Никита улыбнулся, сам не зная чему... руки Никиты с того момента, как Андрей перестал их держать, безучастно лежали откинутыми в стороны, и вот наконец – то хотя бы одной руке нашлось хоть какое – то применение... может, он улыбнулся этому? Взмах руки у Никиты вышел непреднамеренный, совершенно спонтанный – рука на короткий миг застыла в воздухе, но этого мига оказалось достаточно, чтоб Андрей успел подумать, мысленно взывая к Никите: "Ну... опуская руку, положи мне ладонь на спину – обними меня, Никита... ну же... ну!" – однако Никита этой мольбы не расслышал, и рука его вновь откинулась в сторону, – с силой вдавливая в Никитин живот напряженно твёрдый горячий член, Андрей не подумал даже, а бессловесно представил, как его руки, будь Никита на нём, сейчас бы скользнули вдоль спины к сочным, упруго оттопыренным полушариям ягодиц...

– Всё – то ты знаешь... – усмехнулся Андрей с лёгким, но совершенно неочевидным укором в голосе. – Вот только не знаешь, что было потом...

– Ну... не знаю, – на миг запнувшись, вынужден был согласиться Никита. – А что потом было? Ну, после того, как нас... как меня не пустили в общагу... мы сразу пошли сюда?

– Нет, Никита, мы стали ждать полицаев с их фюрером, чтоб посмотреть, как ты сделаешь их всех покойниками, – рассмеялся Андрей, не скрывая иронии. – Понятно, что мы сразу пошли ко мне... куда же нам было ещё идти? Я живу рядом – в двух шагах от общаги, и Игорь попросил меня, чтоб я забрал тебя на ночь к себе... что я и сделал – к нашему общему удовольствию... – Андрей, с улыбкой глядя на Никиту, лукаво подмигнул. – Ты когда уезжаешь в свой Мухосранск?

– Чего это – в Мухосранск? Нормальный город... город Козлодоевск, – отозвался Никита, улыбаясь в ответ. – Мне ещё куртку надо купить – мать мне деньги на это выделила... короче, я планирую здесь пробыть три дня – билет у меня на четверг. А что?

– Я к тому это спрашиваю, что... вахтёрша сегодня сменится, и в общагу Игорь тебя, я думаю, проведёт – определит тебя в свою комнату, как изначально планировалось, но... если ты вдруг захочешь, ты можешь без всяких вопросов зависнуть на эти три дня у меня... мне ты нисколько не помешаешь, парень из города Козлодоевска! – с улыбкой проговорил Андрей, внутренне желая, чтоб именно так и было – чтоб Никита до своего отъезда никуда от него, от Андрея, не уходил.

– Ну, не знаю... видно будет, – неопределённо отозвался Никита, действительно не зная, как после вчерашнего инцидента в общежитии поведёт себя Игорь – старший брат... как ни крути, а из рассказа Андрея получалось, что он, Никита, вчера Игорька в общаге явно лажанул, и теперь Игорь в назидание мог запросто вместо покупки куртки дать ему, Никите, вполне конкретного пендаля – раньше обговоренного срока отправить его в... Мухосранск.

– Понятно, что видно будет... я ж говорю тебе: если захочешь, – по – своему истолковав Никитин ответ, Андрей, глядя Никите в глаза, вновь сладострастно вдавился пахом в пах лежащего под ним парня. – Если захочешь... – горячо выдыхая слова, со значением повторил Андрей и, по – прежнему не встречая со стороны Никиты каких – либо видимых возражений, медленно, волнообразно задвигал задом, скользя по Никитиному животу клейко залупающейся головкой члена, одновременно с этим залупая своим животом влажно – клейкую головку члена Никитиного... "как голубые" – в третий раз за утро подумал Никита, не говоря это вслух; как именно делают "голубые" – так или не так – Никита, понятное дело, знать не мог, но то, что они оба были парнями и Андрей при этом, лёжа на нём, на Никите, делал характерные движения, напоминающие половой акт, давало Никите основание думать, что они – как голубые... и, нужно было признать честно, это – "как голубые" – было не так уж и плохо... даже, бля... даже – хорошо!

Никита лежал под Андреем внешне безучастно – лежал, раскинув в стороны согнутые в локтях руки, не делая никаких ответных движений, и вместе с тем на лице его, напряженно застывшим и оттого вмиг ставшим каким – то по – детски непосредственным, зримо обозначилась внутренняя сосредоточенность на тех несомненно приятных ощущениях, что он испытывал от подобного "как", – Андрей, сжимая ягодицы – с наслаждением двигая задом, уже совершенно откровенно мял своим телом тело Никиты, неприкрыто тёрся о Никиту членом, а Никита всё еще пребывал в неколебимой уверенности, что всё это так, всё это пусть не вполне обычная, но ничего определённо сексуального не имеющая шутка – забава... странный он был человек, этот Никита!

Любой другой в его возрасте, окажись в подобной ситуации, уже давно либо включился бы в подобный секс и кайфовал бы на полную катушку, прочь отбросив тягомотину сомнений, либо, наоборот, бился бы в истерике, выворачиваясь – вырываясь, с пеной у рта доказывая, что он не голубой и потому он всё это делать никак не может, но и в том и в другом случае это было бы проявлением а к т и в н о г о отношения к происходящему... а Никита, испытывая несомненное удовольствие, был при этом не только внешне, но и внутренне безучастен, точнее, внутренне он был совершенно не напряжен в плане своего отношения к происходящему, и в этом была его, Никитина, логика: сексуальная активность для Никиты существовала лишь в одном варианте – гетеросексуальном, а потому проявлять какую – либо ответную активность в отношениях с Андреем Никите казалось несуразным...

Не мог же он сейчас Андрея по – настоящему обнимать, целовать его в губы, ласкать его тело, лапать и щупать, как регулярно он это всё проделывал в своих сладких мечтах – проделывал с девчонками! Не мог – Андрей был парнем, а не девчонкой, и к тому же парнем он был взрослым... это с одной стороны; а с другой стороны, у Никиты не было никакого резона вырываться – дёргаться, поскольку не было у Никиты никаких сомнений на предмет своей сексуальной ориентации, а значит – напрочь отсутствовала необходимость в какой – либо форме доказывать – утверждать свою сексуальную "правильность"... и даже когда он задёргался в самом начале – когда, вырываясь, ударил Андрея в скулу, в этом был не страх обнаружить зыбкость собственной "правильности", а банальное непонимание: чего этот парень хочет – зачем это нужно?

Теперь, лёжа под сладко содрогающимся Андреем, Никита уже знал, где он и как он здесь очутился – это всё стало более – менее понятным... но Андрей сказал, что он, Никита, ночью здесь кого – то трахал, и теперь непременно нужно было про это узнать – нужно было у Андрея об этом расспросить – выведать... Андрей, когда – то проснувшись и обнаружив, что он ничего не помнит, был в ужасе, потому что он, Андрей, не был уверен в своей "публично правильной ориентации", а значит, будучи пьяным, он мог что – то сделать или сказать, то есть как – то раскрыться и, таким образом, обнаружить своё тайное тяготение к парням... было от чего прийти в ужас!

А Никита, проснувшись и обнаружив, что он точно так же ничего не помнит, но узнав, что он ночью кого – то трахал, пребывал в состоянии естественного любопытства, поскольку в своей ориентации он, Никита, нисколько не сомневался – в ориентации своей он был уверен на сто процентов! Оставалось лишь узнать – расспросить – выведать у Андрея, кого он здесь трахал... а кого он мог трахать? Может, кого – то они зацепили по пути, когда сюда шли... или, может, Андрей какой – нибудь шмаре позвонил – для траха вызвал... и они её как – по очереди? Или, может, они её одновременно – сзади – спереди в два ствола... блин, до чего ж надо было упиться, чтоб совсем ничего не помнить!

– Андрюха, подожди... постой! – Никита, подняв руки – обхватив ладонями плечи нависающего над ним Андрея, легонько сжал, сдавил его плечи руками. – Хуля ты мнёшь меня, как девку? Бля, как девку меня тискаешь... постой – я спросить тебя хочу!

Андрей, дурашливо дёрнувшись, грудью безвольно рухнул на грудь Никиты, горячими губами вжавшись в нежную кожу Никитиной шеи, отчего руки Никиты, соскользнув с Андреев плеч, оказались у Андрея на спине – и получилось, что Никита Андрея невольно обнял, – губы Андрея шскотливо обожгли Никитину шею, и Никита невольно замер от слишком явного – конкретно ощутимого – удовольствия, причем теперь это ощущение удовольствия было именно в области шеи, а не только между раздвинутых ног...

– Андрюха, блин! – чуть слышно рассмеялся Никита, и ладони его непроизвольно – сами собой – легли на Андрееву спину. – Я спросить у тебя... сказать, бля... спросить у тебя хочу...

– Говори... – Андрей, рывком отрываясь от Никиты – приподнимая верхнюю часть тела, вновь опёрся на локти согнутых рук, в то время как руки Никиты, непроизвольно скользнув по спине Андрея, замерли на Андреевой пояснице. – Спрашивай... всё, что хочешь, спрашивай!

Андрей уже знал – интуитивно чувствовал – что всё у них сладится, всё получится... обязательно получится! И это при том, что Никита совсем ничего не помнил – не имел ни малейшего понятия, что было ночью... получалась нелепая и вместе с тем забавная – совершенно прикольная – ситуация! Потеряв условную девственность физически – подставив под член свою попку, ничего не помнящий об этом Никита по – прежнему пребывал в полной уверенности, что он абсолютно неискушен в этом вопросе... пьяная ночь, наполненная безудержной, безоглядно юной и потому совершенно откровенной страстью, выпала из сознания Никиты, а значит – для него, для Никиты, всё сейчас будет как бы впервые... и даже без всякого "как бы", а будет впервые буквально, потому что мало подставить зад или взять в рот, а нужно всё это осознать – принять, осмыслить – на трезвую голову...

Конечно, никакая ситуация не застрахована он всяких неожиданностей, и потому могло произойти какое угодно развитие событий, но, лёжа на Никите, чувствуя пахом напряженный Никитин член, видя, как Никита невольно начинает чувствовать вполне естественное удовольствие, Андрей не просто надеялся, что Никита, явно лишенный замшелых комплексов, не растленный уголовно – церковными понятиями об однополом сексе, всё воспримет адекватно своему состоянию, а внутренне Андрей был уверен в этом – в том, что всё у них сладится, всё получится... всё у них б у д е т! Да, именно так: всё у них будет – здесь и сейчас! – и оттого, что Андрей это чувствовал – знал, во взгляде его, устремлённом на Никиту, была такая весёлая, ликующая уверенность, что не попасть под влияние – под обаяние – этой уверенности было практически невозможно.

– Никита... – прошептал Андрей, с наслаждением выговаривая имя Никиты – предвкушающе глядя Никите в глаза. – Опусти руки... ниже опусти руки...

– Зачем?

– Опусти! – настойчиво выдохнул Андрей... и Никита, невольно подчиняясь этому не совсем понятному для него требованию – выполняя странную просьбу Андрея, послушно скользнул руками по телу лежащего на нём Андрея дальше, перемещая обтекаемо раскрытые ладони с поясницы Андрея на его упруго – сочные ягодицы... вопрошающе глядя Андрею в глаза, Никита послушно двинул руками вниз – и ладони его, ощущая сочно – выпуклую упругость, приятно наполнились.

У Андрея были скульптурно красивые ягодицы, и Андрей об этом прекрасно знал: каждое лето, бывая на пляже, Андрей постоянно ловил не только женские, но и мужские взгляды, с разной степенью откровенности устремляемые на его более чем симпатичную попку, причем во взглядах этих, обтекаемо скользящих по округло – сочным полусферам ягодиц, нередко вспыхивала – мелькала то вполне видимая, нисколько не скрываемая, то, наоборот, затаённая, маскируемая под безразличие, но всё равно очевидная, легко угадываемая чувственная заинтересованность... ягодицы у Андрея были обалденно красивые, и хотя Никита, никогда не обращавший внимание на задницы парней, совершенно не разбирался в красоте мужских ягодиц, тем не менее, ощутив ладонями сочную упругость плавно выпуклых полусфер, он не мог не почувствовать, что это приятно... это было приятно, и чувство приятности, ощущаемое ладонями, странным образом тут же отдалось в промежности – между раздвинутыми, разведёнными в стороны ногами... блин, ну точно – как голубые... руки – на жопе... как голубые!

– Тебе что – нравится так? – спросил Никита, с любопытством шевеля пальцами – легонько вдавливая чуть растопыренные пальцы в бархатисто – упругую кожу... вопрос сорвался с губ сам собой – он, Никита, хотел спросить не об этом, а совсем о другом.