Бабочка была большая белая с перламутровыми отливами. Она вобрала в себя всю красоту белой зимы. Большие голубые круги, напоминающие глаза ребенка, смотрели в небо. Легкие крылья были полупрозрачны и трепетны. Ее привезли из далекой южной страны, где она летала с другими такими же красивыми бабочками. Но она была мертвой и лежала на груде мусора на пустыре, сзади старой школы. Там валялись поломанные стулья и парты, строительный сор, какие-то обрывки газет, учебных плакатов, старые облезшие экспонаты. Сейчас все было прикрыто грязным белым снегом. И двое мальчишек, часто ходивших туда курить, обнаружили ее среди всяких поломанных колосков, засохших листьев
- Ни фига себе, - сказал один мальчик.
Оба стали, изумленно раскрыв рты. Бабочка казалось живой. Еще чуть-чуть, и она взмахнет крыльями, вспорхнет и полетит в небо. Мальчик вдруг наступил на нее и раздавил. Когда он убрал сапог, там, где она лежала, ничего не было, кроме темного грязного пятна. Другому почему-то стало жалко ее, но он ничего не сказал, а только тихонько вздохнул. Но вскоре об этом забыл.
* * *
Где-то далеко во времени и пространстве остался южный пыльный городок со скукой и первой мальчишеской любовью.
Судьба закрутила, завертела Женьку и бросила в большой город – город со множеством судеб и возможностей – город Золотого Тельца. Большой шумный город затянул в себя, как черная небесная дыра, поглотил и не хотел отпускать.
Здесь можно было быстро взлететь и так же быстро упасть. Город был равнодушен к людям. Он стремился стать шире и больше. Поэтому забирал жизни, плоть и кровь, превращая все это в камень и память. По историческим меркам он был еще молодой, потому - жадный и нахальный. Сейчас он расцветал и любил богатых и удачливых. Жизнь и судьба в нем напоминала карточную игру, в которой кому-то везло, а кому-то – нет.
Женьке повезло, как многим новичкам. У него было, что ставить на игру – молодую жизнь и молодое тело. Ему попалась счастливая карта. И приз - в виде любимого человека. Его любимый был фотомоделью, с глазами, излучающими солнечный свет. От него исходил запах сладких экзотических цветов. Была красивая, нежная любовь. Антон всюду брал его с собой. Все было красиво: красивые люди, красивые чувства, красивые клубы, рестораны, бары. Казалось, он попал в сказку, где все его любят. Блеск, красота, воздушность, любовь, золото и солнце. Город ласкал его и требовал одного взамен – тела, молодого и горячего. Золотое лето не кончалось - было тепло, светло, весело. Хотелось порхать по верхушкам, ближе к свету, к солнцу. И совсем не хотелось смотреть вниз, где было сыро и темно и куда не проникал золотой луч и теплый свет.
Все было, как в волшебном сне. Они жили вместе. «Тоша», - называл его Женька, а тот его – «Еня». Женьке нравилось просыпаться утром и видеть лицо любимого человека. И засыпать, обняв его и ощущая его тепло и страсть. Они всегда старались быть вместе: и у знакомых Антона, и у него на работе, и на кастингах, и на фотосессиях. Стилист Антона придумал ему образ - он весь в белом: мелированный, в белой куртке, белых джинсах и белых сапожки. Получилось потрясающе. Белизна подчеркивала голубизну его глаз. Женька не ходил, а порхал от счастья и любви. А однажды он отвел его к своему фотографу, сделавший ему классную фотку. Женька стоял в чуть изогнутой позе, поднятые вверх локти оттягивали мышцы и делали тело эротическим. Чуть припущенные джинсы немного открывали плавки и бритый лобок. Он смотрелся, как фотомодель.
«Не бросай меня, мне будет больно!» - ни раз говорил он любимому, тот улыбался и целовал его.
Женька делал для него все. Ему нравилось, когда он прикасался к нему. Сладкая дрожь пробегала по телу. Все было напряжено. Медленно снимал с него рубашку, брюки и, не касаясь руками, зубками стягивал его плавки. Антон ложился на спину, и Женька начинал лизать его. Это его заводило. Подбородок, шея, соски, живот, лобок, член, промежность, дырочка. Он медленно насаживался на него, постанывая и обнимая его тело. Антон быстро кончал, и Женька облизывал его мокрый липкий член. Он наслаждался любимым, и никак не мог утолить жажду любви.
Казалось, счастью не будет конца…
В один из зимних дней, поздно вечером, когда томительное ожидание затянулось, Антон пришел не один, а с несколькими друзьями. Они были очень пьяные и очень шумные. Им всем хотелось секса. Любимый захотел, чтобы он сделал им всем то, что он делал только ему. Женька обиделся и надулся: ему не хотелось делить любимого с другими. Но тот схватил его за руку и выругался, пообещав выкинуть его. Помутнело в голове, учащенно забилось сердце. Было неприятно и больно. Его использовали по двое, по трое. Кончали на лицо, на волосы – он весь был в сперме. Но он терпел. Несколько раз хотелось заплакать, но сдерживался, потому что любил. Потом все закончилось, все устали и заснули. Антон тоже спал, обняв красивого мальчика. Стало тихо. Один Женька не спал. Он, лежа, смотрел в потолок. Затем встал и пошел в ванную смыть с себя все. Со струями воды, смешались его слезы. «Зачем он так? - думал он, смывая все. – Я же его люблю». Стало немного легче. Зайдя в комнату, он подошел к Антону, нагнулся и поцеловал его. Еще несколько минут стоял над ним, запоминая. Собрал свои немногочисленные вещи и ушел.
Падал снег. Женька шел медленно и бездумно вдоль сверкающих цветными огнями больших витрин. Было грустно и одиноко. Он не знал куда идти. Впереди него маячил мужчина с большим плюшевым мишкой. Игрушка была без упаковки, и мелкие снежинки искрились на ее шерсти. Мордочка мишки смотрела на паренька и улыбалась ему. Невольно Женька, как загипнотизированный, двигался за ними. Он старался не отставать и не потерять их, даже увеличил шаг. Мишка в такт шагов кивал головой и все улыбался и улыбался. Казалось, он хотел подбодрить его или подружиться. Он ему говорил: «Не грусти, малыш! Все будет хорошо! Мне же хорошо!». Но неожиданно мужчина с мишкой исчез. Они скрылись в ближайшем темном переулке. Женька невольно повернул за ними, но очнулся и остановился. Сердце сжалось. Опять стало грустно. «Ну вот, кому-то достанется такой хороший мишка», - позавидовал он, идя дальше и вспоминая добрую улыбку. У него не было такой игрушки – мать не могла купить ему такую дорогую вещь - его игрушки были пластмассовые и дешевые.
Зашел на станцию метро и сел на скамейку, усталый и опустошенный. Тут-то его и нашел Аслан. За ласковыми словами скрывались волчья пасть и клыки. Началась работа. Вначале было стыдно и тяжело. Им многие любовались, трогали, гладили, восхищались и …забывали. Потом привык, появился профессионализм, свои секреты. Клиенты были разные: молодые, пожилые, старые; с крепкими телами и хилые; здоровые и инвалиды; с членами различной величины и толщины. Некоторые клиенты трепетно относились к нему, но основная масса требовала за потраченные деньги невероятные сексуальные услуги. Была и жестокость, и кровь - многое было. Но не было настоящей любви, настоящего чувства. Была только игра, искусная игра в любовь. Он научился стонать, не ощущая боль; говорил ласковые слова, не ощущая их вкус. Душа Женьки застыла и замерзла. Глаза стали еще голубее, как зимнее холодное утро, – в них появилось равнодушие. Исчез полет – исчезла жизнь. И только один пожилой мужчина внимательно поглядев в них, ничего не сказал, а только вздохнул. Дал деньги и отпустил, ничего не потребовав взамен и перекрестив на прощанье. Женьки было все-равно.
У него появилось свое место на шумной улице. Завелась постоянная клиентура. Иногда было удачно, иногда – нет. Он стал замечать за собой усталость и равнодушие. Хотелось все бросить, и спрятаться где-нибудь в уголке, накрывшись с головой теплым одеялом, как в детстве, чтобы не видеть никого и ничего. И уснуть надолго.
Иногда ему снился сон. Он еще маленький школьник. Его первая любовь, его друг убирает с горы мусора сапог, а из-под него вылетает белая перламутровая бабочка. Она становится большой и устремляется в небо. Все выше и выше. Он тоже отрывается от земли и летит за ней, ему становиться жутко весело и жутко страшно. Все внизу становится маленьким. Люди что-то кричат. Но он летит к небу. А потом почему-то падает. И летит со страшной скоростью вниз. Остается немного до земли. Вот-вот разобьется. Он стонет во сне. Женька просыпается - у него сильно бьется сердце, и он весь в поту. Он лежит и тупо смотрит в потолок, пока опять не заснет.
В один из ранних долгих зимних вечеров, когда белые высокие фонари освещали все мертвым ярким светом и мелкий нежный снег стал потихоньку становиться злее, и уже его крупинки били по лицу холодной крупой, и усиливался ветер, он стоял на своем месте. Чтобы согреться, протаптывал под собой площадку. Становилось холодно. Протоптанное место показывало беспорядочный рельефный узор его белых сапожек. Машины проносились мимо, не останавливаясь. Все старались побыстрее вернуться домой, к теплу и покою. Из клиентов так никого и не было.
Где-то недалеко замаячил сигнальный оранжевый огонек на снегоуборочной машине. Машина была ярко-оранжевая, большая. Она шла медленно, сгребая и выбрасывая падающие пласты снега на обочину дороги, и казалась большим квадратным апельсином, катящимся по краю дороги. Теплый оранжевый цвет растапливал снег и оставлял после себя темный след. Поравнявшись с ним, она выкинула сугроб снега на его протоптанную площадку, полностью закрыв его рисунки. Немного снега даже вывалилось на него. Стало обидно. «Козел». Машина равнодушно и неспеша поехала дальше, оставляя после себя длинный холм сугробов.
Он опять стал на свое место, ближе к дороге и снова стал вытаптывать площадку.
Было холодно и хотелось согреться. Он старался двигаться и стал притоптывать ногами, опять образуя рисунок на снегу.
Мигающая машина прошла по противоположной стороне улицы и, дойдя до конца, развернулась, и снова пошла в его сторону. Он заранее разозлился и с ненавистью смотрел на приближающийся апельсин. Повторилось то же. Опять он стоял в середине сугроба и ругался.
Проехав метров десять, апельсин остановился и посигналил. «Пошел на хер». Он отвернулся и стал смотреть в другую сторону. Машина не уезжала и снова посигналила. Дверь справа приоткрылась, и кто-то крикнул:
- Э, пацан, иди сюда! «Не хватает мне еще со снегоуборщиками трахаться».
- Да иди же, не бойся!
Он постоял немного - было холодно, и пальцы ног закоченели. «А, была - не была, хоть согреюсь». Проделывая путь в сугробах, дошел до машины и заглянул в нее.
- Давай быстро садись, не напускай холод!
Поднялся в кабину и сел на большое пружинящее сидение. В кабине было темно и тепло.
- Замерз? – на него смотрело лицо пожилого мужчины. Черты лица плохо просматривались, но было видно, что ему около пятидесяти. На нем была темная меховая шапка и оранжевая накидка сверху куртки. Он сам казался круглым апельсином, сидящем в квадратном апельсине. И не дожидаясь ответа, то ли спросил, то ли утвердил:
- Покатаемся. Тебя как зовут?
- Артур. - «Сейчас я тебе скажу, как меня зовут».
- А меня – дядя Женя. – «Тезка».
Машина заурчала и тихонько поехала, разгребая снег. «Все-равно с кем, хоть тепло».
- Рядом с тобой термос, достань.
Он нащупал сумку и вынул большую металлическую капсулу, открутил крышку, и сразу запахло ароматными летними травами. Стало уютно.
- С желудком у меня проблемы, вот и завариваю траву.
Горячий напиток был немного горьким и терпким. Никогда он еще не пил такой вкусный чай. Чай расслаблял, делал добрым. А бутерброды давали чувство сытости и покоя. Никуда уже не хотелось идти.
- Что-то ты не разговорчивый. Ладно, сиди и слушай.
Под тихое урчание машины и музыку, доносившуюся из приемника, он не заметил, как задремал. Сколько прошло времени – не помнит. Проснулся оттого, что машина остановилась. Он открыл глаза и увидел, что снег прекратился. Было тихо. Его голова лежала на плече дяди Жени. «Надо отрабатывать». Рука скользнула вниз и замерла на теплых ватных штанах. Большая и теплая ладонь мужчины накрыла ее сверху, остановив ее движение.
- Не надо, сынок. Не все продается и не все покупается.
И, помолчав, добавил:
- Сын у меня тоже был, как ты…
Больше он ничего не сказал, затих, захлюпал носом.
- Домой доберешься?
- Да.
Какой-то порыв поднял Женьку, он приблизил свое лицо к водителю и поцеловал в щеку:
- Не переживай, батя…
Резко выскочил из кабины и, не оглядываясь, рванул в ночь. И исчез.
Больше никто его не видел на его месте. Улетела ли бабочка обратно в свой южный край или замерзла в снегу северной холодной страны. А может быть, стала украшением чьей-то коллекции? Неизвестно.
Жители одной из улиц часто видели одинокую оранжевую снегоуборочную машину, проезжающую медленно, даже когда уже исчез снег. Казалось, она кого-то искала и не находила. Но потом и она исчезла.
* * *
Да и разве нужны бабочки зимой?
