем не остановленный.

***

Год выдался не из лёгких. Лето быстро закончилось, началась долгая выборгская осень. А зиму пережить и вовсе было непросто. Но они справились.

Насчёт работы у знакомого нотариуса Лисёнок не обманул: Никиту действительно взяли. Нотариус был добрый, даже немного сентиментальный обрусевший еврей. Вскоре Никита, как и Васька, уже называл его дядя Марк. Зарплата была небольшая, но её хватало на то, чтоб вдвоём прокормиться, а также на маленькую комнатушку в подвале, которая стала их домом. Воровать и попрошайничать Никита Ваське строго – настрого запретил. Летом и в начале осени Лисёнок днями напролёт пропадал в окрестных лесах, приносил грибы, ягоды. Это помогало меньше тратить денег на еду и, соответственно, больше накопить к зиме, когда нужны будут дрова.

Однажды Васька принёс домой яблоки. Никита открыл корзину – яблоки были явно садовые, а не дикие.

– Где взял?

– Меня угостили.

– Кто?

Лисёнок молчал.

– Кто угостил?! – повысил голос Никита.

– Сенька – Хвост.

– А ты знаешь, где он их берёт?

Лисёнок покраснел и уставился в пол.

– Я спрашиваю, ты знаешь, где он их берёт?! – нажимал Никита.

Васька только ниже опустил голову. Он явно знал. Потому и молчал.

– Возьми это всё и неси на помойку.

– Ну, Никит, зачем? Я хотел пирог испечь! Я умею, правда! Мне тётя Варя рассказала, как делать.

– На помойку!

– Но почему? Жалко!

– Потому что мне ворованный кусок в горло не полезет! И раз уж ты со мной живёшь, изволь с этим считаться. Даже если у тебя самого совести нет!

Лисёнок обиделся страшно, дулся целых два дня. Но яблоки выбросил. И больше ничего ворованного в дом не приносил.

По вечерам они занимались: Никита приносил от дяди Марка книги и учил Ваську читать и считать. С чтением дело пошло быстро, а вот с математикой посложнее – несколько месяцев Лисёнок даже простейшие примеры мог решить, только пересчитывая горошинки или палочки, отвлечься от которых был не в состоянии. Никита сердился, кричал, учитель он был слишком нетерпеливый. Но стоило лишь Лисёнку пару раз всхлипнуть, как вся злость тут же проходила – васькиных слёз Никита не способен был вытерпеть даже минуты и в конечном итоге прощал пацану любую шалость.

Поначалу бывший юнга ничуть не жалел, что оставил корабль. С Лисёнком ему всегда было уютно и интересно – тот каждый день что – нибудь забавное выкидывал. Но вскоре появилась одна проблема. Одна, но очень серьёзная.

А дело вот в чём: Никита заметил, что Васька его здорово возбуждает. Впервые он это почувствовал почти сразу, но решил, что всё само пройдёт со временем. Но это чувство не прошло, а только усилилось. Никита всеми силами старался себя уговорить, что для Васьки он теперь как старший брат, что они уже почти родственники, да и вообще, Васька ещё маленький – короче, извращение, да и только! До поры – до времени эти уговоры действовали. Но стоило Лисёнку влезть Никите на колени и начать там ёрзать, пытаясь устроиться поудобнее, как бедный "старший брат" чуть не выл от возбуждения.

Как же он ненавидел себя в такие минуты!"Чёрт, ну это же надо! – думал он. – Вы только посмотрите: пИдагог хренов! Пригрел беспризорного пацана, а мысли только об одном!".

Никита сдерживался, как мог. Но его титанические усилия легко разбивались о поведение самого Васьки. То он начинал щеголять по комнате в одних трусиках, да ещё нагибался за чем – нибудь, выставляя на обозрение свою аккуратную попку. То под предлогом, что ему жарко, расстёгивал на себе рубашку и брюки. "Брюки – то зачем?" – спрашивал Никита, на что Лисёнок отвечал, мол, пусть там тоже ветерком обдувает. И сидел с распахнутой ширинкой, под которой виднелся вполне ощутимый бугорок. А бедный Никита с ума сходил от этого зрелища. Ещё Васька обожал сидеть у него на коленях, да и обниматься лез по поводу и без повода. А Никита, не в силах противостоять этому, просто млел от его близости и прикосновений, молясь лишь о том, чтобы Лисёнок не обратил внимания на его отвердевший член. Иногда бедному парню было так трудно сдерживать себя, что приходилось всё бросать и срочно покидать "поле боя": как правило, Никита в таких случаях запирался в сортире и руками доводил себя до разрядки, представляя при этом васькину мягкую попку.

Зимой Лисёнку исполнилось четырнадцать. И Никита впервые задался вопросом: а может, Васька не такой уж и маленький?"Ведь я – то сам в его возрасте уже начал трахаться с Лёнькой – сыном старосты", – вспоминал парень. Но тут же начинал презирать себя за такие крамольные мысли про своего смешного Лисёнка.

Но самое обидное, что чем дальше, тем больше, Никите казалось, что Васька всё это делает намеренно! Что этот хитрец специально старается его возбудить всеми возможными способами. "Словно он догадался о моей ориентации и теперь издевается". Это было ужасно обидно. Вечерами Никита бродил по берегу и глядел на отходящие в море суда. Он вновь стал подумывать о том, чтобы найти себе какую – нибудь работу на флоте. Скоро ему исполнится во18 лет. За полтора года, прошедшие со времени его пребывания в Архангельске, он заметно возмужал. И теперь, наверное, его могли бы взять матросом. "Надо в плаванье идти, это единственный выход, – думал парень. – Ваське буду деньги привозить. Он самостоятельный, с деньгами и один проживёт. Я, конечно, скучать по нему буду. Но зато кончится эта пытка". И он с нетерпением ждал дня своего восемнадцатилетия. Правда, такой выход из положения перестал казаться Никите простым, когда он осторожно попытался намекнуть Ваське, что хочет пойти в плаванье. Тот ему устроил такой скандал, такую истерику! Никите пришлось сказать, что он пошутил, только тогда Лисёнок успокоился.

Пришла весна. Наступил, наконец – то, и день рождения, но Никита не чувствовал никакой радости, что очень его удивляло. Васька, напротив, был на седьмом небе! Сварганил какой – то пирог по рецепту соседки тёти Вари. Кстати, вкусно. Лисёнок вообще научился вкусно готовить за эту зиму. Никита по такому поводу купил бутылку вина. Когда они сомкнули кружки, Васька тихо произнёс:

– За тебя.

– Да, за меня! Во18 лет – это уже не шутки. Я, конечно, не совсем совершеннолетний и голосовать не могу. Но зато теперь мне жениться можно!

Никита просто пошутил. И никак не ожидал реакции, последовавшей за этим. Лисёнок моментально спал с лица и поставил кружку на стол.

– Ты что, жениться собрался?

– Ну, не сейчас. Но когда – нибудь конечно.

– А как же я?

– Что ты?

Лисёнок молчал. Но глаза его стали быстро наливаться слезами.

– Эй, Васька, ты чего? Я ведь не сейчас женюсь. Просто когда – нибудь: Ну, ты сам посуди, как без этого? Жениться Бог каждому велел. И продолженье рода:

Но под гневными васькиными глазами Никита смутился и бросил свою жалкую аргументацию.

– Вот, значит, оно что! – заливаясь слезами, выкрикнул Васька. – Значит, ты жениться хочешь? Сначала ты по берегу шляешься, корабли рассматриваешь. Думаешь, я не видел? Теперь жениться собрался. Ты просто хочешь меня бросить! Скажи честно! Ты хочешь от меня избавиться? Я тебе надоел, да?

Слёзы градом катились по веснушчатой физиономии. А этого уж Никита никак вынести не мог.

– Васенька, да ты что? Ты чего это выдумал? Да никогда я тебя не брошу! Ну – ка перестань реветь, иди сюда!

Он притянул плачущего Лисёнка к себе на колени. Тот взгромоздился на него не так, как обычно, а лицом к лицу, оседлав его сверху. Пацан плотно обхватил шею Никиты руками и прижался к нему всем телом. На этот раз Никита не сопротивлялся. Даже тогда, когда почувствовал, как член встаёт от такой васькиной нежности.

– Никита, не женись, пожалуйста! – скулил Лисёнок.

Парень в ответ шептал пацану на ухо какой – то ласковый вздор, гладил его спинку и чувствовал, как всё тело сладко ноет. "Чёрт, как же я сильно хочу его!" – подумал он.