Гигантский дуб вздымался ввысь, раскинув свои ветви с зелеными листьями, сквозь которые пробивались лучи утреннего солнца. Он стоял один в центре поля, могучий и свободный, и от теплого ветра шелестела его листва. Козлоногий сатир сидел на траве внизу, прямо под кроной в тени, укрываясь от солнца, и с трепетом смотрел на исполинский коряжистый ствол дуба, уходящий вверх.
Восхищенный красотой творений Матери-Земли, он достал свирель и начал наигрывать простую мелодию. Он придумывал мелодию на ходу, и в этой неказистой музыке перед его закрытыми глазами вставали образы древних богов, ходивших по этой земле, а от их поступи дрожали горы, он видел бескрайние густые леса и поля, высокие травы, покачивающиеся под ветром, полноводные реки, текущие по лугам… У сатира было имя, но он его даже не помнил, да и нужно ли имя творению природы? Тело его было покрыто козлиной шерстью, ноги заканчивались копытами, а на голове росли два изогнутых рога. Он носил с собой свирель, и целые дни проводил в праздности и похоти, в этом мире вечного лета.
Он прервал свою мелодию, как только своим чутким слухом уловил раздавшийся вдалеке женский смех. Его ухо дернулось, сатир опустил свирель, прислушался – и точно! Девичий смех. Возможно, это нимфы рек – наяды. Толстый член сатира дернулся от предвкушения сочного зрелища, и козлоногий вскочил и побежал по траве в сторону смеха. Он бежал по высокой зеленой траве под жарким дневным солнцем, а потом замедлил ход, как услышал журчание воды. Река близко.
Сатир лег на живот и как можно тише пополз по земле, пока, приподняв голову, не увидел несколько нагих юных дев, плещущихся в воде узкой речки, уходящей в дубовую рощу. Наяды… Они подпрыгивали в воде, поднимая руками брызги, и плескались друг на друга, их сочные влажные груди тряслись от прыжков, и член сатира просто впился в землю от этой картинки. Он лежал так некоторое время, выжидая, а потом с криком – "Ага!" – выскочил из травы, тряся вставшим членом и бросился к реке.
Впрочем, ловить наяд было бесполезно, и сатир это знал: слишком шустрые и верткие создания, готовые в любой момент исчезнуть в лоне вод… Его внезапность была скорее рассчитана на какую-нибудь нимфу, жаждущую члена, ту, которая не побежит прочь при виде козлоногого сатира. В этот раз тут таких не нашлось, и сатир со вздохом остановился на берегу, глядя на наяд, ускользнувших от него со смехом на почтительное расстояние вниз по реке и теперь высовывающих из воды свои прелестные головки и показывающих ему языки. Сатир помахал им кулаком, потом потряс членом в их сторону, а затем демонстративно зашел в воду по колени и стал рукоблудствовать прямо в реку.
— Фу! Катись отсюда! – услышал он возмущенные крики наяд и засмеялся. Они подплыли ближе и принялись брызгать в него водой, но сатиру было все равно. Он быстро кончил, и несколько сгустков белой жидкости упали в прозрачную воду.
— Дуры! – крикнул им сатир и под сердитые возгласы нимф выскочил из реки и побежал прочь, в луга, где потом снова лежал, катаясь по траве или лениво развалившись под ласковым солнцем. Так проходили все его дни, и время в его жизни не имело ни начала ни конца.
В один из дней сатир забрел далеко, так далеко, что несколько раз ему попались доселе незнакомые цветы. Он ходил по полянам, касаясь рукой высокой травы, играл на свирели, разглядывал ветви деревьев и диковинные большие цветки, пахнущие неведомыми ароматами, взбирался на каменистые холмы, больше похожие на маленькие горы, откуда открывался дивный вид на лежащие внизу просторы греческой земли. Сатир пьянел от этой красоты. Поднявшись на один из холмов, он увидел лес вдали, к которому сразу направил свой шаг. Раз есть лес, значит, рядом и источник. Так было всегда в этих краях. Ему хотелось искупаться в прохладной воде и посмотреть на местных нимф. А может, и не только посмотреть.
Лес оказался большой дубовой рощей. И она была прекрасна. В рощу вела тропинка, петляющая между могучих стволов, уходящая в низины и поднимающаяся наверх, тропинка, пересекаемая возвышающимися из земли толстыми корнями, о которые можно было легко споткнуться. Дубы росли неблизко, и между ними в рощу пробивался солнечный свет, пронизывая лучами воздух и наполняя своей красотой все вокруг. Сатир вдыхал аромат дубового леса, перепрыгивая через корни и погружаясь вглубь рощи. Вдали стал виден просвет, увеличивающийся с каждым шагом, и вот он вышел на небольшую поляну между деревьями, покрытую травой. В центре поляны был пруд, с одной стороны которого ручейком вытекала вода.
Видимо, из дна пруда били подземные источники, раз он не иссыхал. Сатир присел на корточки у края воды и посмотрел на свое отражение. Подергал козлиными ушами, дотронулся кончиком пальца до поверхности, отчего отражение задрожало, а по воде пробежала рябь.
На опушке царила тишина. Сатир задумчиво глядел в пруд, и не сразу заметил в прозрачной толще воды очертания женской фигуры, выглядывающей из листвы. Он резко поднял голову вверх и увидел её – девушку, выглядывающую из кроны дерева и отражающуюся в воде. Древесная нимфа, дриада. Девушка была красивая и совершенно голая, со смугло-темной кожей и спутанными волосами каштаново-зеленого цвета. Вид голой груди заставил член сатира резко затвердеть, он встал на ноги и обхватил ладонью свой вздыбленный орган, продолжая неотрывно смотреть на нимфу.
— Тебе тут не место! – звонко крикнула она ему с ветвей и спрыгнула в воду с громким плеском, подняв фонтан брызг. Она постояла по пояс в воде некоторое время, глядя то на него то на его член, а потом пошла в его сторону, поднимаясь из пруда, а сатир с вожделением разглядывал её влажную кожу, большие коричневые соски и черные волосы на лобке.
— Пошел вон отсюда, козел! – громко сказала она. – Тут священная дубовая роща. Тут не место грязным созданиям типа тебя.
— Не ломайся, нимфа… - чуть ли не прохрипел сатир. – Лучше поскачи на моем члене. Не видишь, какой он толстый? – и он призывно потряс своим органом. Нимфа посмотрела на его член, её взгляд заскользил по его волосатому телу, а затем её взгляд упал ему за спину. Сатир понял, что они не одни, резко обернулся и увидел ещё четырех голых дриад, стоящих на траве. Они спустились с деревьев столь бесшумно, что даже чуткие уши сатира не дернулись. Сейчас они смотрели на него молча, и сатир пытался разглядеть в их глазах, о чем они думают. В их взгляде не было ни злости ни похоти, а было… Он не смог объяснить, что это было, но внезапно одна из них сказала:
— Зря ты сюда пришел.
Её голос был спокоен, и сатир взбодрился.
— Я просто сатир. – сказал он. – Брожу по полям и лугам, заглянул к вам в гости. Разве это плохо?
Они были совершенно голые, их ноги утопали в густой траве, а груди призывно вздымались. Вожделение стало затуманивать сатиру рассудок. Не отпуская член, он сделал шаг по направлению к одной из дриад, и вдруг ощутил, как нечто схватило его за ноги. Изумленно глянув вниз, сатир увидел поднявшиеся из выской травы ожившие длинные зеленые стебли, похожие на лиану или вьюн и опутавшие его ноги. И в тот момент, когда в его голове появилась мысль, что дриады управляют растениями и деревьями, он, вскинув копыта, беспомощно полетел на землю. Упав на спину, он перевернулся мгновенно на живот, но в ту же секунду его руки тоже оказались заплетены длинными вьющимися стеблями, и сатир оказался не в силах даже оттолкнуться от земли, а лишь лежал лицом в высокой траве, громко ругаясь и ощущая себя связанным пленником.
— Что вы делаете, бесстыдницы? Отпустите меня. Я вам не враг!
Он услышал шаги – это нимфы подошли к нему, поднял голову, и почувствовал, как несколько голых женских ступней уперлись ему в волосатую спину. Прикосновение их ног заставило сатира возбудиться ещё сильнее, и он задрожал от волны удовольствия, прокатившейся по его телу.
— Конечно, не враг. – услышал он нежный голос. – Ты просто обычное животное и тебе тут не место.
Сатир некоторое время лежал, уткнувшись носом в зеленую ароматную траву, потом попытался повернуться, но ему в спину снова уперлись несколько женских ступней. Вверху раздался девичий смех.
— Боже, какой он волосатый. – услышал он голос
— И отвратительный – добавила другая нимфа.
Что за злой гений дернул его сунуться в эту рощу, проклинал себя мысленно сатир. Мог бы и пройти мимо… Но нет, потянула его сюда какая-то злая сила… Хотя какая злая? Мог ли он пройти мимо столь красивого места? Ладно, надо побыстрее освободиться и сбежать отсюда. Вот только на секунду развяжут его – сразу на ноги и прочь! Настрой местных дриад его совсем не радовал. В то же время он чувствовал, как его член снова твердеет от того, что женские пятки упираются ему в спину.
О, какие сладкие пяточки… С каким бы удовольствием он бы облизал своим шершавым языком каждую из этих ножек, обсосал каждый пальчик… Член уткнулся в землю, а сатир дернул своими козлиными ушами и с шумом вдохнул воздух, пытаясь уловить аромат юных девичьих тел. Внезапно ему показалось, словно какая-то тень накрыла их поляну.
Сдерживающие его женские ноги исчезли, путы на руках и ногах ослабели и он быстро перекатился на спину, снова попробовав разорвать их и встать, и обнаружил, что перед ним стоит ещё одна нимфа, которой до этого не было. Остальные смотрели на неё в почтении. Видимо, она считалась тут самой старшей, хотя все они выглядели молодо.
Освободиться ему не удалось, и он лежал перед ней на спине, раскинув ноги. Сатир попытался выгнуться и подняться, но тут же две дриады бросились ему на волосатую грудь и прижали к земле. Нимфы смотрели, как он извивается лежа и разглядывали его торчащий колом член. Вновь пришедшая смотрела несколько секунд на его фаллос, а потом лениво бросила:
— Отрежем этому животному яйца!
И со всех сторон зазвенел девичий смех и раздались возгласы:
— Кастрируем его!
— Будешь знать, козел, как шляться где не надо
— Кастратом будешь!
Сатир похолодел, ему показалась, что вся шерсть на его теле вдруг встала дыбом.
— Стойте, что вы делаете! Развяжите меня и я просто уйду!
— Нет, просто так ты не уйдешь… Держите его крепче! – продолжила главная нимфа, и ещё две сладкие дриады прижали его связанные ноги к земле. Одна из стоящих нимф исчезла, а вернулась буквально через полминуты, держа в руке красивый небольшой нож из темной стали. Главная дриада взяла нож из её рук, подошла к извивающемуся и ругающемуся сатиру сбоку и присела на корточки.
— Я отрежу тебе яйца. Я тебя кастрирую. Ты вернешься к своим козлиным собратьям, будучи кастратом. И каждый похотливый сатир, попытающийся нарушить наш покой, уйдет отсюда кастратом. Сейчас ты тупое животное, обуреваемое похотью, а станешь подобен бесполому мягкому евнуху. Кастрация сделает тебя чище, и избавит от грязных мыслей.
Она взяла волосатую мошонку сатира в руку и сжала её так, что яйца готовы были выпрыгнуть. Сатир взвыл и начал умолять не делать этого, не холостить его. Дриады смотрели с любопытством ему между ног, не обращая внимания на его вопли. Предводительница прижала лезвие ножа к коже мошонки и произнесла:
— Яйца тебе отрежу. Кастратом будешь. Всю жизнь. Зато полегчает, к женскому полу тянуть не будет. Яйца выну и сразу легкость почувствуешь.
Сатир взвыл. Дриада ловким движением взрезала ему мошонку поперек, сделав разрез от края до края, лезвием ножа раздвинула края вспоротой мошонки,и яйца сатира вывалились на свет белый. Нимфы захихикали. Он задергался, но в этих хрупких нежных телах, прижимающих его к земле, таилась огромная сила, сила древесной рощи.
— Кастрируй! Режь ему яйца! Пусть с кастрированным членом ходит. – раздались женские голоса, от которых сатир пришел в ужас. Он завопил. Нимфа оттянула ему яйца и острым лезвием перерезала ведущие к ним сосуды. Яйца остались в её ладони, а из уже пустой разрезанной мошонки брызнула кровь. Сатир визжал от боли, скрутившей его живот и раздирвашей промежность. Дриады вытянули головы, с любопытством разглядывая отрезанные окровавленные семенники. Они были большие, мясистые. Одна из нимф протянула руку, кастраторша положила в её ладонь яйца, а сама схватила сатира за разрезанную мошонку. И вдруг боль начала стихать.
Рыдающий сатир прекратил стонать, поднял голову, и увидел улыбающееся лицо нимфы. Сила природы, наполняющая её прекрасное тело, струилась через руку прямо в рану, заживляя её. Боль утихала, кровь перестала идти, дриада держала руку на мошонке, а через её ладонь вытекала целительная энергия. Через несколько минут она убрала ладонь, и все увидели, что разреза больше нет, кровь не идет, а мошонка висит совершенно целая, но пустым съежившимся мешочком.
— Мать земля не даст тебе умереть. – сказала дриада сатиру. – Ступай прочь, кастрат. Играй на свирели, скачи по лугам и долинам, тряси своим вялым членом. Твои яйца останутся тут. Похоть не будет затуманивать твой рассудок. А ты живи кастратом… Козел-евнух.
Дриады перестали его удерживать и соскочили с него, отойдя на несколько шагов. Стебли, связывающие руки и ноги сатира, ослабли, распустились и он резким движением сорвал их и вскочил на ноги. Руками он тут же схватился за промежность, надеясь, что это все ему померещилось, но беспощадная пустота в волосатой мошонке не оставляла никаких надежд. Между его ног царила лишь ужасающая легкость, незнакомая ему доселе. Сатир стоял перед дриадами, подрагивая и ощупывая то место, где раньше висели его яйца, а вокруг него раздавался девичий смех.
— Тебе больше не придется рукоблудствовать, евнух! С вялым-то членом. Иди отсюда, безъяйцевый!
— Расходимся, девочки! – крикнула главная нимфа, и сонм дриад во мгновение ока рассеялся: их легкие тела волшебным образом взметнулись по могучим стволам стоящих вокруг деревьев, и подняв голову, сатир уже увидел их сидящими на толстых ветвях и болтающих голыми ногами.
— Катись прочь, безъяичный! Член кастрированный! Козел-евнух! Кастрат!
Это развеселившиеся дриады кричали с ветвей. Сатир повернулся и бросился прочь из рощи. Он бежал, обуреваемый свалившимся на него горем, размахивая хвостом , сквозь высокую траву, по узким лесным тропинкам, перепрыгивал через торчащие из земли толстые корни вековых деревьев, а голые нимфы преследовали его, перебегая по ветвям с дерева на дерево и кричали:
— Кастрат! Кастрат! Евнух!
И со всех сторон он слышал этот бесконечный смех и выкрики:
— Кастрат! Кастрат! Кастрат…
Сатир бежал что есть духу, бежал прочь из этого ужасного места, тряся пустым мешочком между ног и вялым дергающимся членом. Он вырвался на волю, оставив позади высокие деревья и смеющихся кричащих нимф, и даже когда их голоса стихи, а в ушах его лишь свистел воздух, он ещё долго не мог остановиться, и только добежав до незнакомой ему маленькой и сверкающей под солнцем реки, упал в отчаянии на берегу и раскинулся на траве, тяжело дыша.
Он пытался осознать происшедшее, но не мог даже понять, как ему теперь дальше жить. Он стал евнухом. Член умер. Сатир в неистовстве стал бить кулаками по земле и взывать к богам. А тем временем в той роще нимфы разглядывали его удаленные мясистые семенники. Те самые яйца, которые заставляли член сатира вставать, а теперь принадлежали им.
Удовлетворив свое любопытство и вдоволь нахихикавшись, дриады разбежались по деревьям, а главная нимфа забралась на дубовую ветвь, свисавшую над прудом, протянула ладонь, в которой сжимала яйца, и разжала её. А потом смотрела, как они с плеском упали вниз и медленно опускались сквозь прозрачную толщу воды на самое дно.
