Весна в этом году, выдалась, необычайно теплая и ранния. Еще совсем недавно, нашу зону, заметало, колючим, холодным снегом, а сейчас от сугробов, наметенных за зиму, не осталось и следа.

Повсюду на асфальте блестели лужи, а "петухи" сменили лопаты, которыми всю зиму чистили снег, на метлы и вовсю мели плац, перед зданием администрации, колонии.

Эта весна, была последней, для нас с Пашкой на зоне, ровно год назад, также мы загремели в тюрьму за кражу водки и сигарет, в магазине и теперь, отмотав срок, от звонка, до звонка, через три дня, должны были "откинуться" выйти на свободу. Попались мы с Пашкой по глупому, ночью вскрыли магазин в провинции, в надежде найти заначку, которую обычно продавцы, оставляют в кассе. Но денег не было, тогда мы стали набивать, рюкзаки куревом, водкой и жратвой. А чтобы водки больше влезло, Пашка предложил использовать, двухлитровые бутылки из под пива, которое мы с ним выливали, прямо на пол магазина а вместо пива, заливали в них водку. Таким маккаром, набили целый рюкзак водки, а другой куревом и жратвой. И только собрались уходить, как в магазин, нагрянули менты и нас с другом повязали.

Как потом оказалось, один из местных, жителей, молодой парень, возвращался домой с блядок и увидел в окне магазина, свет фонаря. Это мы с Пашкой светили, когда водку переливали в пластиковые бутылки. А парень, оказался щицы этого магазина и тут же, позвонил ментам.

Судья, учитывая наш возраст, нам было по 18 лет, и первую судимость, дал по году, колонии, общего режима. Что вообще – то, было не так плохо, другие парни, чалились на зоне, по аналогичной статье и по 3 и по 4 года.

Срок, мотали мы с другом, вместе на зоне под Тулой, не так далеко от Москвы, где жили. Время пролетело быстро, зима, лето и домой, отсидеть год, не n лет, на зоне такой срок считался детским. Правда в последнее время, как то муторно было на душе, ночами не спалось, все думалось об воле. На зоне всегда так, самые тяжелые дни это когда попадаешь в лагерь, сразу с домашних пирогов, на тюремную баланду. Полгода проходит пока привыкнешь и последнее время, когда до свободы остаются, считаные недели.

Первым делом, думал я лежа на жесткой, зоновской шконке, как только откинемся с Пашкой с зоны, так сразу в кабак, душу отведем. На зоне с бухлом туго, да и баланда лагерная в виде, ежедневной пшенной каши с растительным маслом, надоела до чертиков, желудок ее уже не принимал. А после кабака, по бабам, целый год воздержания, как ни как. "петухов" мы с Пашкой не ебли, у нас с другом к "голубым" было, стойкое отвращение. Хотя на воле, бытует мнение, что зеки, чуть ли не поголовно, удовлетврряют, свое половое желание, с другими, опущенными зеками. На самом деле, это не так, "петухов" ебут, не так много заключенных, в основном блатные, " воры", да и то не все.

У нас в отряде, их ебли, человека три из блатных, а остальные зеки, предпочитали, заниматься онанизмом, в рабочей зоне в каптерке или в укромном уголке в цеху. Да и "петухов" нормальных у нас в отряде не было, все какие то, зачуханые, не молодые, их было пять человек, они жили в бараке в отдельном проходняке и питались в столовой, тоже отдельно, за "петушиным" столом. Даже очко в туалете у "обиженных" было отдельное, с самого края, садится, срать на него, другим нормальным зекам, было нельзя, а иначе сам "петухом" станешь. Новичкам, которые поступали в зону, бывалые зеки, сразу показывали, " петушиное" очко в туалете и обьясняли что к чему.

Чтобы молодой зек, по не знанию не сел, на него срать, и не попал в проходняк к "обиженным". У " петухов" ничего нельзя было брать из рук, даже здороваться с ними было нельзя. Иначе, попадешь сразу к ним в их "голубой" проходняк. Им можно было только давать, обычно чай или сигареты за секс с ними. А вот брать что – то, было запрещенно, если конечно не хочешь сам, оказаться среди них. Вообщем, последнии дни в колонии, тянулись, мучительно долго, даже не верилось, что мы с другом, скоро выйдем на свободу. Вечерами я ходил к Пашке в соседний барак, играть в нарды, и чифирить. На зоне, мы с ним подсели на "чифир" крепко завареный чай, который зеки, пьют обычно без сахара, горячим, мелкими глотками. Когда привыкаешь к "чифиру" то утром встаешь как с похмелья и пока не чифернешь, состояние муторное. А как только выпьешь, пару глотков то сразу, становится легче. Как от бухла, когда похмелишся. Забавно было смотреть, как зеки, словно алкаши на воле, соображают на троих, чтобы заварить "чифир". У одного есть чай, но нет банки, у другого есть банка и чай но нет кипятильника. И вот они ходят, по бараку, кучкуются и договорившись, заваривают, вождевленный чифир.

Так было и у нас с Пашкой, у него был кипятильник и банка а я доставал чай. На воле, я неплохо рисовал и в рабочке, делал "макли" различные поделки. В виде, авторучек из оргстекла, внутри которых, плавали рыбки или наконечники на рычаги коробок, передач, в машинах. Тоже из оргстекла с розочками внутри. Все это заганялось, вольняшкам, вольнонаемным мастерам, которые работали у нас в цеху. Они выносили изделия зеков на волю, где продавали или брали себе а в обратку на зону, шел чай, сигареты и деньги. Так что насчет, чая и сигарет у меня проблемм не было, да и деньги, хоть небольшие но имелись. Имея наличку, на зоне, можно было тоже неплохо жить, купить жратвы в столовой, не баланды, а мяса с белым хлебом, бухнуть, покурить анаши, и даже женщину, за деньги можно было получить. К примеру на свиданке или с вольнонаемными мастерами и учителями. На зоне не только мужики, мастерами работали но и женщины. Была у нас одна такая, мастер в швейном цеху, Зоя Владимировна, женщина средних лет, худая, страшная, нос как у буратино. Но на зоне она считалась красавицей, и пользовалась у зеков, повышенным спросом.

Эта, Зоя Владимировна, на зоне ее звали Зося, еблась с зеками за деньги. Лагерное начальство конечно знало об этом, но опера, закрывали на ее проделки глаза. Так как сами " доили" богатых зеков, ведь ментам на зоне, платили мало а кушать и хорошо жить, все хотят.

– Слышь, Паштет, ты че не веселый сегодня.. ?

Спросил я у друга, придя к нему вечером в отряд, с пачкой цейлонского чая.

– Свобода скоро, через два дня, баб с тобой будем ебать...

– Радоваться надо а ты грустишь...

Сказал я корешу, с недоумением смотря на его печальный вид. Пашка, сидел в проходняке на шконке, понурив голову, в руках у друга был конверт с письмом.

– Ну да Костян, если и будем мы с тобой баб на воле ебать, то бомжих на Курском вокзале...

– Бомжи мы теперь и выйдя с зоны, станем на вокзале жить...

– На вот почитай, " маляву" мамаша прислала...

Петровна, красивым, почерком, как ни как она у него, учительница русского языка и литературы. Сообщала сыну, что он теперь стал бомжем, по ее вине.

Да и не только он, но и я и моя мать с сестрой, тоже бомжи. Татьяна Петровна, писала что она и моя мамаша со старшей сестрой. Решили заняться бизнесом, чтобы поправить свое материальное положение. Но бизнес решили делать на торговле, так как это дело, было знакомо, моей мамаше. Она с дочерью, моей старшей сестрой Ольгой, работали, продавщицами в частном магазине у азейрбаднжанца Али, который по слухам, поебывал их обеих. Я частенько видел, как Али, подвозил мою мать и сестру, на своем подержанном мерседессе. Инициатором, всего выступила Ольга, как писала Татьяна Петровна в письме, именно она подбила их на открытие своего магазина. Ольга и раньше жаловалась матери, что Али, платит мало, и им нужно открывать свой магазин.

Но мамаша тогда не поддавалась на ее уговоры, денег то на магазин у них не было. Но Ольга, через подругу которая работала в "Альфа – банке", кассиром, договорилась взять кредит в 3 миллиона рублей. Но банк такой большой кредит давал, только под залог собственности и сестра уговорила мою и Пашкину мать. Заложить банку свои квартиры в обмен на 3 миллиона рублей. Навешав им " лапшу" на уши, что в этом нет ничего страшного, и они будут выплачивать деньги в банк с продаж товара в их собственном магазине. Язык у Ольги, был подвешен, не зря Али ее ценил как продавщицу, она могла самый гнилой товар, втюхнуть покупателю и тот не сразу поймет что его обманули. Вообщем, уговорила она Пашкину мать, учительницу Татьяну Петровну, чтобы та стала поручителем в банке, и заложила свою однакомнатную квартиру на Пресне, где она жила с сыном. Ольга ей сказала что платить она сама будет в банк а Татьяне Петровне, только придется считать прибыль. На первых порах, у них все пошло гладко, Ольга и моя мать, ушли от Али и открыли свой магазин.

Вбухав в него почти все деньги полученые в банке, ведь место в Москве, стоит дорого. А магазин они взяли в аренду, да еще "Газель" грузовую пришлось купить, Ольга имела права и сама водила машину. Да и Пашкина мать тоже, умела водить у них был старый фольцваген, на котором они с Пашкой, даже на Юг, ездили отдыхать. Но Ольга не подумав, открыла свой магазин неподалеку от магазина Али, и тот стал терпеть убытки, мало того что, он потерял в лице моей сестры и матери. Двух хороших работниц и бесплатное порево по вечерам в подсобке, так еще эти две смазливые москвички, стали отбивать у него покупателей. Этого Али им простить не мог, и однажды ночью у Ольги со стоянки возле дома угоняют "Газель" и в это же время загорается их магазин. Там как раз была крупная нереализованая партия товара, за который нужно было платить поставщикам. В итоге магазин сгорел вместе с товаром, то что это было дело рук Али, сестра сразу врубилась. У того постоянно ошивались его земляки, наркоманы и уголовники, которые за дозу, мать родную убьют, не то что "Газель" угнать и магазин сжечь.. Но доказательств против Али не было и виновных в поджоге магазина и угона машины, так и не нашли.

Без магазина, Ольге нечем стало платить в банк проценты и в итоге, банк забрал соглсно договору, наши с Пашкой квартиры. В счет, погашения долга а сестра с моей и Пашкиной матерью, оказались на улице. Хорошо что у Татьяны Петровны, осталась машина, в которую они загрузили вещи из дома. А мебель и бытовую технику, пришлось продать, да и то те деньги ушли хозяину магазина, у котрого они его арендовали. В конце письма, Пашкина мать, писала, что они нас ждут на Курском вокзале, где в последнее время живут. Ведь родни к которой можно было поехать пожить, ни у моей ни у Пашкиной матери, поблизости не было. У Татьяны Петровны, родня жила на Дальнем Востоке, куда хрен доберешся а у моей мамаши, вообще все родственники поумирали. А подруги, все от них отвернулись, узнав о том что они стали бомжихами.

– Ну сука эта Оля, убью паскуду как выйду...

Сказал я Пашке, когда прочитал письмо до конца, и достал пачку сигарет, хотел от волнения, закурить прямо в расположении отряда.

– Погодь, Костян в ШИЗО захотел напоследок... ?

– А там тубик можно поймать, и выйдешь на волю больным.

– Мало того что бомж, так еще и туберкулезный будешь.

– Пошли лучше в курилку на улице покурим, и заодно обмозгуем что делать.. ?

Сказал мне Пашка и мы пошли с ним курить во двор отряда. Друг был прав, за курение в отряде, могли упечь на трое суток в изолятор а там, сидели туберкулезные зеки, от которых можно было заразиться.

– Слушай Костян, это даже хорошо что наши мамки проебали квартиры...

– Теперь мы сможем им засадить, и твоей сестре Ольге тоже.

– Ведь я раньше и подумать не мог чтобы свою мать выебать...

– Только в мечтах, а сейчас, наши мечты станут реальностью...

– Ведь сам посуди Костян, они сделали нас бомжами, и плата за это, будут их ссаные дырки...

– Да и куда наши матери, денутся без нас.. ?

– Кто их защитит на улице.. ?

Пашка, закурил сигарету и дал мне прикурить от своей зажигалки. Затягиваясь, крепкой "явой" я смотрел на друга, переваривая в голове слова и у меня встал колом хуй в штанах. Только от одних мыслей что я выебу свою и Пашкину мать и сестру в добавок. И у Пашки и у меня, отцов не было, вернее они были когда то, но с нами не жили. Моего мамаша выгнала за пьянку, когда я еще был маленьким а Пашкин долбанутый папаша, сам ушел к другой женщине от его матери. Я не понимаю таких мужиков, как можно такую женщину бросить, как Пашкина мать? Она не пьет, курит только, характер у Татьяны Петровны, спокойный и на вид красавица, симпатичная, крашеная блондинка, с веселой смешинкой в синих глазах, очень приятная на лицо, даже не накрашенная, обладательница в меру отвислых для ее возраста средних, может даже чуть больше средних грудей, размера 3+ и небольшой но сексуальной попки.

Ноги у его матери, обыкновенные, стройные, до колен, красивые сексуальные ляжки, ну вот и все пожалуй. Мать Пашки, работала учителем русского языка и литературы и одевалась и красилась соответственно. Мини юбки и джинсы она не носила, минимум косметики на лице и юбка до колен, белая блузка, поверх которой одет строгий, костюм, шла в школу.

Но даже в таком виде, она выглядела сексуально, особенно сзади, когда Пашкина мать, шла по тротуару на работу, то ягодицы ее небльшой но пухленькой попки, так призывно играли у нее под юбкой, что мужчины и молодые парни, бросали вслед его матери, похотливые взгляды. Моей матери, Людмиле Ивановне, было 43 года, и она была женщиной в теле, брюнеткой с длинными волосами, забранными в хвост, большими сиськами и широкой выпуклой жопой, но и животик был при ней. Сестра Ольга, она была старше меня на три года, копия моей матери, тоже брюнетка, с волосами забраными на голове в хвост, красивая, всегда ярко и со вкусом накрашеная. Только жопа и сиськи у сестры были поменьше чем у матери и живота у Ольги не было.

С шестого класса с Пашкой, мы стали нюхать трусы наших матерей и дрочить на них. Пашка приходил ко мне домой и мы с ним доставали из корзины с грязным бельем, большие, белые труселя, моей матери Людмилы Ивановны, смотрели на желтую от ссак и выделений, промежность женских трусов и нюхали их, вдыхая волшебный запах женщины. Пашкина мать, вставляла прокладки в трусы и они не пахли, но однажды друг ринес в школу, две прокладки, из трусов своей матери, училки Татьяны Петровны. Мы нюхали их и дрочили в школьном туалете, закрывшись в кабинках.

Прикольно было, я сидел на уроке, который вела, Пашкина мать, Татьяна Петровна а в кармане моих брюк, лежала ее, ссаная прокладка, на которую я дрочил на перемене.