Была невеста у Гаврилы, Решил он верным мужем стать:

– Мама у меня вообще компанейский человек. У меня до сих пор от неё нет секретов. Так что я думаю, ты с ней легко поладишь. Папа полковник, что наложило определенный отпечаток, но тоже человек хороший. Он сейчас в академии преподает, но как выпьет, все ещё пытается командовать. Но мама его быстро строит. Так что если достанет, смело беги к маме. Вообще – то, папка на буднях не пьет, только в выходные расслабляется, так что будь готов.

Сегодня знаменательный день. После полутора лет более чем близкого знакомства, Александра ре – шилась представить меня своим родителям. Представить как потенциального жениха. Я не возражал. Влюбился с первого взгляда. Она перевернула всю мою жизнь. После института удачно устроившись на работу в совместную фирму, став почти респектабельным, и начав даже толстеть, на одной вечеринке был сражен наповал, взглядом зеленых глаз. Этот черноголовый чертенок растормошил меня, таская по выставкам и презентациям, затащил на гору и спихнул вниз на лыжах, доказал что ролики это не забава для малолеток, а вполне веселое занятие для любого возраста. Её энергией можно было осветить приличный город. Подпитанный ею, я и на работе стал расти. В следующем году мне светило место начальника отдела. И это в двадцать пять лет! Согласитесь, неплохо!

И теперь, моя машина, несла нас навстречу с будущими тестем и тещей. Их дача располагалась в са – доводстве, на самом краю. Небольшой, но аккуратный домик, шесть соток, густо засаженных кустами и деревьями, с небольшими грядками зеленушки между ними. Типичная дача работящих советских интеллигентов. Встретили нас радушно, только что не хлебом – солью. Когда Саша встала рядом с мате – рью, я поразился, как они были похожи. Обе стройные, спортивно подтянутые, с одинаковой короткой стрижкой, их бы можно было принять за сестер двойняшек, если бы не морщинки на шее, и не слиш – ком сухие кисти у матери. Папа, тоже не большого роста, с внушительным животом, крепко пожав руку, выдал: – Полковник инженерных войск Анохин, Степан Иваныч! – От него явно попахивало спиртным.

– Очень приятно, Телепнев, Гавриила Романыч, – не остался я в долгу, – программист.

– Как? – Удивленно выпучил глаза полковник.

– Да, да, вы не ослышались, Гавриила. Батюшка мой, большой затейник. Вот и наградил. Но можно и просто – Гарик, или Гаврик, кому как нравится. Только Гаврюшей не надо, ассоциации нехорошие, знаете ли.

Женщины, глядя на нас, давились от смеха. Надо полагать, Сашка достаточно рассказала матери про меня, а для отца это было внове.

Весело скоротав вечер за столом и изрядно нагрузившись, разошлись спать. Положили нас с Сашей раздельно, хотя конечно знали о наших отношениях. Мне отвели небольшую комнатку под крышей. Вырубился я, как только голова коснулась подушки.

Пробуждение было мучительным. Мозг ни за что не хотел просыпаться, но мочевой пузырь вопил о пощаде. В противном случае, обещая напомнить о золотом детстве. Стеная, я спустился и, ежась от утренней свежести и проклиная удаленный доступ к удобствам, побрел в угол участка, где возвыша – лась над кустами "башня философских мыслей". Боже, какое облегчение! Мир, еще минуту назад та – кой мрачный и жестокий, заиграл яркими красками, наполнился веселым гомоном птиц, заискрился теплым солнечным светом. Я любил его! Тем удивительней на фоне этого карнавала красок, выглядела мрачная фигура полковника. В трико с оттянутыми коленями, в распахнутой на круглом как глобус пузе рубашке с закатанными рукавами, он статуей командора возвышался на ступенях веранды. Сурово оглядев стальным взглядом мое счастливое лицо, изрек: – Направление движения – строго на север, пункт сбора – мастерская, форма одежды номер раз, трусы в скатку и комсомольский значок, время – минус две минуты. Время пошло! И строев!

ым шагом направился к длинному сараю, который шел вдоль забора, как бы крепостной стеной разделяя соседние участки. Чертыхаясь, что припахивают в такое прекрасное утро, полез наверх одеваться. Мир снова становился враждебным.

Шагнув в гостеприимно распахнутую дверь мастерской, я с облегчением понял, что судьба не столь сурова. На низеньком походном столике, к которому были заботливо придвинуты два старых, обшар – панных, продавленных кресла, стояла бутылка водки, две граненые стопки. На тарелке красовались аккуратно нарезанные огурчики, редисочка, зеленый лучок, сало.

– Не укладываетесь в норматив, молодой человек! Будем тренироваться. Но это потом. Дверь закройте и садитесь.

Оказывается, тот блеск в его газах, что я принял за стальной, был блеском стекла! Он или еще не ото – шел от вчерашних возлияний, или успел с утра догнаться. Но рука разливавшая водку была тверда, и глазомер выверен.

– Любишь её?

– Кого?

– Сашку! Кого же ещё!

– Очень.

– Тогда забирай! – Он величественно махнул рукой.

Мы чокнулись и скрепили полученное разрешение огненной водой.

Тесть захрустел редиской.

– Ох, и хлебнешь ты с ней, – он скорбно покачал головой, – как и я с её матерью. Это ж атомный реактор! Ни минуты покоя! За энергетику! – Внезапно провозгласил он, поднимая вновь налитую стопку.

Пришлось поддержать, хотя связь я не очень уловил.

"Такими темпами к обеду мы выпадем в осадок", – подумалось мне.

– Ты закусывай, не стесняйся, все свое, натуральное. Никакой химии, все на чистом навозе! Ведь ты посмотри! Воняет жутко! А какая редиска получается?! Сахар!

Кинув в рот шматочек хорошо просоленного сала, я зажевал его огурцом.

– Запомни! Химия погубит нашу цивилизацию. Не иприт, так полимеры, но сведут в могилу.

Я никак не мог приспособиться к его манере разговора. Но видимо этого и не требовалось. Он был самодостаточен и без оппонента. Ему вполне хватало слушателя.

– За квантовую физику! – Наши стопки были вновь полны.

– А почему физика? – решился уточнить я, закусывая.

– А назло химии! – Безапелляционно изрек полковник.

Возразить было нечего:

Почувствовав, что пьянею, я подналег на сало. Все – таки пить в такую рань, это мещанство. Оторвав – шись от тарелки, я с умилением обнаружил, что мой героический тесть, привалившись головой к вер – стаку, отправился в царство морфея. Солнце, к тому времени поднявшееся высоко, нагрело сараюшку, и духота добила доблестного полковника. Увидев на стене ватник, решил устроить для дорогого род – ственника подушку. Под ватником обнаружилась диковинка, невольно привлекшее мое внимание. В сучек стеновой доски был ввернут шуруп, от которого к вбитому рядом гвоздику тянулась нить. Заин – тригованный, я потянул за ниточку, и сучек вылез, открыв отверстие, смотрящее на соседний участок. За стеной обнаружилась маленькая полянка, густо обсаженная черноплодной рябиной. Посередине оной, стояла раскладушка, сейчас пустовавшая.

– Так: – я почесал затылок, – Так у тебя, Степан Иваныч, здесь наблюдательный пункт! И за кем, любо – пытно, ты тут наблюдаешь?

Полковник сладко сопел, отказываясь отвечать на мой молчаливый вопрос.

– Мама, до двенадцати меня нет! – Раздался из – за стенки звонкий девичий голосок. – Ни для кого нет!

Припав к амбразуре, я увидел, как сквозь кусты на полянку протискивается белокурая девочка, лет пятнадцати – шестнадцати. Картина начала проясняться. Вот коротенький халатик порхнул на траву и юная наяда предстала во всей красе, прикрытая лишь узенькими, беленькими трусиками. Стройная, но не тощая, с округлой попкой, остренькими пирамидками грудей, она была свежа и прекрасна. Рас – стилая на раскладушке принесенное покрывало, она грациозно нагибалась, от чего её грудки с остры – ми сосочками трепетно вздрагивали. Я оглянулся на спящего полковника. – "А вы, милейший, оказыва – ется, тонкий ценитель юных прелестей!"

Меж тем красавица улеглась, подставив тело ласковым лучам утреннего солнца. Но видимо, просто лежать ей было скучно. Вот пальцы правой руки легонько заскользили по окружности соска. Глаза были мечтательно закрыты. Вот и левая рука присоединилась, массируя левую грудь.

– "Хотелось бы мне посмотреть на картинки, что проносятся сейчас в твоей голове, девонька!" – Не – вольно подумалось мне.

Но вот руки, наигравшись с грудями, скользнули вниз, и ткань трусиков натянутая чуть не до плеч, четко обрисовала каньон желаний.

От такого зрелища я начал заводиться.

Приподняв голову, девочка прислушалась и, убедившись в отсутствии подбирающихся врагов, быстро сняла последний предмет туалета. Она оказалась настоящей блондинкой! Выбритые в виде восклица – тельного знака пшеничные волосы явно подтверждали это. Положив пальцы правой руки на лобок, указательным и безымянным она сноровисто развела губки, а средним начала гладить клитор. Так как она лежала ногами ко мне, то открывался чудесный вид, меж согнутых и разведенных коленей. Паль – чик все убыстрял и убыстрял движение, иногда погружаясь в лоно, демонстрируя недюжинный навык. Вот уже два пальчика, три:

Я поймал себя на том, что глажу свой вздыбившийся член. Похоже это заразно. Но мне не хотелось так по детски кончить. У меня было с кем разделить удовольствие. А на полянке уже дело приближалось к развязке. Несколько раз, судорожно вдохнув, не прекращая движения руки, девочка выгнулась почти вставая на мостик, потом со стоном перевернулась на бок и, свернувшись калачиком, затихла.

Мне была необходимо разгрузиться, пока мои шары не взорвались. Вернув осторожно пробочку на место и снова завесив её ватником, начал пробираться на выход. Как уединится с Сашкой? И где её сейчас найти? Хорошо смазанные петли двери даже не пискнули, выпуская меня на свободу. А вот и счастье мое! За плотным рядом кустов смородины мелькнули голубые плавки Сашкиного купальника. И конечно они там были не одни, а в комплекте с крепенькой попкой, которая задорно смотрела вверх, в то время как плечи и руки, и даже голова находились у самой земли. Прополка была в самом разгаре. Кругом царил покой. Грех было этим не воспользоваться! Внимательно оглядевшись и осторожно подобравшись в плотную, прижав ладонь к спине, не давая ей разогнуться, прошептал: – "Тихо детка, нас никто не видит!", дернул за завязки бикини. Сторожко глядя по сторонам, извлек на свет свой ноющий член и, преодолевая сухое сопротивление, погрузился в трепетное лоно.

– Ах, ты моя труженица! Небось, не позавтракав, сразу за работу! – Равномерно работая поршнем, лас – ково приговаривал я.

Тихонько застонав, солнышко мое, затрепетав, начало опускаться на колени.

– Злые дяди и тети не дали нам налюбиться после трудовой недели, но я все равно нашел способ дос – тавить нам радость, ведь так?

Саша, сладостно поскуливая, затрясла головой. Я гладил её прогнувшуюся спинку, тискал упругую поп – ку, не забывая оглядываться. Вот судорога наслаждения прошлась по телу любимой, а я все никак не мог разрядиться. Как в анекдоте: – Доктор, когда я выпью, то не могу кончить! Так вы не пейте! Но тогда я не могу начать!

Прибавив темп я начал вспоминать увиденное юное тело, потешно выбритый лобок, тонкие пальцы теребящие клитор:

Почувствовав приближение извержения, я еще прибавил и теперь строчил как швейная машинка.

Сашенька завыла почти в голос, переживая второй оргазм, тут и я замер, до упора загнав член, чувст – вуя, как блаженная нега растекается по телу. Жизнь была прекрасна. Со стороны дома раздался звон посуды. Приподнявшись, я увидел, как на веранде к завтраку расставляет посуду САШКА!!!

Похолодев, я подался вперед и рывком перевернул лежавшее передомной тело. Светлана Михайлов – на, Сашина мама, томно закатив глаза, все еще находилась под властью полученных ощущений.

Я бежал! Бежал постыдно, как пацан, застуканный за рукоблудством. А что еще оставалось делать:

Завтрак проходил легко и непринужденно. Светлана Михайловна просто лучилась весельем, шутила и рассказывала смешные истории. Тесть немного хмурый, тем не менее, поддерживал разго – вор, ввернув пару случаев из курсантской жизни. Сашенька заразительно смеялась, один я не знал, куда девать глаза и руки.

Когда тесть с Сашей отправились мыть посуду, Светлана Михайловна, присев у окна, достала тонкую сигарету и попросила у меня огня. Рука с зажигалкой предательски дрожала.

– Ну что, модой человек: Кандидатский минимум, приходиться признать, вы сдали на отлично! По – здравляю! Теперь остается решить, как нам преподнести эту информацию моей дочери? – Она, хитро выгнув бровь, посмотрела мне в глаза. – Или, может быть, оставим крошку, в блаженном неведении? Скажем так, – в счет твоих будущих заслуг: