Нет, ну какой же он у меня всё – таки красивый. Сидит, голенький, на полу, на коленях чашечка с вишнями, причём там столько вишен, сколько мой маська точно не осилит, даже если я буду ему помогать. Он усердно поедает ягоду, постоянно опуская взгляд, отрываясь от экрана телевизора. Я в одних джинсах подхожу сзади, ложусь на бок так, что моё тело полностью обвивает его. Илюха на меня не обращает никакого внимания. Смотрим передачу "Самый умный".

Он глядит на экран, я. на него. Бледная кожа, чуть тронутая летним загаром, грудка, пупочек. э. чашка. Чашка скрывает его богатство, но сбоку я вижу голое бедро мальчика, колено. Илюха сидит, скрестив ноги, как он всегда любит.

Знает ведь, чертёнок, что я на него смотрю. Но он привык уже, что я его люБЛю...

Наконец соБЛагоиволил произнести пламенную речь...

– Как они так быстро отвечают? Канделлаки даже вопрос не успевает прочитать.

– Ну так ведь они же самые умные, – отвечаю. . Не то, что ты у меня. полоумный.

Это я его так подкалываю.

– Вай – вай – вай, – кривляется он, а на меня не смотрит. . Кто б говорил. У тебя сколько троек было в аттестате?

– Да я вообще медалист.

– Ага. Вешай лапшу, – кривится и снова вишню ест. Губки от вишнёвого сока бордовые, несколько засохших, вытертых наспех рукой моего полоумного сынули, капель краснеют на груди.

– А что, ты тоже хочешь быть таким умным?. спрашиваю.

– Очень, – говорит. Он всегда твердил, что хочет учёным вырасти.

– Тогда придётся нам с тобой прекратить с этим делом.

– С каким?. маська хмурится и глядит на меня.

– Ну, типа, сексом заниматься больше не будем. Учёные уже давно доказали, что чрезмерное употреБЛение сексуальных утех, типа по несколько раз в день, приводит к ослаБЛению ума. Вот, – вру я и даже не краснею.

Илюха вишню перестал есть. На меня смотрит. Глаза хмурые.

– Не, надо нам прекращать с этим делом, – качает головой. . Я ведь думал же, – огорчённо возвращается к вишне. – Ведь думал, что не бывает так, чтобы было

всегда хорошо и ничего не страдало.

– Ты о чём?. не понимаю.

– Ну вот наркотики, например. От них же кайф ловят, а в реальности мозги разрушаются.

Я улыбаюсь.

– А вот Сашка когда приедет из лагеря, как же ты будешь?

– В жопу его пошлю. Пусть на Фельку идёт и дрочит.

– Так ведь он обидится, – говорю я. . Представь вот это всю жизнь вот так. в руку.

– Если хочет быть полоумным, пусть хоть по пятнадцать раз в день дрочит, – говорит.

– Бог по библии вообще против секса мужчин с мальчиками и против дрочиловки тоже.

– Знаю, – кивает Илюшка. . Но я не верю в библию.

– А почему?. нарочно удивляюсь.

– Потому что там много неправды и сказки.

– Ну например?

– Например? Я ж тебе говорил. Не мог Иову кит поглотить. Не глотают киты людей. Киты только планктонами питаются.

– Ах да, я забыл, – качаю я головой.

– И жестокая она, эта библия. Особенно когда я читал, как Макавеев и Елеазара убивали. Кстати, – мальчишка покосился на меня. . Они убили всех семерых, знаешь как? Отрезали им пальцы на руках и ногах, сняли кожу и кинули в кипящее масло. Но до этого ещё и мучили, только не написано как. А последние младшие братья были вообще маленькими. Они были мальчишками. Понимаешь?

И хитро на меня смотрит. Я знал эту притчу и, привыкший к ней, всё равно чувствовал, как сердце вздрагивает, когда мой сын сейчас это говорит. Особенно он делал нажим на то, что замученные были МАЛЬЧИКАМИ. Знает же, что мне жалко опять станет.

– Сатрап ты, – улыбаюсь и по носу его щёлкаю, а мальчишка к вишням возвращается. . Но ты очень сексуальный сатрап.

– Я знаю, – без тени смущения кивает мальчишка.

– А ты знаешь, что если из вишни аккуратно вытащит косточку, надеть её на мизинец и взять в рот, то будет похоже на. сам знаешь на что.

На лице Илюхи отразилась тень понимания и восхищения, типа... как это он сразу об этом не подумал. Тут уж у моего полоумного сыночка полилась извращённая фантазия. Решил он из вишни косточку осторожно вытащить. Ага, не с его – то талантом. Сок сразу же брызнул на него. Однако, Илюха даже не обратил на это внимания. Вытащил – таки косточку, насадил на мизинец, и в рот. Нда, ума палата.

– Непохоже, – говорит. . Во – первых, кислая, во – вторых, вишня на головку не похожа.

– Конечно, – говорю, чувствуя, как теряю разум от этих рубиновых капель. . Если так косточку вытаскивать, то – да.

Потом я приБЛижаюсь к каплям на мальчике и начинаю их жадно слизывать с его чуть вспотевшей грудки, с его сосочков. Чашка съехала с коленей мальчика, и несколько спелых ягод высыпались ему на ступни и покатились по полу. Илюшка, как обычно, замер. Сидит, будто под гипнозом. Особенно, когда я зубками его сосочек начинаю покусывать. И вот уже закончились капли на его груди, и я отстраняюсь. Ну, у маськи, естественно, колом.

Я смотрю на его аккуратный беленький орган и думаю, сколько бойлаверов воспевали эту терпкую мальчишескую плоть. Сладкий столбик девятилетнего мальчика. На лобке ещё не появился даже пушок, такая ровная чистая мальчишеская гладь, ещё не развившаяся маленькая мошоночка, иногда расслабленная, мягкая и такая обалденная, а иногда сжатая, тугая, как косточка персика и тоже обалденная. И стволик. Твёрдый, ровненький, выгнутый вверх, рельефный, на котором пульсирует вена, наполняющая его кровью, а верхняя кожица немного отъехала вниз и теперь из – под неё наполовину выглядывает вишнёвая головка.

Сколько поэзии в этом маленьком отростке, заставляющем мальчика всхлипывать, стонать, неровно дышать, выгибаться, закрывать глаза от удовольствия, иногда даже кричать или плакать. Да, это достойно многих страниц бессмертных рукописей, многих мазков кисти классических картин, многих изваяний холодных гипсовых статуй. Это достойно воспевания и культивирования. Это терпко пахнущий божественный фаллосик мальчика, эрегированная, пышущая возбуждением плоть.

Я беру одну ягоду со ступни мальчика и выдавливаю с неё сок на членик мальчика. Тот смотрит на всё это с интересом и завороженностью. Рубиновые капли, похожие а кровь заполняют быстро ложбинку прорези головки и стекают вниз, прокладывая путь по извилинам тоненькой кожицы, по сжатой мошонке, свисает густыми каплями и падает на пол. За одну такую каплю, прошедшую через весь мальчишеский член можно отдать целый стакан вишнёвого сока.

Сок в ягоде иссякает, и я наклоняюсь и начинаю слизывать его сначала с мошонки, потом с чувствительного подрагивающего от возбуждения стволика Илюши, а он только замер, как статуя, а когда я добрался до самой чувствительной головки, он всхлипнул и тихо, нехотя произнёс...

– Я же сказал, что не буду. я хочу быть умным.

Не обращая внимания на его заявления, я снимаю кожицу с головки до конца, обхватываю губами его кончик и погружаю в рот. Илюшка дёрнулся и со сбивчивым дыханием произнёс...

– Ну ладно, сегодня в последний раз.

А я продолжил двигаться медленно вверх – вниз, доводя мальчика языком до исступления. Я коснулся рукой его ступни и наткнулся на ягоды. В порыве страсти, я начал медленно давить их, чувствуя, как живительная кисленькая влага растекается под руками. Я принялся втирать сок и перемолотые ягоды мальчику в ступни, потом повёл красными испачканными руками по икрам, прошёл к колену.

Маська ничего не делает в ответ. Сидит и тихо сопит сбивчивым дыханием.

Я оставляю его писюлёчек и нагибаюсь к ногам. Начинаю вылизывать ступни, одновременно медленно поглаживая членик. Я размазываю ягоды по чуть вспотевшей коже мальчишки и тут же слизываю их, иной раз выплёвывая косточки. Я вылизал Илюшке все его божественные ножки... икры, колени, бёдра и вернулся к членику. Снова начал сосать. И через несколько минут малыш кончил. Кончил, схватив меня за голову и откинувшись назад.

Потом он отпустил меня и лёг на спину. Я приБЛизился к нему, лёг рядом на живот, держа перед собой испачканные в вишнёвом соке руки.

– А он у тебя вишнёвый, – говорю я.

Тот улыбается, и я щёлкаю его по носику, оставляя на нём красное пятнышко. Потом наклоняюсь и слизываю его, и Илюшка тут же задерживает мою руку. И представьте себе. Тут же берёт мой палец в рот и начинает его сосать, слизывая сок. Я чувствую, как его язычок страстно оБЛизывает мою фалангу. Потом он взялся за другой. И так я ему ?скормил? все свои десять пальцев, чувствуя, что сейчас кончу. Когда он закончил с пальцами, он сказал тихо...

– Кисленький он.

Потом вытащил язык и тут уж. ох. Принялся лизать мне ладони, как ласковый щеночек. Я улыБаЛся и чуть не плакал, когда его язык любовно очищал мою ладонь, а глазки, игриво сверкая, смотрели на меня. Он выжимал из моего взгляда всю ту любовь, какую я к нему чувствовал.

Наконец, он закончил, и я его обнял.

– Но это было в последний раз, – говорит он.

– Да лапшу я тебе на уши навешал, – говорю. Мальчик молчит. . Учёными давно доказано, что секс никак не влияет на разум человека, а ты у меня тоже очень умный. Ведь ты мне столько сейчас рассказал и про китов, и про планктонов, и про библию, и про Макавеев, и про наркотики. А тебе же всего n лет. Ведь научил же я тебя не только пламенной сексуальной любви, но и многому другому, за что теперь могу гордиться.

Илюшка молчал. Молчал долго, глядя серьёзно мне прямо в глаза.

– Так значит про полоумие от секса ты мне наврал, да?. обиженно спрашивает он.

– Да, – улыбаюсь. ЛюБЛю, когда он обиженный. Красивый такой.

– Лапшу на уши повесил?

– Да.

– Ах!. Да я же тебя казню!. улыбается он.

– В обязательном порядке, только сначала вымыться надо.

И перепачканные вишнёвым соком, мы с ним направились в душ, где было продолжение банкета!