К читателям.Это длинный сериал, для любителей. Вся история, конечно, вымысел, основанный на рассказах моих знакомых и незнакомых. Почти все факты подлинные, взятые из многих жизней соединенные в одну — сочиненную.

Опять Лизе предстояло проскучать вечер за тоскливым, но таким необходимым ужином. Необходимым, по словам Евгения, — директора драматического театра, где она работала 2-й год. Ужин был уже 3-м по счету за полторы недели, и на нем директор пытался обработать потенциального спонсора и мецената — местного большого воротилу Александра, Сашу, как тот им представился. Поиск и обработка возможных покровителей велся постоянно: театру необходимы гастроли, приглашение известных режиссеров для зрелищных постановок, путевки и прочие приятные мелочи. Без благодетеля никак. Их то бывало несколько, то ни одного, и приходилось отчаянно ловчить в мероприятиях по их отлову. Чем с переменным успехом занимался директор. И вот опять тоскливое представление по уламыванию такого малоприятного и тем не менее нужного для общего дела персонажа. Александр, местный олигарх, был ещё тем типом. Невысокий, полный, коротко стриженый, с хитрым некрасивым лицом и противной усмешкой на толстых губах.

Слушая Евгения, он не прекращал поглощать еду и задавал вопросы, не отвлекаясь от занимающего его процесса. Также не прекращая жевать, он бросал быстрые, сперва изучающие, позже заинтересованные, теперь долгие взгляды на его спутницу, которую директор специально взял для украшения стола и придания нудноватой беседе нужного направления. Он считал, что у Лизы получится. Не может не получиться! И уставшая после вечернего спектакля девушка, с тщательным, едва заметным макияжем, подчеркивающим её юную свежесть, в обтягивающих одеждах, выгодно преподносящих хрупкую фигурку, деланно улыбалась толстяку всякий раз, когда тот, медленно прожёвывал очередную порцию еды. (Специально для .оrg — BestWeapon.ru) И приторно смотрел на неё, облизывая жирные от соусов губы, щуря и так неширокие глаза в гнусной ухмылке. Антипатичный субъект — решила Лиза. Она уже дважды уходила попудрить носик и выжидала момент для следующего побега в туалет, подальше от становящихся все скучнее деловых разговоров и от все более сальных взглядов жующего. — Можно ваш автограф, — вывел её из задумчивости мужской голос.

Удивленная, она повернула голову к говорящему, стараясь не высовываться из-за колонны, за которую она спряталась уже в зале, устав тянуть время в туалете. Уверенная, что не привлекает к себе ничьего внимания, она пыталась по мельчайшим признакам определить время завершения постылого ужина и момент своего «выхода на сцену к финалу». Была почти ночь, и ей хотелось спать, ну может, не сразу спать, но что-то вроде того... И вот какой-то ненормальный поклонник хочет все испортить и раскрыть её «засаду». Только этого ей не хватало прямо сейчас! Симпатичный улыбающийся парень стоял перед ней и тоже смотрел за колонну, пытаясь проследить направление её взгляда. — Мой? — шепотом спросила Лиза. — Да, ваш, — также зачем-то шепотом ответил он. — Давайте быстрее! — плотнее укрывшись за колонну. Быстро черкнув пару строк в протянутой записной книжке и одарив внезапного поклонника быстрой дежурной улыбкой, она вновь заняла наблюдательный пост. — В засаде? Кто жертва? — тот же веселый голос за спиной. Ну вот, сейчас этот красавчик выдаст её, и придется вновь утомительно улыбаться отталкивающему субъекту за столом. Она не ответила, надеясь, что тот отстанет сам. — А вы сейчас в образе или репетируете? — со смешком сзади. Лиза сердито повернулась. Парень так искренне улыбался ей, с такой симпатией, что грубить расхотелось. Она улыбнулась ему и оглядела. Приятный... Так как она ничего не отвечала, заговорил молодой человек. Он — её поклонник, видел сегодня в спектакле, знает давно. Может ли он прямо сейчас подарить ей цветы, тут быстро, на улице, он сейчас же купит, или как-нибудь угостить её в приличном месте, где она захочет? Все это он проговорил скороговоркой, видя, что она нетерпеливо оглядывается. Снисходительно выслушала юная актриса признание театрала, не отрицая, что она польщена. Автограф она давала всего 2-й раз, до этого каким-то детям.

Подобные приглашения, не обремененные просьбой автографа, стройная обаятельная девушка выслушивала часто. И с едва скрытым чувством превосходства отказывала соискателям. Нужды в поклонниках она не испытывала: уже год она счастливо взаимно влюблена. И довольна влиятельным любовником — своим начальником и директором театра Евгением, который уже давно смотрит в сторону туалета, выглядывая её, пропавшую. Она весело улыбнулась наивному театралу и вежливо отказала ему, ссылаясь на нехватку времени для встреч. Тот печально выслушал и не стал настаивать, протянув визитку. Лиза бегло просмотрела её: ФИО, должность, фирма, телефоны — ей неизвестны. Сунув её в клатч и кивнув молодому человеку, она рассекретилась и направилась к столику. Вид пустых тарелок и откинувшихся на спинки стульев спутников порадовал её: вечер близился к финалу. — Лиза, ты пропустила самое интересное! Мы с нашим дорогим Александром обсудили наши дела и пришли к соглашению насчёт... — Я рада, что вы все обсудили: ваш успех — мой успех, большего я всё равно не пойму! Под довольный смех сытых мужчин она предложила последний тост «за всеобщий успех» и грациозно едва пригубила шампанского. Она хотела быть трезвой сегодня ночью и порадовать любимого. Ведя девушку, приобняв, к выходу, Евгений самодовольно интимно поглаживал её по тонкой спине, спускаясь чуть ниже талии.

Лиза понимающе улыбалась ему, принимая эти знаки внимания как прелюдию к их ночи. Толстяк Александр, которого тут, казалось, все знали, шел к выходу, едва кивая здоровающимся с ним знакомым. В прошлых 2 раза было то же самое: Лиза уже делала ему комплимент по поводу его известности. Тогда он довольно пренебрежительно произнес что-то вроде, что это его город и он всех тут имеет, но девушка слушала его вполуха. Уже на улице тот парень, с визитки, внезапно все же преподнес ей цветы со словами уважения. Оказывается, ждал её внизу лестницы. Он вежливо поздоровался с толстяком, тот едва взглянул на него. — Поклонники одолели?! — насмешливо ей. Она очаровательно улыбнулась меценату, когда он усаживал её в машину директора и закрывал за ней дверцу автомобиля. — Ну, не злись, детка, я тоже устал смотреть на него, меня также воротит от вида его еды. Я видел, как он глазет на тебя. Да ведь тебе не привыкать, кто на тебя не глазеет! На мою красавицу! — Хорошо, что не съел вместе с бифштексом. Это ведь была последняя встреча? Вы договорились? — Нет, детка, ещё нет. Остались детали, сущие пустяки, бумажная волокита. Да-а... Так, к чему я? А-а-а, вот, чуть не забыл... Он приглашает нас навестить его у себя. Дома. За городом. У него большой дом, говорят, неплохой. — Как скоро? — На той неделе. — С тобой — куда угодно! — Ты у меня умница!

Театральный роман

Машина остановилась на окраине около мрачной старой высотки — малосемейное общежитие коридорного типа. Здесь жили несколько молодых актеров в предоставленных театром комнатках. Длинные унылые коридоры без света и частые двери по обеим сторонам — крошечные квартирки со всеми удобствами. «Домик лилипута» — шутливо называли актеры свое жилье. Метров 20 общей площади, но Лиза не жаловалась. Здесь она познала счастье любви. Когда почти 2 года назад, после театрального училища, она получила приглашение режиссера приехать в этот город, она была довольна и театром, и отдельным жильем — первым в её жизни. Выросшая в райцентре, в старом деревянном доме, в 2-х комнатках, в семье из 5 человек, избалована комфортом девушка точно не была. После многолюдного общежития с его свободными нравами никакая грязь чудом не прилипла к воспитанной, интеллигентной девушке — учительской дочери.

Наоборот, необычным было то, что росшая среди хамства и пьянства (отец пил и обижал домашних, брат пошел по его стопам), Лиза интуитивно избегала повторения детской ситуации и не впускала в себя никакого негатива и низости, что подметили в театре и соответственно бережно относились к обаятельной девушке с хорошим характером. И она не влезала в театральные дрязги, довольствуясь той занятостью в репертуаре, которую ей предложил режиссер. Вот уже несколько месяцев она исполняла главные роли в молодежных постановках. Благодаря любовной связи с директором театра. Не сразу в стайке вновь пришедших юных актрис он выделил для себя эту скандинавского типа тонкую девушку, держащую себя с врожденной интеллигентностью. Позже, выслушивая её рассказы о полудеревенском детстве, перебирая её светлые волосы, лежащие на своем плече, и целуя их, Евгений, как и другие, удивлялся этим нетипичным качествам её характера, появившимся в ней неизвестно откуда. Её обаяние и воспитанность, внутреннее достоинство заставили его оказывать ей сперва едва заметные знаки внимания, становящиеся все более настойчивыми, а позже предпринять успешный маневр, позволивший втянуть её в близкие отношения. Тогда они с профсоюзным руководством навестили театральных жильцов этого богом забытого общежития с целью проверки условий жизни.

Преподнесли молодым актерам подарки, демонстрируя заботу, и проводив членов проверочной комиссии, он попросил её показать балконы и пожарную лестницу. Там, в полутьме, он и обнял её впервые, нашептав на ухо признания, в которые и сам едва не поверил. С мерами предосторожности вернулись они в её клетушку, где провели несколько чудесных часов. В перерывах между совокуплениями они не могли наговориться; он расспрашивал её о прошлом, и она сдержанно вспоминала бедное детство, неведомо откуда взявшуюся любовь к сцене, поступление чудом в провинциальное театральное училище и несколько полунищих счастливых лет обучения. Он все хотел знать о ней: её мечты, её прошлое, её привычки, как её любили мужчины до него, её интимные пристрастия. И она, стесняясь и сомневаясь, все же уступала и, пряча лицо у него на груди, рассказывала о юношеских влюбленностях и первом своем мужчине, тогда бывшем единственным, которого она и не любила, но, повинуясь его напору и уговорам, отдалась ему незадолго до окончания училища. Об их короткой связи, не принесшей ей радости, несмотря на его предложение брака. О том, как терпела его обладание собой, желая, чтоб его пыхтение на ней поскорее закончилось. О том, что он ничему не научил её, проделывая все сам и не спрашивая о её желаниях и ощущениях. И озвучивала свои девические мечты о возлюбленном, которого всегда будет желать.

Проводя знак равенства между мечтой и им, Евгением, которому сразу поверила и без раздумий отдалась. Она без устали расспрашивала о его любовных чувствах к ней: когда они зародились, как развивались, какой она ему видится, чего он ждет от неё; и он снисходительно отвечал ей так же, как и другим девушкам до неё, иногда сам веря в свои слова. Будучи давно и надежно женатым на местной чиновнице, имея детей и устойчивое руководящее положение, он мог позволить себе давать любые обещания и исполнять некоторые из них в отношении юных, влюбленных в него созданий. Его браку это нисколько не грозило, а служебное положение позволяло наслаждаться маленькими радостями жизни, даря некоторый комфорт взамен. И поглаживая её острые соски, покручивая их во время любовных занятий, он не разочаровывал её, мечтая вместе с ней о взаимном будущем счастье.

Благодаря себя в уме за верный выбор партнерш, доверяющих ему и не стервозных. Заканчивались его связи обычно так же тихо, как и начинались; уговоренные и умасленные ролями актрисы, попереживав некоторое время, смирялись с невозможностью его развода из-за властной мегеры-жены и детей (как же часто тем приходилось икать) и находили другие, более-менее свободные объекты для отношений. Чтоб освободить ему путь к новой связи с очередной старлеткой. Юные гибкие тела и свежие лица неудержимо притягивали его. Вот уже год привыкшая труппа наблюдает за очередным романтическим приключением преданного мужа и отца семейства с годящейся ему в дочери новенькой актрисой. Которую он неустанно продвигает, убеждая режиссера доверять ей центральные и заметные роли. И она старательно справляется с ними, вызывая интерес публики. Поведение любовницы не меняется в худшую сторону, она не стервенеет и не звездеет, сохраняя чувство собственного достоинства и уважительность к партнерам по сцене.

Её любили, кто-то жалел, некоторые посмеивались, кто-то пытался раскрыть ей глаза на недолговечность и легкомысленность этого мезальянса, но влюбленная девушка, как и многие до неё, не была склонна к принятию правды, а наивно рассчитывала, что ей-то повезет и приз в виде моложавого, облеченного властью и достатком, несомненно, влюбленного директора непременно получит она. И не слушала разумных, но таких скучных доводов. Удовлетворенно ощущая её осторожные, быстрые поцелуи по всему телу и ожидая полной эрекции поглаживаемого ею пениса, он сожалел, что их роман подходит к финалу, так некстати прерываемый грубым вторжением извне. Она прижала грудью его член и опустила кончик язычка в пупок, щекоча его. Он поощрительно улыбнулся ей и подумал, как было бы здорово, если бы сейчас, напоследок, она одарила бы его минетом, и мягко потянул её вниз.

Она со смущенной улыбкой укоризненно посмотрела на него: минет она не любила и делать не умела. Тогда, давно он попытался приучить её, но кроме нескольких полу-удачных попыток, дело дальше не пошло, и она отказалась, уговорив его подождать, пока у неё появятся желания. Он не настаивал, и они забросили это занятие. Изредка она позволяла ему целовать себя там, внизу, но стеснялась, и кунилингус также не стал их привычкой. За год их связи он так и не избавил её от сверхчувствительности клитора, поэтому все, что касалось того, необходимо было проделывать осторожно и нежно. Как он и поступал, не обижая и не пугая её, своеобразно благодаря за любовь и доверие. Приняв его желание, она осторожно поцеловала раздвоенный кончик вставшего пениса, провела язычком по щели, растерла пальчиком выступившую смазку и поднялась с него. Вот полувлажная головка скользнула между бледных нижних губок и скрылась в их глубине. Она опустилась на его бедра, и тонкие складочки влагалища завернулись внутрь, чтоб вскоре опять вынырнуть наружу в плавном скольжении по его мокрому стволу. Она держала его за руки, медленно двигаясь на темном члене, а он завороженно следил за танцем её нижних складочек, исчезающих и выворачивающихся вдоль твердого ствола.

Они чудесно полировали его чувствительное достоинство, блестящее от её соков в красноватом свете лампы, прикрытой красной тонкой тканью. Лампу накрывала сентиментальная Лиза, думая, что в розово-красном отсвете их занятия любовью приобретают романтический флер. Она шутливо упрекала его за неотрывные взгляды в область их слившихся органов, а он в ответ призывал её также наблюдать. Она только смеялась и бросала короткие взгляды вниз, предпочитая влюбленно смотреть на него. Лиза склонилась к нему в поцелуе, не переставая двигать бедрами; позже она приподнялась над ним, предоставив ему возможность целовать и втянуть в рот её небольшую грудь. Евгений хмелел от красивой формы её полушарий, не нуждавшихся в бюстгалтере, не заполнявших полностью его ладоней. Ей нравилось, когда он тянул и крутил её розовые острые соски, она смеялась, что больше они не станут.

Её хрупкий образ придавал ей вид подростка, и он в мыслях иногда запретно представлял себе, что имеет девочку-школьницу, каких она представляла на сцене; и эти преступные мечты пробуждали его неистовство. Тогда он намеренно мучил девушку, отталкивая её руки и хватая за гиперчувствительный клитор; удовлетворенно слушал её крики и, причиняя легкую боль, вытирая её мокрое лицо позже, признавался, что сам не знает, что на него нашло. Она успокаивалась, давала себя обнимать и верила в его оправдания. Держа её за талию и подгадывая момент, когда можно будет опустить руку ей на промежность, он с сожалением осознавал, что будет скучать по ней, ещё не надоевшей ему, такой ласковой и внимательной, доверчивой, даже излишне, на его взгляд. Евгений с трудом представлял того, другого рядом с этим хрупким телом; ему не верилось, что тот сможет понять и беречь эту нежную, романтичную девушку, уверенную, что все её любят и не желают зла. Так же, как и она сама. И с ещё большим недоумением он представлял, точнее, не представлял её, терпящую домогательства того, кто не склонен прислушиваться к желаниям других, кто не подходит ей ни наружностью, ни темпераментом. Привыкнет ли она? Смирится ли? Будет ли счастлива, как с ним сейчас?

Он почти не сомневался, что — нет. Но что поделать, обстоятельства сильнее их желаний, так захотел тот, обладающий возможностями, не захотевший делить её с ним и пожелавший её в полное распоряжение. Почему-то уверенный, что она не откажет. Что с тем ей будет лучше. И он отдает её, как случалось уже не раз в его жизни. Евгений даже гордился тем, что ему удавалось сосватать своих бывших протеже. И пристроить иногда удачно в хорошие руки состоявшихся мужчин. Которые были признательны ему за красивых, умных любовниц и даже жён. Посмотрим, чем закончится предстоящее мероприятие, тут не угадаешь! Тебе кажется, что — нет, пара неподходящая, а они как-то договариваются и бывают удовлетворены отношениями. Дождавшись потемнения и увеличения клитора, а от Лизы — стонов, он сжал её бедро, побудив ускорить темп скольжения на члене, и короткими быстрыми толчками пальца в точку удовольствия довел её до исступления, а её мышцы — до спазмов. Которые он удовлетворенно ощутил снующим в ней пенисом. Быстро целуя её, упавшую, он покрепче ухватил её за бедра и, приподняв, принялся биться в неё снизу, перед самым своим извержением громко вздохнув несколько раз.

Полежав на нем и исцеловав всего, она убежала в крошечный туалет, чтоб провести необходимые защитные процедуры. Слушая звук льющегося душа, он ещё раз убедил себя, что ей не в чем упрекнуть его: он заботился о ней и по-своему был привязан.

Игорь

Прошла почти неделя после ресторанных переговоров со спонсором; директор каждый день напоминал Лизе о поездке в гости к бизнесмену, как будто она могла забыть о столь малоприятном приглашении. Отвертеться не получалось, Евгений настаивал, к тому же уверял, что она получит удовольствие от красивых загородных пейзажей, барбекю, бильярда и сауны — всего, что было обещано гостеприимным хозяином. На предложение девушки пригласить какую-нибудь актрису-приятельницу, любовник пообещал узнать мнение бизнесмена. Как ни странно, мимолетное ресторанное знакомство с любителем автографов продолжилось самым обычным образом: он ожидал её около служебного выхода после спектакля, и пока она ждала автомобиль Евгения, умудрился добиться от неё обещания встретиться с ним. Приятно удивленная его настойчивостью, она несколько раз назначала встречу в кафе около театра и в перерыве репетиций приходила туда пообедать с ним. Игорь оказался предпринимателем средней руки, немного старше её, занимающимся перевозками. Он не был театралом, просто изредка, по случаю, за компанию посещал театр. Её давно приметил и впечатлился увиденной игрой.

Они сначала с трудом находили темы для разговора, и парень даже показался ей скучноватым, не чета людям искусства, окружающим её. Но он шутил над ней и над собой, рассказывал с неподражаемым юмором о своей работе, путешествиях (он был туристом, охотником и рыбаком), так что она уже не скучала во время обеда и вновь соглашалась встретиться с ним, снисходя к его искренним просьбам. Признательно ловила девушка его заинтересованные взгляды, ей льстило, что он не отвечал на телефонные звонки во время бесед с ней и отключал аппарат, если его беспокоили. На её шутки, что его поклонницы одолели, Игорь серьёзно отвечал, что это все по работе и он свободен. Прибавлял, что с радостью был бы занят ей, если бы она захотела. Но не имеющая времени на посторонние глупости, хотя и польщенная, Лиза каждый раз утомленно врала, что не имеет возможности для встреч, т. к. очень-преочень занята работой. И прибавляла, что они и так хорошие друзья, и последние пару раз даже позволила поцеловать себя в щёчку. Руку Игорь целовал ей при встрече без напоминаний. Каждый раз он дарил ей какой-либо маленький подарок, будь то цветок, сладость, игрушка или фарфоровая статуэтка. Она складывала их в ящике столика в гримерной. И счастливая, садилась после спектакля в машину Евгения, чтобы пару часов в «лилипутском домике» таять от страсти в крепких объятиях любимого. А он последние дни был так ненасытен и нежен, что она и думать забывала о ком-либо ином. У иных просто не было шанса.

Насилие

Поездка за город была недолгой, около часу. Сплошь унылыми пейзажами: началась ранняя весна, покрытые снегом большие участки земли чередовались с оттаявшими черными фрагментами; голые ветки темных деревьев наводили на тоскливые размышления. Каковыми и была заполнена головка Лизы, жалующейся Евгению на скуку, ожидающую их там. Чем-то недовольный любовник игнорировал её жалобы и не разговаривал с ней. Приехавших гостей встретила только охрана и прислуга, хозяин обещал подъехать позже. Когда гости уже осмотрели дом, а Лиза присела с журналом на кресло в красивом зимнем саду, прибыл Александр. Он долго громко говорил с директором театра — Лиза не мешала им и наслаждалась видом и запахом крупнолистных растений. Вошедший хозяин подтащил к ней другое кресло и подсел. Тщетно девушка крутила головой в ожидании любовника: он остался в холле и не спешил выручать её. Пришлось поддерживать беседу с разговорчивым толстяком, который принялся развлекать её анекдотами. Лиза вежливо смеялась шуткам и делала комплименты его дому, которые он с удовольствием принимал, рассказывая об особенностях содержания особняка. Вызвался показать ей дом, не обратив внимания на то, что она уже бегло осмотрела его. Взяв её под руку и прижав к себе, невысокий, примерно её роста, энергичный толстяк основательно и долго водил её по всем 3-м этажам, подробно и гордо рассказывая и показывая. Видно было, что он любит свой дом. Уставшая и голодная девушка вновь воздавала похвалы хозяину, на что тот не то серьезно, не то шутя предлагал остаться здесь хозяйкой. И правда, ни женских, ни детских следов Лиза не заметила.

Потом хозяин угощал обещанным вкусным мясом на улице, в беседке; замерзшую девушку собственноручно укутывал в плед и пытался обнимать. Лиза вежливо улыбалась и глазами призывала Евгения помочь ей отвязаться. Тот тоже вежливо посмеивался и не помогал. Только хозяин искренне веселился и весьма топорно шутил над гостями. Промерзшую пару толстяк поволок в заранее протопленную сауну. Отпиравшуюся девушку уговорил пойти Евгений: она отказывалась париться с 2-я мужчинами, одного из которых совсем не знала. Он убедил, что все будет так же, как и в сауне с ним, кроме секса и обнажения, конечно. На первый взгляд, все было безопасно: завернутые в простыни, они блаженно отогревались под горячим паром. Лиза выходила под душ — мужчины хлестали друг друга вениками. Она плавала в круглом бассейне — они подкреплялись за столом. Она смотрела телевизор — они беседовали в бассейне. Сквозь звук ТВ ей показалось, что говорили о ней, она приглушила звук и прислушалась. Расслышала она только некоторые слова и фразы: «не против,... ждать неожиданностей,... не знаю, чего от неё ожидать,... временем привыкнет,... она необычная,... мало опыта,... относиться бережно,... договоримся,... сами разберемся,... теперь она — моя забота,... « — больше ничего разобрать не удалось. Лиза не знала, стоит ли ей волноваться: она не была уверена, что из подслушанного относиться к ней.

Потом они с Евгением целовались в парилке, что было неудобно и даже смешно по причине жары; он уговорил её лечь и, сняв простынь, хлестал веником. Когда она перестала визжать, а он смеяться, на полках уже сидел хозяин, вошедший незаметно для неё, и пожирал её глазами. Он не отвернулся, насмешливо глядя, как она поспешно заворачивается в мокрую, скрученную простынь. Ей стало неловко, и она вышла. На цыпочках вернувшись к двери, она приникла к ней ухом. Но услышала только «... потрясающая задница». Ничего другого она и не ожидала от тонкого ценителя женских форм и, показав двери язык, Лиза направилась к выходу из сауны. Увидев её сидящей перед незажженным камином, толстяк поинтересовался, видела ли она настоящий. На сцене бутафорский — было ему ответом. Он собственноручно тотчас же зажег его, показывая и обучая её. Придвинул её кресло поближе и подсел сам, вложив ей в руки бокал вина. Евгений встал было за её креслом, но тотчас отошел куда-то в угол. Александр что-то рассказывал о каминах, их видах и особенностях и вконец утомил её. Полусонную, стояла уже ночь, привел её любовник в гостевую спальную и, уложив и поцеловав, оставил спящей, пообещав вскоре прийти. Она сразу проснулась, когда толстяк лег рядом и тяжело обнял её.

Лиза рванулась из-под его сильной руки, но он только подгреб её под себя и придавил. Дыша ей в шею винными парами, вдавливая в постель, негромко уговаривал он, чтоб она никуда не рвалась, чтоб расслабилась, не кричала и была послушной. — Женя! Женя! — тщетно звала она, догадываясь, что никто не придет. Чуть не задавив, Александр целовал её всюду, куда смог дотянуться губами, удерживая её, бешено вырывающуюся. Привстав на ней, он схватил за майку и потянул с неё; она выскользнула из-под него, скатилась с кровати и, оставив у него в руках разорванную маечку, рванулась к двери. Выбежав из спальной, она заметалась по этажу, вспоминая, где лестница вниз и где там внизу входная дверь. Заметив вспыхнувшую полоску света из спальной и увидев хозяина выходящим в холл и запахивающим на себе длинный халат, она побежала вниз по теперь едва освещенной лестнице. — Женя! — не переставая звать любовника, металась она по холлу нижнего этажа, пытаясь найти в полутемном помещении свою или любую одежду. Мужчина, смеясь, спускался по лестнице, он щелкнул выключателем и зажег неяркий свет. Лиза стояла недалеко от входной двери, он — около вешалки с одеждой. Она, было, двинулась к нему, но остановилась. Пол был теплым, и не было холодно, но её била крупная дрожь. Он затянул пояс халата и, скептически оглядывая её, произнес: — Не холодно? Пойдем в спальную, не бойся, не обижу! Она испуганно качала головой и отступала назад, наконец, упершись спиной в холодную дверь. — Я хочу уйти! Вы не можете удерживать меня! Отпустите! — Уходи! Иди! Он шагнул к ней, она лихорадочно крутила замок и, распахнув дверь, выскочила на улицу.

Она пробежала несколько шагов по полутемному участку, как её тело сковало морозом. Она переминалась на асфальтовых плитках, поднимая то одну, то другую ногу, но становилось только холоднее. Приближающийся собачий лай, заставил её нервно оглядываться и, увидев мчащуюся на неё собаку, она закрыла лицо руками. Стоя в дверях, он крикнул, и огромный пес не бросился на неё, а только оглушительно облаял. — Заходи в дом, пока не заболе-ла! Испуганная собакой и скованная холодом, она не двигалась с места; выругавшись, он направился к ней. Крепко обнятая им, Лиза была приведена в спальную; толстяк стащил с неё, неподвижной, трусики и усадил на колени, обняв. Её колотила дрожь, а он, согревая её теплыми руками и прижимая к себе, убеждал, что её любовник давно уехал, да и не помог бы, т. к. они договорились: Александру — девушка, Евгению — спонсорская помощь театру, да и ему самому. — За доставленные неудобства, — смеялся хозяин, теснее прижимая к себе её трясущееся тело. Он ещё говорил, как она нравится ему, как он её хочет, что у него ещё не было такой девушки и ей будет хорошо с ним. Уговаривал, что ей не нужно бояться, он не обидит её, наоборот, будет заботиться, как заботился обо всех своих женщинах, что ей понравится с ним и она сама уходить не захочет и ещё будет благодарна ему за все. Лиза потихоньку согревалась и, почти не слушая, ждала окончания кошмара: ей верилось, что увидев её отказ, он не станет принуждать её. — Ну, будь умницей и разогрей меня, — скинув халат, он потянулся к ней губами, она отпрянула, пытаясь соскочить с его колен. Он дернул её вниз и, крепко держа за руки, притянул её к паху, ткнув лицом в низ живота.

Она пыталась отвернуться от висящего темного члена, но он вжимал его ей в лицо. Она отплевывалась и, разозлившись, он схватил её за волосы и прижал к животу, шипя: — Открой рот, сучка! Живо! Девушка стиснула зубы, и со словами «пожалеешь, ты, мерзавка!» он выпустил её руку и хлестнул по лицу. Он бил её долго, её голова каждый раз отшатывалась, но притянутая за волосы получала очередной чувствительный удар. Наконец он толстыми пальцами залез ей в рот, растянул губы и вложил по-прежнему вялый, отвратительно пахнущий член. Она хватала его за руки, но справиться с ним не могла. — Укусишь — пожалеешь! — прошипел он ей в ухо и, довольно хрюкнув, сдавил виски. Лиза обреченно уронила руки и, сидя между его ног, безвольно моталась всем телом в такт движению его железных ручищ. Она крепко зажмурила глаза, из которых текли, не останавливаясь, слезы и широко, как рыба на песке, открыла рот. Слушая его прерывистое шумное пыхтение, она чувствовала, как он толкался то быстрее, то медленнее, то вынимая набухший большой орган, то упирая его ей в гортань. Он встал, потянув вверх её голову, крепко сжимая виски и чуть не свернув ей шею, сделал несколько шагов, протащив её, упавшую, за собой. Стоя над ней, широко расставив полные ноги, он все громче пыхтел, что-то бормотал и все быстрее дергал её за голову. Нагнувшись над девушкой, он сдавленно прорычал «а-а-а» и замер, впечатавшись в неё.

Её рот наполнился гадкой жидкостью, и тошнота подступила снизу. Он отпустил её, она сперва упала, потом закашлялась и, встав на четвереньки, пыталась встать. Всё тело ломило от долгой статичной позы, шея болела; спотыкаясь, она поплелась в ванную, где её тут же вырвало. Обняв унитаз, она сидела около него и рыдала. Мысли о побеге не покидали её, но даже если найти одежду и выйти, собаки не дадут ей отойти от дверей, да ещё искусают. Она проклинала себя за доверчивость, за то, что не проявила характер и не отказалась ехать сюда, за что так поплатилась. Выхода она не видела, разве что дождаться утра и, что-то наобещав похотливому мужчине, вырваться в город, чтоб постараться забыть навсегда ужасную ночь. Скрипнула дверь, вошел Александр и включил воду в большой ванне. — Нечего рыдать! Ничего ужасного с тобой не случилось! Будь сговорчивее, и все будет, как ты хочешь. Станешь упрямиться — будет как сейчас. Пойдем-ка сюда! Он поднял её и, перекинув через бортик, усадил в едва наполненную ванну, перелез за ней и опустился напротив. Сначала серьезно, потом растягивая толстые губы в усмешке, неотрывно смотрел на неё и со словами «нет, ты все же шикарная баба!» протянул ей руки. Она вжалась в бортик, он перестал улыбаться и прошипел: — Опять за свое? Испытываешь моё терпение?! Она несмело подала ему руки, он притянул её к себе, обнял тонкую спину и пристально взглянул в глаза.

Погипнотизировав девушку какое-то время (она силилась отвести взгляд, но он окриками заставлял её смотреть на него), он медленно приблизил к ней губы и приступил к поцелуям. Изжевав и обсосав ей губы, он втянул в рот её язык и долго не отпускал, пока тот не распух, как ей показалось; во всяком случае, разговаривать она не могла. — А что, Лизавета? Все у нас получится. Привыкнешь ко мне, будешь здесь хозяйкой. Заживем с тобой лучше всех! Увидишь — все завидовать станут! Будешь как принцесса, вся в камушках и шмотках. А-а? Ты сейчас ничего не отвечай, я понимаю, тебе нужно поразмыслить, решить. Только ты долго не думай, нравишься ты мне, не хочу я без тебя. Не было у меня ещё такой... такой... другой... ну, вобщем, оставайся! Не пожалеешь! Не обижу. Он все теснее прижимал к себе её согревшееся тело, выключил воду, доходящую им почти до шеи и, отвернув её от себя, прижал

к своей мягкой груди напряженной спиной. Откинув её руки, обхватил за грудь и громко задышал в ухо. Она схватила его за руки и так и держала их поверх его, не сумев их разомкнуть. — Ты — сладкая! Такая вкусная, — шептал он ей в ухо, покусывая его. Она никак не могла расслабиться, да его это не волновало: он снова хотел её. Исщипав и измяв ей груди, он спустил обе руки ей на лобок и больно сжал его. Она рванулась, подняв фонтан брызг, но он крепко держал её за ляжки и не выпустил.

Ударив её по рукам и вновь усадив, он продолжал сжимать ей промежность и со словами «Да что ты ломаешься? Не девочка уже!» схватился за нижние губки и растянул их. Приговаривая: «Ну не дергайся! Расслабься! К чему ломаться, ведь твой хмырь тебя долго трахал, тебе не привыкать! Ему давала, а я чем хуже?!» — он глубоко запустил в неё грубые пальцы и проворачивал, причиняя ей с трудом терпимую боль. Вновь стукнув её по рукам и по груди, прикрикнув «Сиди смирно!», другой рукой он нащупывал её скользкий под водой клитор — чего она больше всего боялась. Несколько секунд она кусала губы и терпела, пока он пытался удобнее ухватить его, потом закричала, приведя мужчину в раздражение. — Это что ещё за новости!? Да ты как целка! Сколько тебе лет? Тринадцать что ли? Отталкивая её руки и отпуская удары, он ни на миг не убрал похотливых рук из её влагалища, продолжая толкаться в нем и давить на верхнюю увеличившуюся точку. Она то вскрикивала, то протяжно стонала, то всхлипывала, с силой кусая свои руки, побуждая его усиливать стимуляцию и поощрять её словами «Да ты горячая штучка! Давай, давай, громче! Уже скоро, подожди немного!», думая, что она невероятно возбудилась. Он вынул руки из её горящего отверстия, встал и потянул её за собой. Прижавшись к её дрожащей спине, взял в руки затвердевший член и водил им вдоль её ягодичной щели, упирая то в вагину, то в сфинктер. Она испуганно дернулась и повернулась; со смешком «Боишься в задницу, ну ладно, позже» он сел на широкую плоскую ступень ванны и провел руками по её телу, задержавшись на ляжках. Весело смотря на неё снизу, он гладил её по внутренней стороне бедра, задерживая пальцы у промежности и надавливая туда. Его толстый длинный член, подрагивая, смотрел на неё. Спросив «Ты что стесняешься? Забыла, что дальше?», он потянул её вниз, разводя ей ляжки.

Мокрый орган легко проскользнул в подготовленное им отверстие, упруго охватили его вагинальные мышцы преддверия, и, растягивая их, тот поспешил проложить себе путь в её глубины. Он дернул её вниз, она упала ему на бедра, придавив яички мягкими ягодицами; головка члена уперлась в верхний свод и достала шейку матки. Он пошире расставил ноги, чтоб она глубже опустилась на него; внутри её разрывал большой пенис, причиняя страдания, когда толкался в болезненную преграду. Она вновь заплакала и привстала, чтоб освободиться от дискомфорта. — Опять капризы! Хватит ломаться! Надоело! Двигай задницей сама! И сопровождаемый её приглушенными вскриками (она закусила руку), он с силой ритмично задвигал её на себе, сжимая тонкую талию. Бормоча «Здорово! Так тесно! Как у девочки! Ты случаем не девственница? Вот повезло!», он потянулся к её прыгающим перед его носом соскам и ухватил один губами, а потом зубами. Она только тяжело вздыхала и не разжимала зажмуренных глаз, терпя острые боли внизу живота.

— Да, я знаю, что у меня большой! Бабы говорили, что почти до горла достает! Насквозь пронзает. Терпи! Всем нравилось, и ты будешь довольна! Хватит морщиться! Улыбнись! А Лизе все казалось, что эта ужасная фантасмагория не имеет к ней никакого отношения, и все это какая-то страшная ошибка, и её с кем-то перепутали. С тем, кому все это по нраву и привычно.

Боли внизу становились все менее острыми, но тянущими и ноющими. Мужчина, с лица которого не сходила довольная улыбка, уверенно взял её за ягодицы и, помяв их и сдавив, принялся подбрасывать её на неутомимом пенисе. Чтоб не упасть, ей пришлось ухватить его за плечи под одобрительные возгласы того. Прижав её к своему круглому животу, он сильно и быстро толкал её на себе, не забывая хлопать по попке. — Устала? — вдруг остановившись и взглянув ей в заплаканное лицо, спросил он. Надеясь на избавление, она измученно кивнула. — Тот — слабак был, за минуту управлялся, да? Дурак он! Такая сладкая щелочка заслуживает долгой обработки... Он взял в руки её лицо, пригладил слипшиеся в беспорядке светлые волосы и, любуясь, приговаривал: — Красивая... Да что ж ты все плачешь!? Вытирал льющиеся слезы и целовал в глаза, старался нежно, но девушка с трудом терпела постылые ласки после всех унижений. — Ну, хватит, хватит, просто ты устала, сейчас поспишь, вот ещё чуть-чуть... — погладив ей груди, больно сжал их и, толкнув назад, так что она едва не упала в воду, вынудил опереться руками о его колени и, подавая свои бедра вперед, стал вколачиваться ей в промежность. Было уже не так больно, его орган не проникал настолько глубоко. С силой тиская её груди, опустив голову, он пристально всматривался в быстро снующий меж её широко раздвинутых ног толстый член и, скороговоркой произнеся какие-то непристойности, он откинул голову и громко прерывисто задышал. Лиза ничего не почувствовала, кроме отвращения. Он не отпустил её, желающую встать, пока не восстановил дыхание.

— Уморила ты меня, Лизавета! Заездила! Все силы отняла. Откуда в тебе столько, а-а? — все это было бы забавно, если бы девушка как-то участвовала в темпераментном действе, но мужчине, видно, казалось, что и её более чем пассивного поведения достаточно для достижения удовольствия. Вместе с ней он соскользнул в остывшую ванну и, пустив горячую воду, откинулся на бортик. Сидя напротив него, наконец разомкнувшего железные объятия, Лиза напряженно думала об опасном, нежеланном сексе и искала способ мгновенного предохранения. — Ну, ты как? Успокоилась? Не бойся, больше не трону... сегодня. Я тоже не машина, хотя тебя ещё трахать и трахать. Вон ты даже не устала. Хороша кобылка! Сил — вагон! Девушка, закрыв глаза, выслушивала непристойности, выбирая момент, чтоб позаботиться о своей безопасности, пока не зная как. — Да, я тут увлекся с тобой. Немудрено с такой горячей штучкой! У тебя как, все в порядке с этим делом? Ну, не залетишь? Лиза смущенно спросила, где взять лимон. Он рассмеялся и указал ей, где выключатель на кухне.

Надев большой халат, вторично девушка пустилась в самостоятельное путешествие по темному дому. Она все нашла в большом холодильнике и, не вполне успокоенная, напившись холодной воды, присела за столом. Вошел он, голый, со свежим халатом в руке и, поменявшись с ней одеждой, запахнувшись в мягкую ткань, направился к холодильнику. Подкрепился, предложив и ей. — Ну, что надумала, милая? Она не хотела говорить, находясь во власти тягостных переживаний, и молчала. — Иди спать, Лизанька, утро вечера мудренее.