Все было хорошо, пока... Пока не появились ОНИ. Шестеро бритых парней на двух машинах... С того дня, с той ночи Ленка стала другой... Мы никогда не говорили о том, что произошло... Но она стала другой... Мы, выбравшись вдвоем на природу, жарили шашлыки, пели песни, пока... Ленке особенно нравилась песня Никитиных про арбу. Как супруги, вроде нас, путешествовали по Чинганским горам... На осле со звездою во лбу. Мы — на машине, на девятке... Да и поехали не к горам — просто в лес, на шашлыки... Переночевать, подышать осенней свежестью, послушать, может быть курлыканье журавлей... Ленка почему-то думала, что обязательно услышит улетающих журавлей... Но услышала другое... Мат... Разговор «по фене»... Наслушалась... И не только... Происшедшее в тот вечер и ночь, трудно передать словами. Как рассказать о своих чувствах, когда я понял, что-то, за чем ОНИ подошли обязательно произойдет?... Что есть только два пути — геройски погибнуть или смириться, даже сделать вид, что тебе все равно... Что это для нас — обычное дело. Свинг и все такое...

Были ли у Ленки мужчины помимо меня? Или ТЕ, кто лихо подрулил к нашему костру на двух иномарках — это первая измена в ее жизни? Да и можно ли назвать изменой то, что произошло? Иногда мне казалось, что у красавицы-жены кто-то есть... Задержки на работе, запах легкого вина, нежелание заниматься любовью после «подготовки отчета». Но ведь, черт возьми, главный бухгалтер довольно крупной фирмы, действительно вынужден часто задерживаться на работе!... Отчеты — их никто не отменял... Слишком часто? И круги под глазами, и загадочный, томный, взгляд пресытившейся женщины... Хотелось думать, что мельтешение цифр перед глазами действительно могут настолько утомить человека, что после долгого трудового дня нужно полтора часа отмокать в ванной... Это ее нежелание рассказывать о начальнике и сослуживцах... Загадочные упоминания о неких бабьих сплетнях... Срочные вызовы на работу в выходные... Поздние приезды на машине шефа, запах коньяка, легких сигарет и чего-то еще — чужого и знакомого...

Нет, я не хотел ничего знать! Мой сокурсник, старый приятель, работающий в той же фирме, хотел что-то рассказать и не решался... Я старался сделать так, чтобы он и не решился... Зачем мне слушать «бабьи сплетни»? Ведь я так любил свою маленькую, стройненькую Ленуську! Любил ее загадочные темные глаза, ее маленькие груди, ничуть не отвисшие после рождения ребенка, ее крепкую, округлую попку... Однажды я заметил на ней — на правой и левой ягодицах — небольшие синяки... Ленка смутилась, долго вертелась перед зеркалом, затем рассказала, как подвернулся под ней старый стул... Я боролся с желанием, сколько мог. Дал возможность дорассказать сказочку... Эрекция вызывала боль... Смущение, почти девический стыд, явно наспех придуманный, по-детски наивный рассказ... Такого наслаждения я не испытывал давно! Похоже было, что и ее возбудила собственная ложь. А, скорее, даже не ложь, а то, что я все понял... Да, моя идеальная жена — не была скромницей. Но, ведь и я, бывало, пошаливал на стороне... Ирина, Анна, Маринка... Была даже пожилая, но из-зо всех сил молодящаяся особа — Людмила Борисовна — подруга моей начальницы. До сих пор помню запах ее пота и крепких духов. Ленка тогда долго принюхивалась, но ничего не сказала... Мой поздний приход восприняла, как нечто само собой разумеющиеся. Мы выпили кофе и спокойно пошли спать. Эти ее любимые чашечки кофе перед сном!..

Мне пришлось имитировать страшную усталость. Впрочем, я действительно устал тогда... Людмила Борисовна оказалась такой выдумщицей... После того уикенда начальница — Светлана — стала посматривать на меня с интересом. Известное дело — подруги делятся впечатлениями, а я в тот вечер постарался! Светлана — именно так, без отчества, по-американски, как она требовала ее называть — однажды решилась и мы... Впрочем, мой рассказ не об этом...

Подсознательно я пытаюсь отвлечься, уйти на другую тему. Мы все о многом пытаемся умолчать... Или рассказываем друг другу сказочки... Боимся снять розовые очки? Почему Ленка не устроила мне скандал, когда учуяла запах пота активно совокупляющейся женщины?! Почему я послушно проглотил сказочку о сломанном стуле — только неимоверно возбудился? Что заставляет людей прибегать ко лжи даже тогда, когда точно известно, что никто не поверит? Определенный ритуал отношений? Манера поведения, появившаяся еще в каменном веке — люди не говорили правду, иначе просто не смогли бы жить в стае?... А без стаи — смерть. Начни мы с Ленкой в те времена выяснять отношения — куда привел бы нас стереотип? К разводу после взаимных обвинений, криков и истерик? Нет, нет... ложь во спасение... это придумано не зря.

Бритоголовые нахально расселись у нашего костра. Были они почти все молодые — не более двадцати пяти. С высоты моих тридцати семи и Ленкиных тридцати двух — пацаны. Вожак, правда, был старше. Пожалуй, мой ровесник. Худой, с острым, волчьим взглядом, похоже, туберкулезник... Все время покашливал... Остальные пятеро — просто бычары с мощными загривками и наглыми глазками.

 — Отдыхаем? — спросил вожак, охватив нас быстрым взором, — не возражаете, если мы присоединимся?

Возражать было бессмысленно. Они уже присоединились. Все шестеро в свободных позах расселись вокруг. Один небрежным движением подтолкнул к себе топорик — единственное наше оружие...

 — Я на Генерала отзываюсь, — покашливая продолжал бандит, — а это, — он стал тыкать пальцем, — Стас, Мешок, Дрын... — какие-то еще клички...

Ленкины зрачки были во всю радужку — сплошная чернота. Она растерянно смотрела на меня, тогда как бритоголовые быки откровенно раздевали ее взглядами. Она не могла этого не замечать... Не могла не догадываться о намерениях бандитов...

 — Меня Алексеем зовут, — как можно спокойнее сказал я, — это моя жена Лена.

На миг в злых глазах вожака промелькнула веселая искорка.

 — Жена, значит?... — подал голос один из быков.

Затем, уловив потяжелевший взгляд Генерала, замолчал и стал сосредоточенно открывать бутылки. Они вывалили на нашу импровизированную скатерть целую кучу бутылок. Водка, коньяк, вино... Вторая куча — закуска: импортные, дорогие консервы, копченая колбаса, буженина, окорока... все это в аккуратной упаковке. Я тупо смотрел, как быки «накрывают на стол». У каждого слева оттопыривалась кожаная куртка... Мелькнула коричневая рукоятка «макара»... Умереть, но не позволить?... Так ведь, они все равно... потом, после моей смерти ее... Просить, умолять? Смешно и бессмысленно. Попытаться выхватить у одного из них пистолет, как это делают герои в кино? Сломают руку шутя... Генерал, пристально глядя на мою жену, протягивал полный стакан коньяка. Повисла неловкая пауза.

 — Да я... столько не выпью... — жалобно сказала Ленка, — мне... чуть-чуть...

Но главарь продолжал держать стакан. Молча. Быки так же затихли.

 — Да она почти не пьет, — попытался я разрядить атмосферу, — вот я могу хлопнуть и стакан!

Один из парней, кажется тот, кого представили, как Дрына, тут же налил и мне до краев. Хищные глаза Генерала потемнели. Стакан он не опускал.

 — Ну, возьми! — бросил я Ленке, — неужели не видит, глупая?... — сколько сможешь — выпьешь!

Она взяла стакан дрожащей рукой. Быки загомонили. У каждого уже было налито. Под пристальным взглядом главаря, Ленка выпила весь стакан. Закусывали дружно. Мы с женой доели наши остывшие шашлыки...

 — Не стесняйтесь, — с усмешкой бросил Генерал, указывая на обильную жратву.

 — За все уплочено! — заржал один из бандитов.

 — Будет! — многозначительно добавил другой.

Ленка не пьянела. Во всяком случае, внешне. Вероятно, была до того напугана, что спиртное не действовало. Или, почти не действовало. Звучали какие-то блатные, со скрытым значением тосты. Быки пили и со смаком закусывали. Ленка выпила еще пол-стакана. Конечно она понимала... Не могла не понимать... О чем в этот момент думала моя, сжавшаяся в тугой комок, жена? Мы никогда об этом не разговаривали... Просто боялась? Или, вопреки очевидному, надеялась, что масляные взгляды пьяных бандитов ничего не значат? Надеялась, что, вот они выпьют, поедят, затем поблагодарят за компанию, сядут в машины и уедут?... Вряд ли... Она не была наивной девочкой... Синяки на ягодицах что-то да значат... У меня голова была до звона чистой, хотя выпил я не меньше бутылки. Выхода не было... Может, схватить Ленку и побежать в лес? Авось, пьяные не догонят? Смешно... Какой бегун из моей жены?... Это их только рассмешит! Быки закурили. Кто-то предложил сигарету Ленке. Она взяла. При этом все заметили, как дрожали ее маленькие пальчики. Может, пожалеют? Ведь испугали до смерти!... Вспомнились злые глаза генерала. Похотливые — быков... Стемнело. Кто-то подбросил в костер дров, нарубив их моим топориком. Палатка, рядом с нашей машиной выглядела так жалко... Ленка постелила там мягкое одеяло. Когда, приготовив постель, она вылезала задом-наперед из палатки я вспомнил синяки на попке... и возбудился. Потом мы жарили шашлык, в ожидании приятной ночи... А потом подъехали ОНИ. Шестеро бандитов... Шевеление у костра... Кто-то уже подсел к Ленке...

 — Ну-у, спасибо за компанию, — голос у меня был до того неестественным, что губы Генерала расплылись в улыбке, — нам пора! Поедем, хоть и выпили...

Я попытался взять Ленку за руку, но один из парней, молча отвел мою кисть.

 — Ребята, нам пора, — залепетала жена, — спасибо за компанию...

Рядом с ней присел еще один. Близко. Ноги их касались. Второй притерся с другой стороны. Молча погладил ей грудь.

 — Да вы что?! — Ленка попыталась встать, — вы... вы...

Я ощутил пристальный взгляд Генерала. Вожак проверяет случайно прибившегося к стае волчонка?

 — Прекратите! — я решительно встал... и тут же оказался на земле. Ловкая подсечка. Правая нога онемела.

 — Сиди, выпей еще, закуси... — насмешливо протянул Генерал, покашливая в кулак.

Рядом со мной — с двух сторон — уселись быки. Один встал за спиной. Двое — откровенно мяли Ленку. Она отдиралась, теперь уже молча. Умолять не было смысла. Я заметил, как топорщатся джинсы у бандитов. Теперь ничего не имело смысла... Все должно произойти, как они и наметили... Один запрокинул ей голову и впился, как клещ, долгим и, вероятно, мокрым, слюнявым поцелуем. Руки второго мяли грудь моей жены — небольшую, крепкую, и почти не отвисшую, не смотря на кормление ребенка... Не смотря на... не смотря... Не смотреть мне на это? Не смотреть, как будут насиловать мою жену? Как будут издеваться над ней эти молодые бычары? Как будут пользоваться ее телом? Елозить по нему, мять, оставлять засосы, истязать?... Не смотреть? Напиться? Я медленно взял бутылку. Быки насторожились. Знают, конечно, как делается «розочка». Не дадут... не успею... Налил полный стакан, ахнул залпом. Тупо закусил колбасой. Когда поднял глаза — задохнулся: Ленка извивалась, пытаясь вырваться из объятий гориллы, что-то мычала... Рука — эта волосатая лапа обезьяны — уже хозяйничала в ее трусиках. Я опять уловил пристальный взгляд Генерала.

 — Зачем вы так?... Может, не надо?... Брать бабу силой... не по-понятиям, — жалкая попытка...

 — Ты молчи о понятиях, фрайерок, — при свете костра взгляд вожака казался светящимся, нечеловеческим.

 — Я хочу в туалет! — выкрикнула Ленка, вытирая обмусоленные губы.

Быки, казалось, недоуменно застыли, не зная, что делать.

 — Ну, что ж, — рассудительно сказал Генерал, — хочешь, так — давай! Не отходя от кассы!

 — Мы же не можем отпустить тебя в лес, — осклабился один из бандитов, — давай тут! Не стесняйся — все равно мы все увидим!

 — Стас любит рассматривать... — пояснил Генерал, — зажигалкой светит, если темно. А если волосики мешают рассмотреть — он их тут же сжигает!

Вокруг костра захохотали. Ленка поняла, что последняя надежда рухнула. Да и была ли она — надежда? Наивная женская хитрость про туалет... Такие, как тут, на это не попадаются...

 — Ну, давай, давай, — с угрозой протянул вожак, — или тебе помочь?!

Опустив голову, Ленка стояла не двигаясь. Потом взялась за резинку трико... опять опустила руки... всхлипнула... и медленным, неловким движением, стянула трико вместе с трусиками. Затем, присела между двух ухмыляющихся бандитов. Склонив голову, Генерал слушал робкое журчание. Сидевший рядом со мной бандит, поправил член в штанах, уселся поудобнее. Они все уже возбуждены до предела... Теперь уж точно... чуда не случится. Ленка, поднимаясь, одновременно натянула трико. Никто ничего не увидел.

 — А почему ж ты не вытерлась? — загоготал стоявший рядом бычара, — давай я помогу...

Обхватив женщину за талию, он другой рукой стал гладить под лобком. Ленка извивалась, пыталась присесть, но натыкалась на жесткую ладонь бандита. Затем, прекратила все попытки освободиться и заплакала. В голос. Как ребенок. Я рванулся с места, уже мало что соображая. Обижают мою маленькую женушку! Мой рассудительный ум отключился напрочь... А затем отключилось и тело... Очнулся я от дикой боли в затылке. Умеют бить! Да и как не уметь, когда это их работа?! С трудом поднял голову. Перед глазами были чьи-то кроссовки. Размер сорок четвертый! Не меньше! Ленка исчезла.

 — Лежи, лежи, фрайерок, отдыхай, — Генерал поднялся и с хрустом потянулся.

 — Шеф! — донеслось из палатки, — мы ждем, она готова!

Ленивым движением вожак скинул куртку и джинсы. Трусы не топорщились. Он был усталым и больным человеком. Из палатки слышалась возня, всхлипывания, идиотский смех... Генерал согнувшись, заполз внутрь.

 — Давай, шеф... по старшинству... Да лежи ты, сука...

Голова у меня гудела, как непомерно раздувшийся колокол. Костер перед глазами плыл.

 — Нет! Ну на надо! — это Ленка... Просит... О чем их просить?!

Я со стоном уронил голову на траву. Из палатки послышалось тяжелое, надсадное дыхание. Все... Вот о все... Они уже... Они ее... они ее там, в палатке... вдвоем... или втроем? Какая разница?... Они все пройдутся по ней не по одному разу!... По моей маленькой, хрупкой женушке... Сколько половых актов может выдержать женщина? Отчего умирают во время массового изнасилования? От перенапряжения нервной системы? Или от чего-то еще? В палатке захрипели. Очевидно, Генерал... Это он — что? Кончил? Вероятно... С шумом и облегчением главарь выдохнул отравленный застарелым туберкулезом воздух. Стало тихо. Только слышались Ленкины всхлипывания. С ней мы в опасные дни пользовались презервативами... Она вообще любила резинки... Однажды, случайно заглянув в ее сумочку, я заметил пустую обертку... А тут... Какой у нее сегодня день? Опасный? С десятого по шестнадцатый, считая от первого дня... Вожак выполз из палатки и расслабленно сел у костра. Я, с трудом подняв голову, глянул в его волчьи глаза. Он кивнул. Затем ухмыльнулся и закурил Беломор. Именно эти забористые папиросы... Выдохнул в мою сторону и я вспомнил, что так всегда пахло в сторожки у дяди Феди. Я тогда подрабатывал на стройке...

 — Ну давай... ножки... — прохрипел оставшийся в палатке бандит и по моим щекам потекли слезы.

 — Выше! Выше!

— сквозь сжатые зубы командовал насильник.

Она — что? Подчиняется ему и послушно поднимает ноги? Нет, нет... конечно нет... о чем это я?... Сдавленный, надсадный вой донесся из палатки и через минуту выполз потный и блестящий в свете костра бандит. Сел, раскинув ноги. Его опавший член бессильно свисал, касаясь травы. Четверо других торопливо срывали с себя одежду. Двое нырнули в палатку, двое других остались снаружи, ежась от ночной прохлады.

 — Ну... нет... пожалуйста... — донесся приглушенный голос Ленки.

Затем, звук пощечины. Это — ей? Это они, твари, ее бьют?! Женские рыдания и непрерывный сладострастный стон-рычание, совокупляющегося медведя. С каждым разом, с каждым толчком все громче! Ему приятно!... А ей, наверное, больно... Вспомнилось, как она отстранялась, когда я слишком уж расходился и переставал контролировать амплитуду движений... Ей больно... Рычание перешло в хрипы. Но они все длились и длились... Да сколько же можно?! Ей больно... Моей жене больно! Слышите вы, свиньи?! Хватит! Хватит, перестаньте! Кто это кричал? Я? Нет, я не в силах... Это кричала Лена... Моя Леночка, Ленусик, моя хрупкая, нежная жена... Хрипы стали затихать... затихли... Слышалось только тяжелое дыхание. Один выполз... Там остался еще один и двое ждут очереди... Чмоканье, звук слюнявых поцелуев... Она, моя девочка отворачивается, а он, бугай, хватает ее, стискивает и сосет, сосет, содрогаясь всем телом и бешено работая тазом!... Слюни его текут по нежному личику моей маленькой жены, а там... внизу... там, где соединяются их тела... где он проник в ее нежное тело своим огромным... Там — все мокро. Течет, на одеяле, конечно же, пятно... Отвратительное, липкое пятно!... А он все качает и качает!... Прекрати! Он выполз из палатки с все еще эрегированным, мокрым, блестящим в отблесках костра, членом.

 — Ну, братан... — он присел рядом и доверительно похлопал меня по плечу мокрой, липкой рукой, — хороша у тебя жена, в натуре! Гадом буду! Мышиный глаз!

 — Нет, нет, нет... — опять кричала Ленка.

Постепенно крик перешел в рыданье. Она плакала навзрыд, как тогда, у костра... Плакала не переставая. Она плакала, а они... Они на ней... получали удовольствие... Тискали ее, терзали, насиловали ее плоть... Всхлипывания Ленки стали ритмичными, плачь невольно подстраивался под ритм содроганий.

 — Я — все, — хрипло сказал один, — давай ты!

Все... Он — все... Значит, он спустил ей... внутрь нее... они все наспускали там... Она же забеременеет! Аборт в ее годы? Как же ты залетела, милочка? — спросят врачи. Всхлипывания опять стали ритмичными. Значит, ее сейчас второй... Его дыхания не слышно... только ее стоны... Стоны? Когда это плач перешел в стон?! Ей больно?! Нет... Это стон не боли... Или, все-таки боли? Нет... Именно так она всегда стонала перед тем... У нее были очень бурные оргазмы... Она вначале стонала, потом кричала, иногда плакала... Я с огромной душевной болью прислушивался к звукам, доносящимся из палатки. Зачем я слушал? Ведь можно было мычать, стонать, заглушать ТЕ звуки. Так хорошо мне знакомые — звуки приближающегося оргазма моей девочки. Да, она уже не плачет... Она сладостно стонет... Он забыла обо всем... Может, ей представилось, что ее любит муж? Или... или кто-то другой, но близкий и желанный? Сейчас она будет кричать и влагалище ее будет бешено сокращаться, доставляя неземное блаженство этому бандиту. Этому потному, мерзкому насильнику! Ленкин крик прорезал ночной воздух. Она кричала и стонала, плакала и смеялась... Собственно, в чем я ее обвиняю? А я — разве уже ее в чем-то обвиняю? Ну да! Она испытала оргазм с насильником! Значит, ей понравилось, как он ее?... Как они ее... Но... Нет, нет — до этого можно довести любого человека! Постоянные фрикции делают свое дело, независимо от того, кто на тебе — любимый человек, или мерзкий насильник!... Да сколько же можно кричать?! Она уже несколько минут кричит под ним!... А, может — не под ним? Может он ее... как-то по-другому?... Да нет... вряд ли... Она всегда любила ощущать тяжесть мужчины... Да причем тут — любила?!! Она так и говорила: «приятно чувствовать на себе мужика». И вот тут... уж почувствует. Какое-то шевеление. Поднимаю голову — рядом со мной сидит главарь и еще один. А другие?... Значит, они... У меня что-то выпало из памяти? Когда они все залезли в палатку?

 — Не... могу... не на-а-до... — крик глохнет: рот заткнули мокрыми губами.

А, может... не губами? Нет, она же никогда не любила делать минет... Только если очень попрошу! Да причем тут — любила-не любила, идиот?!! Тут ее никто и не спросит... А тот запах изо рта? Когда она, моя Ленуська приходила домой пьяненькая? Запах — такой чужой и знакомый... Запах спермы — вот что это было!... Она не любила делать минет?

 — Хорошо сосет, сучка! — это подтверждение моих предположений. Это голос, кажется, Стаса... Я уже различаю их по голосам...

 — Дай-ка я... Да переверни ты ее! А может она на это место — целка?! — хриплый смех, затем крик Ленки. На сей раз — крик боли.

 — Теперь уже нет! — сипит очередной насильник.

 — Подожди... Давай бутербродик... Да не дергайся, сука! Лежи! Так? Щас... я... ей... Вот! Вот.

Ленка стонет от боли. Слышны шлепки голого, потного тела по другому голому телу. Сейчас там, в палатке... запах... Похож на тот запах, изо рта пьяной Ленки, только, конечно, посильнее...

 — Титьки маленькие!... Почему, сучка... титьки... у тебя маленькие? — Ленка взвизгивает. Вероятно он так крутанул соски, что... Что? Что они — набухли? Что ей стало приятно?!

Шлепки... Стоны моей маленькой жены. Стоны... стоны... Скоро, скоро... я чувствую... она опять закричит, забьется в оргазме... Протягиваю руку и с удивлением обнаруживаю свой стоящий колом член. Вот, значит, как?... Я, значит, получаю удовольствие?... Ленка кричит и плачет. Скулит, как побитая собачка и снова кричит! И это длиться вечно! Они никогда не перестанут ее накачивать в два насоса, а она никогда не перестанет содрогаться в бесконечном, болезненном оргазме... Очнулся я от холода... Костер погас. На поляне стоит только наша машина. Рядом — палатка. Это что — сон? Все это — было сном? Облегчение мгновенно сменяется болью — гора пустых бутылок... Развернутые упаковки, куски недоеденной колбасы...

Ночь... тихая, осенняя ночь. Что так мешает там в штанах? Боже! Да это... Ну да, ну да — я же не разрядился... А что там... в палатке?... Там — она? Или, может они увезли ее с собой? Вряд ли... Подползаю ближе. Болит голова и нога... Надо снять ботинки, разуться, будет легче... Да и джинсы скинуть!... Вот так... Вот и палатка... Ну и дух!... Запах пота, перегара, чеснока... колбаса-то была чесночная... и еще — тот самый запах... Темно... лезу на ощупь. Что-то теплое и мягкое... Ага, это жена... Это моя — моя жена! МОЯ жена! Не важно, что ее только что... что ее сейчас несколько быков... что в нее наспускали... что пользовались ее телом, как ночным горшком, выплескивая внутрь ненужное... Она моя! Она моя по праву! Теплая... Теплая и липкая... Вся — ВСЯ — липкая... Молча, как подкрадывающийся зверь, сдерживая рвущиеся дыхание, накрываю дрожащим телом ее горячее, липкое, расслабленное, как тесто, маленькое тело. Замираю — она почувствовала? Она — почувствовала тяжесть мужика? Она — испытавшая только что столько оргазмов — почувствовала ли она меня — своего мужа? Того, кто так часто соединялся с ней в одном порыве? Ленка издает слабый стон. Я вновь замираю. Лежу на ее горячем, как грелка теле... На ее ИЗНАСИЛОВАННОМ теле! Впитываю, тяжело дыша, ее тепло... Она вся, вся теплая... А там?... А там, наверное — огонь! Медленно, рывками, как испорченный робот, Ленка раздвигает ноги... Она — без сознания? Это — что? Рефлекторное движение?

Боже! Как горячо у нее там!... Мой дружок, мой рвущийся в дело маленький пожарник оказывается уже ТАМ... Непроизвольно содрогаюсь... Женщина безучастна... Она только раскинула ноги... Это во все века означало приглашение... Но она — без сознания!... Это — на уровне рефлексов! Женских рефлексов! Раскинуть ноги, если на тебя лезет мужик... Делаю несколько движений. Горячо, скользко... так скользко, что я почти ничего не чувствую... Где она — тесная плоть моей любимой жены?... Еще движения... Нет, надо остановиться! Нельзя, нельзя насиловать, находящуюся без сознания женщину... Какого хрена? Ее уже изнасиловали... Еще несколько движений... Ничего не чувствую там... только тепло... Ее изнасиловали... но она же была в сознании... Почти непроизвольно до предела подаю вперед таз. Не могу достать... нет знакомого плотного комка матки... Все зыбко, скользко... Не могу больше сдерживаться... Не могу... Ленка вдруг, с тихим стоном, делает слабое движение мне навстречу... Вот, кажется... достал... Не могу терпеть... Не могу больше таиться... Сейчас я... Сейчас... И с бульканьем — с журавлиным курлыкантем, которое она так хотела услышать — я, бешено, содрогаясь в нескончаемом, диком оргазме, заканчиваю это невероятное сношение. Соитие. Прободение. Надругательство. Изнасилование.

А кто тут, собственно, кого изнасиловал? Это еще надо разобраться...

zаhnаhpоh@list.ru