С утра пораньше, едва взошло солнышко, во дворе уже засуетилась баба Нюша. За время, прошедшее с объявления себя гаремом султана, изучили и двор и дом, так что знали, мои старушки, что и где, зачем и почему. И огород обиходят, и в доме порядок, и скотина под присмотром. А как иначе? Нешто мужику отрываться на такие мелочи, когда у него одна задача - ублажать их, четырёх старушек. И пусть соседки шипят рассерженными кобрами, посмотреть бы на ту змеюку в натуре, а не в телевизоре, плевать с колокольни церквушки, что недавно открыли в деревне. Лучше бы магазин открыли. А на соседок действительно плевать. Это они с зависти. Когда Коленька (только так и не иначе ) обихаживал их, морды воротили в сторону. Как же, у них пизда бриллиантовая, в золотом окладе. Пусть сейчас локти кусают да пизду свою хоть дворовому кобелю подставляют. Хрена им лысого, а не Коленьку. Поп ещё, моралист долгогривый, поучать вздумал, ханжа. Нельзя, дескать так жить, во грехе. Геенна огненная ждёт. На себя посмотри, козёл. А что, чистый козёл. Ни вида благородного, ни стати. Мелкий, тощий, голосишко никакой, да ещё бородка козлиная. Сам-то, как какая молодка посправнее в церкву зайдёт, так всю её сразу взглядом обслюнявит. Так бы и раздел, да прямо тут, у аналоя, раком бы и поставил. Хорошо ряса свободная, так не видно, как у него стоит. А, может, и не видно потому, что у него там и стоять нечему. Вот у Коленьки как встанет, так встанет. До самой печёнки проберёт. Со всех сторон, во все дыры прочистит. И от запора излечит враз. Что на Таньку глянь, что на Аньку с Шуркой, да и сама на себя в зеркало смотришь и налюбоваться не можешь. Помолодели ведь девки. Танька похудела. Сама поправилась. Девки смеются, говорят, что Коленька подкармливает, часто в рот спускает. А и что, вкусное у него семя. Что это там, никак с сеновала слез? Пора на утреннюю зарядку. Шутник он, Коленька.

Едва с сеновала слез, скидывал сена скотине, в сарай бабка Нюша вошла.

— Коль, Коленька, помочь чего?

— Да нет, управился. Ты сегодня прям сияешь вся. Случилось что? Или настроение хорошее?

— Так как настроению не быть. Солнышко вон светит, живы, здоровы, что ещё надо. Коль, в город бы надо поехать. Девки поиздержались, купить чего надо. Ты когда сможешь?

— Да хоть сейчас. Сполоснусь вот, пыль смою, да могу везти. Кто едет-то?

— Да все вроде. В баню-то пошли, спинку потру.

— Ага. И я тебе. Ниже спинки тоже потереть?

— Коооль, да как же не тереть? Моя ведь очередь.

Бабули-красотули установили очерёдность. Собраться могут и все разом, но право быть первой у одной. Остальным что достанется. Лукавить не надо, достаётся часто и много. Нет нужды плодить завистниц, рождать оппозицию. Мы, чай, не политики, нам это совсем не надо. Ещё бы митинги начали устраивать, демонстрации разные. А так живут в мире и согласии, будто единая фракция в парламенте. Одна за всех и все за одну. И все хором за Коленьку.

В бане Нюша быстро скинула с себя всё, оставшись в костюме Евы. Ты смотри, никак Нюша поправляться начала.

— Нюш, ты подобрела малость. Ты, случаем, не понесла?

Замахала руками, захихикала.

— Куда мне, Коленька! Старая я уже. Спокойно жить стала, вот и толстею. Правду говорят, что за хорошим мужиком и баба - королева. А ить мы за тобой точно, как за стеной каменной.

— Ну да, с утра вон свой двор бросила и ко мне.

— Да свой-то девки присмотрят. А тебе же некогда. Ты не серчай. Наклонись вот, спинку смою.

Моет, да не совсем спинку.

— Нюш!

— Ась?

А морда какая невинная.

— Ты, по-моему, уже не там моешь. Там спина давно уж закончилась. Или мне блызнуло.

— Подумаешь, потрогала маленько. Может в радость нам, стареньким.

Засмеялся. Как часто они любят своей якобы старостью щеголять. Вроде как: смотрите: мы старушки, а Коленька нас ебёт, не гребует. И мы ещё такого шороху наводим, как хором соберёмся, соседские кобели выть начинают. И с товарками у нас мир и лад. Вот что елдак мужской, нормальный делает. Баб вокруг него объединяет. Впору, как язычникам на идола молиться. А и молимся. Даже целуем, причащаясь. Поп в церкви руку свою тянет, типа целуйте. Ага, щас. А ты её хоть мыл? Поди апосля туалета задницу подтёр, а руки мыть не стал, а нам целовать. Коленька вон всегда чистый. А иначе никак. Сами следим. И помоем, и вытрем, и обцелуем. Да и оближем ещё. Скусно! Как мороженое, только горячий, елдак-то Коленькин.

— Коль, ты лучше скажи: в дом пойдём, али тут будем?

— А тебе как лучше?

Вот он, Коленька, всегда такой. Не о себе думает, о нас. Как нам лучше, так и будет. Да что я до дома терпеть-то буду. Можно и тут раком встать. Тем паче, что Коля сзаду больше любит.

Нюша раком стоит, на лавку опёрлась. Стонет от удовольствия. Стал замечать, что мои бабушки, чем дольше мы с ними общаемся, точнее, наши половые органы, тем скорее кончать начали. Да и оргазмы стали какими-то более яркими, сочными, что-ли. И сдерживаться перестали. Ебу вот Нюшу сейчас, а она на всю деревню блажает, будто курица, что снеслась и квохчет, оповещая всю округу об этом. И меня их крики заводят. Приятно же, когда есть обратная реакция. А то, бывает, стараешься, выложишься весь, а партнёрша твоя, что чурка, из которой папа Карло Буратину выстругал. Ни эмоций, ни стонов, ни действий. Иной раз потрогаешь: не померла, случаем. Бывает же такое. Как-то припахали меня менты, поймав за нарушение, подежурить в отделе. Мне без разницы. Портить с ними отношения себе дороже, а завести знакомство не помешает. В случае чего так и помогут. Поехали мы на вызов. Мне всё впервой, всё интересно. Это им рутина, ничем не удивишь. Там женщина померла. ПРишла к любовнику, ебаться начали, а она возьми да помри. Сердце слабое, а мужик, видать, напористый попался. Следователь ту, соседи-понятые, прочие. Мужика трясёт не по-детски. А опер ещё пугает, что заебал бабу, так теперь срок корячится лет в десять. Благо другой, званием и чином повыше, успокоил мужика. Тот уже в петлю было полез. Вот и проверяешь. Если что, так хоть скорую вызвать успеть. Да уж как наши скорые едут, так на лошадях быстрее бы добрался. А бабок моих и щупать нет нужды. Так голосят, что сразу видно: живее всех живых. Это про вождя нашего, Ленина, говорят, что живее всех живых. Так пусть хоть голос подаст. Не спорю, учение и дело его живёт. Пусть и хреновенько. А вот сам. Был я в Москве, в столице белокаменной. И в мавзолей ходил. Там очередь чуть не бегом прогнали, толком и не рассмотрел ничего. И чего столько стоял на улице по жаре. Пива бы лучше попил. То жена моя бывшая

— Пойдём! Не прощу, если не увижу. Такой шанс!

Тьфу! Потом сама ворчала, что в это время в ГУМе что-то выкидывали, а мы и не успели. Бабы, что с них взять. Им угодить нереально.

Продрал Нюшу. Я последнее время стал силу беречь. Не кончаю раз за разом. Кончила моя старушка-поскакушка, так и ладно. Оставлю на потом. Прочитал как-то, что один мудрый китаец, а они там все мудрые, хоть мудрость их, как и всё остальное, у индусов спизжена, сказал, что мужчина должен беречь своё семя. Попусту растрачивая его, быстро стареешь. Ну, про силы и говорить не стоит. Мужики не дадут соврать: Едва спустишь в бабу, сразу тянет упасть и заснуть. Это им поговорить после ебли надо, посюсюкать. Так силы-то не они отдают, ты стараешься. Как говорил умный человек дядя Яша: Трётся не хомут, трётся шея коня. Поначалу мои старушки очень старались довести меня до конца. А вот после того, как объяснил им политику текущего момента, прониклись и поддержали, проголосовав за не только руками, но и остальными частями тела. Пусть уж лучше у Коленьки стоит всегда, стоит колом, будет готов к использованию, как солдат войск первого удара, как зенитно-ракетные войска, что берегут воздушные рубежи нашей Родины. Хотя, честно сказать, после того, как Руст приземлился на Красной площади, надежды несколько поувяли. То ли себе зенитку заводить, то ли погодить, авось что исправится.

Нюша быстренько помыла свою манду. И меня помыла. Тщательно. Не то, чтобы не доверяла это дело мне, просто подержаться лишний раз в счастливку. Оделась. Бабы мои пристрастились носить красивое бельё. Трусы модные. Особо эти стринги на Танькиной жопе прикольно смотрятся. Та верёвочка, что сзади, пропадает где-то в полупопиях и исчезает, как корабль за горизонтом. Только её и видели. Точно знаешь, что должна быть, а вот нетути. И где она вообще такой размер нашла. Насколько я знаю, вся эта мутота на верёвочках рассчитана на тощежопеньких девах. Это у них что-то там прикрывают те лоскутки ткани, что расположены спереди. А у Таньки лобок, что Мамаев курган. Хрен спрячешь под трусами. Когда лежит, задрав ноги к потолку, в такой лобок приятно упираться своим. То ли дело, когда мягко. Было как-то дело по молодости, в общаге ещё, драл я тощую деваху. Так весь лобок сбил напрочь. Недели две синяки сходили. А кабы у меня кости торчали? Потёрся кость о кость, во и искра проскочила. А там и до пожара недалеко. Не может быть? Ещё как может. В школе же учили, что древние люди добывали огонь трением. Только вот не рассказывали, ибо детишкам рано знать такое, какое было трение. Представляю, как дикари всем племенем огонь добывали. А в это время вокруг шаман скакал и завывал, стуча в бубен. Самому бы в бубен дать. Авось раньше бы спички изобрели.

Вышли из бани, а вот и мои старушки, легки на поминках. Сидят, голубушки, и, судя по нарядам, в город собрались. Вот же Нюшка, вот зараза, шпиён хренов. И когда она оповестить всех успела. Прямо радистка Кэт. А куда рацию спрятала, вот вопрос? Даже проверил, сунув руку под подол. Нет нигде. И у остальных на всякий случай проверил. Хихикают

— Коленька, что ищешь? Ты скажи, так мы сами мигом покажем.

Танька соскочила и подол задрала: смотри, сколько влезет. А может?

Нет, не может. Раз уж собрались ехать, знать так тому и быть.

В городе поставил машину на стоянку. Всё под присмотром. Да и охранник знакомый. Даже запирать не стал. Всё одно мои девочки будут к машине бегать и покупки складывать. Затарились выше крыши. В том смысле, что часть покупок пришлось на внешнем багажнике располагать. Надо, наверное, микроавтобус покупать. Поехали. В знакомом месте свернули с дороги. Стало традицией посещать место, с которого всё и началось. Девки мигом вытащили покрывало, расстелили, разложили еду. Тоже своего рода традиция. До дома ехать всего ничего, а на воле вкуснее. Поели. Хихикая, бабушки стянули трусы, задрали подолы и встали на четвереньки. Четыре задницы. Одна более худая - Нюшкина. Полная Танькина. И две средних - Аньки и Шурки. Нюшка сегодня уже свою долю имела. Танька была вчера. Дольше всех ждала своей очереди Анька. Ей первой и впендюрил. Говорил же, что стали мои бабули быстро кончать. То ли организм приспособился, то ли ещё чего. Скорее всего он, то есть организм, понял: надо спешить, урвав своё. Мало ли что? Вдруг на какой кончит Коленька, а остальным полный обламайтес прибалтийский. А так, быстро кончила, уступила место, Коленька засадил следующей, авось и по второму кругу чего перепадёт. Все довольны. Накормил досыта. Можно бы и ещё, да надо совесть знать, иметь её, акромя аппетита. Со смехом, с прибаутками свернули подстилку, натянули трусы, расселись по местам и поехали домой. А уж дома, попозже, как с делами управимся, будут хвастать своими покупками, примерять их. Авось Коленька раздухарится да продерёт ещё по разочку. А то и по два.