Андрей, глядя на Никиту, с деланным осуждением покачал головой:

– Так, Никита... всё с тобой понятно: ты не знаешь, где ты сейчас, ты не помнишь, как ты здесь очутился, ты понятия не имеешь, что ты здесь делал... ты хоть помнишь, кто я? – Андрей, проговорив это, невольно улыбнулся, и улыбка у Андрея оказалась неожиданно солнечной – открытой, не таящей в себе ничего плохого. – Ну? Помнишь, кто я?

– Ты что – за дурака меня считаешь? – Никита, невольно поддаваясь обаянию Андрея, улыбнулся в ответ, и улыбка эта – ответная улыбка – получилась у Никиты совершенно непроизвольно.

Андрей был симпатичен... да, вполне симпатичен, и хотя симпатичность эта уже сама по себе была вполне самодостаточна, то есть не могла не обращать на себя внимание, но Никите, который не смотрел на парней с той зрения их симпатичности, даже не это было главное, – лицо Андрея было каким – то удивительно живым, открытым, располагающим, готовым в любой момент откликнуться искренней улыбкой, причем готовность эта читалась на лице даже тогда, когда Андрей улыбаться не собирался, и это выражение делало лицо Андрея, и без того симпатичное, не просто симпатичным, а обаятельно симпатичным... бывают такие лица, на которые и легко, и приятно смотреть – от людей с такими лицами априори не ждёшь ничего плохого, и потому Никита, лёжа под Андреем, как – то странно успокоился...

По – прежнему не осознавая своё положение как положение возможного сексуального партнёра, Никита успокоился – вне сексуального контекста... конечно, всё это было необычно и не совсем понятно, но, в конце концов, ничего с ним, с Никитой, не случится, если он какое – то время полежит под парнем, пусть даже голым и возбуждённым, тем более что лежать так ему, Никите, было не только не дискомфортно, а вполне даже приятно... лежа под Андреем – чувствуя вдавившийся в живот напряженный Андреев член, Никита сам не заметил, как его собственный член вновь налился точно такой же несгибаемой твёрдостью... член Никиты налился однозначно приятной твёрдостью, но и это не подтолкнуло Никиту к мысли, что н а с а м о м д е л е это может означать... такова была степень Никитиной личной – внутренней – невовлеченности в "тему"!

Чувствуя, как Никита под ним расслабился, и одновременно ощущая животом горячо затвердевший Никитин член, Андрей в ответ на улыбку Никиты заговорщески подмигнул, одновременно понижая голос – переходя на шепот, тем самым вовлекая Никиту в интимную камерность ситуации:

– Ну, а как мы в общагу приехали... и почему ты в общагу не попал – помнишь?

– Нет, – на секунду запнувшись, Никита отрицательно качнул головой. – А сейчас мы где?

– На квартире у меня... – Андрей, глядя Никите в глаза, сладострастно сжал свои ягодицы, одновременно с этим делая неакцентируемое и вместе с тем вполне очевидное – плавно – скользящее – движение пахом по паху Никиты... и хотя это движение от Никиты не ускользнуло, Никита на это движение никак не отреагировал – для Никиты важнее было то, что Андрей ему сейчас расскажет, а вовсе не эти специфические движения, напоминающие половой акт. – Так вот... когда всё закончилось, я вызвал такси, и мы вчетвером – Игорь, Нелли, ты и я – приехали в общагу, чтоб там тебя определить на ночь, как Игорь об этом заранее договорился. Но произошло непредвиденное...

Во – первых, заступила новая вахтёрша, которая о договорённости Игоря понятия не имела, а во – вторых, ты был пьян... ну, то есть, на ногах ты держался, но при этом пьян был явно, или, как сказал кто – то, "весомо, зримо, грубо"... одним словом, вахтёрша упёрлась, и ты... – Андрей, глядя Никите в глаза, тихо засмеялся, – ты назвал её "будущей покойницей", она в ответ тут же пообещала вызвать наряд полицаев, про которых ты уверенно заявил, что они тоже "будут покойниками вместе с фюрером", она сказала тебе, что сейчас это проверит, потянулась к "тревожной" кнопке, и мы, пасуя перед таким аргументом, вынуждены были без промедления ретироваться, аки шведы под Полтавой... удивил ты, Никита, старшего брата! – Андрей, говоря это, смотрел на Никиту с улыбкой, и ни в голосе Андрея, ни в его взгляде не было ни малейшего осуждения. – Я так понял, что Игорёк от тебя подобной боевитости не ожидал...

– Ну... если я пьяный был... – растерянно отозвался Никита, то ли объясняя этой фразой свой неожиданно проявившийся боевой дух, то ли этой фразой невольно оправдываясь, и было непонятно, кому он, Никита, это говорит – Андрею он это говорит или себе. – А Игорь... он что – ругал меня?

– Он бы тебя убил, если б тебя, алкоголика – хулигана, некуда было деть – не к кому было б сплавить... ты хоть и брат ему родной, но твоё присутствие в брачную ночь, как мне кажется, никаким образом ни женихом, ни невестой в их апартаментах не предусматривалось... – Андрей, хмыкнув, вновь засмеялся. – Но, на твоё счастье, рядом был я, и вот – ты живой... с членом торчащим лежишь подо мной... и – никакой благодарности! – Андрей, говоря это, с силой, с наслаждением раз и другой сжал свои ягодицы, сладострастно вдавливаясь пахом в пах Никиты. – А, Никит? Где благодарность?

– Я под тобой? Ты сам не меня... сам навалился – лежишь, бля, на мне, как на подушке... пусти! – отозвался Никита, но его "пусти" прозвучало не очень убедительно, и Никита, сам это почувствовав, тут же без какого – либо явного или скрытого смысла добавил, глядя Андрею в глаза: – У тебя у самого стояк – давишь мне им в живот...

– И что? – Андрей прищурился.

– И ничего... пусти!

Лёжа под Андреем – говоря "пусти", Никита снова не только не дёрнулся, а даже не шевельнулся... мысль о том, что всё это сильно смахивает на прелюдию к голубому траху, у Никиты всё ещё не возникала – мысли такой не было, а потому не было ни страха, ни смятения, ни мало – мальски осознаваемого желания или нежелания этот самый трах иметь... короче, не было у Никиты никакой рефлексии, в то время как лежать под Андреем – чувствовать всем своим телом горячее тело Андрея – Никите было приятно... ну, и чего было дёргаться? От него, от Никиты, не убудет... полежит этот Андрюха на нём сверху – и сам в сторону отвалит... не до вечера же он будет на нём, на Никите, лежать!

– Руки отпусти... – миролюбиво проговорил Никита, и ноги его непроизвольно – сами собой – раздвинулись шире; Никита развёл под Андреем ноги шире, но в этом движении ногами с Никитиной стороны не было никакого знака – намека, а было лишь желание лечь поудобнее, и вместе с тем это движение ногами в стороны сделало соприкосновение тел ещё более тесным – более приятным... впрочем, приятность эта была для Никиты лишь на уровне ощущения, но никак не на уровне осмысления – осознания истинной природы этой приятности.

– Ага, я руки твои отпущу, а ты меня снова в скулу... да? – приглушенно засмеялся Андрей, и в глазах его, устремленных на Никиту, с удвоенной силой заискрились – заплясали – запрыгали – веселые чертики.

– Больно мне надо, – хмыкнул Никита. – Отпусти...

Андрей разжал кулаки, освобождая Никиты запястья, и Никита, едва его руки оказались свободными, тут же поймал себя на мысли, что он не знает, что ему в таком положении с руками делать, – сталкивать Андрея с себя у него, у Никиты, никакого желания не было, а мысль дать волю рукам в смысле обниманий – обжиманий... такая мысль у Никиты не возникла – в этом направлении Никита всё ещё упорно не догонял, и потому, не зная, куда руки освободившиеся деть, Никита снова развёл, разбросал их в стороны, одновременно с этим чувствуя, как Андрей, вжимаясь пахом в пах, снова сделал вдоль его, Никитиного, тела медленное – давяще скользящее – движение взад – вперёд... раз, и ещё раз, и ещё, – голый Никита, раздвинув ноги, разбросав руки, лежал под голым Андреем на спине, и взрослый Андрей, студент – пятикурсник, по нему, по Никите, медленно елозил, с силой вдавливая в Никитин живот свой твердый, как скалка, горячий член...

– Тебе что – приятно так делать? – без всякого напряга проговорил Никита, вопросительно глядя Андрею в глаза.

Вопрос вырвался сам собой – слетел с губ непроизвольно, и было в этом вопросе, прозвучавшем без малейшего подтекста, одно лишь любопытство... элементарное любопытство было в Никитином вопросе, – Андрей, всё про Никиту уже понявший, вопрос этот воспринял совершенно адекватно – именно как вопрос, требующий внятного однозначного ответа, и не более того, а потому, лишь на секунду запнувшись – внимательно глядя Никите в глаза – он, Андрей, ответил коротко и просто:

– Нравится... и мне эта нравится, и тебе это нравится – нам, Никита, обоим это нравится... так ведь?

– Ну – да, прикольно... приятно, – согласился Никита, не считая нужным отрицать очевидное... тупая головная боль, с которой Никита проснулся, медленно исчезала, рассасывалась, и Никита, повернув голову набок, скользнул любопытным взглядом по комнате. – Так мы сейчас где с тобой? У тебя дома?

– У меня на квартире – я квартиру эту снимаю... квартирка так себе, но она в минуте ходьбы от общежития, что лично для меня очень удобно, – Андрей, не поясняя, в чём заключается это удобство, снова плавно, неспешно задвигал задом, с силой сжимая свои ягодицы – толчкообразно вдавливаясь пахом в пах Никиты. – Приятно?

– Ты, блин, как этот... как голубой, – засмеялся Никита. – Навалился на меня – типа трахаешь... а так – приятно? – Никита, преодолевая тяжесть лежащего на нём Андрея, попытался двинуть задом снизу вверх, но ноги его были расставлены – разведены в стороны, и достойного взмаха – толчка у Никиты не получилось. – Блин... придавил меня, как свою собственность... ни фига не получается! Был бы я сверху...

– А ты что – хочешь быть сверху? – Андрей, улыбаясь, сделал телом движение взад – вперёд, не просто вдавливаясь, а скользя пахом по паху Никиты. – Никита... ты хочешь тоже так? Когда так делаешь, головка члена обнажается, и получается что – то типа дрочки, только в сто раз приятнее... хочешь так?

– Давай, – отозвался Никита, и отозвался он так легко и непринуждённо, как если бы Андрей предложил ему выпить стакан минералки. – Я буду тоже – как голубой... прикольно!

Глядя на Андрея, Никита засмеялся... ну, а чего? Как голубой... прикольно! Он, Никита, дважды проговорил "как голубой", один раз имея в виду Андрея, а второй раз говоря так про себя, и это "как", органично прозвучавшее перед словом "голубой", со всей очевидностью выявило неоспоримый для него, для Никиты, факт: ни себя самого, ни лежащего на нём Андрея он, Никита, голубыми не считал... да, они оба были голые, и оба были откровенно возбуждены, и возбуждённый Андрей не просто лежал на Никите сверху, а вполне конкретно тёрся напряженным членом о Никитин живот, явно испытывая от такого трения удовольствие, и Никите самому это было тоже приятно, но – при всей очевидности происходящего – быть голубыми они никак не могли... Парадокс? Нисколько!

Голубые для Никиты были в телеящике, глумливо показывающем для быдлората очередной несостоявшийся гей – парад, либо мелькали в новостных сводках, деловито информирующих в потоке словесного мусора об очередной поимке маньяка – совратителя, но всё это прочно и непоколебимо было для Никиты за пределами его личного мира: ни голубые отношения, ни однополый секс, ни даже просто сам вопрос о пресловутой сексуальной ориентации никогда и никак Никиту не интересовали – всё это где – то было, где – то происходило – случалось, существовало, но всё это существовало для Никиты параллельно, то есть с его сокровенными мыслями и фантазиями, помыслами и грёзами никаким боком не пересекалось, и эта абсолютная невовлеченность в "тему" была для Никиты настолько органична, что сама мысль о какой – либо голубизне не могла прийти ему в голову, а потому ни он сам, лежащий под Андреем, ни Андрей, трущийся об него возбуждённым членом, никаким образом не могли быть голубыми – они могли быть только к а к голубые, и никак иначе, – для Никиты это была данность, не подлежащая сомнению.

– Конечно, прикольно... кайф! – рассмеялся Андрей... и уже хотел, удерживая Никиту, перевернуться на спину, чтоб Никита оказался сверху, но в последний миг передумал – Никите предстояло услышать еще кое – что, и хотя Андрей интуитивно чувствовал, что всё с Никитой у него сладится, тем не менее... эта конфигурация – он сверху – была уже как бы устаканена, Никитой вроде бы принята, а коней, как известно, на переправах не меняют... и Андрей, с наслаждением вдавливаясь членом в Никитин пах, рассмеялся снова: – Время, Никита, у нес с тобой есть – будешь ты сверху... еще успеешь! Короче, слушай дальше... или дальше ты помнишь сам?

– Не совсем хорошо... – попытался схитрить Никита, чтоб иметь хоть какое – то преимущество. – Что – то помню, а что – то нет...

– Оно и видно, – хмыкнул Андрей. – "Что – то помню, а что – то нет... ", – передразнил Андрей Никиту. – Скажи мне: ты часто пьёшь? Ну, напиваешь, как вчера... часто это бывает?

– Я вообще не пью! – отозвался Никита. – Пиво с пацанами пью иногда, да и то редко... а так, как вчера, я ещё никогда не напивался – в первый раз это было...

– Всё бывает когда – нибудь в первый раз... абсолютно всё! – медленно проговорил Андрей, рассматривая лицо Никиты... этот Никита был не просто симпатичен, а притягательно симпатичен – и Андрей, скользя взглядом по его лицу, поймал себя на мысли, что Никита ему нравится... определенно нравится, то есть нравится не только как желаемый сексуальный партнёр, а вообще... нравится вообще, и это "нравится", медленно нарастая, ощущалось в душе как нечто большее, чем простое желание с ним, с этим Никитой, секса... "он мне нравится" – подумал Андрей, и что – то сладко ёкнуло у Андрея в груди. – У тебя родинка на переносице... еле заметная, – тихо проговорил Андрей, глядя Никите в глаза.

– Я знаю... вот здесь! – живо откликнулся Никита и, поднимая руку – указательным пальцем показывая на переносице то место, где была еле различимая коричневая точка, улыбнулся... он улыбнулся непроизвольно – и потому, наверное, как – то подкупающе непосредственно, почти по – детски.