— Хорошая история, она порадовала и возбудила меня.

— Чему же вы хмуритесь, мой господин?

— Ганс... Зачем ты позволила ему бежать? Он разнесёт по городам и весям новости о нашей интимной жизни и твоей блядской натуре.

Моя женщина лукаво улыбнулась, в глазах её заплясали чёртики:

— Помните, Хозяин, я поцарапала ему коготками грудь? Лак мой пропитан ядом. Ганс умер в муках, едва вышел за ограду усадьбы. Надо, кстати, сказать, чтоб убрали тело.

— А остальные? Они же всё видели!

Она задумалась, присев попочкой на пятки и сломав тем самым красивую коленопреклонённую позу. Запомним.

— М-м... Я могу собрать их перед сном и приказать целовать мои пальцы.

— Это означает, что мне придётся набирать новый штат слуг... Чтож, репутация важнее. Сделай как сказала. А сама, — я ударил мою женщину по лицу лопаточкой стека, она вскрикнула, прижала к пламенеющей щеке ладошку и вскинула на меня увлажнившиеся глаза, — сама впредь не смей так расслабляться! Лучше потерпи, пока бегают за кнутами. Один я имею право унижать тебя! — ударил её стеком по другой щеке. — Как стоишь перед хозяином?!

Она вскрикнула и тут же выпрямилась на коленях, устремив на меня влюблённый, пылающий взгляд.

— Кто разрешил в глаза смотреть? — я ударил её открытой ладонью, удар пришёлся по закрытой рукой щеке. — Руку опустила, быстро!

Моя женщина послушно убрала руки за спину, вновь красиво выпятив обалденные титьки. Несколько секунд я с наслаждением хлестал её по щекам. Потом сказал:

— В своём рассказе ты четырежды! назвала свои титьки «грудями». Ты заслужила двадцать ударов по сисяндрам. Но, учитывая, что я поначалу увлёкся, те лишние десять я засчитаю. Я справедлив.

— Спасибо, господин, — моя женщина обняла грудь ладошками и протянула мне. Я с удовольствием и оттяжечкой принялся их шлёпать. Она вскрикивала и считала, считала правильно, и в результате раскрасневшиеся сиськи колыхнулись под стеком двадцать пять раз. Как и полагается, поблагодарила поцелуем наказавшую руку. Растроганный, я притянул её к себе, принял сиськи из её ладоней в свои и нежно расцеловал каждый сантиметрик раскрасневшейся, горячей, нежной их плоти, унимая боль. Моя женщина тем временем ласково перебирала мои волосы.

— Очень хочу наказать твою пиздёшку, — признался я, глядя в сиськи, — но не за что. Ты совершенна.

— Мой господин позволит? — возбуждённо вскинулась она.

Я кивнул. Моя женщина поднялась, отвела и подняла ногу, поставила её, согнутую в колене, на диван, завела себе между ног косметическое зеркальце и стала придирчиво разглядывать пизду, теребя пальчиками губки.

— Вот! — наконец радостно сказала она. — Волосок! Я недостаточно тщательно выбрита, мой господин.

Я благосклонно кивнул:

— Увы, неряха, готовь пизду для наказания.

Моя женщина легла на диван на спину, подняла и широко развела выпрямленные ноги, открыв моим глазам пухлую пиздёшку, большие половые губы почти полностью скрывали малые и, после сегодняшней ебли, выглядели измятыми.

С удовольствием припечатывая их лопаточкой стека, я начал экзекуцию. Губки распластывались под лопаточкой, а потом тянулись следом, будто целуя, будто им нравились удары. А судя по сладострастным стонам моей женщины, так оно и было.

— Возьми меня! — стонала она и извивалась, придерживая руками в ажурной паутине перчаток задранные и разведённые ноги в чёрных чулках и чёрных же стриптизёрских туфлях. — Господин мой, возьми меня!

Рукой было не дотянуться, и я отвесил пощёчину стеком:

— На «Вы» обращаться! Забываешься!

— Простите, хозяин! Я так вас желаю! Пожалуйста, прошу вас, выебите меня.

Я с сомнением посмотрел на верёвочку, косо свисавшую на бедро из её пизды. Она сначала пряталась между губок, но от ударов вылезла наружу. Мне очень хотелось залупить головку и медленно вдавить её в эти мятые, распухшие от шлепков губки, продавить их, почувствовать кончиком члена влажность, проникнуть сквозь плотное колечко вагины, погрузиться всей длиной члена во влажное, тёплое, нежное, обволакивающее, ввести член по самые яйца, чтоб плотная, скользкая, округлая шейка матки скользнула по головке на ствол пениса, а сама головка вжалась бы в заднюю стенку и чуть загнулась, потом вывести на половину обратно, чувствуя, как склизко лепятся к хую, не желая его выпускать, все лепестки женской плоти, и вставить вновь, и туда-обратно, наращивая темп, и всё целиком тело моей женщины будет изнывать и извиваться подо мной, и я придавлю её своим весом, ощутив грудью прохладные от моей слюны, нежно-упругие сиськи, и почувствую, как подступает, и стану с трудом сдерживаться...

М-да... В штанах всё дымилось, распирало и набухало. Но...

— Ты так сильно меня хочешь? — спросил с прохладцей.

— Да, мой господин! Прошу вас, возьмите свою женщину.

Я отступил к креслу и сел на край.

— А я вот тебя не очень-то хочу. Устал сегодня. Так что ты с пенисом договаривайся. Понравишься ему, так и быть, воспользуешься.

И огромным усилием воли попытался смирить эрекцию.

Моя женщина смешно вытаращилась на меня удивлёнными голубыми глазами — между раздвинутых ног и над огромными сиськами. Потом лицо её стало по-детски жалостливым и, скатившись на пол, она поползла ко мне, расстегнула фрак, лепеча что-то нежное и игривое, расстегнула ремень, распустила ширинку, вытащила наружу член, принявший боевое положение в её тонких пальцах, оплетённых чёрной паутинкой перчаток. Увидев эрекцию, расслабилась и лукаво блеснула на меня глазищами из-под золотой чёлки. Продолжая неторопливо подрачивать — отблески свечей играли на её сексуальном французском маникюре — и глядя мне в глаза, она медленно облизнула блестящие, жирные от помады, тёмно-тёмно-красные губы, потянулась ими к головке, размыкая, и стала видна их влажная розовая изнаночка... С блаженным стоном, влажно окутала губами полголовки, опустила ресницы, наделась на член, с поворотом головы снялась с него — чмокнула, выскочившая наружу головка моего пениса, от неё к полной нижней губе протянулась и оборвалась жемчужная ниточка слюны. Пощекотала языком головку, уздечку, вновь со сладострастным вздохом наползла на член губами, снялась, наклонилась — волосы золотой волной стекли на обнажённое плечо — и стала медленно возить по стволу сомкнутыми, выпяченными губами, прижимая к ним член раскрытой ладошкой. Ноготки другой её руки игриво и очень приятно щекотали мне промежность, постепенно спускаясь к анусу, и вот уже пальчик её лёгкими круговыми движениями ласкает вход в мой зад. Очень приятно, только бы не вздумала — внутрь.

— У тебя слишком вольные руки, — прошептал я сквозь возбуждение.

Отстранил её, поднялся, взял тонкие кандалы на длинной цепочке и сковал моей женщине запястья. Пока я защёлкивал крошечные висячие замочки, она преданно смотрела мне в глаза и облизывала припухшие, натруженные губы.

Скованными ладошками она взяла мой член и стала поглаживать его, синхронно гладя пальцами по его сторонам, потом наклонилась и пощекотала дырочку в головке быстрыми, упругими движениями языка. Смачно поцеловала кончик члена, начала играть язычком с уздечкой. Не отпуская моего взгляда, медленно потекла языком по стволу вниз. Одна её скованная рука обхватила мой член (пальцы едва сошлись, такой он толстый), пальцы другой зарылись в волосы на моём животе — насколько хватило цепочки. Полные, густонакрашенные губы присосались к мошонке, влажный, острый язычок забегал по поджавшимся, покрывшимся пупырышками яичкам. Рука её продолжала подрачивать мой член,. Прямо под стволом с набухшими венами оказалось её изумительно красивое лицо. А потом скользнуло ниже, на виду осталась лишь роскошная чёлка и полуприкрытые густыми, длиннейшими ресницами глаза. Моя женщина целовала и лизала мне промежность, изумительные ощущения. Я гладил её золотые волосы. И она скользнула ещё ниже — глаза пропали из вида, остались только локоны, струящиеся сквозь мои пальцы. Я почувствовал робкий, острый язычок на своём анусе. Сжался, оробев не меньше её — никогда ещё она так меня не ласкала. Нежное, мягкое прикосновение губ. Тёплое дыхание на увлажнённой слюной, напичканной рецепторами коже вокруг сфинктера. Язычок медленно кружит вокруг, кратко, тут же отпрянув, лижет саму дырочку. Я хрипло дышу, показывая, что мне приятно. Рука, ласкающая её волосы, сжимает их и крепнет, чтоб она не вздумала прекратить эту изысканную ласку. Язычок остро ввинчивается внутрь, но совсем чуть-чуть, на несколько миллиметров — дальше не пускает сфинктер, который я непроизвольно сжимаю. Похоже, ничего неприятного моя женщина не почувствовала и язычок её, осмелев, начинает уверенные движения, щекоча и играя, куда достаёт — внутри и вокруг, — иногда уступая женским губам, желающим целовать, целовать, целовать... Тонкие пальцы в паутинке перчаток, что не скрывают французского маникюра уверенно надрачивают мне член, и я понимаю, что готов кончить.

За волосы я отстраняю голову моей женщины от своей промежности, грубо тащу её, тяжело дышащую, ищущую точку опоры, к себе и впиваюсь в эти алые, пухлые, мокрые, нежные губы страстным поцелуем. Она глухо стонет и отвечает мне, расслабленно подаваясь вперёд, и я чувствую мягкость её грудей своим животом.

Оторвавшись от губ, ткнул её лицом себе в пах. Моя женщина послушно схватилась за пенис, широко раскрыла рот и наделась на него. Начала реально сосать — щёки её втягивались, вакуум ласкал головку. Сначала неторопливо, но всё разгоняясь задвигалась головой по стволу, заглатывая член на две трети. Головка утыкалась в её нёбо. Слюна обильно стекала по стволу на ласкающие яйца руки. Тяжело дыша, снялась с члена:

— Какой у вас вкусный хуй, хозяин! Никогда не брала в рот такого вкусного.

И снова засосала, её скованные руки поползли по моей груди, зарываясь в волосы и щекоча, и осознание яда в составе лака этого сексуального маникюра делало ласку ещё более пикантной. А она снова вынула член изо рта чтоб отдышаться и заговорила, перемежая комплименты поцелуями:

— Обалденный хуй. Чмок! Вкусный — чмок — толстый — чмок — длинный — чмок, смачный — чмок — ух, как я хочу его!

Выпятив полные бардовые губы уточкой и глядя мне в глаза своим небесно-голубым взором, подчёркнутым чернотой длиннющих, хлопающих ресниц, стала постукивать членом по губам. Потом взяла его в рот, обильно обслюнявила и стала, мурлыкая, тереться о него лицом — щеками, губами, глазами, носиком.

— Работай сиськами, — велел я.

— Слушаюсь, мой господин.

Она прстроилась на коленях удобнее и обняла мой член своими здоровенными, нежными грудями. Сдавила их с боков так, что выпятились и налились огромные, розовые ареолы, увенчанные трогательными пуговками сосочков. Глядя на меня глазами жертвы и приоткрыв губки, в тени которых влажно блестели зубки, моя женщина стала водить сиськами по пенису вверх-вниз. Я врезал ей пощёчину.

— Сухо!

— Простите, мой господин.

Отстранившись, она пустила в межсисечную канавку слюну. Потом ещё. Замялась, собирая новую порцию...

— Я сам.

— Прошу вас, хозяин.

Она приподнялась на полусогнутых ногах, поднося руками стиснутые титьки к моему лицу. Собрав со всего рта слюну, я смачно плюнул на них. Моя женщина сиськой о сиську растёрла слюни.

— Ближе, — приказал я, вольготно откинувшись в кресле.

Загнувшись в абсолютно неудобной позе, женщина погрузила моё лицо в свои ласковые, эластично-мягкие титечки. Наслаждаясь податливой, обволакивающей нежностью, я вдохнул их запах. Как будто нырнул в рай. Урча, стал целовать и облизывать вокруг, пока мне это не надоело. Потом отстранился и ещё раз обильно плюнул, чтоб полюбоваться, как моя женщина массирует сиськи, размазывая по ним мою слюну.

— Я могу попробовать доставить вам удовольствие грудями, мой господин?

Я шлёпнул её по щеке.

— Прошу прощения, мой господин. Я мечтаю, чтобы вы насладились моими сисечками.

— Ну, попробуй.

Она с облегчением встала на колени меж моих разведённых ног и снова обняла торчащий, подрагивающий хуй своим богатым бюстом. Задвигалась, задышала. Вот, совсем другое дело — влажно, нежно, скользко. Воздушно. Как будто трахаешь облако. Моя женщина, постанывая, двигалась вверх-вниз и глядела в глаза глазами и сосками, словно умоляла о порции спермы — как будто она голодна, а мой эякулят насытит её. Она то усиливала давление ладоней по бокам грудей, то ослабляла его, а потом начинала ласкать член сиськами, двигая их в разных направлениях. Её груди настолько большие, что лишь головка выглядывала из ложбинки. Моя женщина наклонилась, зарылась лицом в сиськи и старалась принять её в губы, чтобы успеть пару раз лизнуть. О, эти ощущения даже слаще анулингуса!

— Заглоти его по яйца, — чувствуя, что готов спустить, велел я. Чтобы удержаться, срочно требовалась смена стимуляции.

— Слушаюсь, мой господин.

Она широко раскрыла рот и, зажмурившись, заглотила член. Тот упёрся куда-то в заднюю стенку глотки. Я расслабился, не мешая ей, а она старалась надеться. Нет, дорогая, так сразу не получится — он слишком прямой и твёрдый. Но ты потыкайся, потыкайся — утратив комфортные условия, он слегка обмякнет, и ты таки сделаешь это. Я в тебя верю. Иначе быть тебе самой поротой на конюшне. Прилюдно.

И член, потыкавшись в твёрдое, лишённый привычной нежной и слюнявой стимуляции ствола, действительно слегка обмяк. И ткнулся моей женщине в глотку. Она сделала непроизвольное физиологическое движение, издав характерный звук, и я почувствовал, как её рот наполняется горячим и кашецеобразным. Это было приятно, и я схватил её за волосы и задвигал тазом, чтоб не подумала, будто мне противно и что я против. Она стала быстро глотать, и в какой-то момент проглотился и пенис. Нос моей женщины упёрся мне в лобок, она замерла, задвигав губами по основанию члена, языком, стараясь лизнуть мне яйца, и часто-часто глотая, стимулируя тем самым шейку члена. Ощущения — за гранью фантастики. От избытка чувств я стал шлёпать стеком по её оттопыренной жопке. Не выпуская члена, она стала жалобно постанывать, что ещё больше заводило меня. Я легонько, чтоб не выйти из горла, стал потрахивать мою женщину в рот. Ебать её лицо. Моему хуишке это дело понравилось. Он вновь стал очень твёрдым и выпрямился так, что приподнял бы женщину над полом, но она застонала, отпрянула, и он выскочил в рот. За волосы я стянул свою женщину лицом с хуя — всё лицо было перепачкано слюнями — и начал хлестать этим самым хуем по щекам — тяжёлым и твёрдым по нежным и розовым. Зажмурившись, она приняла наказание и страстно прошептала:

— Давайте по-другому, хозяин, прошу вас!

И она легла спиной на диван, свесила голову (золотые волосы волной легли на пол), создав прямую линию между ртом и пищеводом. Моя женщина! Улыбнувшись, я пристроился над ней, встав прямо на рассыпавшиеся по полу волосы, и подрачивал хуй, пока она лизала и сосала мне яйца, промежность, жопу. Потом прижал раздувшуюся, багровую головку к её опухшим от работы губам. Моя женщина пустила меня в рот. Я слегка упёрся ей в глотку, и замер в ожидании, пока она сможет проглотить. Смогла, и я стал неторопливо трахать её в горло.

Слюна стекала изо рта по её лицу, она издавала странные звуки, но скованные руки её вцепились в мою задницу, и она не делала попыток сняться с члена. Передо мной покачивались, развалившись в стороны, налитые груди, и я с удовольствием стал тискать их, мять, сжимать, тереть промеж собой, плевать на соски и растирать слюну по нежно-упругим полушариям. В пределах доступности моих рук оказались несколько свечей. Толстые, они, как в чашах, хранили меж несгоревших стенок расплавленный парафин. По очереди я брал свечи и капал его, раскалённый — на трепещущий живот моей женщины (прямо сквозь пеньюар), на подрагивающие от боли сиськи, на нежные, трогательные, розовые сосочки и их ареолы, на светлую «дорожку» интимной стрижки, на острый угол пиздёшки. Моя женщина стонала, пыталась

увернуться — а куда тут увернёшься, надетая на хуй, как на вертел? — но, к её чести будет сказано, попыток сняться с члена не предпринимала и не оставляла страстной работы языком, губами и горлом. Прикольно — словно одновременно трахаешь в рот двоих, а точнее — одну в рот, а другую — в жопку. При этом — перед тобой беззащитное тело, которое ты можешь всячески терзать.

Сученька моя, как же я тебя люблю!

Парафин стекал и застывал, не успев... Рисовались чудные абстрактные картины. Не открыл ли я нового направления современного искусства? Может, запатентовать? Мои яйца вжимались в нос моей женщины.

Наконец я понял, что хоть и приятно, но так я не кончу, и вынул хуй сначала из пищевода, а потом и изо рта моей женщины. Не успев отдышаться, она взмолилась:

— Пожалуйста, хозяин, возьмите меня! Я договорилась с вашим хуем — он стоит и сегодня он огромный! Он хочет меня. И пиздёшка моя уже истомилась, предвкушая его! Давайте порадуем их. Взываю к вашему милосердию — не стойте на пути у влюблённых, пусть они соединятся. И меня не мучайте больше, любимый! Я прошу вас, возьмите меня!

И вдруг изогнулась, закинув ноги мне на плечи. Перед моим озадаченным взором оказались её умоляющие глаза, огромные, лёгшие ей на лицо сиськи и обе её дырки, а из самой сочной свисала характерная верёвочка.

— Даже не знаю, — озадаченно сказал я, глядя на эту верёвочку. — Тебя сегодня ебала целая толпа холопов. Извини, но я как-то брезгую.

— Тогда возьмите меня в жопу!

— В жопу?

— Там был только один хуй. И то на полшишака.

— Только один?

— Один. И то не хуй — так, хуишко. Я даже не почувствовала.

— Ты рассказывала иначе.

— Я привирала, мой господин. Маленький, вздорный хуишко. На полшишака.

— Ну ладно, — вздохнул я, думая, чего бы такого представить, чтобы не кончить, едва войдя, — только ради тебя, женщина. Потому что я люблю тебя.

Она мгновенно выпрямила спину, сунув промежность к моему лицу. Раздвинув пышные полужопицы, я уткнулся туда лицом и тщательно увлажнил слюной всё вокруг входа. Теперь требовалось обеспечить доступ. Заострив язык, я стал продавливать его пульсирующими движениями тугое попкино колечко. Кстати, никаких неприятных вкусовых ощущений. Наоборот — прикольно под языком, и гладкие девичьи ягодички с боков щёки придавливают. Красота.

Почувствовав, что моей женщине удалось расслабить анус, я смочил слюной палец и довольно легко продавил его внутрь. Моя женщина вскрикнула, но подалась навстречу, не желая с пальца сниматься. Я задвигал им, шаря по сторонам — удивительно, но абсолютно чисто и ничего... постороннего?... лишнего?... короче, ничего, что бы помешало или попортило гигиену. Тогда я, уже аккуратнее, ввёл во влажное тепло два пальца. Начал ими потрахивать и раскачивать. Тем временем моя женщина облизывала мне яйца и надрачивала хуй, периодически загибая ствол себе в рот — на немножко пососать, чтоб её вожделенная мечта не утратила размеров и твёрдости.

Я ввёл три пальца, щёпотью, немного подвигал, покачал, попытался пораздвигать. Неуверенно сказал:

— По-моему, готово.

Она мгновенно перевернулась на живот, оттопырив аппетитную, скульптурную жопку:

— О, мой любимый, немножко боли от вас лишь усилят наслаждение. Прошу вас, возьмите меня в жопу немедленно. Я изнемогаю. Я так хочу вашего хуя... Я вожделею вас. Выеби же меня в жопу, господин мой!

Пока она говорила всё это, я, пыхтя, пристроил к дырочке свой непомерно раздутый от возбуждения хуище и начал медленно, аккуратными возвратно-поступательными движениями, по всем правилам взламывать анальный сфинктер. Но последние слова моей женщины — этой ахиренной, властной, растоптанной мною красавицы — просто сорвали мне башню. Сокрушающим движением я пробил толстенной головкой её шоколадный глаз и за одно фрикционное движение вогнал ей в жопу огромный хуй по самые яйца. Она завопила и попыталась вырваться из-под меня — куда там, сто килограммов — центнер! — живого веса вдавили женственное тело в диван.

Грубо просунув руки, я схватил её раздавленные диваном сиськи, принялся их мять, уткнувшись при этом лицом в шелковистые волосы за её нежным ушком, и стал вдыхать запах этих волос и выдыхать ласковые слова в это ушко.

Какое-то время она не слушала, просто выла и кусала урёванную диванную подушку, потом притихла, прислушалась, стала пристанывать и начала подмахивать.

— Да, да, да, — шептала она. — О, да! Еби меня! О, еби меня!

— Ты, блядь, шлюха, — шептал ей в ушко. — Ни одного хуя не пропускаешь, чтоб не отсосать. Бля-адь, как ты меня возбуждаешь!

— Да, я шлюха, — стонала-плакала она. — Я ёбаная шлюха. Ёбаная бя-а-адь!

— Сколько хуёв ты отсосала, блядища?

— Много хуёв! Ой, много хуёв!

— Чей лучший?

— Твой! Бля-а-а-адь! Твой! Еби-и! Только не останавливайся!

— Хорошо тебе, сучка?

— Ой, хорошо! Ой, еби сильне-ие-ие!

Руками она раздвинула себе полужопицы и стала энергично насаживаться на хуй, вжимая в пизду мои поджавшиеся яйца.

Кишка выпустила обильную смазку, мне казалось, что я ебу медицинскую бутылку с с глицерином — узенькое кольцо входа и вязкая свобода внутри. Хую потребовалось несколько минут чтоб освоиться и прочухать кайф. Но зато когда прочухал!..

Не вынимая, я развернул мою взвизгнувшую женщину на спину, впился глазами в её прекрасное, раскрасневшееся, возбуждённое лицо, в рассыпавшиеся по дивану длиннющие золотые волосы, в прыгающие от моих фрикций, поднявшиеся, набухшие, упругие груди, агрессивно топорщащиеся в пространство и сосками и околососковыми пупырышками ареолов, в её сочащуюся соками пизду, что обильтно стекали по верёвочке мне на хуй, который блестящим, смазанным поршнем ходил в растянутой, сладкой жопке... Я понял, что вот-вот кончу, я схватил ладонями лицо моей женщины, сдавил локтями её сиськи, лёг на них, прохладные, впился глазами в глаза, губами в губы и активнее задвигал задом. Она выла, не в силах говорить сквозь поцелуй, но скованные руки её спустились меж нами, даже чуть поранив обоих грубой цепочкой, и яростно затеребили клитор.

Подошла мгновенно, выгнулась, завопила:

— Еби меня! Еби меня! Бля-адь, хочу ебаться!!!

И забилась в конвульсиях оргазма.

Обычно я отскакиваю, пугаясь, как бы она мне хуй не сломала, но сегодня день особенный, мой день, и я придавил её сильнее и выше задрал её ноги. Её конвульсии добавили, и я почувствовал, что — всё. Я с утра мечтал спустить на её безупречно, потрясающе, фантастически прекрасное лицо, и вот он, момент. Если крепко сжать под головкой, я успею вынуть, оседлать, усесться жопой на её большие, мягкие, волнующиеся сиськи и, направив залупу, отпустить её, выстрелить, куда надо, и ленты жемчужной, пахучей спермы лягут на её накрашенные веки, на её раскрасневшиеся щёки, на её нежного рисунка губы, на золотые локоны её волос. Капельки спермы росой повиснут на её длинных ресницах.

Но она кончает, и есть возможность кончить вместе, а оргазм творит ТАКОЕ с её жопкой, что вынимать — значит жалеть потом всю жизнь. И я задвинул обратно почти вынутый хер, навалился на её выпрямленные, задранные ноги, прижав их почти к самым её ушам, и разрядился прямо ей в жопу.

Когда ты пойдёшь в туалет, милая, твои какашки будут измазаны моей спермой. Но не вся она выйдет, нет, не вся. Ты знаешь, что прямая кишка, как и любая другая, способна всасывать? Говорят, только воду и спирт. Я думаю, брешут. Часть моей спермы всосётся. Всасывается прямо сейчас. Мои сперматозоиды, покачивая хвостиками, начинают путешествовать в твоей крови. Я теку в тебе, любимая, прямо сейчас.

Мы закончили оргазмировать почти одновременно. Я вытер член её золотыми волосами, и вдруг она заплакала. Навзрыд. Какое-то время я лежал рядом, не зная, что сказать, и только стирал её слёзы. Потом встал, поднял свою женщину на руки и отнёс в ванную. Вода, конечно, остыла, но она изначально была такой горячей, что остыла — как надо, я проверил. Я положил тебя в неё, взбил осевшую было пену, намылил шёлковую вихоточку и стал омывать твоё тело, каждый сантиметрик, смывая удары, слюну, взгляды и грубые слова. И ты, успокоившаяся было, вдруг вновь заплакала, поймала мою руку и поцеловала — искренне, не по правилам.

***

— Как жаль, что у тебя месячные. Я так хотел твою пиздёшку...

— Ну, хороший мой, зато у тебя был анальный секс.

— У меня... А у тебя?

— Муррр... Ещё какой!

— Повторим?

— Ты про анальный секс или...

— Или.

— А знаешь, повторим.

— Я тебя люблю.

— Знаю. Слушай, а давай в следующий раз я — госпожа.

— Знаешь что?! После твоей сегодняшней истории мне как-то ссыкатно. Запорешь ещё на конюшне.

— М-м-м... Ну что ты, милый. Максимум поцарапаю.

— А ногти уксусом смажешь?

— Рассолом.

— Ну, не знаю... Как-то смущает меня перспективка сперму из пизды вылизывать.

— А ты станешь?

— Ну... Короче, ты меня знаешь, я безбашенный. Хотя это уже слишком... Короче, такую тебе ответку придумаю!..

— Поговори у меня! А то устрою тебе ролевые игры: будешь на полотенчик дрочить, пока я себе пизду тереблю и бдсмчики рассказываю, как ты меня унижаешь, бьёшь, в рот ебёшь.

— Не в рот, в лицо.

Они рассмеялись, поцеловались и уснули в обнимку.