– Да – а!. . – чуть разочарованно и обиженно протянула Софи. – А если я не могу терпеть? Тебя – то он сегодня уже второй раз бумсирует, а меня ещё ни разу...

– Софи, ну что за выражения у тебя?!"Бумсирует... " Это словечко не пристало людям нашего сословия! Ты же знаешь, что так говорит простонародье... Ежели наш кучер Ганс так скажет – это в порядке вещей, а ежели юная баронесса – это...

– Ну и что, ну и что! А я хочу так говорить! – с капризностью подростка заявила Софи. Встав на четвереньки, она развернула изящный девичий задок к матери с братом, завела руку за спину и вставила, двигая внутрь – наружу, указательный палец в свой анус:

– Хочу, чтоб Франц меня бумсировал в жопу! Хочу, хочу, хочу!!!

Франц засмеялся. Они помолчали. Уже немного отдохнувший и слегка возбуждённый выходкой сестры, Франц приподнялся, лёг, опершись на локоть и положив голову на ладонь. Правой рукой он начал поглаживать горячее голое тело матери. Особенно Франца привлекали её груди – налитые шары, которые так сладко было разминать, потряхивать, играюче наклоняя пальцем в разные стороны напрягшиеся шершавые соски. Да, учитывая, что баронессе было сорок семь, её груди великолепно сохранили форму и обвисли лишь немного.

– Ну, ну! Теперь моя очередь, – забыл?! – Софи подползла на четвереньках, встала на колени и, отняв ладонь брата с материнской груди, приложила её к своей промежности. Франц предоставил сестре распоряжаться его рукой, а сам, cклонив голову, причмокивая принялся посасывать грудь родительницы.

– Вот рожу себе сына, чтоб он ебал только меня, и днем и ночью... – пригрозила Софи, видя, что брат никак не желает отрываться от матери и уделить побольше внимания сестре.

– Софи.

Слова дочери заставили баронессу кое – что вспомнить.

– Да, маменька?

– Ты, надеюсь, пьёшь травы, что я тебе давала?

– Да, маменька.

– Хорошо, – вздохнула Элеонора, – тебе пока не время беременеть.

Софи было вновь собралась поперечить, и уже открыла для этого рот, но из него вместо возражений вырвался чувственный стон: брат всерьёз увлёкся её свеженькой молодой вагиной. Софи прилегла рядом, и Франц, лёжа на боку и потихоньку отираясь вставшим членом о голую горячую ляжку своей матушки, пальцами правой руки продолжил подласкивать изрядно размокревшую писю сестры. Он вкушал пальцами эти ощущения так, как лакомка вкушает халву, следя, как во рту под натиском зубов рыхлый кусочек рушится, по языку расползается радостная сладость, а подъязычие полнится хлынувшей слюной.

– Мяконькая... сладочка... – нежно шептал Франц, то указательным пальцем разделяя половые губки сестры, то, наоборот, слепляя их щепоткой, то легонько пошлёпывая, то гладя вверх, вниз и по кругу, то с чуть слышным влажным звуком вводя средний палец в мокрое дупло. Софи, тяжело дыша, приподнимала и покачивала таз навстречу руке брата, поддавая свою промежность. Из влагалища её к анусу протянулись две липкие блестящие дорожки похотливых слюнок. Франц отнял от сестринской вагины мокрые пальцы и погладил ими уже подсохшие, бархатистые половые губы матушки.

– Я вас так люблю... – пробормотала Софи, ложась как брат, на бок и прильнув щекой к тёплым грудям матушки.

Обшаривая шёрстку в промежности матери, Франц поцеловал её в рот. Софи, закинув левую ногу на ногу Элеоноры, тесно прижалась к её бедру своей пылающей писулей, а рукой нашла член брата и, довольно сильно стиснув, начала энергично мастурбировать. Счастливая мать, постанывая от ласк любимых чад, ежесекундно, словно никак не насыщаясь, притягивала к себе за шею голову сына, чтобы языком пощекотать его язык и дёсны, а другой рукой шлёпала и пощипывала ягодицы дочери.

Так они лежали, грудой переплетённой, слепившейся, похотливо трущейся плоти, и в полумраке комнаты тишайше раздавались страдальчески – сладострастные постанывания и вздохи. Наконец, корень Франца раззудился и раскалился до того, что он почувствовал, что ему необходимо сию же секунду его окунуть в ублаготворяющую среду женского влагалища. Он уже готов был навалиться на матушку, но Софи воспротестовала:

– Куда!

Она быстро перелезла через мать и встала на четвереньки, преподнеся брату, словно приз, свою округлую задницу. Теперь троица выглядела следующим образом: мать лежала в прежней позе, дочь стояла, накрест перечёркивая своим телом туловище матери, руки упирая по одну его сторону, а ногами находясь по другую.

Франц вставил член в упругую норку сестры и сразу же принялся энергично вонзать, вонзать... Элеонора, громко стеная, так же энергично зарукоблудствовала, и её зрелое ласкалище, сочно чавкая, раз за разом подёргивалась в напряжённо – зудящих спазмах. Франц, разойдясь, схватил сестру за бёдра и с силой насаживал её белую попу на член, словно бабочку на иглу. Теперь комната огласилась уже отнюдь не тихими вздохами: под напором брата вскрикивала Софи, задыхаясь, рычал Франц, стонала, срываясь на высокие ноты, мастурбирующая мать семейства...

– Надеюсь, я не помешал? – раздался весёлый бодрый голос.

Только что кончивший Франц, ещё не вынувший член из текущей лакуны сестрёнки, отдуваясь, бросил взгляд в сторону.

Раздвигая парчовую занавесь с пышными бордовыми кистями, в дверях спальни появился отец. Господин Штильцгейм был довольно высокий, подтянутый, крепкого сложения мужчина около пятидесяти лет c приятным и мужественным лицом. На нём был тёмно – алый домашний халат с лимонно – жёлтым поясом и такими же полосками по краям рукавов – видимо, он только что принимал ванну. На груди халат разошёлся, обнажая волосатую грудь, на босых ногах трогательно смотрелись мягкие пушистые туфли.

– Умилительная картина – единение семьи, полное согласия и любви!. . – весело, с улыбкой и иронией в голосе произнёс отец.

–. .. согласия, и охуительных оргазмов... – измученно и невнятно прошамкала Софи – опущенным лицом она уткнулась в скомканное одеяло, а попа её, как пушка, была задрана вверх назад. Франц вытянул из её жирно чавкнувшего жерла повявший член и, спрыгнув с кровати, нагнулся собирать свою разбросанную по ковру одежду.

– Кхм – кхм!. . – за спиной отца возник дворецкий. Отец обернулся:

– Что тебе, Карл?

– Господин Штильцгейм, я осмелюсь доложить: к молодому хозяину посетитель, – лицо старого дворецкого было невозмутимым – он давно привык к эротическим кунштюкам своих хозяев.

– А, это, наверное, Крафт пожаловал! – оживился Франц. – Мы договаривались с ним сегодня встретиться... есть одно дельце... – Франц заторопился.

– Так точно, герр Крафт, – склонив голову, подтвердил дворецкий.

– Я покидаю вас! – обратился Франц к матери и сестре. – Но вы не скучайте, с вами остаётся papa, – Франц сделал ударение на французский манер – на последнее "а", – ведь без него всё равно "умилительное единение семьи" было бы неполным... – шутливо добавил Франц, голышом направляясь к выходу с комом смятой одежды в руке. Отец помахал уходящему Францу рукой, от его движения пояс развязался, и меж разошедшихся пол халата стал виден могуче торчащий член.

– Ух ты! Кто тебя так возбудил, папочка – маменька, или я? Хотелось бы думать, что я!. . – Софи соскочила с кровати и на ходу стащила через голову и отбросила в сторону до сих пор не снятую рубашку. Она с размаху опустилась перед отцом, голыми коленями встав на ворс ковра.

– Какой хорошенький! – восхищённо пропела она, сложила ладони лодочкой и взяла в них отцовскую дубинку. Высунув кошачье – розовый язычок, она круговым движением облизнула головку и забрала её за щёку:

– М – м – м! – удовлетворённо замычала Софи.

– Передай кучеру, чтоб закладывал лошадей, – проходя мимо дворецкого, бросил Франц. Дворецкий, опустив глаза, совершил лёгкий, но почтительный поклон.

Уже в дверях Франц обернулся. Стоявший посреди комнаты отец гладил по голове дочку, сосущую его член, а баронесса, лёжа на кровати и разбросав красивые белые ноги, неторопливо поглаживала свою промежность.

– Я люблю вас всех! – Франц послал родным воздушный поцелуй и вышел.

(продолжение следует)