Глава третья. Моя хозяйка – Нелли Петровна.
«Ира, открывай, это я – Неля», - раздался за дверью голос, а потом повторный стук в дверь.
Ирина Николаевна испугалась не на шутку, поставила на пол таз, заметалась по комнате.
«Сережа, быстро под кровать! И тихо мне там, чтобы, как мышка», - зашипела она.
«Увидит тебя, нам обоим не поздоровиться!»
Я юркнул, в чем мать родила, под кровать, а она ещё сильнее приспустила край простынки, покрывающий матрас, чтобы максимально закрыть возможность увидеть горе-любовника.
«Иду, иду …», - громко произнесла она, поправляя волосы и перехватывая их резинкой.
И вот я голый лежу под кроватью, как в старые, добрые времена, прижимаясь к стенке голым задом, чтобы меня не увидели, а в домик входит воспитательница:
«Долго же ты открываешь Ирина, можно подумать, что ты с любовником развлекаешься. Где он, в шкафу? Ах, да, я забыла, ты же ещё девочка у нас. А белого коня на привязи у домика я не видела»
«Я думала, ты к обеду, как обычно приедешь. Что так рано?», - как-то заикаясь, произнесла Ирина Николаевна.
«А что это ты подруга ночью вздумала мыться. Чего не спишь?», - произнесла она, увидев тазик полный воды.
«Что-то жарко, спать не могу, решила обмыться», - как-то сбивчиво, неуверенно оправдывалась Ирина Николаевна.
«Ну, ну, а я уже думала, что ты тут подмываешься после любовника. Где он? В шкафу, под кроватью? А ну, вылась!», - захохотала она.
Я чуть не уписался от страха, сильнее прижался к стенке. А Ирина Николаевна как-то глупо хохотнула.
«Ладно, расслабься. Быстро вылей воду и бегом к воротам, там тебя ждут. Хорошо, что подмылась. Трусики можешь не одевать», - снисходительно, ехидно произнесла она.
«Кто меня ждет?», - со страхом в голосе спросила Ирина Николаевна.
«Да, ладно, успокойся, ребята сегодня утром уезжают, так что все – спать теперь буду с тобой. Там приехал Эдик, Эдуард Григорьевич, хочет с тобой поговорить. Ты же все уши ему прожужжала, собираешься к нему в управление переходить. Вот иди, разговаривай. Он тебя около машины ждет. Утром уезжает со всеми вместе»
Услышав эти слова, Ирина Николаевна как-то засуетилась, открыв дверь, вылила воду, одела трусики, бюстгальтер, халатик, крепко стянула поясом, покрутилась перед зеркалом, и выпорхнула из домика.
У меня даже появилось ревность к этому незнакомому мне Эдику. Но она как-то сразу улетучилось, когда я понял, что Нелли Петровна поставила греть воду в чайнике и начала раздеваться. Сердечко радостно сжалось, забилось от сладостного предчувствия. Внимание сразу переключилось на происходящее в комнате.
Увидеть сегодня ещё и переодевающуюся воспитательницу, к тому, что испытал и придется, возможно, испытать, когда вернется Ирина Николаевна, было, верхом всех желаний и стремлений молодого, растущего организма.
Она что-то мурлыкала себе под нос и потихоньку раздевалась. Было слышно, как она расстегивает пуговки, снимает блузку, звук раскрывающейся змейки и на её бедрах нет уже юбки. Расстояние между кроватями было чуть более двух метров и мне пришлось подползать к самому краю укрытия, чтобы увидеть, как можно больше. В моем поле зрения были только её стройные, загорелые ножки, и немножко, краешек трусиков.
Я, как можно ниже, опустил голову, но все равно во весь рост, её видит, не мог. Она стояла ко мне спиной, показывая соблазнительную попку, обтянутую красным нейлоном с кружевами по краям. Такого белья у моей любимой, конечно, не было. Попка была не такая большая, как у Ирины Николаевны, но не менее приятная. Сквозь прозрачную ткань трусиков было видно, что она загорает без нижнего белья, так как белых, не загорелых следов у неё на теле не было.
Вот она берется за резинку трусиков, чуть наклоняется, спускает по длинным, стройным, загорелым ножкам, поднимает одну ногу за другой, переступает через нежную ткань. В просвете между ножек хорошо видны без единого волоска выпуклые вареники половых губок, чуть выше, сморщенная коричневая розочка анального отверстия. А чуть ниже свободное пространство между ножек.
Внутренние стороны бедер вверху не касались друг друга, как у Ирины Николаевны. Она была изящней, грациозней, чем вожатая. Выпрямляется, снимает бюстгальтер, ловко расстегнув застежку, заведя руки за спину.
Вдруг зашумела вода в чайнике, забурлила. Она взяла тазик поставила на пол между кроватей, буквально в нескольких десятках сантиметров от моего лица. Разбавила воду и начала мыться.
Первым делом она вымыла руки, лицо, тело по пояс, разбрызгивая капельки воды вокруг. А затем…, обступив ногами таз, присела на корточки, разведя ноги в стороны, повернувшись лицом ко мне. Она была буквально в метре от меня. Передо мной открылся изумительный вид женского влагалища во всех его подробностях. Промежность была гладко выбрита, только небольшой кустик коротеньких волосиков, видимо для красоты, нависал над расщелиной.
Намылив промежность, пальцы её руки начали ласкать половые губы, совершая возвратно поступательные движения. Они раздвигали губки, проникали во все щелочки. Залазили в попку. Мне казалось, что я потерял реальность времени. Все мои органы чувств были на кончиках её пальцев.
Не смотря на то, что только недавно моя плоть насладилась прелестями вожатой, интерес к обнаженному женскому телу, не только не погас, но наоборот разгорелся ещё с большей силой.
Я наслаждался видом самых потаенных частей женского естества. Глаза мои вылезали из орбит, стараясь, увидит все в мельчайших подробностях.
Но, а когда её пальчики проникли внутрь плоти, стали совершать какие-то там движения, моему возбуждению не было предела. Я готов был выскочить из своего убежища и предложить, так тщательно вымывающей себя женщине свои услуги.
Хорошо, что чувство разума возобладали мной. И только моя рука, крепко обхватив ствол члена, яростно его теребила. Желание женщины переполняло меня, и когда струйка спермы вырвалась наружу из дрожащего члена, я чуть не закричал от навалившегося потока наслаждения. Мне даже показалось, что на некоторое мгновение потерял чувство осторожности, чуть не выдвинув ноги из-под кровати.
Придя в себя, я увидел, что Нелли Петровна, набрасывает на себя весьма откровенную, эротичную ночную рубашку, стоя у окна и рассматривая карту завешивающую его. Тончайшая, полупрозрачная ткань делала её ещё более обнаженной, чем она была на самом деле. Подчеркивала все достоинства великолепного тела.
Взяв таз, она открыла двери и с крыльца вылила воду. Как она видимо хотела, чтобы кто-нибудь её увидел в таком виде в столь поздний час и умер от страсти, так она очень грациозно и эротично выглядела в дверном проеме. Закрыв дверь на крючок, продолжая что-то напевать себе под нос, подошла к моему убежищу и стала пытаться засунуть туда таз.
Но сделать это было не совсем просто, так как помимо чемодана находящегося здесь, присутствовало ещё и моё тело.
Сделав несколько без успешных попыток, ругая Ирину Николаевну за то, что она забила всяким хламом у себя под кроватью, она наклонила голову и… увидела меня.
В полумраке пространства под кроватью, я не знаю, кем ей показался и что она увидела. Как богатое женское воображение нарисовало увиденное. Но реакция у неё была своеобразная. Тихо вскрикнув, она схватила за подол и без того короткой ночной рубашки, и задрала его, оголив прекрасные стройные ножки, животик, прикрыв от страха лицо. Пятясь, повизгивая, скуля, как щенок, прыгнула на свою кровать с тихим, жалобным стоном. Её парализовал страх. Она, как страус спрятала «голову в песок».
Тело бедной женщины дрожало, до меня доносились тихие причитания. Пауза затягивалась. Я тоже был напуган не меньше её. Выхода из создавшегося положения не видел.
Но она пришла в себя первой:
«Что вам надо, только не трогайте меня. Я вам все отдам. Что хотите со мной делайте, только не убивайте»
«Вам нужны деньги, возьмите, они в кошельке в сумочке», - заискивающим, лебезящим голоском просила она.
И чем больше она говорила, просила, умоляла пощадить её, тем больше у неё появлялась некая уверенность. Тем более, что все её обращения оставались без ответа. Эх, надо было тогда взять инициативу в свои руки, но я был, ни жив, ни мертв. Страх позора сковал меня. Одно дело подглядывать за женщиной, а другое быть совершенно голым под кроватью. Что делать дальше и как себя вести не знал. Пауза сильно затягивалась.
Самое страшное – это неизвестность. Из-под кровати не доносилось ни единого звука. Может это ей показалось, что там кто-то есть? Столько там всякого хлама Ирка засунула. Осмелев, немного придя в себя, она приоткрыла прикроватную тумбочку, достала фонарик. Подержав его в руках некоторое время, о чём-то размышляя или собираясь с силами, она, не покидая своей кровати, посветила под кровать соседки, озарив мое убежище ярким светом. Но видимо испугавшись увиденного, она его сразу, же выключила.
Затем, видимо, обрабатывая полученную информацию и приходя в себя с некоторой паузой, одернув подол рубашки. И мое убежище опять озарил яркий свет, и на этот раз пауза была не долгой.
«А, пионеры к воспитателям под кровать залазают! Ну, что вылезай герой!», - с каким-то торжествующим чувством облегчения произнесла она, поняв, что угрозе её жизни ничего не существует.
А, наклонившись, приблизься, к моему убежищу, торжествующе произнесла:
«Кого мы видим! Это ты Левченко? Вылезай, вылезай, красавец. Так ты ещё и голый!»
Я лежал под кроватью, сжавшись в комочек, от стыда закрыв лицо руками. Вылезать из-под кровати в таком виде я совершенно не хотел. Но вдруг защемило в паху. Чувство возбуждения заныло в животе, переползло в яички, начало разливаться по всему телу. Сразу в моей голове пронеслось, как я в детстве голым сидел под кроватью, а матерены подружки хотели заглянуть туда, вытащить меня. Ой, какое это было сладкое чувство…
«Ты, что хочешь, чтобы я директора позвала? Быстро вылезай!», - решительно произнесла она.
Но я оставался неподвижен. И тут она набросила на себя халатик, сделала решительное движение по направлению к двери и произнесла:
«Ну как хочешь. Не хочешь по-хорошему…»
Представив, как директор, воспитатели со всех отрядов вытаскивают меня за ноги из-под кровати и робко произнес:
«Не зовите, я сейчас вылезу»
И вот я стою перед воспитательницей голый, прикрывая низ живота, закрыв свой поникший от страха член. Сладострастное, необычайное чувство ноет в паху, как-то расслабляет все мышцы промежности.
Она с нескрываемым любопытством рассматривает меня, и, увидев следы спермы, на животе произносит:
«Подглядываем за женщинами и занимаемся онанизмом? Ну, ты молодец. Руки опусти»
Но мои руки так и оставались скрещенными, прикрывая гениталии.
«Я сказала, руки опусти», - повышая голос, произнесла она.
Не знаю почему, но властный женский голос ещё сильнее возбудил меня, руки как-то сами собой разжались и безвольно повисли вдоль туловища. Я стоял абсолютно голый перед взрослой женщиной, а она с явным любопытством рассматривала меня. Воля моя была парализована, я желал власти этой женщины надо собой. Мечта всей моей жизни воплощалась в реальность. Поникший член болтался, не подавая никаких признаков жизни, хотя в яичках гудело, бурлило.
«Ну и что ты мне с тобой прикажешь делать. В таком виде вывести на утреннюю линейку, пусть посмотрят все, какой ты хороший мальчик», - произнесла она, чувствуя свою власть надо мной.
«Не надо на линейку», - произнес еле слышным, незнакомым мне голоском.
«Нет, только на линейку. Выведу тебя, как паршивого щенка, в чём мать родила. Пусть весь лагерь на тебя посмотрит, какой ты герой, за воспитательницей подсматривать», - хохотнула она.
«Прошу Вас, Нелли Петровна, не надо на линейку»
Только несколько минут назад она унижалась, готова была на все перед этим мальчишкой. Как она могла перед ним унизиться, готовая ползать на коленях, быть согласной на всё. И маятник качнулся в другую сторону.
Желание унизить, растоптать достоинство этого мальчугана всё больше и больше захлёстывало её. Какое-то щемящее, до этого неизведанное ей чувство поселилось в груди. Оно всё больше и больше охватывало её, отдавалось какой-то приятной истомой в груди и внутри животика.
Сколько раз она унижалась перед мужчинами, сколько раз они унижали её, передавая из рук в руки, считали красивой игрушкой. Со временем она смирилась со своим положением. Вот уже ей исполнилось тридцать четыре года, но спутника жизни она не нашла и вряд ли найдет, будет, как обычно продолжать приезжать по телефонным звонкам к своим любовникам, получать дорогие подарки, проглотив глубоко, глубоко обиду на них. И вот первый раз в жизни она властвует над представителем противоположного, так ненавистного ей пола. Глумиться, глумиться и глумиться над этой свиньей…
«Еще волосы на лобке толком не выросли, а он к женщинам лезет», - как будто себе сказала она.
«Я подумаю, посмотрю на твоё поведение, но наказать тебя все равно надо», - произнесла она каким-то развратным голоском, смотря на меня в упор.
Я стоял, опустив голову, уткнувшись в пол, не видя вокруг себя ничего. Стыд и страх, страсть и желание унижаться парализовали меня, мыслить критически я не мог. Готов был выполнить любой приказ этой женщины.
«Смотри в глаза мне, что как баран уткнулся в пол», - сквозь какую-то пелену донеслось до моего сознания.
Подняв голову, и наши взгляды встретились. Её красивое лицо украшала какая-то зловещая улыбка, от которой у меня всё похолодело внутри. Я был, как кролик под взглядом удава. Казалось, что её глаза проникали мне глубоко в душу, нашли там какие-то струнки управления.
Видя полную власть над голым, беззащитным молодым самцом она торжествовала. Страсть к разврату, желание доставить себе сексуальное наслаждение неожиданно возникло у неё.
«На колени свинья!», - зашипела она, как змея, понимая, что надо полностью подавить мою психику, пока я не пришел в себя, но подавлять её не надо было, я готов ей подчиняться, всё ещё раньше до неё сделала моя мамочка.
Я послушно, не отрывая от неё взгляда, встал на колени. Возбуждение нарастало.
«Выбирай – линейка или моё наказание!» - произнесла она таким голосом, что мне стало страшно.
Несколько замялся, после не продолжительной паузы, сглотнув слюну, произнес:
«Ваше наказание, только не надо на линейку», - зашептали мои губы.
«Ну, смотри, сам выбрал, я тебя не принуждала», - торжествующе произнесла она.
Бросив, передо мной на пол ученическую тетрадь и ручку, тоном, не терпящим, никаких возражений, она произнесла:
«Пиши. Директору лагеря. Я, пионер Левченко, подглядывал, как переодевается и пытался изнасиловать воспитательницу Нелли Петровну. Число. Подпись. Будешь хорошо себя вести, я никому это не покажу. А если нет, смотри тогда у меня»
Не знаю почему, но я как-то обрадовался, что она назначила мне такое легкое наказание. Но ставя подпись под заявлением, в глубине души как-то заныло:
«Неужели это всё. Сейчас возьмет меня и отпустит?»
«Ну, вот и умница», - произнесла она, просматривая мои каракули.
«До конца смены будешь моим рабом, а там посмотрим»
В ответ я ничего не произнес, как-то недоуменно посмотрел на неё. Какие рабы, рабы были в древнем мире. Мысли путались в моей голове.
Она взяла чашку с тумбочки, чуть привстала с кровати, засунула её под подол. И сразу же звук струйки мочи, наполняя её, разнесся по всей комнате. Мне стало стыдно, что присутствую при столь интимном действии совершаемой женщиной. А она нагло, смотрела мне в глаза, как бы насмехаясь надо мной.
От стыда я отвел свой взгляд.
«В глаза смотри», - послышался грозный окрик.
И через секунду, ещё не успев поднять свой взгляд, я услышал:
«На, пей»
Дрожащими руками я взял протянутую чашку. Это была полулитровая чашка, до половины наполненная свежей, теплой, женской мочой. Я не мог поверить в реальность происходящего. Смотрел на Нелли Петровну непонимающим взглядом.
«Ты, что не понял. К директору хочешь, на линейке голым стоять? Пей, сказала!»
Но я не мог, не мог поверить в реальность приказа пить мочу. Нет, у меня не было ни чувство отвращения, ни чувства брезгливости, готов был выполнить любой приказ этой женщины. Просто я был поражен таким требованием, даже в своих эротических мечтах я себе не мог представить это.
«Я тебя упрашивать не буду, или ты пьешь, или мы идем к директору?», - властно произнесла она, приподнимаясь с кровати.
Не знаю почему, но я поднес чашку к губам и мелкими глотками начал пить мочу Нелли Петровны.
«В глаза мне смотреть», - беря за подбородок и поднимая мое лицо, произнесла она.
Я пил мелкими глотками, а она торжествующе смотрела мне в глаза. Ни вкуса, ни запаха я не чувствовал. Похоже, все мои чувства были атрофированы. Только её глаза я видел перед собой. Большие, карие глаза красивой женщины, в упор с любопытством смотрящие на меня.
Немного не допив, я остановился, отстранил чашку от губ.
«До конца пей, я сказала до конца», - подталкивая чашку к моим губам, произнесла она.
Она торжествовала, вспомнила, как первый раз заставили её пить мочу, как она плакала, просила этого не делать. Но её повелители были неумолимы. А теперь вот она заставляет этого молодого самца пить её мочу и он не противится, не плачет, выполняет её приказы с покорностью.
«Вот видишь, а ты боялся», - хохотнула она, когда последняя капля покинула чашку.
«Ну, что тебе понравилось?»
Я молчал. Какое-то неизвестное до сего чувство посетило меня. Страшно подумать, но мне ужасно нравилось, подчинятся этой женщине, унижаться перед ней.
«Ты что, не слышишь, что я тебе сказала? Так понравилось или нет?»
Её вопрос категорически требовал положительного ответа.
«Понравилось…», - ели слышно произнес я.
«Не «понравилось», а госпожа Нелли, мне очень понравилось пить Вашу мочу! Ты понял, как мне надо отвечать?»
Я кивнул головой и произнес точно то, что она велела мне сказать.
«Умница, хороший мальчик. Из тебя получится великолепный раб», - похлопала она меня по щеке.
«Смотри, ты даже возбудился, когда пил мочу. Тебе и правда нравиться», - увидев торчащий член, засмеялась она.
Я даже представить не мог, что он может встать в такой ситуации. Огромное желание провалиться сквозь землю посетило меня, но она не разверзлась, и я остался, стоял перед очами госпожи.
«А ты уже почти мужчина», - оценивающе она посмотрела на вздыбленный член.
«Будешь называть меня госпожой. При всех, вообще, тебе запрещаю со мной разговаривать или обращаться ко мне. Только когда я к тебе обращусь, только тогда ты должен раскрывать свой рот. Понял?»
Я стоял на коленях и согласно кивал головой.
«Ты не кивай, а скажи, как положено. Госпожа и далее»
Заикаясь, путая слова, я выполнил её требования. Щемящее, приятное чувство разрывало меня. Ужасное половое возбуждение всё нарастало и нарастало.
«На первый раз нормально. А теперь расскажи, что вы тут делали без меня с Иркой?»
Она лежала на кровати, а я, стоя на коленях с торчащим членом, рассказывал о том, как я влюбился в пионервожатую, как с Генкой мы пошли подглядывать и всё, что потом произошло между мной и Ириной Николаевной.
«Ух, какая сучка, а строит из себя недотрогу, учит меня жить, а сама детей растлевает», - подвела итог она моему рассказу.
«Ты понимаешь, что никакому Генке про всё, что случилось рассказывать не должен. Хоть он тебе и друг. Садись за стол и напиши заявление на мое имя, что Ирина Николаевна периодически приглашала тебя к ней в домик, когда отсутствовала я. Занималась с тобой развратными действиями.
Раздевалась перед тобой, тебя раздевала. Заставляла одевать свои трусы, бюстгальтер. Трогала твои гениталии. Брала их в рот. Заставляла пить её мочу. Ты не хотел, но пил. В противном случае грозилась написать тебе в школу, что ты себя плохо вел в лагере, пожаловаться на тебя директору. Ты боялся и выполнял все её просьбы», - продолжала она.
Я сидел за столом и аккуратно выводил буквы, даже не пытаясь возразить или осмыслить то, что пишу, стараясь всячески угодить Нелли Петровне, своей госпоже.
«Ну, вот и молодец. Хороший мальчик», - произнесла она, просматривая мою писанину.
Потом о чем-то задумалась, резко встала, подошла к шкафу, открыла, достала из него трусы и бюстгальтер Ирины Николаевны и повелительно сказала:
«Одень это!»
Я безропотно выполнил приказ. Чашечки бюстгальтера висели на бретельках на уровне пупка, а трусы пришлось держать двумя руками за резинку, чтобы не спали.
«Отличный вид у тебя», - хохотнула она и неожиданно вспышка от фотоаппарата осветила комнату.
Затем ещё и ещё раз. Я узнал фотоаппарат. Ирина Николаевна часто нас им фотографировала, когда мы ходили в походы по горам или купались на море.
«Ирочка обрадуется, увидев эти фотки»
Все это я воспринимал, как некую игру, чувство нереальности владело мной. Находится обнаженным перед такой красивой, взрослой женщиной, унижаться перед ней доставляло мне удовольствие. Неизвестное чувство заставляло ныть внизу живота, гениталии распирало от желания.
«Ладно, на сегодня хватит. Иди в корпус, только трусы не забудь одеть. Будешь нужен, позову. Подойди к своей госпоже. Стань на колени»
Я выполнил её приказ. А она взяла меня за ухо и сильно его ущипнула. От дикой боли я чуть не взвыл.
«Терпеть!», - повелительно приказала она, все сильнее и сильнее выкручивая его.
Я терпел, закусил губу, слезы выступили на глазах.
Она приподнялась, другой рукой обхватила яички и сильно сжала их. Я чуть не уписался от боли.
«Терпеть!»
Член как-то сразу начал опускаться, хотя сексуальное напряжение не проходило.
«Поцелуй ручку, скажи спасибо. И пошел отсюда вон»
Я поцеловал, поблагодарил госпожу. Трудно передать то чувство, которое охватило мной, когда я стоял голый на коленях и целовал ручку Нелли Петровны. Мои губы не хотели отрываться от её неженного тела. Без большого желания, я встал с колен и направился к выходу.
