Женщина, овладевшая мужским телом,
мечтает овладеть и всем его состоянием,
а мужчина, овладевший женским телом,
мечтает овладеть телами всех ее подруг
и знакомых женщин.

(автор)

Она вдруг юркнула в нашу дверь и, войдя в комнату, стала учить мою жену куда, что и как расставить, хотя ее об этом никто не спрашивал. Шурочка была среднего роста, ниже моей Людмилы, но старше ее на целых два года, что заставляло ее командовать нами, как малолетками, в младших классах пионерского лагеря. Шурочка с явно выраженными чертами лица, смахивающими на лицо татарки, которой она и оказалась, живо жестикулировала своими короткими ручками, подмигивая раскосыми глазками моей жене, которые она застенчиво опускала, глядя на меня. У нее была пухленькая грудь и солидные ягодицы, которые нередко были одним из предметов активного ухаживания за ней офицерами с объекта мужа.

Людмила, по сравнению с ней, выглядела стройной худышкой с прямым небольшим носиком, ушками-игрушками,, узкими губками, окрашенными легким тоном светлой помады и большой копной волос на голове. Ее иногда принимали за цыганку, но тут же убеждались в правильных чертах лица русской женщины, к тому же рожденной в Питере в семье русских поселенцев еще со времен Петра Великого. Она ходила так, что мужчины, прищелкивая языками, называли ее павой. Да, в ней было что-то от павлина, ибо всякий, кто попадался ей навстречу, вскоре останавливался и смотрел ей в след, что нервировало меня, и я, иногда, показывал смотрящему фигу. Людмила ругала меня за такое невежество, но походки своей не меняла. Когда я представил ее своей матери при первом нашем знакомстве, мать только поджала губы и тихо в сторону сказала: «Ох! И намучаешься ты с ней!». И я иногда вспоминал ее слова, видя, как некоторые мужские взгляды почти раздевают мою жену, проходящую мимо нас. Людмилу я увел у стареющего директора одного из трестов в Питере, у которого она работала секретарем-машинисткой.

Все говорили, что тот был ее любовником, так как одевал ее с иголочки самыми модными тряпками, а тут вдруг появился какой-то питерский курсант пятого курса и увел его радость и надежду в жены будущего офицера флота. Людмила была похожа на женщину Высшего Света, а тут какой-то курсант, с весьма красивым лицом и стройной фигурой, вдруг уговорил ее стать его женой и уехать на Дальний Восток. Родители ее, оба военврачи, ушли в первый же день войны в армию, а маленькую Люду соседи отвезли к бабушке на Урал, где она впоследствии и познакомилась с этим директором, у которого погибла семья в Питере во время бомбежки, и он больше не заводил семью, фактически удочерив прекрасную маленькую принцессу. Людмила была избалованной девочкой, так как самозванец папа украшал ее, как аленький цветочек, устроив ее в своем тресте секретарем-машинисткой. Впоследствии Людмила ни разу не изменила этой профессии, работая во многих воинских частях, и везде ее брали только в секретарши, так как считали, что красота должна быть на виду.

Когда в один из новогодних балов Людмилу замучили все желающие потанцевать с ней, вдруг наш адмирал подошел к ней, танцевал все остальное время, что-то говоря ей на ушко, на что моя жена отвечала небрежной улыбкой, показывая свои ровненькие белоснежные зубки. Но адмиралу не удалось подвезти ее домой на своей черной «Волге», так как Коля Воротынский быстренько упрятал нас в своем старом газике, и вместе со своей татарочкой отвез домой. За этот поступок Коля потом поплатился выговором за выявленные недостатки в его части, а мою, еще не построенную часть, похвалил, сказав, что строители хорошо работают. Люда потом пожаловалась мне, что Коля как-то на кухне прижал ее к стене и попытался расцеловать, но ее остренькая коленка, слегка приподнятой ноги тут же помешала ему. Он погладил ее по ягодице, но она отдернула руку и слегка ударила его коленкой в то место, которое мужики применяют, в крайнем случае, в борьбе или в целях защиты от нападающего.

Шура Воротынская психанула, и решила отомстить мужу очередной изменой. Она пошушукалась с моей женой, но та так удивленно посмотрела на нее, что соседка мигом отошла, прошептав «ненормальная». Но Воротынская не была из тех, которые успокаиваются на этом. Она как-то уловила момент, когда Людмила вышла в туалет, который был на улице, уперлась своей грудью прямо в мою щеку и прошептала; «Завтра, утром, часов в семь я иду в лес за грибами. Ты составишь мне компанию? Только инкогнито. Твоя не должна знать с кем идешь».

— Пойду, если тебе так хочется...

— Ты не поверишь, как хочется. Я сгораю вся от нетерпения...

— Ладно. Уговорила. Бутылку взять с собой?

— А что у тебя?

— На сей раз вино...

— Бог с ней. Бери. А вдруг пить захочется...

Едва на первом этаже стукнула входная дверь, как Шурочка подскочила.

— К семи жду тебя за колодцем, — и выскочила из квартиры.

Утром, когда моя жена убедилась, что дома, кроме нас никого нет, она посмотрела на меня таким пронзительным взглядом, словно увидела впервые и тихо произнесла:

— Ты завтра свободен?

— Если не вызовут, то да. А сегодня думаю сбегать за речку, видел как оттуда бабы ведрами грибы несут. Ты не против?

— Что ты! Грибы дело полезное. Нажарим и в бутыльке замаринуем... — оживилась она.

— А ты не составишь мне компанию? — небрежно спросил я.

— Я бы с радостью. В детстве мы их часто собирали. Но я буду занята. Тут мой начальничек работенку подбросил, обещал к обеду подъехать за бумажкой. Так что в следующий раз...

— Хорошо, любимая. Думаю, что к обеду я управлюсь. Так что жди примерно к часу дня...

— Хорошо, милый, — весело ответила она, и мне показалось, что она рада моей отлучке.

К семи часам я уже был у колодца. Там никого не было. Я сел на пень и закурил. Вдруг раздвинулись кусты, из которых вышла Шурочка. Она была в белой майке с чехлом от фуражки, шароварах, как у турок в бою под Синопом и тапочках на босу ногу. Я был в аналогичном костюме. Подошел, протянул ладонь, но Шурочка посмотрела в мои глаза так пристально, что стало понятно без слов, чего она хочет.

— Давай посидим вон за тем пеньком, — указала она пальцем в какой-то пенек на краю полянки. Мы пришли туда и тут я заметил, что кто-то еще до нас сотворил здесь из листьев и тонких веток ложе любви.

— Твоя работа? — посмотрел я в глаза Шуры, в которых стояли слезы...

— Я так хочу тебя, что нет сил стоять. Возьми меня на руки и отнеси на эту лесную постель...

— А нас не увидят?

— Нет. Здесь грибов нет. Все ринутся вон на ту сопку. Потом пойдем и мы, — ответила она, снимая с себя шаровары, майку и трусики. Перед мной оказалась весьма соблазнительная женщина, готовая лечь на лесную постель.

— Ну! Чего ждешь? — нахмурилась она.

Я быстро разделся и улегся на нее. Она тут же ухватилась за моего «Молодца» и потянула его в рот. Сосала она так, что может позавидовать самая искушенная женщина в сексе. Я лежал на ней в позе 69 и лизал ее сокровенное место, раздвигая в стороны рыжие волоски на лобке и ниже. Затем я начал ее сосать. Приятная истома начала окутывать меня и я понял, что эта женщина очень хорошо обучена сексу с мужчиной. Она стонала, не выпуская моего малыша в восемнадцать сантиметров из своего жадного рта. Я сразу понял, что у нее половое голодание и сейчас она могла бы быть под каждым мужчиной с хорошим пенисом. Не зря же она намекала моей благоверной, что у нее давно не лады с мужем, который хочет иметь сына, но не может Я убыстрял движения тазом, а она стонала не только от любовного угара, а еще и от того, что некоторые веточки больно кололи ее в ее румяные ягодицы.

— Эд! Дуй, что есть мочи.! Если я рожу от тебя сына, то ты сам выдашь мне его имя, — она ухватилась за мои худощавые ягодицы и так прижимала их при каждом моем ударе, что минут через десять я увидел, что у нее закатываются глаза

— Милая! Тебе плохо? — всполошился я

— Что ты мой дарлинг, я на седьмом небе. Хорошо твоей Людке, ты в любое время можешь унести ее на своем члене прямо в рай... Только меня не забывай. Раз в неделю обязательно трахай, чтобы я не забывала тебя и не шевелила зря своего благоверного...

— Запрети ему пить. И тогда все восстановится, — посоветовал я.

— Хорошо бы. Я думаю, что тебе две бабы в неделю не трудно обработать... — усмехнулась она.

— Работаем, дорогая, работаем. А сейчас я буду сливать...

— Потерпи еще минуту, и я составлю тебе компанию, — она так вцепилась губами в мои губы, что я понял, что разнять их сможет только оргазм. И я сливал, рыча, как голодный медведь, а она стонала как раненая корова...

— Мы слили вместе и сели, распивая вино.

— Подскажи. Чем мне затащить его на секс? — вдруг спросила она упавшим голосом.

— Я дам тебе лекарство, подсыпь ему в рюмку перед сексом за полчаса, он озвереет и будет трахать тебя всю ночь. Только так ты сможешь получить от него ребенка...

— Ты не шутишь? — насторожилась она.

— Какие тут шутки. Пора и нам хотя бы одного родить, — мечтательно закинул я руки за голову и посмотрел, как она тряпочкой заботливо вытирает свою «киску».

... Набрав к обеду пару ведер грибов, мы стали возвращаться домой. Вечером, моя благоверная, глянув на меня с хитрецой, спросила:

— А мы когда возьмемся за труды по рождению сына?

— Завтра, — ответил я, давая ей понять, что я и так устал от непосильных трудов сегодня. Но на следующий день она повторила свой вопрос. Я посмотрел на нее внимательно и громко ответил:

— Сегодня, мамуль, сегодня...

После ужина, не откладывая свое обещание в долгий ящик и вообразив, что завтра вместо меня ее будет трахать наш адмирал, так возбудился, что быстро перевернул ее на 180 градусов, быстро вошел прямо в заветные ворота щели. написано для bestweapon.ru Она не стонала и не плакала, как Воротынская, только, когда все было закончено, она встала и пошла в ванную комнату, где была уже заранее приготовлена горячая вода, и она долго парилась. мне показалось в приоткрытую щель, что она, закрыв глаза, упоенно трахала себя пальцами в ее «окошке», настойчиво вызывая свой оргазм. Когда он пришел, она резко выпрямилась, приподняла ноги и так выстрелила пеной из своей киски, что и дураку было бы ясно, что эта дама норовит родить ребенка от собственной руки.

— Ах! — воскликнула она, и мне показалось, что это занятие для нее давно знакомо.

В итоге, наши жены вместе поступили в родильное отделение нашего госпиталя. Случилось чудо. Мед сестра перепутала детей и принесла мне ее девочку, а ей отдали моего мальчика... Дети были завернуты в одинаковые пеленки, так что перепутать было несложно. Но я сразу узнал своего ребенка по губам и носику, а Воротынская уже кудахтала, как курица, целуя моего...

Все, кто посещали наших жен в госпитале, не могли налюбоваться на детей, так похожих на своих пап. Воротынский был на вершине счастья. Не очень радовалась этому моя ненаглядная женушка, говоря всем, что она ожидала мальчика. Но и она потом изменила свое мнение, сказав, что в следующий раз они родят девочку и мальчика только каждой наоборот., за которыми будут ухаживать их братик и сестричка. Это произошло ровно через четыре года. У наших жен родились дети в обратном порядке, так похожие на своих матерей, что такого чуда в их госпитале никогда не было.

Время неумолимо отсчитывало счет нашего пребывания в этом гарнизоне, пока не перевели меня с повышением в г. Владивосток. У нас была хоть и небольшая, малогабаритная, но своя трехкомнатная квартира. Дети уже учились в школе, я служил в своей службе, жена работала секретарем-машинисткой у артиллерийского адмирала. Закончив школу, сын ушел в мореходку на штурманский факультет и, закончив его, стал скитальцем морей. Дочь закончила техникум советской торговли и вышла замуж за механика на одном из гражданских судов, ходящих заграницу. Отслужив положенный срок, я уволился в запас и вместе с женой уехали в мой родной Севастополь. Здесь мы получили трехкомнатную квартиру на меня с женой, дочерью и внуком. Я устроился на работу в одно из отделений штаба флота, жена трудилась по хозяйству, помогая дочери воспитывать внука, который впоследствии работал в управлении одного из городских хозяйств. Дети превратились в красивых молодых людей, но чувствовалось, что нам чего-то нехватает. Закончив институт, и получив диплом механика, внук уехал во Владивосток, и судьба носила его по морям и океанам. Остались мы с женой вдвоем. Стало как-то скучновато без детей, но вдруг мы получили письмо от Воротынской с печальной новостью, что ее муж умер. Жаль было Колю до слез, но судьба так распорядилась и ничего тут не сделать. Зато ее сын женился, и они уехали служить на флоте на далекой Камчатке. Жена моя, работая дома по хозяйству иногда вспоминала про свою подругу Шурочку, но увидеть ее нам пришлось только через пару лет. Шурочка взяла отпуск и приехала к нам погостить. Мы были очень рады, особенно я, помня про тот случай, как мы с ней ходили по грибы почти двадцать лет тому назад. Отдохнув у нас почти месяц Шурочка каждый день ходила купаться на пляж в б. Омега, восхищаясь теплой июльской водой и чистым морским воздухом на пляже. Наконец я повез Шурочку в аэропорт, но она мне показалась необыкновенно грустной.

— Шурочка! Что случилось? И почему у тебя глазки затуманились? Случилось что?

— Да случилось...

— И что стряслось у тебя?

— Это не у меня беда, а у тебя, мой милый... — ответила она. И слезы побежали чуть ли не ручьем из ее узких глаз.

Я остановил машину, внимательно посмотрел на нее и увидел бледноту ее лица. Такое бывало с ней и ранее, но быстро проходило.

— Говори! Иначе дальше не поедем, и ты опоздаешь на самолет! — начал злиться я.

— Знаешь, милый, я давно работаю санитаркой в нашем госпитале, где мы наших «поросят» рожали, многое видела и многому научилась. Жена твоя Людмила скоро умрет...

— Ты чего это?! С ума сошла?! — я злобно глядел на нее, но по выражению ее лица я понял, что она не шутит, а говорит правду. Мы поехали дальше, а она начала говорить, что весь ее отпуск она посвятила наблюдению за моей Людмилой, находя признаки ее болезни. И, к сожалению, нашла их. Моя Люда действительно была тяжело больна, о чем поставили диагноз врачи, когда ее уложили в горбольницу. У нее нашли цирроз печени. У меня оборвалось сердце, но пришлось пережить это в тягостном раздумье: я любил свою Людмилу, и мне кажется, что и люблю и сейчас, хотя прошло уже после ее смерти 17 лет. Но как только умерла Людмила, я сообщил письмом Шурочке, которая приехала ко мне в гости со своей красавицей дочерью, которую я бы никогда не узнал, столкнувшись с ней на улице. Несмотря на то, что папа и мама ее были среднего роста, но Верочка выросла чуть ли не выше всех моих 170 сантиметров. Руки, ноги и остальные части ее тела мучительно напоминали мне что-то знакомое и родное, так как ее губы, нос и щеки смахивали на меня, а не на ее маму и папу. Вот бывает же такое, чтобы так изменился человек. Она не была еще замужем, хотя и должна бы

уже кохать своих детей. Мы долго сидели в летнем ресторане на пляже в Омеге, вспоминая все наши, ушедшие в небытие прошедшие годы. Они хоть и взбудоражили мой мозг давнишними воспоминаниями, но на следующее утро Шура Воротынская сказала, что улетает на Камчатку, где ее сын тяжело заболел. Верочка тоже было собралась, но та сказала: оставайся здесь. Потом приедешь, и на следующее утро она улетела в Петропавловск — Камчатский. Остались мы с Верочкой вдвоем. Она взялась за приведение в порядок домашнего хозяйства, готовила, стирала, провожала и встречала меня, глядя на меня влюбленными глазами? Я чувствовал, что дело движется в сторону брака, но не верил самому себе, что такое возможно. Но все решила одна ночь. Как-то пришел я с работы под хмельком, от стола на работе, где мы провожали на пенсию одного из наших доблестных друзей. Когда я переступил порог своей квартиры, то Верочка, подлетев ко мне, словно на невидимых крыльях, поняла, что мне, кроме постели больше ничего не нужно. Она раздела меня и уложила в кровать, но вскоре я почувствовал, как кто-то ложится сверху на меня в позицию 69. Я почувствовал, как чей-то рот бережно засасывает в себя мой почти уснувший член, который уже стоял молодцом, а по носу и губам меня щекочет какая-то мягкая щетка, которая вдруг раскрылась и мой нос и губы провалились в теплую, но слегка влажную щель. Я сразу понял, в чем дело и стал так энергично сосать и бороздить носом это мягкое и влажное тело, так глубоко засаживал в него свой верткий язык, который лизал ее тело все более смазываемое какой-то жидкостью. Такой кайф я испытывал не менее часа, затем развернул это тело, которое тут же впилось в мои губы с такой силой, что мне показалось, что хочет их оторвать и съесть, но я уже начал ее качать, прижимая ягодицы к себе со всей силы. Я подбрасывал ее чуть ли не до потолка, а она целовала меня, как пиявка, но шепча: «Давай, милый! Ты самый вкусный мужчина во всем мире». Я чувствовал, что зверею, трахал ее, что было мочи, и она отвечала мне такой же жгучей страстью.

Когда мы уснули, я не заметил. Она лежала на спине, положив но меня правую ножку ослепительной красоты, а левая нога висела над полом. В комнате было жарко, и мы столкнули простыню на пол. Утром я проснулся от того, что почувствовал, как на мне кто-то лежит и тихонечко качает мое тело, погрузив мой член в свое заветное место. Она качала и целовала мое грешное тело, не обращая внимания на то, что я уже проснулся и слежу за ее эмоции на лице сквозь прикрытые ресницами глаза.

— Тебе хорошо со мной? — шепнула она в мое ухо.

— Намного лучше, чем с твоей мамой в лесу, когда мы с ней ходили по грибы...

— Вот бессовестный! Разве можно разглашать любовные тайны? — она дернула меня за восставший член и согнувшись, поцеловала его.

— А ты очень опытная в любви. И кто это научил тебя?

— Не догадываешься?

— Неужто мама?

— А кто же еще...

— Но ты это делаешь намного вкуснее, чем твоя мама.

— А почему же?

— У тебя романтичный секс влюбленной женщины...

— А у мамы?

— Ей хорошо бы бороться на ковре за первенство в борьбе нашей страны...

— Вот те раз! С чего бы это?

— Она силой берет мужчину, а ты — нежностью с частичным применением силы. В этом ты смахиваешь на мою любимую Людмилу, царствие ей небесное! — смахнул я со щеки упавшую слезу. Верочка нагнулась, нашла вторую слезинку и слизала ее...

— Зачем это? — не понял я.

— Это память о тете Люде. Красивая и хорошая она была. На таких надо молиться, — закончила она и всхлипнула...

— Ну. Вот! И в слезы сразу... прошептал я, облизывая ее щеки.

Прошел год. Это был год моего самого великого счастья. Любил я свою Веруню, пожалуй, больше, чем Людмилу. Мы поженились и сыграли грандиозную свадьбу. Веруня была, что принцесса, Все завидовали мне и про себя шептались о слишком неравном браке. Я ликовал, что судьба наградила меня такой замечательной женщиной. Но вот беда. Прихватил ее аппендикс прямо на пляже в следующем году. Я перенес ее в свою машину и отвез в военный госпиталь, где меня хорошо знали и очень уважали врачи за ту помощь, которую я иногда им оказывал, даря редкие лекарства, которые присылал из-за границы мой сын. Он уже был капитаном большого лайнера и всеми уважаемый человек.

— Когда я приехал в госпиталь за своей красоткой забирать Веруню домой, то попросил предварительно кроме всех заключений не забыть про анализ ДНК. Все было исполнено. Мой хороший знакомый врач, увидев, как я внимательно читаю историю болезни моей жены, похлопал меня по плечу:

— Не беспокойся. У твоей все О, Кей! Следи, чтобы не надрывалась дома.

— Что-то я не вижу ДНК? — машинально спросил я.

— Вот дотошный!. Хотел обдурить нас?. Постеснялся, что такая молодуха у тебя в женах ходит? Да вот твой ДНК, а этот ее. Полное совпадение у дочери с отцом. И больше не разыгрывай нас, — засмеялись они...

Веруня обнимала меня и плакала от радости. А я ехал и думал. «Так кто же она теперь? Дочь? Или жена?» А потом решил: «Пусть эту загадку разгадывает читатель». «А мы будем жить, как жили... Неужели в этом замешаны грибы, когда мы их с Шурочкой собирали».

Эдуард Зайцев. 28.02.2019 г.