Я была уже не девушка, попробовала годом раньше с одним студентом, но тут мне так стыдно было. Ну, как это раздеться до гола перед мужчиной, даже если я его люблю. Тем более, что остальные издали на нас смотрят. А Вася быстренько разделся и стоит передо мной голый, не стесняется. Ну, и я растелешилась, нырнула под брезент в благостное тепло. Парил он меня веником, но руками даже ни разу не пощупал. А, казалось бы, вот они молодые прелести студентки, пользуйся. И я как – то успокоилась, уже без смущения смотрела на его мужское хозяйство. Баня она и есть баня. Напарилась, вымыла голову с мылом и Вася говорит:

– Сейчас, как выйдешь, не трать времени на одевание – простыть не долго – накинь мой бушлат и сапоги на босу ногу, беги в наш балаган и залезай в мой спальник. Он двойной, оба поместимся. Одежду твою я потом принесу.

"Однако, – думаю, – помыл девочку студентку, приготовил, за одно осмотрел внимательно все интимные подробности и извольте под него ложиться. Но сама же я на это напросилась".

Под любопытными взглядами трех дам, геологиня Людочка голышом выскочила из импровизированной бани, накинула бушлат Василия, который едва прикрывал ягодицы и, мелькая голыми ножками, побежала в балаган Борового. Зоя прокомментировала этот бег на короткую дистанцию:

– Там он ее и разложит. – И неожиданно добавила. – Эх, мужика бы мне!

Повариха Вика с завистью смотрела на Людочку, которая ее опередила. Детдомовка Вика была с раннего детства приучена к тому, что над ней есть старший, который ей руководит, принимает решения во всех сложных случаях. Сейчас она упускала возможность получить старшего, передать ему заботу над собой. И Вика решилась... После затяжного молчания она промолвила:

– Вы как хотите...

Достала из палатки мыло, полотенце и пошла на галечную косу. Разделась не спеша, потянулась всем дородным телом и нырнула под брезент. Дамское единство было разрушено окончательно, теперь Инна Павловна и Зоя оставались в меньшинстве.

Как мне рассказывал Василий Боровой, он даже не сразу узнал Вику в голой женщине, неожиданно залезшей в его баню.

– Голая женщина совершенно другая, чем в одежде и ведет себя иначе. Похоже, что вместе с одеждой она скидывает все условности и приличия. Я смотрю: под брезент лезет такая сдобная, титястая, широкозадая и спрашивает; "позвольте мне попариться". Подходит ко мне во всей пышности своего тела, руки опустила, не прикрывается. А чего прикрываться, известно, зачем сама пришла и товар на показ выставила. Ничего не скажешь, роскошное тело. От неожиданности задал ей дурацкий вопрос (она до сих пор вспоминает, дразнит меня) ты что умеешь?"Я, – говорит, – могу и спереди и сзади, только в рот не брала, но я научусь".

Оставил ее париться – завтра поговорим – и голышом побежал в балаган.

Люду все – таки волновало предстоящее событие, поэтому она достала из своих вещей и надела трусики и маячку. Залезла в верблюжий спальник и стала ждать. Боровой вошел, как был в бане, в костюме Адама и обнаружил, что она лежит в нижнем белье. Со словами: "женщина должна ждать своего мужчину голой, – бесцеремонно зацепил резинку трусиков и потянул вниз, – приподнимись". Люда подняла свою пятую точку, трусики спустились на бедра. Чтобы мужчина снял их совсем, ей пришлось высоко поднять плотно сдвинутые ноги. Между ляжек выглянули складочки больших губок, которые девушка стыдливо прикрыла ладошкой. Так же решительно Василий стащил с нее маячку и только после этого забрался в спальник.

Касаются бедрами голые тела, мужская рука легла на грудь девушки, погладила и сдавила...

– И тут он говорит мне, – рассказывала Люда женщинам поселка, – Солнышко, раздвинь ножки.

Я отвечаю, как в том анекдоте:

– А разве у Солнышка ножки есть? – и раздвинула... – Лежу под ним и думаю: "Зачем я свою нетронутость тому сопливому студенту отдала, лучше бы ее для Васи сохранить – говорят, что мужчина любит, когда девушка достается ему первому".

Удушливое волнение, остатки стыда затопили Людочку, когда Василий Боровой лег между ее бедер и вторгся в святую святых женского тела. Но через некоторое время Людочка освоилась и робко начала двигаться ему навстречу. Потом они отдыхали. Девушка лежала спиной к мужчине, упираясь мягким местом в его пах, он тихонько гладил ее бедро.

– Это у меня только второй раз – шепчет Людочка.

Неожиданно их уединение нарушила голая Вика, которая нырнула в полумрак балагана со словами:

– Квартирантку примете?

Ей достался тоненький спальник Люды, из тех, которые туристы называют "хохотунчик". Но после банного жара это не имело значения. Видя, что основное действо закончилось и "молодожены" просто отдыхают, Вика спросила с завистью:

– Вася, а меня когда?

Ответ мужчины был категоричен:

– Вылезай из спальника и становись на четвереньки.

Годы спустя Вика сама рассказала поселковым женщинам о том, как она стала одной из гражданских жен "дорогого Васеньки".

– Встала я на колени и локти, попу высоко держу, она у меня соблазнительная. Вася сзади меня пристроился, членом по складочкам водит. И как воткнет!!! У меня до того мужика очень долго не было, поэтому я сразу улетела. Извиваюсь под ним и вою в голос, даже Людочку перепугала. Она вначале вроде постыдилась на наше траханье смотреть. А чего тут стыдиться, только что этот самый мужчина ее на свой член надевал. Потом стала она подсматривать в щелку спальника, как я задом навстречу Васе качаю. Ну, я с мужиками опытная, не то, что эта девчонка.

Я Людочку многому научила. Поначалу она даже член взять в руки боялась, а уж вставить его в себя и совсем не могла. Ей, видите ли, стыдно! А чего стыдиться? Для того и сделана у женщин дырка, чтобы мужскую палку в нее вставлять.

Со следующего дня Боровой с Людочкой и Викой, не затевая медового месяца, принялись достраивать зимовье и готовить коптильню к началу путины проходной рыбы. В прежних командировках он видел копчение рыбы в накрытых ветками шалашах у якутов, ненцев и чукчей. Общие принципы были понятны, но сам процесс копчения предстояло осваивать на ходу. Все трое заметно отощали от ежедневной работы и скудного рациона. Однако ночью присутствие под его боком двух совершенно голых женщин возбуждало.

По договоренности между собой, женщины укладываясь спать, поворачивались на бок, попками к своему мужчине и повелителю. Руки его находили теплые груди одной из них, ласкали упругие ягодицы, катали в пальцах большие губки, которые бесстыдно выглядывали между ляжек. Когда он переворачивал на спину пышную телом Вику или стройненькую Людочку, вторая понимала, что "сегодня не ее очередь". Василий старался не давать повода для ревности и поэтому не оказывал предпочтения ни одной из своих женщин.

Через несколько дней к Бугрову, занятому на постройке зимовья, подошла Зоя.

– Я, конечно, не такая сочная, но, может быть, и мне позволишь под тебя лечь.

– Что тут делать, – рассказывал мне Боровой, – Стоит передо мной, глаза на мокром месте, так и кажется, сейчас она начнет раздеваться. Ладно, говорю, переселяйся к нам.

Для Зои, женщины уже рожавшей, не составляло проблемы отдаться мужчине – покровителю и защитнику. Некоторую обвислость грудей, отсутствие девичьей упругости ляжек и женской пышности с успехом компенсировало Зоиньке мудрое знание того, как следует поступать в постели. Боровой не наивен в утехах, но учила его Зоя: "как и за какие места следует щекотать женщину, чтобы она в полный раж вошла". Сладко целовала она своего мужчину, пружиной выгибалась под ним сухощавое тело.

Но Зоя не только была ловкой под мужчиной, как прирожденная сибирячка, она не чуралась никакой работы. Обед сварить, носки починить, дров нарубить – любое дело спорилось в ее руках. За эту универсальность ценят таежные мужики наших сибирячек: и тех, у которых телеса размое – мое, и сухопарых (сухое дерево дольше скрипит). Но стесняются признать это вслух, шутят: "сибирячка быстрей всех трусы снимает".

С появлением четвертой пары рук работа пошла быстрее. Однако возникла проблема ревности к общему мужчине, конкуренция за его благосклонность и ласки. Вика и Людочка, первые его женщины, соблюдали между собой равенство во всем, а Зою они приняли с молчаливым недоброжелательством. Она отвечала тем же. Вика, как более уравновешенная, пыталась гасить конфликты, но это не всегда удавалось. Дело кончилось безобразной сценой между Людочкой и Зоей – с криками, женским визгом, взаимными оскорблениями и размахиванием кулаками.

– Знаешь, что было всего труднее, – рассказывал Боровой, – не тяжелая работа и, даже, не гнетущая неопределенность нашего будущего. Не допустить ссор и скандалов в нашей группе – вот была проблема. В закрытом от внешнего мира коллективе взаимное недоброжелательство может привести к непредсказуемым последствиям.

Васили растолкал скандалисток, выдержал паузу и изрек правило, которого его жены придерживаются до сего дня.

– Все споры решать полюбовно. Никакие скандалы не допустимы. Участниц буду пороть ремнем – и правую, и ту, которая виновата. Раз головы не работают, буду вгонять ум через попы. Сейчас снимайте штаны и получайте внушение. Обе.

Зоя сразу спустила штаны с трусами и покорно ждала. Людочка немного задержалась, взглядом умоляя Василия отменить наказание. Но когда он молча вытащил из брюк широкий ремень, тоже спустила штанишки – трусишки и смущенно прикрыла рукой волосики внизу живота.

По знаку мужчины студентка первой встала на колени, наклонилась вперед. И вот ее голова зажата между бедрами мужчины, рука надавила на живот, поднимая выше спину и девичью попочку. Ремень обжог ягодицу, захватив и заднюю сторону ляжки. Она не удержалась, вскрикнула. А ремень падал снова и снова: на правой ягодице, по левой, по правой, по левой.

ШЛЕП! Ее, любимую дочку мамы и папы, бесстыдно заголил мужик, которому она дарила ласку своего тела!

ШЛЕП! Ее бьет ремнем по попке мужчина, которого она жарко обнимала ногами!

ШЛЕП! И это на глазах у Вики!

ШЛЕП! Ой, как больно! Ой, как стыдно!

Когда ее перестали пороть, Людочка встала и со слезами промолвила:

– Меня родители никогда не били.

– И жаль, что не били, дурь не выбили. Еще поскандалишь – выдеру сильнее, – сказал мужчина, столько раз ласкавший ее молодое тело.

Зоя сама наклонилась, просунула голову между бедер Василия, стоически выдержала порку. А когда встала, поблагодарила мужчину "за науку".

– Мы, как были без штанов с поротыми попами, обнялись с Людой и заревели – рассказывала потом Зоя.

Василий не испытал садистского наслаждения от этой экзекуции, а женщины крепко запомнили, что "надо жить дружно". Погода начинала портиться и в дождливые дни наши робинзоны коротали время уже в зимовье с печью, топившейся по черному. Дым выходил в люки под крышей, которые открывали, когда в зимовье горел огонь. В землянке становилось жарко и женщины раздевались до трусиков по старому обычаю лесных народов. В таком виде сидели у огня, чинили белье, готовили теплую одежду на зиму.