ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

Память, память. Продолжаю слушать пришедшую на консультацию ассистентку, даю советы, ссылки на новейшие статьи в журналах. А холодный ум старика продолжает перебирать прожитые годы. И чего она явилась в такой мини юбке? Неужели думает, что почти восьмидесятилетний старец польстится на ее тело и оттрахает. Или надеется, что он хотя бы залезет в трусики, пощупает, погладит, а в благодарность в день ее защиты тяжелой гирей бросит на чашу весов свой признанный авторитет.

Не надейся, наивная девчонка, все это уже было, все возможное я видел и испытал. Теперь мне просто скучно глядеть на твои старания. Старость начинается не импотенцией и не физической немощью, а сознанием того, что все на свете повторяется, движется по замкнутому кругу. И в девятнадцатом веке, и сейчас девицы охотятся за перспективными женихами, но и. Как это у Куприна:

Вот за офицером спешит мамзель.

Ее одна лишь цель:

Чтоб офицер влюбился,

Чтоб он на ней женился.

Сейчас все то же, только охотницы стали более активны, ничего не стесняясь, гоняются за покровителями типа современных "папиков".

Оглядываясь назад, прихожу к выводу, что мы с Ингой жизнь прожили нашу в мире и согласии. Она оказалась хорошей хозяйкой, заботливой матерью и жаркой любовницей. Так что сексуального голода я не испытывал, причин изменять ей просто не было. Есть старая как мир поговорка: "Когда мужчине плохо – он ищет женщину. Когда мужчине хорошо – он ищет еще одну". На меня она не распространяется, поскольку я однолюб. Когда мне было плохо, я нашел Ингу. Когда мне хорошо, я спешу с этой радостью к ней. А Инга найдет способ меня наградить. Знает, что мне приятно видеть ее голой. Когда родился наш первенец, усаживалась кормить его нагой: высоко держит младенца у своей груди, колени слегка раздвинуты и мне видны волосики на холмике Венеры и складочка, убегающая от него вниз, между ляжек. Лицо Инги в этот момент светится, как у Мадонны. Иногда она может быть кокетливой. С ней не надо притворяться, что – то "строить из себя". Инга принимает меня таким, какой я есть, и бывает благодарна за каждую ласку.

Некоторые замужние подруги Инги говорят о своих мужьях: "Он рассчитывает, что я буду плясать под его дудку! У меня свои привычки, от которых я не собираюсь отказываться"! Не желают эти дамочки стать той, которую хочет видеть муж. Отсюда происходят бесконечные конфликты. У нас было по – другому. Как только я нарисовался на горизонте в качестве кандидата в мужья, Инга постаралась узнать все о моих интересах, привычках, отношении к деньгам, работе, сексу. Поэтому стала желанной и незаменимой, несмотря на свои более чем скромные телесные данные.

Только однажды я нарушил верность своей супруге – не из любви к другой женщине, а чтобы унизить и наказать эту девицу за недостойный поступок.

У нее была симпатичная мордашка, хорошая фигурка с аппетитными грудочками и оттопыренной попой. Она умела одеваться так, что нормальному мужику хотелось немедленно ее раздеть. Когда ее знакомили с мужчиной, она подавала руку лодочкой и щебетала как птенчик:

– Тонечка...

Мечтой Тонечки было выйти замуж за человека положительного, входящего в советскую элиту и потому весьма обеспеченного. К таковой в ту пору принадлежали не только партийные и советские чиновники, но и люди науки. Мир крупных чиновников был для нее недосягаем, поэтому Тонечка еще в десятом классе поставила целью войти в мир науки. Там обитали похотливые старенькие профессора, которые так любят гладить юных девиц по ляжкам. Такого следовало развести со старой мымрой и женить на себе. На самый худой конец, можно при участии того профессора организовать себе животик, родить ребеночка и жить припеваючи под защитой и опекой любвеобильного шефа. Он, в силу присущей ему порядочности, будет проталкивать мамашу своего чада по карьерной лестнице, обеспечит докторскую степень и столь престижные в советское время командировки за границу.

Ловеласы в науке водились всегда, поскольку интенсивная работа головы возбуждает половую сферу. Известный профессор ХХ не пропускал ни одной аспирантки, чтобы не задрать ей подол. К этому Жизнелюбу и поступали девицы определенного настроя. Доцент YY развелся со старой женой, руками которой выполнена большая часть его работ, и женился на секретарше, годной ему во внучки. И даже смастерил ей двойню мальчишек. Справедливо сказано: больше всего семейную жизнь портит наличие секретарши.

Это к тому, что в планах честолюбивой девицы Тонечки не было ничего необычного: при отсутствии ума в голове она собиралась пробиваться в жизни другой, более соблазнительной частью своего тела. Можно сказать, что она хотела стать проституткой, только намеревалась торговать своим телом не за деньги, а за карьеру и положение в обществе.

Для начала Тонечке нужно было получить доступ в почти закрытый мир науки, где все друг друга знают. И не лаборанткой "подай – принеси", а в качестве аспирантки с видами на научную карьеру. Экзамены в аспирантуру к нашему профессору она сдала хорошо и поступила... Но, возникла неожиданная проблема: наш зав – каф был уже дряхлый, почти не вмешивался в дела аспирантов, поручая неформальное руководство своим подчиненным. В роли такого куратора Тонечки, к ее разочарованию, оказался я – фигура совершенно не желательная.

Во – первых, фанатик науки, требующий работы, работы и еще думающей головы. А Тонечка работать не хотела, думать не умела. Она желала прельщать и лучшим инструментом для этого служили Тонечкиы стройные ножки совсем не скрытые мини – микро юбочкой, тогда только что вошедшей в моду. Во – вторых, новоявленный куратор имел тощую жену, в которую, по непонятным причинам, был влюблен без ума и никаким соблазнам не поддавался. В – третьих, он был всего то доцент, а не маститый профессор.

После полевого сезона мои подчиненные проводят время в библиотеке, сидят в химической лаборатории или в складе "Черепков и берестяных грамот". Зимой я очень ценю тихою пустоту своей лаборатории, и спокойно работаю над очередной рукописью. Сотрудники и приданные мне аспиранты зав – каф появляются здесь только по одиночке, в определенный день для консультации со мной. Консультации Тонечки были назначены на вечер пятницы.

Катастрофа произошла на третьем году аспирантуры, когда обнаружилось, что представленные ей выводы взяты с потолка, а в лабораторном журнале первичные данные просто отсутствуют или взяты с того же потолка. Это был подлог, вещь совершенно недопустимая в науке. Исследователя можно подозревать в недостаточной грамотности, в небрежности, в необоснованном увлечении сомнительной идеей, но не в сознательной подделке результатов. Если же такое обнаруживается, виновного ждет научная смерть. Подобная информация быстро передается в почти закрытом мире науки. Ни один журнал его больше не опубликует, ему не найдется место ни в одном институте страны.

Все это я изложил Тонечке в тот пятничный вечер и демонстративно запер в шкаф лабораторный журнал с уликами.

– Завтра я передам его в Ученый совет, если не хочешь позорного увольнения, сама подай заявление. Тебе место не в науке, а училкой в деревенской школе.

Ехать в деревню Тонечке совсем не хотелось, надула губки и попробовала плакать. Потом пыталась уговорить меня, давила на жалость. Но на меня где сядешь, там и слезешь. Я встал, показывая, что аудиенция окончена.

– Не смею вас задерживать...

Что оставалось делать легкомысленной деве. Она любила красоваться среди бывших одноклассниц: аспирантка в престижном Универе, будущее светило науки, скоро за границу поеду. Но работать – извините, это портит ее красоту! Наконец, решилась на крайнее:

– Да, я провинилась, н о с о в с е м н е м н о г о, накажите меня, отшлепайте или высеките розгами.

Мысленно она уже видела, как этот суровый куратор вывозит ее за город. На лоне природы снимает с нее трусики и стегает розгой по красивой попочке. Ему это понравится, он захочет еще чего – нибудь... Тогда им можно будет вертеть так же легко, как она вертит своей попкой перед старенькими профессорами. Вначале ей показалось, что так и будет.

Говорят, что женщина никогда не врет – она просто не помнит, что сказала минуту назад. Черта с два! Тонечка отлично помнила все свои подтасовки, накопившиеся за два года аспирантуры. Но упрямо не хотела в этом признаваться. Поэтому снисхождения она не заслуживала.

– Запри дверь – сказал куратор.

Тонечка моментально перестала всхлипывать, повернула защелку замка, легла животом на стол. Сама задрала на спину мини юбочку и предоставила моему обозрению прозрачные колготки и белые трусики. Она приготовилась отделаться шлепкой и не подозревала ничего "плохого". Поэтому спокойно лежала, пока я спускал все это с ее попы, только сжала ягодицы в ожидании шлепка. Но мужская рука забрала в горсть ее девочку, ее киску и перебирает складочки! И два пальца проникли в ее влагалище, шевелятся там. Вскочила

– НЕТ! Только не это!

Женское "нет" очень часто означает "да", которое по каким то причинам неудобно произнести в слух. Поэтому я был уверен, что она покорится.

– Одевайся и убирайся! – Сказал я. – Завтра подашь заявление "по семейным обстоятельствам". И умоляю, не бегай в партком жаловаться на домогательство. Я предъявлю твои записи, ни у кого не будет сомнения, что ты пытаешься обелить себя клеветой на куратора. Прощай.

Все – таки она обладала здравым житейским умом и сразу поняла безвыходность своего положения. Покорно легла на стол Тонечка, повернула голову на бок и смотрит на меня. Стоически терпит мои пальцы на своих губках, только тихонько охнула, когда они сжали клитор и потянули... Видела, как этот изверг спустил штаны, извлек свой член и приставил его к складочке больших губок.

– Пожалуйста, не надо меня... – шептала Тонечка, когда мужской инструмент начал медленно – медленно вдавливаться в женскую глубину.

Тонечка тихо рыдала, извиваясь, пыталась исторгнуть из себя этого мучителя. Но с каждым моим движением сладкая волна поднималась в ней все выше. В какой то момент Тонечка помимо своего желания стала со мной одним целым и робко начала делать встречные движения. В ней пробуждалось все поглощающее животное чувство наслаждения.

Да, женщины под мужчиной могут сделать все что угодно, только многие из них стесняются этого. Тонечка больше не стеснялась и очень многое могла. Она привстала на цыпочки, прогнулась в талии – уперлась животиком в стол, попу и плечи подняты максимально – и стремительно насаживалась на мой член. Тело Тонечки больше не подчинялось ей, оно извивалось, жило своей жизнью.

В конце я успел выдернуть член и излиться в бумажную салфетку. Я не хотел оставлять в ее влагалище свою сперму – вдруг она все же побежит на медицинскую экспертизу. Для следующего раза нужно будет запастись презервативами. Тонечка встала, натянула трусики и спросила:

– И что мы теперь будем делать?

Вопрос предполагал множество возможных ответов. Больше половины из них были для Тонечки благоприятными, но не тот, что прозвучал:

– Приходи вечером следующей пятницы, трусы и колготки заранее сними там. – Я махнул рукой в сторону соседней комнаты, где был ее стол. – Написать диссертацию помогу, но остаться в Университете и не надейся, ищи себе другое место.

Явилась, голубушка, в следующую пятницу, явилась, рыбонька, без трусиков, в полной готовности. Вошла в кабинет, сразу заперла дверь и подошла к столу. Моя цель не получить сексуальное удовольствие, а унизить, раздавить гордость, этой девицы, которая сунулась "с суконным рылом в калашный ряд". Укладывать ее на стол я не торопился: взял с боков ее мини – микро и поднял вверх на максимальную высоту:

– Вот так держи руками, сама держи.

Залилась краской Тонечка, но держит задранное мини, которое достает только до ее сосков. Подол кофточки кое – как прикрывает животик, но курчавая мохнатка и ляжки открыты полностью. Мохнатка большая, черная, ляжки – выше всех похвал! Погладил ее по этим волосикам.

– Прическу здесь делать не пробовала? Повернись.

Послушно повернулась попой, которую я сколько – то времени нежненько гладил.

– Опять повернись передом.

Послушно повернулась и покорно ждет, что будет дальше. Ожидала, что велю ножки раздвинуть и рукой в киску полезу. Но это для сексуально озабоченных студентов, а я стал расстегивать кофточку и выпростал на белый свет ее тити. Сижу на столе и наслаждаюсь ее полуголым фасадом. Стоит красная, ляжки плотно сжаты, глазки вниз смотрят, на титях ягодки сосков напряглись, вперед вытаращились. Восхитительная картинка под названием "я на все согласна". Она еще не знает, на что предстоит согласиться и тем сильнее будет унижение. Я встал и похлопал ладонью по столу:

– Титьками и пузом сюда. – Нарочно так грубо сказал.

Лежит, голубушка. Перед ней невысоко на стене зеркало, в котором она свое лицо видит, а за ним на втором плане раздвоенную верхушку голой попы. Так и было задумано. А у меня приготовлен еще один сюрприз. Для экспедиции запасены стеариновые свечи. Несколько штук я заранее нагрел, загнул нижние концы под прямым углом и немного заострил.

Достал я эту заготовку, раздвинул ей ягодицы, смазал там кремом и вдавил в попу нижний конец свечи. Заостренный конец легко вошел. Дернулась Тонечка чувствуя как входит в нее что – то твердое, подумала, что ее в зад трахать буду, но видит в зеркале, что между ее ягодиц возвышается свеча, зажатая концом в анальном отверстии. Зажег фитиль свечи и погасил электричество.

– Так, при свече, гораздо интимнее. Ты мне сегодня в качестве подсвечника будешь.

Сел на стул возле нее, книжку читаю, Тонечку по ягодичке поглаживаю. Полчаса лежала она на столе со свечой, вставленной в задницу. И сама, глядела в зеркало, любовалась этой картинкой. Потом я вытащил остаток свечи из ее зада и сказал:

– На сегодня все, можешь встать и поправить юбку.

Она ушла так ничего не поняв и удивляясь, почему сегодня этот шантажист ее не выебал. До Тонечки не сразу дошло, что я совсем не стремлюсь обладать ее прелестями, а просто презираю и унижаю ее.

Так и пошло каждую пятницу. В некоторые дни трахал ее, положив на стол животом или на спинку, закинув ножки себе на плечи. Но чаще использовал ее в качестве подсвечника. Укладывал на стол только животом или во всю длину тела, вставлял свечу в попку или же во влагалище. Во втором случае она лежала на спине, сжимая ляжками стержень свечи, поднимавшейся вплотную к ее лобку. Бывало, что она весь вечер стояла голая около стола, держа в руках две свечи. А я с комфортом читал книгу, развалясь в своем кресле.

Со временем Тонечка поняла, что ее используют как вещь. Она покорно терпела все ради будущей кандидатской диссертации. Ее Тонечка написала, для этого я даже предоставил свой собственный научный материал. Но вот формальности подготовки к защите затянулись: я поговорил с двумя коллегами и они начали выставлять бесконечные придирки. А там и срок аспирантуры закончился. Тонечка покинула наш Университет и канула в неизвестность. Говорят, она живет в каком – то районном центре и работает продавцом в магазине.

Тем и кончилась эта история. Но как целовал и ласкал я Ингу вернувшись домой после вечера, проведенного с Тонечкой – подсвечником. Как приятно мне было раздвинуть ножки любимой женушки и воткнуть в нее от души!