Маша – женщина тридцати шести лет, брюнетка, отнюдь не полная, но довольно таки пышная. По всякого рода фитнес – клубам она не ходила, но это ни как не мешало ей оставаться настоящей красавицей (естественно для тех мужчин, которые ценят женщин, немного в теле) Она была ухоженна, имела хороший вкус к одежде, всегда была в меру намакияжена и напарфюмерена. Сейчас она была одета по летнему. В яркий салатовый сарафан из тонкой ткани. Если хорошо приглядеться, можно было даже увидеть как через эту тонкую ткань просвечиваются белые кружевные трусики и бюстгалтер. На ногах у неё были сандалии. Даже перед тем как поехать в деревню, она сделала себе педикюр.

Маша приехала в отпуск на месяц, с дочерью, но без мужа, так как в этом году график отпусков у них не совпал. Она не была в "Старенки" уже лет семь, с тех пор как умерла её мать, но в этом году решила съездить, посмотреть что стало с её домом, и просто отдохнуть от суеты большого города.

Приблизительно в одиннадцать вечера, когда на улице уже была полная темень, Маша вышла из своего дома, который находился на самом краю деревни, возле пруда, и пошла на центральную улицу, просто так... прогуляться под звёздным небом. Тишина... Раньше, в былые времена здесь было много молодёжи. Жизнь кипела... выпивали, пели, смеялись, жгли костры до самого неба. А сейчас, в этой деревенской ночи, тишину нарушал только лай собак, доносившийся из чахлых дворов.

Маша, не спеша, направилась к скамейки, на которой в былые времена они все и собирались большой компанией. Шла она уже без надежды кого либо встретить, но дойдя до места она увидела молодого парня лет двадцати пяти. В темноте было сложно разглядеть его лицо, но по внешнему виду совсем не алкаш. Одет по простому, в джинсы, белую футболку. Парень курил на лавке, задумчиво смотря на звёзды. Маша подошла, тоже закурила сигарету, и поздоровалась.

– Привет.

– О, привет, Маш, что – то давно тебя видно не было.

– А мы знакомы? Извини, что – то я тебя в темноте не узнаю.

– Дима Южин! Что? Не помнишь что – ли.

– А... Димка. Как тебя узнать то. Я тебя помню ещё пятнадцатилетним мальчиком, которого мама гулять только до одиннадцати вечера отпускала. А сейчас вон ты какой уже мужик.

– Это да... Время, как говорится, летит. А тебя какими судьбами сюда занесло?

– В отпуск приехала. Думаю надо этот месяц на свежем воздухе провести. – Маша улыбнулась, а затем добавила, – Вышла вот... хотела, может, любовника себе на это время хоть найти. А где теперь здесь... днём с огнём не сыскать.

Дима ни чего не ответил и в воздухе повисла пауза. Эта пауза затянулась чуть – ли не на целую минуту. Молчание нарушила Маша.

– Вот видишь... Тебя встретила, да и то, ты на меня ноль внимания.

– От чего же ноль внимания? Ты вон какая красавица. Просто ты со мной не сможешь...

– Это ещё почему? – удивлённо спросила Маша.

– Я садо – мазо люблю, – ответил Дима и улыбнулся. Маша тоже улыбнулась в ответ.

– Ну и что? Я давно хотела попробовать что нибудь этакое.

– Ты, наверное, меня не очень понимаешь. Тебе же будет больно. Именно тебе... не мне.

– С чего ты взял что не понимаю? Всё я понимаю. Наверное плётку в секс – шопе купил, когда в город ездил, и сейчас меня по попе отхлестать хочешь.

– Зачем мне плётку в секс – шопе покупать? Что думаешь, у меня ремней что ли мало? Весь гардероб дома завешен.

– Ты, наверное, не серьёзно. Просто со мной флиртуешь. Смотри... Я ведь и вправду могу тебе позволить.

– Да, флиртую. Но флиртую с серьёзными намерениями.

– Ну тогда давай с тобой договоримся и встретимся. Ты когда сможешь?

– Да "когда" вообще не вопрос. Вопрос только "где". Я в центре живу, здесь людно. А ремнём... Ты же, наверное, стонать, кричать будешь от боли. Всех бабок напугаем. Ещё, гляди, и милицию вызовут.

– Слушай, давай тогда у меня, – снова улыбнувшись сказала Маша. Дочь моя завтра к тётке, в соседний посёлок на три дня уедет. А мы уже будем с тобой, по своему усмотрению время проводить.

– А... Ну тогда хорошо. Точно... Ты же на самом краю живёшь.

– Там с утра я алкаша одного попросила вокруг дома бурьян обкосить. А то заросло уже всё. А к обеду ты тогда подтягивайся. Договорились?

– Договорились.

– Ну вот и славненько. Давай тогда, до завтра. У нас будет ещё время поболтать, а то мы так до утра не разойдёмся. Мне ещё дела по дому подделать надо.

Маша села на лавку рядом с Димой, обняла его, и их губы слились в страстном поцелуе. Затем Маша отпрянула, – Ну всё, хватит лизаться. Ремень, смотри, завтра не забудь.

– Точнее два ремня. Этого я уж не забуду.

– А два то зачем?

– Ну один для того что – бы тебя привязать, а вторым уже тебя пороть буду.

– А... Понятненько. Ну всё, дорогой, до завтра. Чмоки – чмоки тебе.

Маша отошла на пять метров от скамейки, затем обернулась, помахала Диме ручкой, и модельной походкой направилась в сторону своего дома.

Маша расплатилась сторублёвой купюрой и бутылкой водки с мужиком, который косил траву возле дома, и выпроводив его за дверь, поставила чайник и стала ждать Диму. На ней был лёгкий халатик, домашний, но весьма изящный. Накрасилась она ещё с утра и сейчас подошла к тумбочки дабы подушится. Она взяла маленький флакончик и побрызгала себе на шею и грудь. Буквально через пять минут в дверь постучали. Маша открыла. На пороге стоял Дима, и держал в руке большой букет белых лилий, от которых сразу же повеяло небычайно прекрасным ароматом. Маша была буквально ошарашена таким сюрпризом. И где только он смог достать, в этой глуши, такой шикарный букет?

– Димочка, это мне?

– Тебе конечно. Кому же ещё?

– Дима, ты прелесть. Ну давай уже проходи... Не стой на пороге. Ты пока чай завари, а я вазу найду.

– О, кей. Ты потом когда цветы поставишь, сразу халат сними. Я тоже разденусь, и потом уже поболтаем, чай попьём.

Маша ушла из терассы в комнату. Где – то минут через десять она вернулась уже без халата. На ней был комплект чёрного нижнего белья (кружевные трусы и бюстгалтер). К этому времени Дима, то же уже разделся и даже налил чай. Где – то с полчаса они пили этот чай, болтали о всякой всячине, вспоминали общих знакомых и даже успели обсудить какое – то кино. Весьма странно, но за всё это время, в своём разговоре они не коснулись той темы, ради которой собственно они и встретились, хотя по ним было видно что они оба достаточно возбужденны, даже ни сколько от того что они раздетые, а скорее потому что знали что вот – вот, то о чём они договаривались вчера на скамейки должно произойти. И этот момент настал. Дима посмотрел в глаза Маше и спросил.

– А у тебя кровать с перегородкой?

– Нет... Это для того что – бы было к чему меня привязать? С этим проблем никаких не будет. Кровать стоит одной стороной к трубе от котла. За руки меня к ней привяжешь и затянешь потуже, и я уже никуда от тебя не денусь, – На Машеном лице снова появилась улыбка.

– Ну тогда, давай, Маш, начнём. Иди ложись на кровать.

– Наконец – то. Дорогой, мне как лечь. На живот же?

– Конечно на живот. А как же ещё?

– Ну мало – ли... Ты что забыл, что со мной первый раз такое происходит. Ладно... Я пойду лягу. Приходи ко мне поскорее.

Выкурив сигарету, Дима вошёл в комнату, и приблизился вплотную к постели, в которой нервно и возбуждённо дыша, в ожидании порки, лежала Маша.

– А трусы? Трусы то чего не сняла? Стесняешься что – ли или боишься?

– Я стесняюсь? – приподняв голову возмутилась Маша. Она встала на колени, и изящными движениями рук, спустила трусы на ляжки, – Мне уже давно как четвёртый десяток пошёл... Я уже давно ни чего не стесняюсь и не боюсь. По моему это ты стесняешься. Не можешь сам с меня трусы стянуть. Наверное, нервничаешь и не знаешь с какой стороны ко мне подойти.

Дима словно принял её вызов. Он провёл рукой у неё между ног, и приобняв женщину с зади, начал массировать ей клитер, одновременно целую в шею. Затем он поцеловал её мочку уха и прошептал, – Всё, моё солнышко. Давай ложись на животик. Маша прошептала ему в ответ "Хорошо, мой дорогой" и без промедления выполнила его просьбу. Она вытянула руки и положила их на трубу. Дима привязал их, затянув ремень как можно туже.

Вот он, тот момент который по силе возбуждения, для них обоих, был сравним едва ли не с самой поркой. Она... была возбуждена до предела, от того что лежала привязанная, со спущенными трусами, полностью в его власти и в страхе, что вот – вот последует первый удар. Она лукавила, когда говорила что совсем не боится. Её страх выдавало нервное прерывистое дыхание, а на попе (не маленькой, очень аппетитной попе) стали появляться мурашки. От холода? Вряд ли. В доме было достаточно тепло. Он был возбуждён до предела, от того что перед ним лежала женщина. Он видит её не маленькую, очень аппетитную попу и находится в предвкушении что вот – вот он размахнётся и нанесёт этот самый первый удар. Дима сложил ремень вдвое, размахнулся от всего плеча, и будто – бы ударил, но специально, дабы потянуть этот очень страстный момент промазал мимо Машеной попы. Ремень только издал дикий свист, рассекая воздух, а Маша уже вскрикнула, но затем поняв что ни чего ещё не произошло, замолчала. Хотя её дыхание после этого стало ещё громче.

– Машенька, зайка, ты же говорила что не боишься. Что же ты кричишь? Я же тебе пока ещё ничего не сделал. Расслабься, миленькая моя, – с этими словами, Дима провёл ладонью, вдоль спины женщины. Затем поудобнее зажав ремень в руке, снова размахнулся и прицелившись так что бы площадь ремня охватила обе ягодицы, ударил что есть силы. Маша закричала от боли так, что если не дай Бог, кто нибудь бы проходил мимо дома, то он точно бы подумал, что в этом доме кого – то убивают. Всё её тело забилось в судороге, а пышные ягодицы сразу же стали красными. Они очень возбуждающе дрожали, когда всё тело трясло от боли. Не дожидаясь пока крик женщины перейдёт в стон, Дима сразу же размахнулся и нанёс второй удар, а затем так же третий приложив ещё больше усилий. После третьего удара он опустил ремень, и стал наблюдать за поведением Маши. Её крик, после этих трёх ударов перешёл не сколько в стон, сколько в рыдания. Она заплакала, и Дима наклонился, обнял её и стал жалеть.

– Тише, Машенька, тише... Терпи, моя дорогая. Сейчас я ещё раз, так же ударю тебя три раза. Потерпишь? Хорошо?

Женщине едва хватило воздуха, что бы сквозь стон и плачь выдавить из себя прерывистое "Хо – ро... хоро – шо". Дима снова размахнулся и стал с переодичностью где – то в пять секунд наносить сильные удары. И снова истошный крик. И снова "задыхающийся плачь" Дима снова наклонился, – Давай, солнышко, я с тебя трусы полностью стащу, что – бы тебе по ляжкам то – же досталось.

Он стащил с женщины трусы, закинул их в угол комнаты, и снова стал наносить удары. Как он и обещал ляжкам тоже досталось. Маша стала плакать ещё сильнее, и начала выдавливать из себя слова "Всё... Яяя... Боль – боль – не могу, х – хватит". Дима снова стал её жалеть