Никите было 18 лет, он учился в одиннадцатом классе, и он не был ни наивным, ни глупым; наоборот, Никита был парнем весёлым, открытым, компанейским... более того, Никита не был девственником, и хотя его сексуальный опыт был ничтожно мал, тем не менее э т о в его жизни уже произошло: летом, после десятого класса, будучи в деревне у родственников, Никита трахнул местную шмару, и хотя это случилось всего один раз, и хотя кончил при этом Никита как – то слишком быстро, толком не разобравшись в ощущениях, тем не менее... в 18 лет многим парням даже такого мизерного опыта вполне достаточно, чтоб почувствовать себя – осознать – мужчинами в полном соответствии с бытующими на этот счет стереотипами!

Одним словом, Никита был самым обычным парнем... ну, и какой гомосекс – при таком раскладе вкупе с явным отсутствием какой – либо интереса к однополой любви – мог Никиту волновать или, тем более, беспокоить? Все знают, что есть филармонии и там исполняется не попсовая музыка... но все ли испытывают хоть какое – то желание в эту самую филармонию сходить – симфоническую музыку послушать? Ясно, что не все. Для многих и филармонии, и та музыка, что там звучит – всё это находится за пределами их круга интересов, увлечений, предпочтений, то есть вне круга их жизней – существований, хотя знание о том, что филармонии существуют, есть, несомненно, у всех – у каждого...

Вот такое же точно отношение у Никиты было и к гомосексу: как кому – то никогда не приходит в голову мысль самому сходить в филармонию – насладиться исполняемой там симфонией, точно так и Никите никогда не приходила в голову мысль о возможности какой – либо с в о е й вовлеченности в гомосексуальные отношения, а потому, проснувшись голым в одной постели с парнем, тут же проявившим к нему явно не миссионерское внимание, Никита готов был объяснить это чем угодно, но только не тем, что было очевидно, – ответ лежал на поверхности, а Никита упорно не понимал – Никита не догонял... потому и спросил он Андрея "чего ты меня лапаешь?" с интонацией той абсолютной отстранённости – невовлечённости, от которой Андрей на секунду изумлённо вскинул брови.

– Не понял... тебе что – приснился плохой сон? – невольно отодвигаясь от Никиты в сторону, чтоб лучше Никиту видеть, Андрей скользнул по Никитиному лицу удивлённым взглядом. – Никита... что случилось?

Никита был симпатичен, и даже то, что похмельное его лицо после бурной ночи было слегка помято, не портило общей картины: черты лица у Никиты были ещё подростковыми, изящно сглаженными, по – пацанячи субтильными, но сам Никита уже находился в преддверии своего возмужания, о чём наглядно свидетельствовал темноватый пушок над верхней губой, придававший его по – мальчишески милому лицу признак наступающей взрослости, – соединение ещё не ушедшего пацанства с ещё не наступившей, но уже внятно наметившейся грядущей мужественностью придавало лицу Никиты то очарование, какое бывает только в пору ранней юности... словом, Никита был симпатичен, и Андрей, невольно залюбовавшись лежащим напротив парнем, потеплел глазами – удивление во взгляде Андрея сменилось лёгким лукавством, – глядя на Никиту, Андрей улыбнулся:

– Никит... а ночью ты был совсем другим – ночью ты не брыкался, как сейчас... не отстранялся... что, блин, случилось?

– В смысле? – Никита, вновь не отозвавшись – никак не отреагировав – на обращённую к нему улыбку, непонимающе хлопнул ресницами, вопросительно глядя на Андрея.

– Что значит – "в смысле"? В прямом смысле... прямей не бывает! – Андрей тихо рассмеялся; непонятное поведение Никиты Андрея и веселило, и озадачивало – одновременно.

Никита, всё так же недогоняюще глядя на Андрея – по – прежнему ничего не подозревая, ни о чём не догадываясь, а потому не понимая, над чем Андрей смеётся – снова хлопнул ресницами:

– Это... как?

– Показать? – Андрей, весело глядя Никите в глаза, игриво подмигнул.

– Что ты мне покажешь?

– Ну, это самое... что ты делал ночью, – живо отозвался Андрей, одновременно с этим ловя себя на мысли, что он не знает, как объяснить такое странное поведение Никиты.

– Ну, покажи... – не очень уверенно отозвался Никита, и во взгляде его мелькнула тревога, тут же сменившись вполне естественным любопытством; мысль о сексе – об однополом сексе, или сексе в мужском формате – по – прежнему не приходила Никите в голову, и вместе с тем Никита ничего не помнил... ну, и что же он делал ночью – что ему может Андрей показать?

– Ох, Никита, какой ты хитрец... что – переводишь стрелки? – засмеялся Андрей.

Они лежали друг против друга, оба голые, и Андрей, говоря о "переводе стрелок", мысленно удивился, как правдоподобно Никита его разыгрывает, изображая из себя ничего не знающую невинность... ах, Никита, Никита! Показать ему надо... показать, что было ночью, – Андрей, невольно улыбнувшись, почувствовал в промежности сладко ноющую, щекотливо зудящую истому... неожиданно у Андрея возникла мысль разыграть Никиту ответно, но сладость, полыхнувшая между ног, была так сильна, что Андрей тут же решил не отвлекаться на игры в "моя – твоя – не – понимает", – голый Никита лежал рядом, и Андрей, невидимо стиснув мышцы сфинктера, голосом, чуть изменившимся от предвкушения близости, прошептал, горячо выдыхая:

– Никита...

Андрей уверенно подался всем телом вперёд – к лежащему на боку Никите, но тот, упреждая Андрея, тут же стремительно вскинул навстречу руку, – избегая соприкосновения своего обнаженного тела с телом обнаженного Андрея, Никита ладонью упёрся Андрею в грудь, но, не сдержав напора, в тот же миг оказался лежащим под Андреем на спине: с силой, с наслаждением вдавливая напряженно твердый член Никите в живот, ещё не поняв, что Никита отбивается, и отбивается не шутейно – не играя – заигрывая, Андрей, удерживая Никиту за плечи, прижался обжигающе жаркими губами к Никитиной шее:

– Никита...

– Пусти! – вырываясь из – под Андрея, Никита задергался под навалившимся на него Андреем что есть силы. – Пусти меня, бля... пусти...

– Чего ты... чего ты трепыхаешься? Я ж тебе... я тебе показываю... – не обращая внимания на реакцию Никиты – не придавая Никитиной реакции должного внимания, горячо зашептал Андрей, сладострастно сжимая ягодицы.

– Что ты мне... что показываешь?! Пусти! – Никита, изловчившись, кулаком ударил Андрея в скулу... точнее, не ударил, а скорее толкнул – для полноценного удара не была никакой возможности хотя бы чуть размахнуться, но этого несильного, скользнувшего по щеке толчка оказалось достаточно, чтоб Андрей, от неожиданности дёрнувший головой, в следующее мгновение осознал, что что – то не так... что – то явно не так!

– Ты чего? – резко отстраняясь – откидывая голову вверх – Андрей уставился на Никиту ничего не понимающим взглядом, в котором сквозь недоумение отчетливо сквозила неподдельная досада. – Никита, блин... офонарел? Ты чего?

– Пусти! – Никита, не прекращая вырываться, с силой задёргал под Андреем задом, ощущая, как от этих движений его собственный член, чуть утративший несгибаемость, снова стремительно затвердевает, каменеет, наполняясь приятной – хорошо знакомой, но в данной ситуации не совсем понятной – сладостью. – Что ты делаешь? Пусти!

– Да что с тобой?! Я показываю тебе...

– Что ты... что ты мне показываешь?! Ты лезешь ко мне...

– Я тебе показываю, как ты... – перебивая Никиту, напористо выдохнул Андрей, – как ты здесь ночью трахался... причем, делал это с удовольствием – с большим удовольствием!

Никита, ожидавший услышать что угодно, но только не то, что Андрей энергично проговорил – выдохнул ему в лицо, от неожиданности замер, перестав вырываться.

– Кто трахался? Я?

– Нет, блин... не ты – кот Матроскин, блин, трахался! – хмыкнул Андрей, не скрывая досаду... этот Никита явно перебарщивал, изображая из себя нераспаханную целину, и Андрей невольно почувствовал лёгкое раздражение: так, блин, можно до бесконечности дергаться – вырываться, спрашивать – переспрашивать... какой в этом смысл – какой ему, Никите, от этого кайф?"Кто трахался? Я?" Андрей, лёжа на голом Никите, сладострастно вдавливался в Никитин живот, и ему, Андрею, хотелось... ему очень хотелось трахаться – так, как они это делали ночью... классно делали! И чего он, этот Никита, сейчас хочет – чего он добивается? Переводит на него, на Андрея, стрелки – стыдно за вчерашнее? Ну, перевёл он стрелки: "я не я, и не хата не моя"... дальше – то что? Стрелки перевёл, и – будь ведомым... или он, Никита, вообще не хочет – трах по – трезвому ему не в тему? Или он, может, чего – то боится – чего – то опасается?

– С кем я трахался? – с недоумением глядя Андрею в глаза, озадаченно проговорил Никита, снова сбивая Андрея с толку – сбивая не столько содержанием вопроса, сколько той интонацией, с какой он вопрос свой проговорил: в голосе Никиты было удивление, недоумение, озадаченность, и всё это было совершенно искреннее, неподдельное... разве можно так хорошо играть?

– Никита! Хуля ты... хуля дурака валяешь – целку изображаешь?

Андрей, стараясь подавить в себе невольное раздражение, хотел добавить что – то ещё, и вдруг, глядя на Никиту, запнулся – внезапная догадка осенила Андрея... с ним, с Андреем, однажды случилась история – была история... да, была такая история: он учился на первом курсе, и однажды на дне рождении однокурсника он, Андрей, перебрал – напился так, что, проснувшись на другой день, он не помнил ничего... ну, то есть, абсолютно ничего – в памяти был полный провал, и он, Андрей, тогда ещё сильно испугался, и испугался не на шутку... чем закончился тот вечер, как и с кем он добирался до снимаемой им квартиры, что и кому он говорил, что делал – всё это было стёрто в памяти... не размазано, а именно стёрто, обнулено, и оставалось лишь уповать на то, что он, будучи пьяным, ничего т а к о г о не сделал... день рождения у однокурсника был в субботу, и весь воскресный день Андрей промаялся, не находя себе места – абсолютно ничего не зная про своё поведение... в понедельник он шел в универ, готовый ко всему, и настроение было... настроение было – хоть вешайся, но, к счастью, всё тогда обошлось – он ничего т а к о г о, будучи пьяным, не сделал, ничего т а к о г о не натворил... в ведь мог бы, ещё как мог бы!

– Никита, постой... да не вырывайся ты – никто тебя здесь насиловать не будет! – Андрей, крепко сжав Никитины запястья, вдавил его руки в матрас, тем сам лишая Никиту возможности активно сопротивляться. – Подожди, Никита, не дёргайся... – прижимая руки лежащего на спине Никиты к постели – с силой вдавливаясь пахом в пах парня, Андрей приподнял голову, внимательно глядя Никите в глаза. – Никита, ты что... ты – ничего не помнишь? Что было ночью... не помнишь?

– Что было ночью? – словно эхо, отозвался Никита, вопросительно глядя на Андрея снизу вверх; вопрос Андрея прозвучал для Никиты неожиданно, и Никита, лёжа под Андреем, невольно расслабился, стараясь сообразить, признаваться ему или нет в том, что он действительно ничего... он действительно ничего не помнит!

– Это я тебя спрашиваю... ты помнишь, как мы сюда попали? – Андрей смотрел на Никиту внимательно, даже пристально, ища подтверждение своей догадке. – Ну... как мы сюда попали?

– А где мы?

Никита спросил "А где мы?", причем, спросил – произнёс он это совершенно непроизвольно – вопрос у Никиты вырвался сам собой, и Андрею стало всё понятно... ну, блин, дела! Никита совсем ничего не помнит – и потому он вырывается, отталкивает его, Андрея, от себя... он, Никита, ничего не помнит!. . Секунду – другую Андрей неотрывно смотрел Никите в глаза, стараясь сообразить, в чем "плюсы", а в чём "минусы" этой новой – непредвиденно возникшей – ситуации... он, Никита, ничего не помнит... ай да Никита! Натрахался всласть – и снова девственник, снова целка: я не я, и не хата не моя... вот так случай! Поди докажи, что здесь было, а чего не было... Андрей, вдавливаясь членом в Никитин пах, смотрел на Никиту, лихорадочно соображая... . "плюс" был в том, что Никита – голый, возбуждённый – у ж е был в постели... в этом был "плюс", и "плюс" несомненный! А "минус"?"Минус" был в том, что ничего не помнящего Никиту теперь нужно было на секс раскручивать... раскручивать – как заправскую целочку, и совсем был не факт, что он, протрезвевший, согласится... девственник, бля!