Парень, значительно выше её, стоял, приблизив вонючий рот почти вплотную, крепко держал её обеими руками за плечи, угрожающе шипел матом прямо лицо. Катя его не слушала и почти не замечала. Она внимательно смотрела за его спину — там подбегали еще два гопника. Казалось, в животе, в солнечном сплетении, одновременно жарко и холодно, как будто бы шарик горящего мороженного. Катя поймала себя на мысли, что просто прикидывает, сколько ей нужно для веселья — двое или трое? Одного вырубать совсем или только на время? Всё решила текила — трое, конечно, а чего нам?! Катя почувствовала, как левый уголок рта поднимается вверх, соски твердеют. Вот и доигрались. Будет вам «Новогоднее обращение»!

Первому — коленом в пах. Пока подожди. Второй... Второй уже бьет со всего размаха, кто же так бьёт?! Налетает на заботливо подставленный локоть. Хрусь! Нос? Жаль. Третий... уход, с двух сторон по ушам, захват. Удар лицом об колено. Это было лишним. Готов...

Парни послушно ложились под её ударами, не успевая понять, как эта невысокая хрупкая девочка останавливает их строенный пьяный натиск. Первое возбуждение от схватки уже прошло. Катя работала чётко, спокойно, как на тренировке. «Нет жалости, страха, усталости нет, нет слабости в нас и нет власти над нами... « — откуда это? Фиг с ним, не помню. Скучно с вами, господа гопники. Что же всё-таки было во сне? Руки... Руки она уже видела, даже ощутила. Почему Виктор остался на стропах, а она упала? Где он, черт возьми? Катя «работала» с парнями, не обращая внимания на девушек. Знала по опыту, что те будут держаться в сторонке, а может и уйдут куда-нибудь...

Внезапно она ощутила мягкий толчок под колени. Одна из гопниц всё-таки подползла к ней сзади и прислонилась спиной к ногам. Сразу поняв, в чём дело, Катя попробовала перегруппироваться. Не успела.

«Первый», уронив её толчком в грудь, рывком достал из-за пояса пистолет... На Катю уставился черный девятимиллиметровый глаз «Макарова». Ого! Парни не шутят. Перегородки в канале ствола не видно. Боевой... Катя смотрела на дергающийся в руке пистолет и почему-то думала о добрых хоббитах, которые жили в Средиземье. Толкиен создал миры. И кто она там, в этих мирах? Хотелось бы быть эльфом... Хоббиты... Гоблины... Виктор называет гопников гоблинами. Где он, зараза? Вспомнила. Виктор говорил, что нужно смотреть не на пистолет, а в глаза. В глаза. Какие там глаза? Ага. Пьяные. Мутно-коричневые. Гноятся по углам, щурятся, веко дергается. Нервничает, гад. У меня ж колготки испачкаются! Блин! Лежу белоснежной задницей на сером снегу... Что там ещё Виктор говорил? А-аа... Предохранитель должен быть верхнем положении. Где он? Со стороны большого пальца правой руки. Ага. Этот урод держит пушку левой. Левша, стало быть. Рукодельник хренов. Держит пистолет голой рукой. Левой. Блоха... Причём тут блоха... предохранитель не закрывается пальцем. А как же левши-то стреляют с «Макарова»? Или есть модели для левшей? А им ещё можно правым указательным дернуть его вверх. Смешно. Кате стало так смешно, что она выдала что-то типа конского ржания. «Первый» явно озлобился. Ишь ты, говорит чего-то. Матюкается, должно быть... Слюнями брызгает, дебил малолетний. Маленький мальчик. Виктор сейчас бы поправил — маленький мальчик с большой мокрой писькой. Да. Предохранитель стоит в нижнем положении. Стрелять этот ублюдок не может. Хуле ж он такой самоуверенный? Где Виктор, бля?!

 — Земляк, дай закурить, — услышала нарочито грубый, но такой родной голос. «Гоблин» потерялся на долю секунды, повел стволом в сторону и... получил левой рукой в горло, под кадык. Катя знала, что Виктор бьёт так только в крайнем случае, он сам говорил. Удар абсолютно непрофессиональный — внутренним ребром раскрытой ладони, без замаха. Да ещё левой, «неударной» рукой. Катя всегда ругала за это Виктора, правда никогда не видела, КАК это происходит... «Гоблин», перевернувшись через себя, ладно сел жопой на тротуар. Пистолет с силой отлетел, стукнулся о бордюр, покрутился и уставился на Катю нестрашным уже глазком.

 — Подними меня, я в белом, — Катя начала приходить в себя. Виктор легко приподнял её, подержал в руках, бережно поставил «стилами» на грязный снег. Один из гопников поднял голову. Виктор сходу ударил его носком ботинка в челюсть. Послышался короткий хруст. «Переломчик!», — подумала Катя. Гопник упал.

 — Ты чего такой жестокий?

 — Кать, это ж не подарок. Я не знал про них ничего. Испугался за тебя.

 — А-аа, испугался! Ты где был?

 — Ну... потом объясню. А сотовый я в офисе оставил. Пойдём домой, может? Сейчас милиция сюда приедет, тела собирать.

 — Ты ментов вызвал?

 — А что, нужно было молчать? Вот пусть теперь эти гоблины попробуют доказать, что их девочка побила. Ну пошли уже домой, а?

 — Пошли. Только перестань мне попу отряхивать. Ты уже лапаешь, а не отряхиваешь. Что ты там приготовил, чтобы я запомнила?

 — Что-что... В театр давно ходила?

 — Давно. От тебя ведь не дождешься. Года два назад.

 — Вот и хорошо. Я привез театр домой.

Катя молча пошла с Виктором обратно в сторону подъезда. Театр! Чего это он придумал?

Игрушка такая, что ли? А может, фильм новый?

Дверь в квартирку была открыта. Внутри ходили чужие люди. Ставили свет, декорации, приглушенно переругивались.

 — Вить, они у нас играть будут?

 — Да. Пошли пока в буфет, пиво пить.

Виктор снял с Кати шубку, встряхнул и аккуратно повесил её на плечики. На кухне уже шумел включенный кем-то чайник. Оттуда навстречу им выскользнула какая-то тень. Вошли. Катя ахнула. Не было больше обшарпанных «строительных» обоев в мелкий цветочек, стен, крашенных темно-зеленой краской, мощной «хирургической» лампы, которая болталась под потолком. Горели свечи — на столе, на подоконнике, на газовой плите. Много. Стены были задрапированы мягким красным плюшем и желто-оранжевым шелком. На столе стояли две пиалы из тонкого китайского фарфора и большой фарфоровый же чайник. В маленькой вазочке лежали цукаты. Рядом на большом блюде — куча маленьких бутербродиков, сыр нескольких сортов, микропирожные. Запах свежезаваренного хорошего чая вызывал желание немедленно устроить чаепитие.

 — Витька! Ты когда успел-то?

 — Это не я. Это всё актёры. Давай перекусим и пойдём смотреть. У них, наверное, уже всё готово. Мне обещали настоящий театр.

Спектакль действительно был настоящим. Катя, правда, сначала всё не могла определиться с тем, что же играют актёры. Шекспира? Лопе? Мараваля? Кальдерона?

Актёры были одеты в костюмы той поры, двигались плавно и уверенно. На стене, которая служила им задником, одна за другой менялись декорации. Катя уже поняла, что «декорации» — это просто картинки, которые гонит лазерный видеопроектор, поняла, что актёры своими поставленными голосами вещают иногда откровенную чушь, но действо ей нравилось. Нравилось, что они смотрят этот «спектакль» только вдвоём, что действие происходит в двух-трёх метрах от них. Нравились приглушенные голоса актёров, их особенная, плавная грация, которая бы глупо смотрелась на большой сцене.

Нравились руки Виктора, которые она то и дело отпихивала от своей груди и ног, а потом ждала, когда он снова начнет её тихонько «лапать».

Нравилось и то, что в каждую сцену актёры выходили во всё более легких и откровенных нарядах.

Дамы (две изящные девочки, ростом чуть побольше Кати) — уже вышли в прозрачных платьях. Свет был поставлен так, что соски и аккуратные полоски волос на лобке смотрелись сквозь прозрачную ткань очень впечатляюще. Катя покосилась на Виктора — брюки его топорщились, он явно оценил сценическую «находку» режиссера этого спектакля.

Странно, но Катя совсем не ревновала. Они

с Виктором сидели в темноте, «сцена» освещалась боковыми лучами компактных софитов. Катя уже перестала отталкивать руки Виктора и сама вовсю лапала его, поглаживая торчащий член через ткань брюк.

Девушки в прозрачных платьях закончили свой танец, музыка сменилась. Катя только что поняла, что девочки танцевали под Мусоргского, «Рассвет на Москве-реке». Причём здесь Мусоргский? Катя не успела додумать до конца — на сцене, под мощные аккорды Бетховена появился актер-мужчина. Его тело было прикрыто чем-то вроде юбки. Актёр явно играл злодея. Софиты освещали красными лучами его лицо, искаженное злобной гримасой. Он обратился к девочкам словами одного из шекспировских сонетов. Одна из них, освещенная зеленым светом, покорно склонив голову, медленно направилась к «злодею». «Злодей», не скрывая торжества, встал к зрителям вполоборота. Катя увидела его голые ягодицы — «юбка» была юбкой только спереди, сзади она ничего не закрывала, держалась на тоненьком шнурочке. Девушка, приближаясь к «злодею», всё чаще и чаще останавливалась, взмахивала руками, произносила длинные красивые монологи, всячески демонстрируя своё отчаяние, умоляла её пощадить. Странно, но Катю совсем не смущали голые ягодицы чужого мужика у них в квартирке, больше того — ей совершенно не жаль было бедную девочку, которую тот щадить совсем не собирался. Катя видела это по постепенно приподнимающейся передней части «юбки». Что-то творилось с освещением — с каждым шагом девочки её прозрачное платье всё меньше скрывало изгибы и выпуклости соблазнительного тела. Само тело перестало светиться зеленоватым русалочьим оттенком и всё больше разгоралось живым телесным светом. Овальное бледно-розовое лицо утопало в рыжем сиянии, темная полоска под животом блестела каштановыми волосками. Иногда показывались беззащитные розовые губки между ног.

Виктор посмотрел на Катю. Та, не отрываясь, глядела на рыжую девушку, которая уже стояла вплотную к «злодею». Она была развернута вполоборота к зрителям, лицом к ним и к своему мучителю. В глазах девушки искрились натуральные слёзы, грудь высоко вздымалась от волнения. Музыка смолкла. Было слышно только дыхание актёров, женское — частое, прерывистое и мужское — глубокое, сильное, с выдохом через нос. Виктор положил руку Кате на голую грудь и чуть слышно спросил в ухо:

 — Ты её хочешь?

 — Да. Хочу... — с трудом оторвавшись взглядом от сцены, Катя посмотрела ему в глаза и произнесла это неслышно, одними губами.

Яркий луч света выхватил из цветного полумрака левую руку «злодея». Рука легла на ногу девушки и медленно поползла вверх, задирая подол платья. Девушка прикрыла глаза и чуть прикусила губу. По щекам потекли слезы. Рука, поднимаясь всё выше, остановилась на лобке. Сильные красивые пальцы стали осторожно притрагиваться к розовым губкам. Девушка шумно вздохнула и слегка расставила ноги. Правая рука «злодея» сразу оказалась на прекрасной груди, почти полностью закрыв её, начала нежно поглаживать тёмный сосок. Девушка замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Чувствовалось, что она ещё немного боится. Жутко стыдно, но ласки доставляют ей удовольствие. Бледно-розовые щеки занялись ярким румянцем. Катя увидела, как под настойчивыми ласками пальцев партнера половые губы немного увеличились в размерах и заблестели от влаги.

Девушка охнула и приоткрыла глаза. Палец актёра глубоко вошёл ей между ног. Она расставила ноги ещё шире и решительно потянула «юбку» партнёра вниз...

Катя понимала, что сейчас начнётся что-то запретное, непристойное, но не могла поверить в это до конца, в глубине души оставалась какая-то надежда, страх, что существуют границы, которые нельзя, невозможно нарушить. Когда последняя одежда актёра упала на пол, а руки Виктора сдернули с неё кофточку, она поняла, что границ не будет. Виктор сегодня не намерен останавливаться. Ну и пусть! Катю особенно заводили взгляды двух не занятых в сцене артистов. Девушка в прозрачном платье, освещенная тусклым синим светом, молча сидела в углу на стуле и, не отрываясь, смотрела на Виктора, вернее, на его член, который Катя уже достала из ширинки и легонько поглаживала ладошкой. Парень — актёр из другого угла смотрел на сцену, где рыжая девушка, встав на колени, уже целовала своего «злодея» в живот. Изредка парень украдкой бросал взгляды на белеющую в полумраке Катину грудь. Взгляды жгли, казалось после них на коже остаются полосы. Он хотел Катю, не просто подсматривал за ней!

Катя сама быстро сняла белые колготки, помешкала немного, сняла аккуратные беленькие трусики и осталась в чулках. Поймав взгляд парня, она раздвинула ноги и погладила рукой волосы на лобке. Парень встал и нерешительно направился к Кате. Его «юбка» сильно топорщилась спереди.

 — Вить, а он меня трахнуть хочет, — сообщила Катя Виктору на ухо.

 — А ты хочешь?

 — Я тебя хочу, дурак! Пусть он просто мастурбирует.

 — Рядом с тобой?

 — Ну да. Я же хочу всё видеть.

Похоже, парень всё слышал. Подойдя к Кате почти вплотную, он скинул свою «одежду» и встал рядом с нею, покачивая внушительным «достоинством» на уровне Катиной головы. Катя не удержалась, и воровато оглянувшись на Виктора, быстро поцеловала головку члена. Виктор едва заметно подтолкнул Катю к актёру. Она восприняла это как разрешение и с удовольствием начала облизывать член. Виктор жестом подозвал скучающую «синюю» девушку и показал ей на пол рядом с собой. Девушка встала на колени и взяла член Виктора в рот так умело и обыденно, будто делала это каждый день. Уже через несколько секунд она стала делать глубокие сосущие движения щеками, а потом вообще заглотила член целиком. Катя, которая еще только полизывала пенис, соображая брать ли его вообще в рот, и как это будет смотреться со стороны, оттолкнула от себя актёра, а потом, развернувшись, хлёстко ударила Виктора ладонью по щеке. Девушка сразу же прекратила сосать и отпрянула от Виктора, убежала в другой конец комнаты и накрылась там драпировкой. Виктор посмотрел на Катю задумчиво. Казалось он ожидал такой развязки.

 — Ты хотела рыжую девушку? — в голос спросил он.

 — Да. Только пусть сначала вот этот, — она ткнула пальцем в «злодея», — нормально её трахнет. Чтобы сперма была во влагалище, и без всяких там презервативов! — А этот, — Катя повернулась к отвергнутому актёру, — пусть дрочит, как договаривались.

 — А я? — спросил Виктор.

 — А тебя я сама трахну, не беспокойся.

Катя с размаху села на вздыбленный член Виктора и действительно начала его трахать. Актёр стоял в шаге от Катиной прыгающей головы и послушно мастурбировал. Почувствовав приближение оргазма, он замедлил движения, пытаясь продлить удовольствие. Катя, заметив это, схватила его член и направила себе в рот. Сделав пару глубоких сосущих движений, она чуть не поперхнулась спермой. Актёр не кончал, наверное, неделю. Катя перестала скакать на Викторе и просто пила сперму глоток за глотком. Виктор, увидев это, разрядился почти мгновенно. Почти одновременно в Катю ударили два мощных потока — один сверху, другой снизу. Казалось, её заполняли спермой, как танкер — горючим, сразу с нескольких люков, впрок. От сознания, что сейчас она отсосала у незнакомого мужика, даже имени которого не знает, на глазах у Виктора, с которым еще и трахается при посторонних, Катя стала кончать. Волны оргазма накатывались одна за другой. Катя прекратила свои прыжки и сжала колени. Виктор аккуратно снял Катю с себя и, положив рядом с собой, раздвинул ей ноги. Пальцами он нашел клитор и начал его гладить круговыми движениями. Катя, глядя на него зелеными глазами, которые уже начали светиться в полумраке, хрипло сказала:

 — Я внутрь хочу. Член.

Виктор огляделся вокруг. «Злодей» вовсю жарил рыжую девчонку, прислонив её к стулу, на котором сидела отвергнутая «синяя» девушка. Второй артист только что кончил. Оставался осветитель. Виктор жестами подозвал его и, показав глазами на раскинутые Катины ноги тихо проговорил:

 — С презервативом, хорошо?

Через десять минут, когда Катя изогнулась в последнем оргазме и столкнула с себя настырного осветителя, который никак не хотел кончать, со «сцены» раздались, наконец, крики «злодея» который с удовольствием изливался в рыжую девушку.

Катя подошла к девушке, которая ничком лежала на полу, и опустилась между её ног. Поймав своими губами вход во влагалище «рыжей», она просунула туда язык и попробовала сперму «злодея» на вкус. Слизала всё, что смогла. Почувствовала, как девушка возбуждается. Катя продолжала облизывать её изнутри. Появилось какое-то странное ощущение дежа вю, как будто это всё уже было когда-то давно... костюмы... , рыжая девушка... Катя не могла вспомнить. «Не важно» — решила она. Девушка кончала, укусив себя за руку, чтобы не закричать.

Спектакль был окончен. Актёры начали одеваться и сворачивать аппаратуру. Виктор удалился со старшим труппы (оказалось, что это осветитель) на кухню для расчёта. Катя стояла в душе, с удовольствием поливала себя из лейки и думала про Виктора. Сейчас она любила его, как никогда.