Джорж притащил шланги от переносного доильного аппарата, но на нем были не расходящиеся трубки, как для коров, а большие и глубокие чаши из прозрачной пластмассы с синими резинками – уплотнителями по краям. Эти самые чаши Робер и Джорж насадили на груди своим женам. Скажу честно, груди еле поместились в них, потом аппарат мерно зажужжал. А я свытаращенными глазами, прячась в проеме двери, убеждалась, что по трубке бежит тоненькой струйкой самое настоящее молоко!

Лица женщин выражали явное удовольствие, Клэр даже постанывала. Мужчины недолго оставались безучастными наблюдателями. Каждый разместился за бедрами своей женушки, и с недолгими приготовлениями мужчины проникли в них. Мне пришлось, присевши глубоко на корточках, чтобы не попасться, переместиться на другую сторону дверного косяка. Так лучше было видно происходящее. Я зажала себе рот ладошкой, чтобы не вырвался крик, – парни имели девочек в попки, вот так сразу, без всякого разогрева, без проникновения во влагалище. Впрочем, судя по истомным стонам, для тех это было более чем желанным действием.

Это у них нормальная практика? – подумалось мне, то ли с восхищением, то ли со страхом.

Джорж и Робер и в этот раз меняли партнерш, к чему я уже начала привыкать. Только отверстия они никак не собирались менять. Мелани отстегнула доилки от себя, ее груди явно похудели, зато она вся отдалась сексу. Одну руку она провела между ног подруги и ласкала ей пальчиками клитор и вход во влагалище, пока в анусе подружки двигался член. Клэр оказала ту же услугу своей невестке, хотя про аппарат на грудях она как будто совсем забыла.

Я не могла больше терпеть свое возбуждение, рука потянула молнию джинсов вниз, пальчики проникли в трусики. Вторая рука через блузку и лифчик добралась до соска. Чего я себе не могла позволить, так это застонать, а так хотелось!

Хорошая коровка, послушная, молочка много, – ворковал Робер, трудясь над Клэр.

Доись, доись, девочка, – поддержал его Джорж, – и похлопал женушку по бедрам.

В ответ та издала глухой рык сквозь сомкнутые зубы, и стала мелко трястись в сильном оргазме. Ее рука, забытая на подружкиной пизде, в том же бешеном ритме натирала ей клитор. Тут же и Мелани затряслась, как и ее невестка. Я не могла утерпеть. Так быстро, за каких – нибудь минуты три, я еще никогда не доходила до оргазма. Как обычно, в последние дни, я на некоторое время потеряла над собой контроль. Не знаю, может я даже кричала, теперь не могу вспомнить. Очухиваясь, я увидела, как кончают почти одновременно мужчины. Их жены сидели теперь на полу на коленях, плечом к плечу, образуя небольшой треугольник. На Клэр больше не было тех огромных чашек от доильного аппарата.

Джорж, боком к сестре, а рядом Робер направили свои стволы к жадно открытым ротикам. Первым брызнул Робер, и тут же стал извергаться его приятель. Густые капли летели на лица женщин, редко попадая в ротики, а больше расплываясь по щекам, лбу, волосам и шее. Для женщин, казалось, это было как манна, они подставляли себя под этот "белковый душ". Почему мне вдруг захотелось оказаться рядом с ними? В некотором смысле? униженной, голой, на полу, ловящей мужское извержение ртом, лицом шеей и грудью? Пооблизовавшись, Клэр иМелани обнялись, и стали целоваться, не глотая содержимое своих ротиков.

Я стала потихоньку ретироваться, так как поняла, что экшн пришел к финалу, и парочки уже будут выбираться из этого необычного для секса местечка.

Во дворе мне никто не встретился. И слава богу! Я была слишком перенасыщена впечатлениями минувших суток. Мне захотелось к себе. Я медленно брела по ферме, ноги сами вели меня к машине. На пороге сарая я остановилась, – нужно перед отъездом увидеть Алена. В ангаре уже никого не было. Пришлось идти в дом. Алена я нашла в ванной комнате, смывающим пот и грязь трудового дня. Он хотел втащить меня в душевую кабинку прямо в одежде. Я выскользнула, и поманила его к себе. Под струи воды мне лезть не хотелось, но к его мокрому телу я прижалась с удовольствием. Запах вкусного шампуня и геля для душа пришелся мне по вкусу. Я положила голову на его мокрое плечо, и так стояла молча. Ален меня обнял. Я заговорила, так и не оторвав щеку от его плеча, глядя в пол.

Милый, я хочу к себе. Отдохнуть. Мне так понравилось на твоей ферме! Но нужно уже ехать. А то мой визит затянулся.

Ну, что ты глупышка, здесь ты можешь быть как дома, никто не то что не скажет ничего, даже не подумает.

Я так и чувствовала его беззаботную улыбку, хотя и не подняла головы. В его мире так все просто, никаких условностей, сложных чувств, глупого этикета.

Да, Ален, конечно. Так и будет. Я только побуду у себя, а потом ты меня привезешь снова. Пожалуйста.

Ты хотя бы поужинай, не унимался мой любимый, уже все собираются за стол.

Я все – таки оторвалась от его груди, и, потянувшись к лицу, поцеловала его в губы.

У нас еще много ужинов впереди, – упрямоотперлась я.

Не дав ему продолжить, я вскочила в комнату, схватила свои нехитрые вещички и забарабанила по ступенькам вниз. Прощалась я с семейством на бегу, только помахиванием ладошкой, зато щедро раздаривала улыбки и колыхания грудей. Мне вдруг все это напомнило расставание с родителями, так глубоко знакомы показались члены этой семьи: и родители, и дети, братья, сестры, шурины, невестки. Разворачиваясь во дворе, я клаксонила во всю, чем, кажется, перепугала птицу и животных.

А дома, после дороги и стирки, уборки и готовки, внезапно на меня нахлынула тоска и одиночество. Я разрыдалась, лежа на кровати, без пижамы, готовая ко сну, но спасительный сон никак не шел. Наоборот меня стала мучить бессонница; то мне вдруг становилось жутко жалко себя, такую одинокую и глупую, то вдруг накатывали волны возбуждения от воспоминаний о происшествиях на ферме. Или вдруг мне становилась стыдно, за себя перед семейством Алена, буквально бегством покинувшей ужин, или за себя, перед собой прежней, наивной и простой, зацикленной на условностях и приличиях. Сон не шел никак. Глаза опухли. Голова потяжелела.

Превозмогая ленивое оцепенение, я все – таки отправилась в душ. Там, под ласковыми струями я отдалась на волю грез и воспоминаний. Я стала играла со своей пизденкой, грудями, языком и даже анусом. Специально доводя себя до изнеможения, я не разрешала возбуждению схлынуть. Испытав подряд несколько оргазмов, я наконец – то разрядилась и истощила организм. Мокрая, не вытираясь, я упала в постель. Блаженный сон унес меня из реального мира.

Далеко после времени завтрака меня разбудил звонок в дверь. Ален! Ура! Как же я могла быть так долго без своего друга! Я упала в его объятия, а он лапал меня и целовал, особенно не давая покоя грудям. Он не прекратил и когда я начала одеваться, в ответ я шутливо отбивалась все время, пока наконец смогла натянуть трусики, шорты и кофточку (про лифчик я решила "забыть"). В этот раз мы уехали на его мотоцикле, о существовании которого, я только что и узнала.

Погоняв для удовольствия на хайвэях и отметившись на заправке и в закусочной, мы мчимся по загородному шоссе в направлении фермы. Потом съезжаем на местную дорогу. Я, прямо на ходу, скидываю шлем и куртку, припасенную Аленом для меня. Ветер в волосах, солнце греет спину, желтые от пшеницы поля и безумно голубое небо. У меня снова эйфория. Я крепче вжала груди, не скованные бюстгальтером, в спину дружка, пусть и он разделит моеудовольствие от этой жизни. Как здорово, что мы возвращаемся к нему на ферму.

Его жаркий шепот, полуобернувшись на огромной скорости: "я сказал родителям, что мы объявим о помолвке, так что ты сможешь жить у нас как моя невеста. Не нужно никаких условностей!".

? Су – у – у – у – у – пер! – только и прокричала я в ответ.

Мотоцикл ворвался вихрем во двор фермы, а я спрыгнула с него запыхавшаяся, но совершенно счастливая. От домашней хандры не осталось и следа. Время приближалось к ужину, но к столу еще было рано. Я прошлась с Аленом по их фруктовому саду, вкусив по дороге несколько спелых абрикосов. Потом мне захотелось снова ветра, скорости и плечей своего дружка. Мы решили объехать владения фермы. Грунтовка вилась между полями кукурузы, свеклы, ржи и пшеницы. Я была поражена, какую большую территорию обслуживают всего несколько человек.