Мягкий и какой-то теплый полумрак в комнате совершенно не мешает мне видеть каждое Его движение. Чуткие мужские пальцы скользят по женской фигурке, вызывают едва заметную дрожь каждым прикосновением... Мне тоже хочется дотронуться до ее тела, ощутить кончиками пальцев его жар... прикоснуться губами, прижаться к холмику груди, услышать как часто бьется ее сердце... скользнуть язычком к ямочке пупка, подразнить, поиграть с камушком причудливой сережки... опуститься еще ниже, заласкать до одури, так, чтобы исстоналась до беспамятства, выпить ее похоть всю, без остатка... хотя нет, это, наверно, невозможно, невидимая глазу аура сексуальности, какой-то стыдливой, что ли, порочности, всегда окутывает ее, и от пережитого ею удовольствия становится почти ощутимой, заметной...

Его руки оставляют ее трепещущее от возбуждения тело, Он откидывается в кресле, приглашающе легонько похлопывает себя по бедру. Меня, конечно же, не нужно звать дважды, я здесь, рядом, стою на коленях у Его ног. Чувствую Его настроение, касаюсь губами Его руки, обнимаю ее ладошками, покрываю быстрыми, но вовсе не торопливыми, поцелуями Его пальцы. Он прерывает мою восторженную ласку, отбирает руку, едва касаясь, гладит меня по лицу, очерчивает его контур, запускает ладонь в волосы, играет прядками.

Повинуясь чуть заметному нажиму, кладу голову Ему на колени. Он знает о том, какая буря чувств и желаний бушует сейчас во мне, но время, когда этот шторм сможет вырваться на свободу, еще, по-видимому, не пришло. Никто не ждет от меня ледяного спокойствия в этот момент, совсем наоборот — каждый Его жест, каждый ее стон, сама атмосфера этого момента будто пронизана желанием и чувственностью. Спокойствие невозможно даже изобразить!

Слегка трусь щекой о Его бедро, чуть запрокидываю голову, подставляя под сильные (но такие нежные!) пальцы свою шейку, охваченную символом Его власти, и из последних сил сдерживаю стон, когда затылком касаюсь... касаюсь Е г о! Мягкая тонкость брюк совсем не мешает ощущать Его возбуждение... Будто случайно, забывшись, пытаюсь повторить только что проделанное движение, слегка поворачиваю голову, чтобы еще раз коснуться Е г о, такого горячего, желанного, близкого! Но пальцы, немедленно сжавшие в кулак мои волосы, не позволяют, пресекают мой порыв в самом начале. Ощущение, что мои мысли для Него как открытая книга, нарастает с каждой секундой!

 — Ласкай себя! — приказ, отданный ровным негромким голосом, вызывает шквал ощущений. В том числе и потому, что отдан он не мне. Слова прозвучали одновременно с легким рывком поводка, прикрепленного к ее ошейнику.

Тут же ее руки, до того момента судорожно сцепленные за головой, начинают плавный, но в то же время неистовый танец. Гладят грудь, полускрытую гипюром белья, играют с сосочками, которые уже давно приобрели мраморную твердость и словно рвутся наружу, грозя разорвать тонкое кружево. Ее ноготки впиваются в тело, на секунду, и тут же их болезненное прикосновение сменяется нежным поглаживанием.

Она не оставляет не обласканным ни миллиметра тела, ладошки гладят подтянутый животик, спускаются ниже, коготки на ее правой руке, блеснув, скрываются в теплой глубине похотливой дырочки. Возвращаются, чтобы поиграть с горошинкой клитора, снова исчезают.

Рука, которая только что гладила меня по голове, щекотала за ушком, прекращает ласку.

Слышится звук расстегивающейся молнии. Мы с ней вздрагиваем, обе... обе замираем... Я — потому что О н так близко, потому, что стоит повернуть голову, и можно будет видеть, ласкать, целовать Е г о! Конечно, если будет позволено это счастье... А она — потому, что не видит того, что происходит в метре от нее.

Он словно разделил между нами чувства, которые можно испытать. У нее завязаны глаза, она ничего не видит, но может слышать и, не сдерживая себя, стонать от удовольствия, мне же предоставлена возможность видеть и ощущать Его ласку, при этом оставаясь немой.

Чуть приподнимаю голову, и, не чувствуя запрещающего давления, выпрямляюсь. Я не могу просить о возможности доставить Ему удовольствие, молю только взглядом, каждая клеточка тела безмолвно взывает к Нему. Его пальцы гладят мои губы, играют, ласкают, я приоткрываю ротик, кончиком языка отвечаю на Его касание, охватываю губами один, два пальца, посасываю их.

Чуть слышный звук срывается с губ... звук влажного причмокивания, от которого ее, не видящую, что именно ласкает мой ротик, заметно встряхивает. Она снова замирает, прекращает ласкать себя. Я знаю, что это не от зависти... не от ревности... это от безумного желания присоединиться ко мне, чтобы доставить Ему в два раза больше удовольствия! И мне... и себе...

Его рука чуть заметно напрягается на поводке, собираясь легким натяжением цепочки напомнить о приказе, который никто не отменял. Но Его движение, едва начавшись, останавливается. Она, словно услышав Его мысль, тут же возобновляет ласки, доводит себя почти до предела, дрожит в предвкушении, стонет тихо, но так, что от страстности этих звуков вот-вот расплавятся стены!

Он знает о том, что с нами происходит, чувствует волну похоти, которая захлестнула нас обеих, но уверен в том, что власть над этой волной в ЕГО руках. Он может превратить ее и в широкую мощную приливную волну, и в разрушительное цунами, и даже в легкий прибой, спокойный, но ежесекундно уходящий и возвращающийся. Ему под силу ВСЁ! Но... Ни я, ни она, не знаем, что именно будем чувствовать сегодня, чем Он решил нас одарить в эту ночь...

 — Достаточно! — Его рука натягивает поводок, накручивает тонкую цепочку вокруг ладони.

Пальцы, игравшие с моим язычком, вырываются из горячего влажного плена. Он удобнее устраивается в кресле, и легким кивком отвечает на мой вопросительно-молящий взгляд. Дааа! Он позволил!!

Дрожащими от волнения, возбуждения, ПРЕДВКУШЕНИЯ, пальцами, я помогаю Ему освободиться от давно ставших тесными объятий белья. Мое... наше Бесценное Сокровище, наш с ней Идол, ждет! Согласный танец двух горячих язычков... губки, сталкивающиеся в поцелуе... каждое наше движение становится желанной жертвой, приносимой на алтарь нашему Богу.

В какой-то момент мы с ней словно сливаемся в одно целое; чувство, подаренное нам обеим, объединяет, дополняет то, что было позволено каждой в отдельности. Вся чувственность, вся буйная похотливость, все желание, так долго накапливаемое в каждой из нас, сливаются в один мощный поток, который вливается, бурным водопадом обрушивается в океан исходящей от Него энергии!

В безумном водовороте чувств смешивается всё! Каждый отдает и взамен получает стократ от отданного! И от этого необычного, безумно сладкого ощущения, мир вокруг замирает, Вселенная останавливает свой бесконечный бег! Время, поправ все законы, то несется с немыслимой скоростью, то замирает, растягивая секунды до бесконечности.

 — Кончайте! Сейчас же! Обе!

Звенящая тишиной темнота вокруг нас расцвечивается ярким фейерверком, и ничем не измеримое удовольствие вырывается на свободу! Блеск вспыхивающих звезд тут же расплывается, будто акварель под каплями воды, и я проваливаюсь, падаю во что-то сладкое... горячее... бездонное...

Я открыла глаза, тело не слушалось, я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Стук бешено колотящегося сердца, пожалуй, мог бы заглушить и артиллерийскую канонаду! Взглядом я наткнулась на знакомую трещинку, змеящуюся по потолку, и это «открытие» в один момент вернуло меня в реальность. Опять этот сон!! Я с громким стоном перевернулась на бок и со всего маху треснула кулаком ни в чем не повинную подушку.

Закрыла глаза, попыталась восстановить детали сновидения. Впрочем, я знала, что совсем скоро мелкие подробности сна сотрутся в моей памяти, оставив только одно ощущение... воспоминание... желание. Желание принадлежать.

Переживая это волшебное чувство в фантазиях, тоскуя о нем в реальности, я часто видела сны, подобные сегодняшнему. Не счесть, сколько раз я просыпалась вот так, от собственного хрипловатого от возбуждения стона, от безумного по силе оргазма, от невозможной реальности увиденного во сне! Иногда сны повторялись, но чаще сюжет разнообразился от ночи к ночи. Общим было одно — ни разу во сне я не могла как следует разглядеть своего Хозяина (а если когда и разглядела, то утром воспоминания враз улетучивались).

И все же... В одном я была точно уверена — на моего придуманного Повелителя не походил ни один из моих бывших и нынешних знакомых. Ни статью, ни стилем поведения. Я порой (стыдно сказать) даже ловила себя на том, что приглядываюсь к незнакомым мужчинам, надеясь, что кто-то из них чем-то — жестом, взглядом, голосом — напомнит мне, поможет вспомнить, как выглядит приходящий ко мне во снах Господин. От таких вот своих странных мыслей становилось нестерпимо стыдно, накатывало раздражение, и я, отчего-то злясь на весь мир вокруг и на себя в первую очередь, так загружала себя делами, так выматывалась, уставала, что придя домой кулем валилась в постель, забыв (или запретив себе об этом думать?) обо всех фантазиях.

А сегодня... Заняться было абсолютно нечем, заканчивался третий день моего двухнедельного отпуска, я бессовестно предавалась лени и выбиралась из постели только по природной необходимости и для коротких набегов на кухню. Взглянув на часы я ужаснулась. Мамочки! Шесть часов вечера! Все, пора завязывать с бесцельным валянием в кровати, этак и корни в нее пустить недолго.

Я попробовала собрать волю в кулак и подняться, выбраться из уютного плена постельки, но не тут-то было. Глаза совершенно не хотели открываться, а увиденный сон, вопреки обыкновению, не утрачивал яркости, не растворялся туманной дымкой в сознании. Может быть все оттого, что впервые в моей ночной нереальности, в мире иллюзии, который я себе создала, появился новый персонаж? Точнее, появилась...

Я давно уже поняла, что женщину могла бы воспринимать не только как подругу, и, при определенном стечении обстоятельств (эх, позволить бы себе забыть о стеснении, разогнать все комплексы и страхи прочь и тогда... оооооу!), возможно смогла бы... Фу, ненавижу сослагательное наклонение, все эти «если бы» да «кабы»... Вот взяла бы, да осмелилась! Тьфу, опять!

Странно, но во сне я (не имея реального опыта... хм... тот поцелуй с Танькой, когда мы на новогодней вечеринке наклюкались, не считается!) прекрасно знала, КАК можно доставить девушке удовольствие, уверена была, что смогла бы подарить радость и себе, и ей. И не чувствовала никакого дискомфорта от того, что в моих грезах наш весьма необычный дуэт превратился в такое же необычное трио.

Ох, вот же напасть! Теперь опять думать ни о чем не смогу, снова буду изводить себя привычными «если бы», потом полезу в интернет, чтобы в чатах пачками разгонять от себя прыщавых подростков с грозными никами, типа «Даминант» и «Строгий гаспадин». А потом я понимала, что очередной приступ моей решимости найти достойного, способного меня понять, собеседника (нет, вру, не просто собеседника, а... ЕГО, ТОГО САМОГО!), заканчивался ничем, желание общатся в Сети пропадало, убиваемое приветствиями вроде: «На калени сука! Я тя ща паимею!». Подобные мои «опыты» надолго отвращали меня от поисков и дарили на редкость тоскливое настроение.

Неприятные воспоминания вновь грозили ввергнуть меня во что-то жутко похожее на депрессию, я фыркнула, отбросила одеяло и выбралась, наконец, из своего лентяйского ложа. Шлепая по полу босыми пятками, я задержалась, проходя мимо зеркала. Крутнулась на носочках, полы почти невесомой ночнушки взлетели, совершенно оголив аппетитную попку. Стройные ножки и до того не были ничем прикрыты, а теперь, когда я приподняла свое одеяние до пупка, можно было вовсю любоваться плавными изгибами фигурки.

Ой... Я, убредя в своих размышлениях от того, что мне приснилось, как-то умудрилась совершенно забыть о том, ЧТО сопровождает такие вот жаркие пробуждения. На внутренней стороне бедер все еще блестел сок моей похотливой киски, которая насладилась вовсю, оставив моральные терзания моей непутевой голове.

Я встретилась взглядом с девицей, которая смотрела на меня из зеркала, почему-то жутко смутилась, чувствуя себя и обличительницей, и виноватой в одном лице. Хотя... зря я так... Ничего обвиняющего я во взгляде своей симпатичной мордашки не увидела, но все же, борясь со внезапно нахлынувшей стыдливостью, показала отражению язык и убежала в ванную.

Через каких-то сорок минут я, стремясь сохранить на лице счастливое выражение, топала по Большой Морской и делала вид, что не замечаю нудной мороси, сыплющейся с неба. Ноги пронесли меня вниз по улице, я миновала площадь. Почему-то проигнорировав два перехода подряд и нарушив главное правило пешехода, юркнула через дорогу в неположенном месте и медленно побрела по аллее театрального парка.

Днем дворники непонятно зачем размели с дорожек всю красоту, сметя разноцветный, опавший с деревьев, наряд в неаккуратные грязные кучки. Обидевшись за старый парк, я прибавила ходу и через десять минут уже спускалась по ступенькам Графской пристани.

Если вам кто-нибудь когда-нибудь начнет расписывать прелести наблюдения за осенним морем, не верьте этому человеку. Прелести отсутствуют напрочь! Ну... по крайней мере, в середине осени, в восемь вечера, под зарядившим непрекращающейся канителью дождем, вышеуказанные прелести никак не проявлялись. Сама не понимаю, зачем я летела сюда как угорелая! Глядите-ка, обстановку ей сменить захотелось! И что? Нравится?...

Стараясь не угодить каблучками туфель в щели настила, я вернулась к лестнице, постояла немного и... решила домучить себя прогулкой окончательно. Конечно, бродить в такую погоду по Приморскому бульвару было полнейшим идиотизмом. Я замерзла, но все продолжала хлюпать промокшими туфлями по лужам, и, мысленно посмеиваясь с самой себя, представляла, что я — русалка, вышедшая на берег из соленой прохлады моря, чтобы найти своего доброго принца. Миновав громаду бывшего Дворца Пионеров, я спускалась вниз, мимо дельфинария, к расцвеченной огоньками баров и ресторанов Артбухте.

Принцы, вкупе с герцогами и баронами, появляться на моем пути решительно не собирались. Ну и ладно, не очень-то и хотелось! Мой взгляд привлекла неброская вывеска. Странно, никогда раньше не обращала внимания на этот бар. И название какое-то непонятное... Тут же, сам собой, в голове почему-то возник образ старого польского кабачка, теплого и уютного, а от мысли о чашечке грога желудок издал жалобный стон. Решено, захожу.

Заведение, в которое я попала, было довольно уютным. Во всяком случае, оно надежно защищало от мерзости, царившей на улице. Холод скребся в стекла, но не мог ворваться внутрь. В кафе было пять столиков — и над каждым на длинном шнуре свисала бронзовая лампа, бросавшая светлый круг на скатерть. Стойки бара почему-то не было, зато имелось окошечко, отделанное мореным дубом, в которое можно было заглянуть и увидеть, как повар ловко орудует лопаткой, обжаривая колбаски в кипящем масле.

Я обвела глазами зал. Мда... Повезло, так повезло. Все столики были заняты. Что делать? Уходить? При мысли о холодном ливне за дверью меня передернуло. «Ну, уж нет, никуда я отсюда не пойду». Стоя в полумраке у дверей, я разглядывала посетителей за столиками.

У меня совершенно не было выбора. Подсесть можно было только к паре, которая сидела за самым дальним от входа столиком. А почему бы нет? Вполне приличные на вид люди — красивый мужчина лет тридцати или около того и девушка. Что-то сказать о ней сразу не представлялось возможным, она сидела чуть отстранясь от столика, вне круга света, который кидала лампа. Мужчина медленно потягивал пиво из большой кружки. «Бр-р-р! — я передернула плечами. — В такую холодрыгу пиво пить?...»

 — Извините, пожалуйста, вы позволите здесь присесть? — оказывается, произнести это было совсем не так трудно, как казалось. — Мест нет и... и стойки тоже...

 — Конечно, присаживайтесь, не стесняйтесь. — Мужчина едва заметно кивнул и улыбнулся.

Его улыбка была такая... необычная. Несомненно — вежливая, располагающая, а еще... властная. Хотя нет, последнее качество, скорее, касалось взгляда внимательных карих глаз. Вообще, весь облик незнакомца словно лучился спокойной уверенностью, властностью и довольством жизнью. Его взгляд каким-то образом всколыхнул во мне такую бурю ощущений, что... Или нет? Может, я ошиблась, и горячая волна пробежавших по коже мурашек никоим образом не связана с заинтересованным мужским взглядом?

Я посмотрела себе под ноги и смутилась. Ручьи с моего плаща собрались в темные лужицы на полу.

 — Вы совсем промокли, девушка! Нехорошо... — мужчина, чуть наклонившись к своей спутнице, что-то быстро и тихо сказал ей. То, что произошло дальше, меня, мягко сказать, удивило. Девушка, улыбнувшись, поднялась со стула и, скользнув мне за спину, помогла снять плащ. С таким «сервисом» я еще никогда не сталкивалась.

Моя неожиданная помощница оказалась невысокого роста (что, впрочем, с лихвой компенсировали высоченные каблуки ее туфель), а плавные изгибы ее стройной фигурки вполне отвечали всем эстетическим стандартам. Смущенное же выражение личика могло говорить только об одном — для нее подобные действия тоже, по-видимому, были в новинку.

За моей спиной материализовался грузноватый мужчина в высоком белом колпаке, смерил меня взглядом опытного сердцееда, не моргнув глазом, подхватил из рук девушки мой плащ и что-то затараторил на, несомненно, польском. Это характерное «пшеканье» развеивало все сомнения относительно языка, на котором со мной говорил здешний... хм... повар (?)...

 — Слушай, Томаш, говори по-русски, а? — мужчина за столиком обращался к белобрысому толстяку, но при этом не сводил с меня внимательного, не скрывающего интереса, взгляда. — И не надейся очаровать пани своим змеиным шипением.

Я села и спрятала мокрые ноги под стул. Меню на столе отсутствовало, и я закрутила головой в поисках официанта. По всей видимости, я делала это слишком заметно, так как почти сразу раздался голос моего визави.

 — Здесь не делают заказ. Томаш сам выберет то, что, по его мнению, подходит посетителю больше всего. И еду, и напитки. И можете быть уверены, девушка, вы не разочаруетесь в его выборе.

 — Здорово, — я смущенно улыбнулась, — всегда мечтала побывать в таком заведении.

Ну и странный же бар! Посетители притворяются гардеробщиками, а повар (единственный, кстати, замеченный мной представитель барного персонала) является заодно и официантом, и сомелье.

Сосед по столику продолжал медленно потягивать пиво и молча поглядывал на меня. Его спутница за все время так ни разу и не подала голоса, оставаясь живой декорацией. Немая она что ли?

 — Пиво? В такую погоду? Это тоже Томаш выбрал? — я засмотрелась на руку, державшую бокал. Сильная... красивая... Сердце внезапно екнуло, дернулось судорожно к горлу, а потом ухнуло в пятки... Забилось быстро-быстро...

 — Да, — собеседник довольно улыбнулся. — Здесь хорошее пиво, девушка. Оно австрийское. И свежее. Не какое-нибудь пастеризованное, из банок.

 — Что хорошего в пиве? — я непроизвольно скривила физиономию, словно проглотила пилюлю. — Горькое оно. Нет, вот бывает такое... ммм... темное пиво, оно хоть вкусное. «Бархатное», что ли?

Мужчина, слегка вздернув брови, взглянул прямо мне в глаза.

 — Нет, девушка, вы ошибаетесь. Настоящее пиво — оно светлое, прозрачное, легкое. Это — как квинтэссенция хорошего настроения. А оно в такую погоду совсем не помешает.

 — Согласна. Хорошее настроение — это... хорошо, — я покраснела от такой позорной тавтологии (или все же от властных ноток в голосе собеседника? голосе, с которым совсем не хотелось спорить!) — А мое настроение отлично поднимает белое вино.

Ситуацию разрядил Томаш, в огромном белом колпаке выплывший из кухни. На кончиках его пальцев балансировал поднос, уставленный горой тарелок и окутанный ароматным паром. Насколько я могла понять, это был судак и что-то типа вареников с сыром. Все выглядело великолепно и благоухало, как в сказке.

Мой собеседник поманил повара и негромко сказал:

 — Томаш, я хотел бы угостить пани... Пани... ? — взгляды двух мужчин сошлись на мне.

 — Алину, — отчего-то ляпнула я, назвав первое пришедшее в голову женское имя

 — Я бы хотел угостить пани... ммм... Алину, — легкая полуулыбка и едва заметный нажим на имени ясно дали понять, что мой «фокус» не удался, — хорошим белым вином. А мне принеси еще пива.

 — Так, друже. Уно моменто, — Томаш почему-то перешел с польского на итальянский, и удалился на кухню.

 — Ну что вы! Не стоило этого делать!

 — Почему же не стоило? Вы сказали, что вино поднимает вам настроение, так отчего же мне не угостить вас и не подарить такой милой девушке немного радости?

 — Спасибо большое, действительно, глупо отказываться от такого подарка, — я улыбнулась, при этом метнув быстрый взгляд в сторону спутницы моего визави, ожидая ее реакции на «милую девушку» в мой адрес.

К моему удивлению реакции не последовало, я лишь ощутила на себе взгляд, внимательный, исследующий. Девушка чуть подалась вперед, разглядывая меня, будто стремясь убедиться в том, что я действительно «милая». Из-за моего левого локтя вынырнул Томаш, налил вина в как по волшебству появившийся фужер, заменил пустой пивной бокал на полный и так же незаметно исчез.

 — Мне как-то неудобно пить в одиночку. Может быть, ваша спутница составит мне компанию? — я вопросительно приподняла бровь, взглянув на собеседника.

 — Она не хочет. Не так ли? — мужчина чуть повернул голову в сторону девушки.

 — Да, — прошелестело в ответ. Ага, все-таки не немая.

 — Как ты сказала, малыш? Разве это то, что мы с Алиной ожидаем услышать? — в голосе мужчины появились какие-то новые, бархатистые нотки.

 — Да, Хозяин, — скажи она это чуть тише — получился бы едва слышимый шепот.

Мне послышалось? Или... она сказала... Хозяин?! Я незаметно старалась унять бешеное биение сердца, справиться со смущением и попытаться сохранить непроницаемое выражение лица. Похоже, у меня не вышло ни первого, ни второго, ни третьего, потому что мужчина, взглянув на меня, чуть усмехнулся и добавил:

 — Впрочем, нет... Алина вряд ли ожидала... И вряд ли услышала. Ты так шепчешь, что тебя даже я едва слышу. Громче! — мужчина нисколько не повысил голос, но в нем послышался стальной звон.

 — Да, Хозяин, простите, — прозвучало чуть громче, и я, хотя не сводила с соседа по столику взгляда, все же краем глаза заметила, как покраснели щеки девушки.

 — Хм... Так гораздо лучше, котёнок — мужчина чуть откинулся на спинку стула, что-то шепнул своей спутнице на ухо и показал взглядом куда-то в угол зала.

Он легко прикоснулся пальцами к ее пылавшей щеке, продолжил движение вниз, по шейке. Девушка, действительно, как котёнок... нет, как взрослая кошка, чувственно выгнулась, приподняла подбородок, наслаждаясь этой нехитрой лаской. Едва слышный полувздох-полустон, раздавшийся из приоткрывшихся губок, ясно говорил о том, что она именно наслаждается. Я, затаив дыхание, не сводила глаз с пары напротив.

Аура чувственности, окутавшая их в этот момент, вобрала в себя и меня. Я почти чувствовала Его пальцы на своем теле, чуткие, горячие, ласкающие и... боялась только одного — что не удержусь и с точностью до полутона повторю е ё стон. Где я это могла... хм... по-моему, у меня де-жа-вю

Девушка, повинуясь кивку Хозяина, встала, взяла маленькую сумочку, вышла из-за стола, извинилась и, цокая каблуками черных туфелек, направилась в полумрак. Прикусив губку от досады на то, что чудесный момент так быстро оборвался, я проводила ее взглядом. Насколько мой визави своим видом излучал мужественную властность, настолько эта девушка-кошка была окутана флером женственной покорности и сексуальности. На то, как она двигалась (не быстро и не медленно, а так как надо!), хотелось смотреть, не отрываясь.

Я внезапно ощутила, что траур по ушедшему моменту был объявлен слишком рано — горячая волна возбуждения никуда не делась, наоборот, она с удвоенной силой окатила мое тело. То, что мои щеки пылают румянцем, я знала, даже не глядясь в зеркальце. Судя по жару на лице, покраснело все, включая лоб. Странно, но сейчас смущение не воспринималось как эмоция отрицательная. Я поняла, что мне нравится этот безумный коктейль из возбуждения, смущения, растерянности...

В одно мгновение отрешившись от действительности, я улетела в мир своих фантазий, в мир рожденной мною мечты... Словно выхваченные из тьмы вспышкой стробоскопа, в голове проносились образы, целая череда вспыхивающих картинок, которые...

 — Вас что-то смущает, пани Алина? — чарующая бархатистость голоса незнакомца вернула меня к реальности. — Отчего вы так покраснели?

 — Я... — а что я могла сказать? Не сообщать же этому обворожительному мужчине, что действие, разыгравшееся на моих глазах, вызвало у меня такую бурю эмоций! — Я... Мне немного неловко, я же не знала, что ваша девушка не пьет, иначе не предлагала бы.

Интересно, а ОН поверил в ту галиматью, что я только что сказала? Чтобы унять волнение, я еще разок глотнула вина и попробовала начать ужинать.

 — Моя девушка? — легкая улыбка пробежала по губам. — Нет, это немного неправильное определение. Я знаю, что она любит белое сухое вино, любит, как и вы, — легкий приветственный взмах бокалом, — и все же... Сегодня я решил запретить ей это удовольствие. Вино — мой подарок именно вам, Алина, а у нее и так предостаточно поводов к радости, главный из которых — вечер со мной. Так что... Вам не за что испытывать неловкость.

Я проглотила кусочек рыбы и, наконец, нашла в себе силы поднять взгляд от тарелки и задать вопрос:

 — Несколько необычно звучит: «Я решил запретить», притом, что вы сказали, что она... не ваша девушка. Странно, правда? — черт, что я несу?!

Мужчина поставил кружку на стол и, улыбнувшись, сказал:

 — В чем-то вы, Алина, правы... Для многих людей подобные загадки неразрешимы, а отгадки на них — неприемлемы. Но что-то мне подсказывает, что вы к этому «множеству» не относитесь. Не так ли?...

Я пообещала себе, что больше сегодня краснеть не буду (ну, или стану делать это не так заметно), и, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила:

 — Раз уж вы так... вроде бы как вывели меня на чистую воду, то... Могу ли я узнать побольше о вас? Мне интересно сейчас видеть то, о чем я только... — я, мысленно охнув, прикусила язык.

 — О чем вы только читали?... — усмехнулся мужчина.

В этот момент мне показалось, что его лукавый взгляд действует, будто сканер. Я смотрела ему в глаза, не в силах отвести взгляд, а он, казалось, в этот момент читает мои мысли с такой же легкостью, как если бы они были написаны на бумаге. (О, боже! опять! опять это странное ощущение!) Читает ВСЁ, включая адреса часто посещаемых мною сайтов, названия разделов в библиотеках эротических рассказов, читает всё и одобрительно кивает.

Видит каждую мою эмоцию и желание, и знает, как реагирует мое тело даже на мысленное упоминание о многим непонятной аббревиатуре — БДСМ. Черт! Я чувствовала себя стадионным табло, на котором громадными буквами написано все вышеупомянутое!

 — Два-ноль в вашу пользу, — пробормотала я и сделала вид, что полностью поглощена кулинарным творением Томаша, хотя от волнения совершенно не чувствовала вкуса того, что ем.

 — И какое ощущение от прочитанного у вас сложилось?

 — Знаете... Мне кажется, что три четверти из того, что публикуется в интернете — ложь... Ну... или фантазии автора. Потому что истории порой так... неправдоподобны.

 — А в чем вы видите неправдоподобность, Алина? Возможно, мы говорим о разных вещах. Поделитесь, если можете, — мужчина улыбнулся, его з н а ю щ и й и п о н и м а ю щ и й взгляд встретился с моим, — смелее, я всего лишь хочу подтвердить свои догадки.

Пять минут назад мне казалось, что смутиться еще сильнее просто не возможно, но сейчас я умудрилась это сделать. И вот что странно — смущение, вспыхнув ярким фейерверком, перестало меня раздражать и окончательно превратилось скорее в возбуждающую деталь. Но пламенно пунцоветь я не перестала.

 — Я... Имею ввиду... Тематические рассказы, — ответила я, мысленно поразившись своей откровенности. Что на меня так расслабляюще подействовало? Выпитое вино или... или глубокий, насыщенный оттенками, обволакивающий интонациями, голос сидящего напротив мужчины? — Там все так... нереально, что ли... Хозяева, рабы... Так, наверно, не бывает... Нет, я знаю, что люди встречаются, чтобы поиграть в это, отшлепать друг друга по мягким местам и разойтись... Но... Очень часто пишут о... ЛС... В это я почти не верю... Я не представляю, как это — когда круглые сутки... по-настоящему... в реальности...

 — Хм... Интересно... — мужчина, чуть прищурившись, взглянул на меня — Сегодня у вас есть возможность убедиться в том, что и такие явления в реальности существуют.

Из полумрака бара процокали каблучки и за стол вернулась... как же он ее называл?... как-то по-французски, по-моему... Во внешности девушки произошли некоторые изменения. Волосы, раньше высоко подобранные, сейчас рассыпались по плечам, а на шее появился предмет, который всегда присутствовал в моих фантазиях. Ошейник. Тонкий белый ошейник с маленькой золотистой петелькой впереди.

От вида женской шейки, украшенной узкой полоской крашеной кожи, по моему телу прокатилась волна мурашек, а возбуждение, до того притаившееся туго сжатой пружиной где-то внутри, враз усилилось до взрывоопасной точки.

В который уж раз за этот вечер моя фантазия ринулась на волю, я даже чуть прикрыла глаза, будто боясь, что видения, застившие мне взгляд, станут видны окружающим... Полумрак замкового подвала... красивый молодой аристократ с видимым удовольствием ласкающий скованную цепями пленницу... ласка ужесточается, превращаясь почти в истязание, и снова сменяется нежным прикосновением... глубокий, с легкой хрипотцой, стон беспомощной девушки... стон удовольствия... она извивается в оковах, бессильная спастись от сладкой пытки... но... ее горящий страстью взгляд...

тело, не уклоняющееся от прикосновений Хозяина, а тянущееся к Его рукам... Освободи Он ее и... видно — тут же рухнет к Его ногам, умоляя продолжать...

Картинки меняются как в калейдоскопе... звездная восточная ночь... укутанная в полупрозрачный шелк короткой туники и шальвар, кружится в страстном танце полуобнаженная одалиска... звенит монисто... тело извивается в немыслимых позах... так, чтобы не запуталась цепочка, прикованная к ошейнику рабыни... цепочка, последнее звено которой в сильной руке молодого шейха... порви ошейник — не полетит прочь вольной птицей, останется рядом с Ним...

Мягкий и какой-то теплый полумрак в комнате... Чуткие мужские пальцы скользят по женской фигурке, вызывают едва заметную дрожь каждым прикосновением.

.. — Ласкай себя!... Тут же ее руки, до того момента судорожно сцепленные за головой, начинают плавный, но в то же время неистовый танец... Его рука натягивает поводок, накручивает тонкую цепочку вокруг ладони... — Кончайте! Сейчас же! Обе!... (О, господи! Нет! Так не бывает!)

 — Он вам нравится, Алина? — тихий мужской голос вернул меня из мира грез в реальность.

Вопрос прозвучал почти риторически.

Я кивнула, не сводя взгляда с сидевшей рядом девушки.

 — Думаю, что самое время представить вам самую настоящую, живую рабыню, а не интернетного персонажа. Она принадлежит мне. Вся. И круглые сутки. Если хотите, если вам интересно — спрашивайте ее, Алина. Вполне может оказаться, что ваши с ней фантазии во многом сходны.

Наступил момент, когда я оказалась перед выбором. Именно сейчас можно было бы, не рискуя ни чем, встать, извиниться, и, поблагодарив за приятный вечер, удалиться. Нырнуть в успокаивающую пелену осеннего дождя и навсегда вычеркнуть из памяти эту необычную пару — Хозяина и Его рабыню. Либо остаться, воспользовавшись возможностью прикоснуться к той реальности, о которой я так часто мечтала.

В такт биению пульса, в голове звучали только два слова. Уйти... Остаться... Уйти... Остаться...

В этот момент девушка подняла взгляд и, смущенно улыбнувшись, сказала:

 — Не стесняйтесь, Алина. Мне не сложно будет ответить на ваши вопросы. Присаживайтесь поближе.

Дилеммы больше не существовало.

Хозяин молча сидел, откинувшись на спинку стула и, казалось, был полностью поглощен своими мыслями. Но я знала, я была уверена в том, что ни одного слова из нашего разговора не миновало его ушей. Со стороны мы с девушкой, наверное, казались давними подружками, которые тихонько разговаривают о чем-то своем, женском. Только тема разговора разительно отличалась от обычных женских сплетен.

Мы говорили обо всем, девушка рассказывала о том, как она стала той, кем является сейчас, о том, насколько счастливей и свободней она стала, надев ошейник. Время от времени рабынька прерывала восторженные оды и вспоминала яркие случаи из ее жизни. Порой девушка, увлекшись рассказом, касалась моего бедра, а когда делилась одним случаем из своей жизни, даже легонько притронулась пальчиками к моей груди, объясняя, что и как. Каждое ее прикосновение только стократ усиливало возбуждение и так бушевавшее во мне целый вечер.

«А ты любишь... шу-шу-шу... шу-шу... Ммммм! Да! Ты себе просто не представляешь, как это здорово!... шу-шу-шу... шу-шу-шу... На-ка-зааал?! А как?... шу-шу-шу-шу-шу... А руки-то связаны!!... Да ну?! А как же... шу-шу-шу... А Он любит?...

 — Достаточно, малышка, — властный мужской голос оборвал фразу рабыни на полуслове. — Ты все рассказываешь правильно. Я доволен тобой и в награду... Я разрешаю тебе!

Взгляд рабыни (и до того светившийся любовью), стал совсем «говорящим». Она с бесконечной почтительностью взяла в свои ладошки руку Хозяина и приникла к ней благодарным поцелуем. Надо же! Она так старалась, отвечая на мои вопросы, а в награду получила только...

Только что это с ней? Если бы я не сидела так близко от девушки, то, скорее всего, так ничего бы и не заметила, но... Она находилась от меня в считанных сантиметрах, и от моего взгляда не укрылось ничего. Тело рабыни напряглось, будто окаменело, дыхание замедлилось, стало глубоким, едва заметным, ее ножки плотно сжались.

Странно, но ладоней девушки словно не коснулась волна напряжения, они все так же нежно и почтительно держали руку Хозяина, а губки не прервали своего поцелуя. Вдох... Выдох... Вдох... Тело рабыньки едва заметно вздрогнуло, волна мелкой дрожи пробежала по сжавшимся мышцам, а из закрытых глаз по щекам скатились две одинокие слезинки.

Глазам своим не верю!! Этого просто не может быть! Я перевела изумленный взгляд на мужчину. Его довольная улыбка и лукавый взгляд только подтвердили то, что и так не требовало никакого подтверждения. Его девочка просто кончила. Тогда, когда Он это позволил. В сумраке бара, почти незаметно для окружающих целуя Его руку, послушная рабыня получила оргазм в подарок от Хозяина и кончила тут же, не затратив на это и половины минуты. Да-а... Только сейчас я окончательно поверила в то, о чем рассказывала мне моя новая знакомая

Господин аккуратно высвободил свои пальцы из рук рабыни, двумя нежными движениями стер слезинки с ее щек и, повернувшись ко мне, сказал:

 — Вернитесь на свое место, Алина. — Тон был неожиданно серьезным и не терпящим никаких возражений.

Будто загипнотизированная, я встала и пересела на то место, что занимала ранее. И даже не спрашивайте, откуда во мне взялось такое послушание. Не скажу, потому что сама не знаю! Может быть... потому... что так было правильно? Послушалась просто потому, что должна была послушаться...

 — Вы согласны с тем, что моя девочка замечательно рассказывает? — из голоса мужчины пропали стальные нотки, и тон стал удивительно мягким.

 — Да, конечно, — по-моему, моя улыбка вышла несколько натянутой. Буря возбуждения, бушевавшая внутри меня, никак не желала затихать, требуя выхода. Сердце колотилось в груди, но биение пульса отчетливей всего ощущалось между ножек. Там уже давно стало горячо и влажно... Я почти незаметно передвинулась на самый краешек стула, самую чуточку раздвинула коленочки. Плотный шов брючек перестал давить на самую чувствительную точку. Только... зря я надеялась этой уловкой хоть немного утихомирить тот вулкан желания, который во мне разгорелся.

 — Такая шлюшка просто украшение стола, не правда ли?

Ответить голосом на этот вопрос у меня просто не хватило сил. Я смогла только кивнуть, чувствуя, что с минуты на минуту и меня может постигнуть участь рабыни. Еще чуть-чуть и я тоже кончу, только это вряд ли у меня получится сделать так же тихо и незаметно. Я на секунду закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями, а когда открыла их, то увидела Томаша, неизвестно когда появившегося около стола.

 — Томаш, спасибо, все было очень вкусно. Мы уходим, а пани Алина останется еще на 5—10 минут.

Мужчина поднялся со стула, вытащил бумажник, положил на стол несколько купюр, развернулся и, не оглядываясь, направился к выходу. Рабыня тенью последовала за ним, на пороге обернулась и, послав мне едва заметную в полумраке улыбку, скрылась за дверью.

Ну, вот и все... Кончен бал, погасли свечи... Пани Алина осталась за столом одна. Мысли беспорядочно метались в голове, секунды утекали как песок сквозь пальцы. Я-было приподнялась со стула, но тут же села обратно. Допила вино, распробовала, наконец, его букет и вкус. Но (что ж тут странного?) радости от великолепного напитка так и не почувствовала. Сжала виски пальцами, стараясь привести мысли в некоторое подобие порядка.

Горевшее возбуждением тело рвалось вслед за ушедшими, но сил и решимости подняться и броситься вдогонку не было совершенно.

Почувствовав на себе взгляд, я обернулась. В проеме кухонной двери, опершись на ее косяк, стоял Томаш. Поняв, что его заметили, белобрысый весельчак окинул взглядом стол, улыбнулся и скрылся в своих поварских владениях. Через несколько мгновений он вернулся, держа в руках мой плащ. Я взглянула на часы... 5 минут после и х ухода уже миновало...

 — Дзенкуе, до видзення, — выложила я весь свой словарный запас польского, взяла в охапку протянутый мне плащ и повернулась к двери.

Я медленно шла к выходу, каждый следующий шаг давался мне трудней предыдущего. Я знала, что как только покину этот бар, то закроется дверь в мою так и не ожившую сказку. Почему мне так и не хватило смелости встать и броситься вслед за ними? Да что там следом бежать! Ведь даже номер телефона попросить не догадалась! И что теперь? Тешить себя воспоминаниями, снова и снова рисовать в воображении картины, которые описывала мне случайная ночная знакомая... обыкновенная рабыня... Вспоминать Его голос и её прикосновения... Фантазировать о том, что могло бы быть, если бы...

В воображении проплывали сцены, те небольшие «зарисовки» из жизни, о которых я узнала из уст участницы событий... Рассказано было так много и... так мало... Все, о чем говорила мне девушка, совершенно не оголило, не сорвало покров таинственности с т о й жизни, и х жизни.

Озвученное только слегка приоткрыло занавес, создало маленькую щель в кулисах, за которыми скрывалась от этого мира совсем другая, яркая и счастливая жизнь. О-хо-хонюшки... Что ж ты оказалась такой робкой, пани Алина? Что ж... Чудеса, как известно, не случаются с теми, кто в них не верит. А я? Я разве когда-нибудь осмеливалась верить в чудо?...

Ну, вот и выход. Добро пожаловать в серый дождь, в серую осеннюю ночь, в серую жизнь...

Я толкнула входную дверь и вышла под открытое небо, которое встретило меня противной мелкой моросью, сыпавшейся из рваных туч. Подняла взгляд от асфальта тротуара. Подняла взгляд и застыла. Напротив входа в бар стояла машина. Задняя дверь была призывно открыта. Я сделала пару шагов вперед, боясь поверить собственным глазам.

Властный голос, раздавшийся из салона, я, похоже, уже никогда не смогу перепутать ни с чьим другим:

 — Ты заставляешь себя ждать!

Е-mаil автора: slаvе-girl@inbоx.ru