Десять лет спустя.

Я сидел в кресле у телевизора. В комнату вошла моя жена Диана.

— Ужин уже почти готов, — с теплом сообщила она.

— Ага, спасибо, любимая, — ответил я.

На полу сидел и игрался наш сын Боря. В этом учебном году он пошёл в школу. Кстати, он был одним из лучших учеников в классе! Тут зазвонил мой телефон. Незнакомый номер.

— Алло. Да, это я. А вы кто? Кто, кто? Что? Маша?

Я не поверил тому, что услышал!

Это был звонок из полиции, ведь десять лет назад я оставил им свой номер, и мне сообщили, что год назад полиции с огромным трудом удалось выйти на след тех двух преступников, похитивших Машку; была проведена операция по их задержанию. Также они обвинялись и в других преступлениях, и один из них покончил с собой в СИЗО, а другой, после многочисленных судебных разбирательств, был приговорён к заключению в тюрьме строгого режима пожизненно. Что касается Машки, то преступники всё это время держали её у себя, пичкав какими-то препаратами, и Машка полностью потеряла память и сошла с ума. В настоящее время она находится в другом городе в психиатрической клинике. И главное, она ведёт себя как собака — лает, бегает на четвереньках...

— А почему вы так поздно мне об этом сообщили? — спросил я у человека на другом конце провода.

— Случайно вышла задержка, извините. Ещё у неё, вроде, были какие-то родственники, но они потеряли с нами связь. Но вы же её когда-то знали. Может, она вас вспомнит.

— Спасибо, что позвонили. А в какой она больнице? Каком городе?

...Месяц спустя.

Я собрался отправиться к Машке. Диане, которая вообще не имела представления о моей давней подруге, соврал, что отправляюсь к своему некому дяде. Завернув немного вещей, поцеловал жену и пошёл на вокзал, потом — два дня в поезде. Прибыв в чужой мне город, я на такси добрался до гостиницы, а дальше сразу позвонил в психиатрическую больницу. Через час за мной приехала машина, и меня повезли к моей бывшей подруге. А больница находилась на другом конце города, и ехать пришлось пятьдесят минут. На входе в больницу мне сделали пропуск, после чего, с двумя работниками в белых халатах, я сел в лифт и направился на самый высокий, четырнадцатый, этаж, где содержатся самые тяжелобольные. Выйдя из лифта, увидел длинный узкий коридор и окну сбоку, а из окна был шикарный вид на сопки и шоссе, по которому проезжали автомобили. И если отсюда видны сопки, значит больница находится ещё и на самой окраине города. Меня провели к палате тысяча двести сорок три. Сотрудник, посмотрев в глазок, открыл железную дверь. За железной дверью было пуленепробиваемое стекло, за ним — комнатка без окон с белыми стенами, которую освещала яркая лампочка, в левом верхнем углу висела видеокамера, а справа стояла койка, и рядом с койкой на полу сидела женщина. Она была полностью обнажённой, с короткими остриженными волосами. Я узнал в ней Машу.

— Может, она вас вспомнит. — Сотрудник открыл стеклянную дверь. — Она лает как собака, ходит на четвереньках, способна употреблять в пищу сырое мясо. Мы надевали на неё одежду, но она срывала её с себя.

— Маш, ты помнишь меня? — Я подошёл ближе.

— Гав, — ответила она, повернув голову.

— Будьте осторожны, она может укусить! — предупредил сотрудник.

— Маша, — повторил я.

...Она всё сидела, такая безобидная... Я погладил её по голове. Тут Машка резко набросилась на меня, впившись пастью мне в руку. Она рычала и не разжимала челюсть. Ко мне подбежал один из сотрудников, с электрошокером. Машка, отпустив меня, набросилась на этого сотрудника и вцепилась зубами в его горло, отчего он выронил электрошокер, который покатился в сторону. Сотрудник от неожиданности упал на кровать и дико завизжал.

— Подожди, я сейчас, — сказал второй сотрудник, вынув из кармана своего халата шприц.

Затем он схватил Машку и попытался вколоть ей в спину шприц. Я вышел, чтоб всё это не видеть. Находясь в коридоре, ещё слышал, как Машка рычала, а потом её рык стал затухать. Когда я вновь вошёл в комнату, она лежала на спине и тяжело дышала, её глаза были открыты. Потом она закрыла глаза. Рядом с ней лежал тот пострадавший и весь трясся.

— Вот чёрт! — выговорил он.

Вскоре они взяли Машку за руки и ноги и уложили на койку.

— Мы не можем ничего с ней поделать, — сказал мне сотрудник со шприцом, — поэтому собираемся перевести её в другую клинику за границу. Скажите, вы её хорошо знали?

— Не очень хорошо, но знал, — ответил я. — Мне жаль, что такое произошло.

Сев в лифт, я спустился на первый этаж. В голове всё стояла эта жуткая картина. Я думал, они довезут меня до гостиницы, но никто не стал этого делать. Тогда я вызвал такси, а дальше мне пришлось прождать сорок минут, сидя в кресле на первом этаже больницы и любуясь аквариумом с плавающими рыбками. Когда машина приехала, я живо засеменил на улицу, а через пятьдесят минут уже был в гостинице. А дальше, проведя в номере всего лишь двадцать минут, взял сумку и поспешил на вокзал.

Когда я вернулся домой, было раннее утро выходного дня. Диана спала, Боря тоже спал, в своей комнате. Кстати, сегодня я не выспался в поезде, и мечтал только об одном — лечь спать. Но в начале я попил чаю, быстро принял душ после загородной поездки. А когда я укладывал вещи в шкаф, я решил переложить с места на место книги; взяв одну книгу и открыв её, я случайно увидел, что в ней лежала какая-то давняя фотография, эту фотографию я, видимо, сам когда-то туда положил и забыл про неё. На фотографии была изображена девушка с распущенными волосами коньячного цвета. Она, одетая в голубой раздельный купальник, стояла на фоне речного пейзажа, на её жизнерадостном и улыбающимся лице было написано море счастья. Я узнал её — это была Маша. Этот снимок я сделал сам, ещё в ту пору, когда Маша была человеком, а не собакой. Посмотрев на снимок, я порвал и выбросил фотографию, чтоб Диана не видела. А затем лёг на кровать, рядом со спящей женой. Поцеловал её в щёчку. И когда я спал, мне снилась Маша. И потом ещё часто снилась. Только снилась не в образе собаки, а в образе той самой жизнерадостной девушки, которой когда-то была. Она бегала, улыбалась, хватала меня за руку... «Дима, Дима!» — кричала она. И лишь иногда мне слышались звуки, похожие на собачьи.

— Гав!