– Садитесь, панночка, с нами! – Крестьяне помогли ей слезть с дерева, причем бесцеремонно слегка пожамкали. В те далекие времена польки пользовались большой свободой, уважением, мужчины перед ними преклонялись, но и особо не церемонились.

– Куда путь держите, панночка?

– К пану Мечиславу!

– Так и мы к нему! Садись, подвезем! На волах не столь быстро, зато безопасно! Гриц, перезаряди мушкет солью, мало ли кто еще попадется!

– А кто тут еще может попасться?

– А нам все равно! Хоть оборотень, хоть разбойник! Наша соль всем полезна! Как говорят в Львове: "Польша держится беспорядком"!

– А что же вы его не добили?

– А вот это не наше дело! Наше – соль! Ну, и прочая торговля! Бог неровно делит: и дает штаны тому, у кого они будут падать с тощей задницы. С вашей то, пани, не спадут!

Неторопливо ехал воз. Гоготали связанные гуси, приготовленные чумаками для пана Мечислава.

– Ганька – домой! Ганька – домой! – Поскрипывали колеса.

Красное огромное солнце катилось за лес, окрашивая лес багровыми красками, зажигая на вершинах сосен рыжие огни. Лес замолкал, готовясь к ночной, совсем особой, жизни, где нежить наконец – то вступит в свои права.

Наконец, из – за щетинистых верхушек елей высунулась высокая черепичная крыша старого дома пана Мечислава.

На подъезде к усадьбе она стала думать, как ей совершить греховное дело – отравить родного дедушку, да так, чтобы не сложить после этого голову на плахе. И усадьба деда, обычно веселая и приветливая, выглядела так мрачно и холодно, что у Ганьки сжалось сердце.

"Слава Богу, доехали! – Но, вступив в ворота, панночка вздрогнула, ей показалось, что она чувствует прикосновение к шее пеньковой петли. – Не так легко решиться на черное дело!"

– Добже дзеньку, пан Мечислав! (Добрый день – польск. ). – Ганька слезла с телеги.

– Прошу, пани! – Пан Мечислав встретил внучку с обычной приветливостью.

Старый воин худ, но силен и жилист. Твердые скулы и волевой взгляд выражали уверенность и твердость характера, но если вглядеться более внимательно, в глубине глаз можно было заметить что – то такое, что тяжеловато описать словами.

Одет был дедушка неброско. Добротная, но не новая темно – серая одежда, на широкой груди – тяжелый медальон с головой орла увеличивали впечатление о родовитости и заслуженных подвигах.

– Припозднилась ты сегодня! Заночуй у меня! Тут никакой упиер не пройдет! А утром домой! – Во всем его облике в торопливых движениях, с которыми он суетился, чтобы угодить Гане, ей чудилось что – то зловещее.

– Что с тобой случилось? Дедушка, купивший у чумаков гусей и мешок соли, и подаривший им за спасение внучки в баклажку яблочной водочки на дорогу, всегда был добр и ласков к ней. – Ты дрожишь как крестьянка, пойманная рейтарами, руки исцарапаны!

– Это я по нашему лесу прошла!

"Мой храбрый хвастливый дед! – Ганька с отвращением и ужасом поглядела на пузырек, но что – то, вероятно духовная слабость, не позволила его выбросить. – и я должна его отравить!"

– Я соскучилась, дедушка, а дома много работы! Ох, и страху же я натерпелась! Ужасный лес, ужасные деревья, ужасный упиер.

– И я тоже соскучился! – Седые волосы деда, напоминавшие гриву, спускались ниже широких плеч. – Водочки? Пастилы?

– Страшновато мне было сегодня идти к тебе! – Стараясь выглядеть беззаботной и ласковой, она нашла силы улыбнуться. – И вампир из болота вылез! А говорили, что он только ночью выходит!

– Оголодал несчастный! Кто же сейчас ночью на болота ходит? Тут не захочешь, а днем вылезешь! Он как мои крысы: захочет, есть и вылезает из норы по мои яблоки! Но яблок ему не надо! Ему кровушку подавай! Вот он тиной лицо и мажет, как вы девушки сметаной! А то сгорит на солнышке!

– Слава Богу, все закончилось! – Ганька подумала, что поминать Бога, собираясь свершить смертный грех – бесполезно.

– Нет, не все еще закончилось, внученька! – Теплая ладонь старого шляхтича легла на Ганькин лоб, и, повинуясь ей, девушка откинула голову на спинку кресла, глядя снизу на стоявшего деда. – Все только начинается! Слышишь звонит колокол?

– Да, звонит! И вроде бы не ко времени!

– Это упиер после охоты идет в нашу церковь и звонит в церковный колокол!

– А зачем он это делает?

– Те, кто слышат звон колокола, должны стать следующими жертвами упиера!

– Значит, он нас съест?

– Это вряд ли! На мою усадьбу он не сунется! Моя сабля с серебряной насечкой и не таким головы сносила! Впрочем, вполне может быть, что чья – то душа сегодня отлетит в Рай или в Ад! – При это он как – то странно посмотрел на Ганьку.

На мгновение ей показалось, что зрачки у деда узкие, как у кошки.

"Неужели он обо всем догадался?" – Девушка хотела отказаться от задуманного, но представив, что сделает мама продолжила разговор.

Старинная усадьба деда была более чем скромная. Самое большое помещение с камином было и столовой и приемной и кладовой: у стен стояли бочонки, с балок свисали окорока, колбасы, травы.

По молодости лет дед слыл весьма бесшабашным парнем: с саблей управлялся ловко, мог крепко выпить и повеселиться. Но в нужный момент всегда останавливался.

С Ганькой он, был открыт и дружелюбен.

Впрочем, она знала, что в зрелые годы лихие люди, пытались ограбить одинокого воина, но каждый раз горько жалели об этом, точнее жалели те, кто оставался в живых.

Старый пан слушал о внучкиных приключениях и рассуждал о Сарматизме – возвеличении шляхты! Он безоговорочно защищал шляхетский дух, шляхетские "доблести", шляхетское господство Любимым оружием деда оставалась кривая сабля, украшенная серебряной насечкой, при этом чем больше он пил тем большее количество врагов Польши отправлялось в ад посредством твердой дедовой руки и верной сабли.

"Хорошо ему о шляхте рассуждать, а мне этого старого доброго человека придется уморить!"

– Пастилы... И водочки! – Ганька почувствовала, как липкий пот струится по ее спине. – А я есть хочу! Можно мне еще пирога?

Дедушка вернулся, неся потемневшую от времени серебряную тарелку с пастилой.

– Пирога можно! – Он оценивающе посмотрел на Ганьку. – С яблоками!

Глаза деда разглядывающие, ощупывающие так, как будто на ней не было никакой одежды, отливали зеленью. Усадив внучку в кресло, он ушел с тем, чтобы принести сельскую закуску.

– Пока сезон – надо есть что Бог послал.

Это год выдался чрезвычайно урожайным на яблоки, теперь они ковром были рассыпаны по углам замка. Некоторые, желтые, сморщенные, в темных пятнах, покрывшиеся пылью, были пригодны для производства водки.

"Мне надо съесть пирог и убить деда!" – Ганна ерзала на низком креслице и сжимала в руке пузырек.

Серебряные старые кубки стояли на столе. Совесть все еще мешала сделать последний шаг. Камин в парадном зале пана Мечислава освещал пламенем парадный зал, и Ганька с облегчением убедилась, что, по крайней мере, на первый взгляд, в нем нет ничего ужасного.

– Сейчас я достану! – Хитро улыбнувшись, он крадучись отправился в угол к заветному буфету. – Это один из самых нежных яблочных пирогов. Рецепт твоей бабушки! Много яблок и мало муки! – Дед частенько угощал Ганьку не только пирогами, но и собственной яблочной водкой, но сегодня девушку, охотницу до лакомств, все не радовало.

Польский яблочный пирог, просто таял во рту.

"Убить?" – Ганна страшно колебалась.

Он уже держала открытым пузырек наготове, и не сводила глаз с фигуры деда, зябко кутавшегося в подбитый волчьим мехом плащ.

– В 1546 году добрый король Ян Олбрехт даже издал указ, разрешавший его подданным изготавливать водочку и открыто ей торговать. Правда, четверть века спустя он поумнел и отдал эту привилегию исключительно шляхте. Вот мы выпьем по глотку за упокой души короля Яна Олбрехта, и по стаканчику во славу Речи Посполитой! – Пан Мечислав вернулся к столу с пыльной бутылкой.

– А мне мама строго настрого запретила напиваться! – Ганька посмотрела в пол.

– А мы ей не скажем! Ганя, на вопрос: "где изобрели водку?" каждый поляк, хоть шляхтич, хоть крестьянин ответит однозначно: "В Польше"! И это правильно! Но русские казаки возражают: "Родиной водки может быть только Россия!" Ох, сколько голов я порубил за эту клевету! Давай еще водочки выпьем!

"Похоже, дедушка захмелел! Пора!" – Улучив момент, панночка вылила яд в его кубок.

– Ну что, внученька, короля мы помянули, а за мое здоровье мы пить сегодня не будем! – Разлив по кубкам ароматную, с запахом яблок водку, дедушка с любопытством взглянул в глаза Ганьке.

Бледное лицо деда, казалось, было неподвижно – двигались одни глаза. Ганька увидела его черные, чуть пригашенные ресницами глаза. Они были необычные, эти глаза: зрачки были вертикальными, как у кошки! Луна подсматривала за Ганькой через маленькое оконце, окрашивая колдовским светом стены и пол зала, травы и окорока, подвешенные у потолка

"Он догадался?" – душа панночки упала в пятки, и тут стало не до дедушкиных ужасных глаз.

– Твое здоровье, внученька! – Дед выхватил бокал из рук юной панночки и тут же опрокинул содержимое в рот. Водка пролилась струйками по усам, бороде, каплями сорвалось на потертый камзол, он ничего не заметил.

"Половину яда вылил!" – Ганька поперхнулась водкой.