Держать его властно в своих руках, не чувствуя запретов; перебирать струны его души и задевать самые чувствительные из них; контролировать каждый вздох и количество адреналина в его крови – это было самое большое блаженство из всех, что она испытывала. Элизабет наслаждалась его тихим голосом, в котором иногда терялась интонация и появлялись ноты блаженства. Она улыбалась, когда он рассказывал о поражениях с таким вожделением, словно именно военные действия будоражили его тело.

Элизабет провела кончиком пальцев по его губам, мешая ему читать лекцию, которую он смог бы успешно преподнести студентам в университете. Его губы были слегка заскорузлыми от ветра, и на них еще остался жирный след помады от чего ее пальцы останавливались через каждый миллиметр, детально изучая все изъяны. Казалось, еще немного и Элизабет засунет свои пальчики в его рот и сразу оборвет поток слов, заставив его облизывать каждый фаланг, так же старательно, как и ее туфли. Ей хотелось поймать и вытянуть его язык, заставляя шершавой поверхностью ласкать ее ладонь, но ее пальцы лишь нежно щекотали его губы. Данил стал говорить медленнее, все больше отдаваясь своим чувствам, ведь рука Госпожи ни на секунды не отпускала его член. Она водила по кончику и головке его твердой плоти нежно и в тоже время так грубо и бестактно по его мошонке, что иногда Данил прикрывал глаза и забывал разглядывать прохожих, которые кидали взгляды в их сторону.

– Не вздумай кончать, зануда, – возмущенно произнесла Элизабет, грубо хватая свою вещь за подбородок и сжимая скулы в своих пальцах, таким образом, усложняя задачу раба еще сильнее.

Он терял слова, пытаясь изо всех сил усердно думать о науке, лишь бы не подвести свою Госпожу. Элизабет даже не улыбалась, она вдыхала его манящий аромат и продолжала играться с членом раба, прощупывая его, как при детальном обследовании. Ей было интересно пройтись пальчиками по стоящему колом члену, пощипывая его в отдельных зонах и заставляя раба застонать от неожиданности. Когда она почувствовала, что член напрягся до придела, когда его яйца сжались, Элизабет прекратила водить пальцами по твердой плоти и сильно сдавила член в руке. Свободной рукой она залезла под рубашку и стала тянуть возбужденные соски, жестко сжимая их в пальцах и беспощадно впивая в них ногти. Его складное привлекательное тело напряглось, ни единой мышцы не было в расслабленном состоянии. Госпожа сильнее прижалась к его спине, проникая в ушную раковину языком, которым стала нагло проникать внутрь, пока поток горячей спермы не залил всю ее руку.

Элизабет резко остановилась, на ее прелестном лице читалось недовольство: липкая вязкая сперма была ей противна. От одной мысли, что сперма попадет на ее яркий кружевной наряд и испортит общую картину ее красоты, приводила ее в такой гнев, что она готова была привязать раба к фонарному столбу и оставить его в таком состоянии до утра. Госпожа вытащила свою ручку, сжатую в кулак и грубо приказала:

– На колени, соска! – в ее глазах была ярость, подобная пожару в жаркий день. – Мразь, только попробуй оставить хоть каплю своей спермы на моей руке и я сдам тебя в аренду гомосексуалисту с мазохистскими наклонностями!

Как же вещи было стыдно. Его соблазнительное лицо налилось легким румянцем, глаза потупились, а сердце стало бешено колотиться. Столько людей вокруг, а он будет стоять на коленях перед зданием театра, и подчиняться женщине! Но соблазн прикоснуться к ее маленьким

пальчикам, ощутить запах ее кисти, прильнуть к ней языком – от этого невозможно было отказаться. Он даже считал, что это не наказание, а благосклонность его Госпожи. Элизабет пальцем задела кольцо на его ошейнике, напоминая ему, что он лишь раб в ее жизни и место его на коленях, без каких либо сомнений. Данил подчинился. Он старательно и внимательно облизывал каждый участок на ее ладони, поглощая свою сперму. Ощущения были не из приятных, но из рук Госпожи он мог принять все, что угодно, ведь она не так часто проявляла к нему долгий интерес. Данил хотел ее каждой клеткой своего тела, в его мечтах он не останавливался только на вылизывании ее пальчиков, а покрывал поцелуями всю ее ручку, от локтя и до шеи: затем вниз по ложбине:

– Хватит, придурок! Я из – за тебя опоздаю на балет! – голос был натянут, без единого намека на одобрение.

Элизабет вытерла руку о его новый пиджак и пошла к театру, цокая красивыми черными босоножками, которые Данил прошлым вечером старательно полировал своим языком.

– Иди за мной, мразь и не вздумай попадаться мне на глаза!

Он стал ее тенью, ее тайным поклонником, о существовании которого она и не догадывалась. Внутри театра Данил был таким же популярным объектом обсуждения, как и его Хозяйка. Мужчина красивой внешности, в дорогом костюме, с притягательным шармом не мог остаться незамеченным, но больше всего он интриговал следами помады на лице и навязывал девушкам образ Казановы, который сбежал от любовницы. Вот только ошейник оставался загадкой, непонятным штрихом в его стиле, и напоминал бельмо на глазу. Данил внимательно наблюдал за Госпожой, любуясь изгибами ее тела, плавной походкой, грацией тигрицы и легкой улыбкой на бледно – розовых губах.

– Эли, дорогая: – послышался статный мужской голос сквозь весь ропот ожидающих людей.

Элизабет расцвела: она гордо подняла голову, награждая старого знакомого одним из своих соблазнительных взглядов. Госпожа подала ему левую руку и позволила без колебаний прильнуть к ней губами. Данил знал этого человека: бывший любовник Госпожи, важный партнер по бизнесу, влиятельный мужчина из ее прошлого. На балет он пришел в сопровождении своей старой матери, которая со скептическим выражением лица разговаривала с Госпожой. Как бы Даня хотел в этот момент оттащить Госпожу от старого хрыча и заявить на нее свои права, но о своем месте в ее жизни он никогда не забывал, поэтому лишь печально смотрел на картину происходящего и чувствовал уколы ревности.

И вот, наконец, Элизабет подошла к своей вещи, держась от него как можно дальше, словно он прокаженный и воздух вокруг него – заразный.

– Слушай сюда, соска. Вот тебе номер места, – она протянула билет и нарочно его уронила на пол, чтобы раб сам поднял, – Ты будешь смотреть балет с вон той привлекательной дамой из эпохи динозавров.

Госпожа повела взгляд в сторону матери бывшего любовника и выдавила краткую улыбку.

– Ты должен быть с ней обходительным и милым, – продолжила она, – Развлекать ее своими историческими познаниями и поддерживать любую начатую ею тему. Я буду сидеть в противоположной ложе, так что не вздумай схитрить.

– Слушаюсь, моя Госпожа, – монотонно произнес раб, поднимая свой билет.

Маленький клочок бумаги: способный отделить его от Госпожи на целых три мучительных часа. Данил поправил ошейник, провел рукой по брюкам, вытрушивая следы своего недавнего служения на коленях, и направился к старой маразматичке, подавая ей свою руку, как истинный джентльмен. Его наказание продолжалось: