Париж. Осень 1942 год. Вечера прохладны, под подошвами хрустят опавшие листья. Я возвращаюсь домой из университета. До оккупации я был доцентом, но теперь работаю дворником. Университет больше не учит студентов, теперь здесь склады.

Моя сестра больна и ей нужна хорошая еда – поэтому я работаю здесь и получаю деньги от немцев. Мои друзья в большинстве игнорируют меня. В своём доме я укрываю девушку еврейку под видом родственницы из Кале. Она исполняет обязанности сиделки по отношении к моей сестре и любовницы для меня.

Я несу кусок мяса, завёрнутый в газету, для одной и порцию спермы, переполняющей мои резервуары, для другой. Она, эта еврейка, действительно моя троюродная сестра. Единственный подлог заключается в том, что немцы до сих пор не пронюхали, кто её отец. Когда она появилась у нас, ей было четырнадцать. Это была способная девочка, не брезговавшая никакой работы. Это было весьма кстати, поскольку моя сестра слегла почти сразу после начала войны.

Сперва я относился к ней как к младшей сестре, но спустя короткое время её миниатюрное тело и большие серые глаза стали неотъемлемой частью моих полюционных снов. Используя опасное сочетание соблазнения и запугивания, я вынудил её спать со мной. Мне нравилась она, в её же привычку вошло подчиняться. Она не была ни горда, ни особенно умна, поэтому не видела ни возможности, ни причин сопротивляться. В её глазах я не читал страсти, возможно от моих ласк она не испытывала ни удовольствия, ни отвращения. Скорее всего, она относится к нашей связи как к некоторой работе, которую ей приходится выполнять в силу оказанной ей милости.

Несмотря на её своеобразное безразличие ко мне, я люблю её. Я люблю радовать её.

Я иду по улице. Рука, опущенная в карман пальто, придерживает окорок.

В переулке передо мной оказывается группа из трёх мужчин. Они приближаются ко мне. Бежать? Некуда – я в тупике. Кричать бесполезно. Они берут меня под руки и предлагают проследовать за ними. Я подчиняюсь.

Кто это? Немцы? Им незачем дожидаться ночи, чтобы схватить подозреваемого. Стало быть, французы. Вскоре мои подозрения оправдываются: закоулками меня проводили в подвал дома, используемые борцами сопротивления. Их пятеро. Они привязывают меня к стулу и спрашивают о моей работе. Я отвечаю весьма резко, это выводит их из себя, и один из партизан бьёт меня по лицу. С этого момента весь ход допроса меняется. Меня перестали спрашивать, теперь кричат и бьют по лицу, по плечам и ногам. Это выглядит как пытка. Естественно, ведь я для них – коллаборационист. Я рассказываю им в тонкостях о расположении складов в здании университета. Им этого недостаточно, они требуют, чтобы я работал на них. Свои требования они подкрепляют угрозами. Мне ничего не остаётся, как согласиться.

Главарь сообщает мне, что они должны быть уверены в том, что я не выдам их. Каким образом? Он зачитывает мне нацистский закон о мужеложстве, предусматривающий смертную казнь. Сгорбленный седой старичок с сальной ухмылкой устанавливает трофейную немецкую камеру передо мной…

…Её маленькая головка опускается на моё плечо, я ласково поправляю локон жидких волос. В камине горит огонь, в доме тепло, хотя многие парижане сегодня мёрзнут в своих нетопленных квартирах. Я вдыхаю запах её тела, спокойствие прокатывается волной по всему телу сверху вниз. Тепло и хорошо. Слышится её мерное сопение. В моих объятиях ей тоже хорошо и тепло. Когда она спит, её лицо распрямляется как скатерть, с которой добрая хозяйка ладошкой сгладила все морщинки. Когда она спит, она не беспокоится об облаве, немцах и собаках. Здесь она в безопасности, она чувствует так, значит это правда…

Резкий стук в дверь. Гестапо. Она не шелохнулась. Славно, значит так и надо. Я аккуратно складываю её головку на подушку и спускаюсь вниз отпирать дверь. Несколько мужчин в штатском просят меня собраться и проследовать за ними.

В штаб – квартире мне показывают фотографии, сделанные тогда у партизан. Не вижу смысла отпираться: да этот мужчина, участвующий в гомосексуальном половом акте в пассивной роли – я. Вы знали этих людей? Да. Они давали вам задание? Да, я перечисляю всё, что я сделал. Не так уж и много, нахожу я в итоге. Сколько раз вы учувствовали в гомосексуальном половом акте? Мне трудно сказать. Вы знаете, какое наказание за это предусмотрено? Да, отвечаю я, но высшую меру я получу и за связь с сопротивлением. Вас принуждали к извращению? Не понимаю, зачем этот вопрос. Вы получали сексуальное удовольствие в пассивной роли? Не понимаю, чего больше в его интонации: личного интереса или медицинского. Отвечаю: “Да”. Укажите, с кем из террористов вы имели гомосексуальные контакты. Я указываю на фотокарточке троих, тех, чью вину уже нельзя отяготить. Опишите позу, в которой вы были с этими людьми.

Жак. Я делал ему минет.

Мишель. Он лежал на спине. Я насаживался сверху.

Поль. Овладел мною, когда я делал минет Жаку.

Немец пристально смотрит на меня. Нависает тягостная тишина. Входят двое с молниями на касках.

– Увести…

4940   1 4942  115   +5.3 [4]

Минет