Что наша жизнь? Игра...
«Пиковая дама» П. Чайковского

Я и моя будущая жена в те далёкие годы любили играть в одну, немного экстремальную, игру. Молодые нервишки требовали, чтобы их «почесали» да бесшабашное ухарство, наполнявшее то зелёное время, иногда, плескаясь, переливало через край... В общем, организм хотел адреналина по высшему разряду, и он его получал с лихвой. Не помню, кто из нас это придумал; изначальная идея стёрлась из памяти, перекрываясь десятками тех самых сцен, которые нам обоим теперь приятно вспоминать ночью в постели, в попытке нагнать тот самый тонус — теперь уже с трудом. Что точно, ни одна из сексуальных игр не приносила такого удовлетворения, как эта.

Когда нам жуть как хотелось друг друга, мы уславливались встретиться в заранее обговорённой точке. Правила были простыми: сначала бурная встреча в незнакомом районе и придирчивый выбор жилого объекта. Затем восхождение на его верхушку и предание любовным ласкам прямо перед дверьми ничего не подозревающих обитателей. Двери в любой момент могли раскрыться, представляя невольному зрителю самый необузданный половой акт, который он видел, во всей красе. Как бы это ни казалось странным, нас одинаково будоражила мысль, что вот-вот застукают. Возбуждение иногда достигало такого порога, что наши тела становились фантастически чувствительными и мы оба балансировали, в буквальном смысле, на грани обморока. От взаимных прикосновений нас било током, мы дрожали от любого собственного движения и постороннего звука. Да, звуки добавляли нашей игре особую пикантность, отчего наивысшая точка оргазма казалась почти не достижимой. И поэтому мы заставляли себя входить в бешеный ритм, не щадя собственной плоти, и часто доходили до того восхитительного момента, когда души сливаются в единое целое и оставляют бренные тела работать внизу, чтобы первые могли плавно достичь небес и рухнуть обратно, когда вторые уставали.

На удивление за несколько лет нашей игры практически никто за этим занятием не заставал — ни в начале, когда ещё можно смеясь сбежать от блюстителя нравственности; ни в середине, когда мы были слишком поглощены друг другом, чтобы реагировать на что-либо другое; ни в конце, когда мы изнемогая, натягивали одежду и опираясь о стены начинали долгий, слишком долгий путь вниз по лестничным маршам. Помню, только однажды нам помешала бабушка, выносившая мусор. Наверно, надо было видеть, как она всплеснула руками при виде такого прелюбодейского хамства рядом с её квартирой. Мы очнулись от звука упавшего мусорного ведра: её ноги обвиты вокруг торса партнёра, голова откинута назад, а руки прижимают его голову, утопающую в пышной груди. Это было уже не начало, но мы смогли опрометью броситься наутёк под гневные тирады «я-на-вас-то-милицию-вызову-бестыжие». Но ведь поэтому мы и выбирали те места для игр, где нас никто не знал!

Много происходило и других казусов, когда, например, в открытое окно залетела стая перепуганных голубей, и нам было уже не до друг друга, или же, когда Лика поскользнувшись на ступеньке ухватилась за мои причиндалы... Но я хочу рассказать о случае, который заставил нас изменить свой взгляд на то, чем мы занимались. Тот самый раз, который то я, то жена иногда вспоминаем и... чаще всего — смеёмся. Но бывает, что и грустно вздыхаем. Неизвестно, во что бы всё вылилось, если не тот случай. Так что, в принципе, мы рады, что наш любовный фронт оказался подавлен с главного фланга. Со временем игра, конечно, возродилась, но уже совсем в другом качестве. И, скорее всего, это уже другая история.

А тем осенним днём я позвонил Лике с работы домой и прозрачно намекнул на очередной секс-марафон. В ответ она пожаловалась, что дома ей всё обрыдло и она сильно меня ждёт. Каждое следующее место выбиралось обычно после последнего раза, так что без лишних слов мы дали понять, где встречаемся через час.

Как только я вылез из маршрутки, то даже сам не сразу её узнал. Лика была в неброском осеннем пальто, в таком же беретике, с завязанным в узелок волосами, которые обычно большими красивыми локонами струятся с плеч. Я же всё ещё был одет по-рабочему, при классической «тройке». Обращать внимание на подобную парочку, слившуюся в крепком поцелуе под козырьком остановки, никто не собирался. Ну подумаешь, давно не виделись...

Всю дорогу, выбирая дом, мы непрестанно обжимались, отпуская скабрёзные шутки и хохоча — правда, осторожно. Умом понимали, что даже здесь выделяться не нужно, но всё возрастающее влечение остановить оказались не в силах. Наконец, театр дальнейших действий был указан, и тела покорно двинулись в бой.

Чуть только хлопнула дверца подъезда, Лика вдруг сказала:

 — Если не перепрыгнешь через ступеньку, снимаешь шапку!

Я удивлённо посмотрел на неё. Она же, как антилопа, грациозно перелетела через одну большую ступень. Дом был старый, невысокий, с короткими лестницами. Но ступени были высокими. Ещё не понимая, я принял решение и показал, что тоже не лыком шит, но в последний момент не удержался на краю и соскользнул. Лика, хихикая, резким движением сорвала мою шапку и перепрыгнула ещё через ещё одну. До верха оставалось не так уж и много. Я примерился и перепрыгнул через две.

 — Меняем правила. Если ты через две не перепрыгнешь, снимаешь берет.

 — Ух, какой, — Лика надула губы.

 — Боишься? — я осклабился, уже со всех сторон оценивая её предложение.

 — Вот ещё! — Лика начала готовиться к прыжку, легонько приседая и приподнимаясь, помогая руками, как заправский прыгун в длину. По лицу жены я заметил, что уступать ей не хочется, и если придётся, пропрыгает до последнего этажа. Лишь бы показать, что она не только может, но у неё ещё и хорошо получается. Я чуть ли не мурлыкая под нос наблюдал за её кратким полётом и уже с кровожадным «ага!» стал потирать руки, когда у Лики всё-таки не получилось.

 — «Снимите с себя это!», — прокомментировал я любимую передачу её мамы, самодовольно упирая руки в боки.

 — Ха! — надулась пуще прежнего Лика. Но в глазах я заподозрил азартный огонёк.

Она с медленно наползающей на полные губы улыбкой одну за другой стянула перчатки.

 — Ах так! — Я, конечно, забыл про перчатки, но и не ожидал такого подвоха. Азарт во мне разгорался не хуже, чем в ней. Перепрыгнув ещё через две ступени, я поманил её пальцем.

 — Вадик, Вадик... — укоризненным тоном полупропела-полупрошептала она и оказалась рядом со мной. — Ну что же, никто не выиграл? Тогда меняем правила! Теперь через три.

Через три у неё получилось, но с трудом. Я тоже преодолел их и оказался наверху.

 — Ну что, победа?

 — Как бы не так! Тут три этажа? Ну так вперёд, ковбой! Я хочу посмотреть на тебя без джинсов!

Так мы пропрыгали до третьего, мстя и изгаляясь. Пальто и куртка были оставлены на подоконнике второго этажа (вместе с ранее проигранными предметами одежды). Свитера полетели с нас на полпути наверх.

Разгорячённые, разве что не взмыленные, задыхающиеся, но весёлые, мы остановились на третьем этаже, недоумевая, почему на этот бедлам в подъезде ещё никто не откликнулся. Я стоял выше, и Лика прыгнула в последний раз — как раз ко мне в руки. Я самортизировал её прыжок и обхватил за талию. Лика отстранилась чуть-чуть и взглянула на меня так выразительно, как будто в первый раз увидела. Я понял: вот мы наконец-то на последнем этаже. Помнится, ещё поразился глубине цвета её глаз — ярко-голубые, вбирающие в себя весь окружающий мир.

На нас двоих оставалось совсем немного верхней одежды. На ней — колготки да бюстгальтер. На мне — майка и почти потерянные в последнем прыжке брюки. Лика приподняла голову, часто задышав. Песочные волосы растрёпанными прядями нехотя спустились с плеч, цепляясь кончиками в края чёрной материи двух плотно облегающих груди чашечек. Я отвёл волосы с её левого уха, наклонился и прошелестел:

 — Ли-и-и-и-и-и-и-ика-а-а-а-а...

Ей всегда этот тон напоминал

движение листьев на ветру и завораживал. Она прикрыла веки, ожидая обжигающего дыхания, медленно передвигавшегося по шее, ниже, ниже... По спине и далее прошли первые токи. Я прошёлся губами по нежной шее, ощутил биение вены. Лика сжала меня в объятиях. Огладил голые плечи, уже остывающие в прохладном подъезде, стал медленно, со знанием дела, согревать своими поцелуями. Лика перестала сдерживаться и выпустила стон наружу. Он растянулся во времени, затухая в его внезапно начавших появляться провалах, то возрастая до мелодичной ноты, то опускаясь до сладостного шёпота...

Зубы сами оттягивали бретельки, отросшая к вечеру щетина жгла незащищённую кожу. Лика прижала голову ко мне и я ощутил остренькие зубки на мочке уха. Лёгкая боль придала действиям уверенность. Бретелька поддалась и плавно спустилась с плеча, красиво обнажая бархатистую кожу под щитом чашечки бюстгальтера. И словно лишившись этой защиты, большой розовый сосок встопорщился навстречу, наливаясь каменной силой. Моя кисть скользнула пальцами по левой груди, скрывая его под ладонью. Губы уже спустились к ямочке на шее и отыскивали щемяще-сладкий путь к более сокровенным местам. Ликин язычок умело стимулировал мои чувства: она то щекотала мочку уха, то вгрызалась в него, перетирая между зубами заворачивающиеся края, то касалась кончиком языка внутренних стенок раковины.

Прервавшись на мгновение, чтобы перехватить дыхание, я вновь ринулся вперёд и, найдя «защищающийся» сосок, накрыл его языком. Большой, круглый розовый ободок с возвышенностью посредине был сладким и нежным. Я начинал терять контроль. Лика тем временем ласкала мой зад, пробираясь руками в штаны. Её влажные руки нащупали сфинктер. Я закусил сосок, и Лика пискнула. Введя один палец левой руки мне в анус, а правой рукой добравшись до переда, она вновь застонала. Как невероятно здорово было ощущать внутри себя её поскрёбывающий пальчик! Член обхватил маленький кулачок и тревожно забился в тесноте брюк. Лика нащупала изнутри пуговицу и вытащила на свет нашего старого знакомого. Я же вовсю трудился над её грудью, то пытаясь заглотить её, то щекоча языком. Лика обеими руками мастурбировала член, осторожно скребя ногтями по вздувающимся венам.

Всего воздуха в доме уже явно не хватало. Казалось, вбери его побольше — и тут же задохнёшься. Краски вокруг становились отчётливее. Дневной свет, уже тускнеющий к закату, ярко освещал площадку, и даже тусклые серые стены обрели заговорщически приятный оттенок. Они были свидетелями нашего красивого взлёта в небеса. Сердцебиение Лики оглушало. Её нежные вздохи переливались чудесной музыкой вожделения. Когда я ощутил непереносимый жар внизу живота, то отпустил истерзанную грудь и снял с себя Ликины руки. Член угрожающе вздрагивал, разбухнув до предела.

Лика повернулась и схватилась за перила, немного изогнувшись и отставив ногу. Я аккуратно стянул колготки до колен и добрался до округлостей её попы. Большими пальцами раздвинув половинки, я зарылся сначала в эти сладкие дебри. Сочная, влажная мякоть встретила меня, погружающегося всё глубже. Лика распалилась до предела, её руки судорожно сжимались на прутьях перил, зад дёргался мне навстречу. Краски вылезли изо всех углов, которые раньше скрывал мрак, превратились в нескончаемый цветоворот. Готов поклясться, что я слышал протяжный гудок автомобиля где-то далеко-далеко снаружи и чириканье разлетающихся воробьёв на асфальте. И даже какой-то щелчок в стороне. Но это только подогревало нас.

Я нашёл бугорочек клитора и поцеловал его настолько, насколько это позволяло моё положение. Лика изогнулась в приступах наслаждения. Я сам был на сильном взводе, и скоро мы в изнеможении опрокинулись на пол. Тела не ощущали холода — внутри нас кипел всепожирающий огонь, называемый страстью.

Сидя на мне, Лика елозила задом и приподнималась как от острого укола, чтобы вновь потом упасть ради того же самого дикого ощущения эйфории, когда я языком погружался в неё. Через какое-то время она сообразила, что мы лежим валетом, и ухватилась за мой колышущийся перед ней член. Не долго думая, она нагнулась и ввела его в рот. Я тут же подался навстречу, задохнувшись от двойного наслаждения. Поступательными движениями она смачивала мой горячий член слюной, не забывая останавливаться на уздечке, где я был чувствительнее всего. Сделав последнее смачивающее движение, она убрала руки и вихревым потоком на него опустилась. Вся масса члена забилась у Лики во рту. Я издал под ней горловой звук и изверг семя. Через секунду она кончила тоже. Мыча и извиваясь, мы слизывали соки друг друга, надеясь продлить это неописуемое наслаждение. Да и заодно привести в порядок гениталии, прежде чем сможем одеться — на сегодня план оказался даже перевыполнен.

Я, пошатываясь, поднялся с пола, подсобил Лике. В голове гудело. В стороне снова раздался какой-то щелчок. Лика повернулась ко мне. Я что-то хотел сказать, но тут посмотрел в её задёрнутые пеленой глаза... И увидел отражение. Резкий поворот — и моё ещё не успевшее успокоиться сердце зашлось и тут же упало. Позади нас была раскрытая дверь. От перевозбуждения у меня потемнело в глазах, а Лика сзади всхлипнула вроде как от неприятного удивления и бессилия одновременно. Дверь была открыта, и не просто открыта!... В отверзшемся проёме с видеокамерой в руке стоял паренёк лет пятнадцати. Он не ожидал, что мы его так скоро заметим, и явно пытался незаметно скрыться за спасительными замками. Вот только ремешок камеры об этот замок так не вовремя звякнул, и он буквально приморозился к месту от страха, и с дрожащей приоткрытой челюстью воззрился на нас. Вероятно, всё, что хотел, он уже снял... Я бросился было вперёд, чтобы отобрать у него камеру, но паренёк опомнился и дверь с грохотом захлопнулась. Я успел нанести несколько бессильных ударов кулаком в дверь, прежде чем раздался голос Лики:

 — Не надо, Вадик! Лучше пока одеться и уйти...

Я остановился не зная, что предпринять в такой ситуации, в которую мы до этого никогда не попадали, и смотрел приценивающимся взглядом медвежатника на заветную дверь. Из-под меня как будто кто-то проворно вытащил половичок, пока я на нём стоял, и теперь оставалось только потереть ушибленную пятую точку. Лика тем временем натянула колготки и уже застегнула бюстгальтер. Я же, занятый нехорошими мыслями, угрюмо спрятал член внутрь штанов. Когда мы полностью оделись и вышли из подъезда, было уже темно и совсем ничего не видно, а слышно как обычно.

Домой ехали молча. Лика положила голову мне на плечо и, похоже, дремала.

 — Мы что-нибудь придумаем, — сказала она, когда мы уже подъезжали. — Может быть, и ничего не станем делать. Пусть малец дома киношку крутит, развлекается, а?... — она хихикнула и озорно прищурилась на меня. — Или друзьям хвастается? Что бы ни случилось, всё к лучшему, Вадь, а?..

Я угрюмо хохотнул, представив малыша с круглыми глазами, гоняющего перед телевизором, пока его родители на работе. Шаг за шагом, новые детали картины веселили всё больше. В конце концов нас обоих разобрал безудержный, живой смех, хотя никто не обмолвился ни словом. По домам мы разошлись с приподнятым настроением.

Тем не менее, ни Лика, ни даже я, и не помышляли о прекращении наших любовных похождений. Мысль о том, что во время этого нас ещё и снимали, заставляла играть кровь пуще прежнего. Однако не то, что с нами произошло в тот день, поставило крест на игре.

Где-то через полгода, после очередного экстремального секса, но уже в очень далёкой точке от предыдущего места, где было куда безопаснее, мы проходили мимо ларька, торгующего видеодисками. Не буду останавливаться на прочих подробностях. Скажу только, что нам на глаза попалась обложка, от которой мы оба чуть не упали в отнюдь не в сексуальный, а банальный обморок. На ней была во всю ширь картинка, живописующая наш развратный дуэт, запечатлённый в том злосчастном доме... Но даже не этот шокирующий факт заставил нас позабыть о своих «Сексуальных приключениях» — так назвался диск. Это был сборник короткометражек. Как указывалось на оборотной стороне, «зарисовок жизни простых людей». В аннотации говорилось о том, что это реальные кадры, заснятые таким образом, что никто ни о чём не подозревал. Наш эпизод назывался «Верхом и наверху». Любители экстремального секса выбирают заниматься любовью в разных местах, где их не знают, но непременно где-нибудь наверху, будь то вершина горы или крыша небоскрёба...

Покупать видеодиск не стали. Узнать нас на стоп-кадре было не легко, только если долго и нудно присматриваться и сравнивать. Да и надеялись, что продавцу на это совершенно наплевать и он не обращает внимание на обложки товара — такого барахла у него пруд пруди. Как смонтировали нашу любовь к «верхам», что придумали нового, а что обрезали, интереса, как и энтузиазма, не вызвало. Всё-таки любым извращениям должен быть предел, и поэтому следующего планированного выезда за острыми ощущениями по нашему обоюдному согласию не случилось. С того дня вкус к игре заметно снизился, а потом и вовсе пропал.

4 и 5 августа 2006 г.

isаtеl4@mаil.ru