Все началось пару лет назад, когда Женя, повеса 33 лет отроду, будучи менеджером строительной компании, благополучно и безнаказанно пользуясь служебным положением и молчаливым одобрением шефа, не насобирал себе кучу стройматериалов для постройки дома на своем загородном участке. И не то чтобы он так мечтал свалить из города, но участок по случаю был куплен еще лет пять назад, практически сразу на нем был выкопан колодец, проведен свет и возведена баня, без которой Женя не представлял загородного проживания и желание обладать которой, собственно, и было чуть ли не единственной причиной покупки участка. Как только появилась своя, настоящая банька, программа-минимум была выполнена и все остальные планы на строительство как то ушли на задний план на неопределенный срок. То денег не хватало, то времени, то хорошего пинка под зад, для стимула и ускорения процесса. А тут такая счастливая возможность с материалами. Оставалась самая малость — насобирать некую сумму денег для оплаты работы строителям.

Но как это часто бывает, на самом интересном месте случился казус. Шеф строительной фирмы, где работал Женька, завел себе шикарную любовницу, раза в три себя моложе, укатил с ней куда то на далекие заокеанские острова, предварительно основательно подчистив все счета фирмы, и канул со всеми финансами в небытие.

Разгневанные многочисленные заказчики, подрядчики, поставщики стали обрывать телефоны и обтирать пороги в офисе фирмы, на что беспомощные сотрудники лишь недоуменно разводили руками, также являясь жертвами алчности босса. Стройматериалы для дома, бережно складированные подальше от глаз в отдаленном углу на территории базы фирмы, надо было срочно спасать и вывозить под шумок, пока и на них не наложили лапу. В срочном порядке нанятые грузовики, за ночь благополучно справились с поставленной задачей. Женя вздохнул с облегчением, но тут возникла совсем другая проблема. Все это богатство надо было кому то охранять. О строительстве в ближайшем будущем не могло быть и речи, в связи с обстоятельствами и неожиданно потерянным заработком.
Решение проблемы подсказал коллега с работы. После развала фирмы, многие строительные объекты встали и многочисленные наемные работники также остались без работы. Было среди них и много гостей из ближнего зарубежья, которым ко всему прочему стало негде жить, поскольку многие проживали на строительных объектах.

— Я тебе найду хорошего таджика, — сказал коллега и уже этим же вечером перед Женей предстал уже немолодой, лет 50—55и, невысокий мужчина, типично среднеазиатской внешности, с открытым располагающим лицом и добрыми, смеющимися глазами. После быстрого знакомства, ударили по рукам и погрузившись в Женину тойоту, покатили на участок. По дороге поболтали о том, о сем. Махмуд неплохо говорил на русском, собеседником оказался бойким и веселым, рассказал о своей жизни под Душанбе, о том что вдовец, дети разьехались кто куда, а сам он подался в Россию на заработки.
Приехав на участок, Женя ознакомил нового жильца с апартаментами, в качестве которых должна была стать небольшая комнатка отдыха при бане. Тесновато, конечно, не разгуляешься, но прожить можно. Пообещав приехать завтра, привезти продуктов, Женя укатил обратно в город.

Так он и стал наведываться раз-два в неделю, везя продукты своему постояльцу и посещая баню, которую заботливо растапливал для него Махмуд. Женя очень быстро ощутил все плюсы такого сотрудничества. Баню топить самому не надо, вода из колодца уже натаскана, чайник после бани вскипячен, стол с нехитрым набором продуктов накрыт. А когда Махмуд попросил разрешения что нибудь посадить на участке, Женя лишь красноречиво простер руки, отдавая в распоряжение пустующую пока землю.

Но кое что, всего один, но немаловажный момент, все таки очень напрягал Женю. Всей душой любя баню, одной из главных причин заиметь именно свою, было то, что Женя крайне стеснялся раздеваться при ком то. Он не делал этого уже много лет, практически с подросткового возраста. Все дело в том, что фигуру имел Женя очень женственную. Округлые бедра, талия, пусть и не такая узкая, как у настоящей женщины, но существенно уже, чем полагается иметь взрослому мальчику, плавно перетекающая в круглую, далекую от всяких мужественных очертаний, попу. В довершении, такого совсем не мужского образа, небольшая, с припухшими сосками, торчащая, как у школьницы, практически настоящая женская грудь и гладкая, нежная кожа, лишенная всякой растительности на теле. И так уж распорядилась в своем капризе природа, что не наградила она его и достойным мужчины органом, решив, что ему этот элемент ни к чему. Что то не так было у Жени с гормонами, с самого детства. И, надо сказать, что подобная расстановка не могла не сказаться на мировоззрении Жени, его сексуальном развитии и последующем, очень небогатом опыте общения с женским полом. Хотя он и сопротивлялся, как мог, всяким «таким» мыслям и старательно отгонял их от себя, считая себя полноценным мужчиной, но природа сделала его таким, каким есть, и не считаться с этим становилось все сложнее.

Постепенно, с годами, он словно малолетка в период полового созревания, начал все сильнее и сильнее ощущать свою, все более просыпающуюся женственность. Зачастую, рассматривая себя голым в зеркале, он отчетливо понимал, что всему ВОТ ЭТОМУ, куда как больше подойдет, нечто ажурное и воздушное, чем то, что он обычно носит.
Однажды, все таки решившись, он заказал на сайте сексшопа красивое белье и оплатил доставку. Курьер молча протянул упакованный наглухо пакет и исчез. Женя не сразу распаковал. Он оттягивал момент, словно не мог решиться, волнуясь и нервничая в предвкушении. Дождавшись вечера, он все таки разорвал черный полиэтилен, доставая заветные вещи. У него дрожали руки, когда он ощутил нежнейшую ткань у себя на руках. Не то чтобы он никогда не ощущал ничего подобного и понятия не имел, каков на ощупь нейлон чулок и шершавость ажурных трусиков. Но вся пикантность и волнительность момента заключались в том, что это были ЕГО вещи. Они были для НЕГО. И старательно не поворачиваясь к зеркалу, не глядя в него, Женя не торопясь облачился в них.
Результат превзошел все его ожидания. Белье красиво и выгодно лишь подчеркнуло его женственность, сделав очевидным для него его сексуальность. Женскую сексуальность. Выражаясь проще, Женя неимоверно возбудился, глядя на себя в зеркале.
В тот вечер Женя просто изнасиловал свой писюн, несколько раз обкончав и себя, и новое белье, и все, до куда долетела сперма. Впервые, в его фантазиях, на полных правах, присутствовал гипотетический мужчина. В этот раз, он позволил женщине внутри себя выйти наружу и полноправно заявить о себе. И она отдавалась до исступления своему воображаемому неутомимому любовнику. Это был ее день. День ее рождения и день ее победы.

Но утром наступило раскаяние и стыд. Все вещи, купленные накануне, были сложены и убраны глубоко в шкаф. И даже, на какое то время, эта Женщина была закрыта в далекий чулан сознания. Но она уже родилась и заявляла о себе, источая свои женские феромоны, наполняя Женино сознание истомой и желаниями. Избавиться от нее уже было невозможно, как невозможно избавиться от части себя. Но в обычной жизни Женя оставался все тем же, старательно скрывая свою новую сущность от всего мира, и чаще всего, от себя.

В тот день, как обычно, позвонил Махмуду, предупредив о своем приезде вечером и попросил затопить баню. Закончив все дела в городе, наконец то вырвался на трассу до участка. Приехав, поболтав с Махмудом, сказал, что идет попариться. Обычно, он ходил в баню один. По известным причинам, он никогда не предлагал к нему присоединиться и когда он шел в баню, таджик, как правило, занимался своими делами, по хозяйству, или на огороде. Но в этот раз, толи никаких дел у него не нашлось, толи еще что, но Махмуд неожиданно выразил желание пойти в баню за компанию. Женя жутко смутился, не зная что ответить, понимая всю неловкость ситуации для себя. Конечно, он мог на правах хозяина сказать нет, но ему не хотелось обижать человека, а какого то благовидного и убедительного предлога никак не находилось. Появилась мысль пойти позже, но это тоже выглядело как то нелепо.
Пробурчав что то невнятное, Женя проскользнул в предбанник, быстро скинул одежду и заскочил в парилку. Сев на полку в угол, скрестил руки, кое как ладонями прикрыв свою грудь. Через минуту в парилку зашел Махмуд. Всего секунду смотрел Женя на него, быстро отведя взгляд в сторону. Но за эту секунду он рассмотрел все. Сухое, поджарое, мускулистое тело, этого, еще вобщем то, не старого мужчины. А самое главное, болтающийся немаленький член с открытой головкой. И хоть, Женя видел член всего мгновение, этот прибор не выходил у него из головы. Вид живого мужского члена, всего в метре от него, произвел неизгладимое впечатление на Женю, неискушенного в близости к нему обнаженных мужских тел. Женщина внутри встрепенулась и с неподдельным интересом смаковала в памяти изображение увиденного.

Но время шло, становилось жарко, надо было уже что то делать.

— Черт, надо же как то встать, пойти помыться, — думал Женя. — Но как я пройду перед ним?! Он же меня рассмотрит. Он меня увидит... Черт! Черт, черт! Что же делать? Буду сидеть, пока он не начнет мыться, встану у него за спиной, чтобы не видел.

Дождавшись, когда Махмуд все таки встал, потянувшись к баку с водой, Женя тоже подтянул к себе шайку и поставив ее на полку, повернулся и начал ополаскиваться.

— Надо как то побыстрее с этим закончить и выйти раньше, — подумал он.

Вдруг его словно током пронзило. Он почувствовал руку у себя на спине. Ладонь, лежащая у него между лопаток, была горячей, но жар, распространяющийся от нее по спине имел совсем иную природу. Прикосновение привело Женю в оцепенение.

— Тебя намылить? — мягко спросил Махмуд, не убирая руки.

Первая мысль была отказаться, но в смятении Женя не произнес ни звука. Комок застрял в горле. Он понимал, что драгоценные секунды для отказа уходят, что то надо сказать, но кроме барабанного пульса в груди и прожигающей ладони на спине, в голове больше ничего не было. Женя смог только выдавить из себя какой то хриплый звук. Не получив ни отказа, ни подтверждения, Махмуд счел, что предложение в силе, и не убирая ладони, мягко слегка надавил Жене на спину, заставив его немного нагнуться и опереться руками на полку. Взяв другой рукой мыло начал круговыми движениями водить по спине и плечам. Небольшой кусок мыла утонул где то в ладони и казалось, что он не столько намыливает, сколько гладит Женю ладонью. В этот момент Женя уже не помнил кто он, где он, он только чувствовал мужскую ладонь, которая как то уж слишком нежно гладит его по спине и предплечьям. Ладонь на спине мягко, но настойчиво надавила еще чуть чуть, нагнув его к полке еще ближе. Руки в локтях чуть согнулись и предательски задрожали, не выдерживая веса. Ладонь еще чуть надавила на спину и Жене не оставалось ничего иного, как опереться о полку на локти. По сути, он стоял уже почти раком. К поглаживаниям присоединилась и другая рука. Теперь обе ладони, попеременно, ходили по плечам и спине. От поясницы до шеи. От плечей до локтей. Теперь задрожали и ноги, став какими то ватными. Невероятная истома заполнила все тело, заполнив каждый уголок и овладев им полностью.

И как то уже само собой разумеющимся, было почувствовать руки Махмуда у себя на бедрах. специально для bеstwеаpоn.ru Никакого мыла в них уже не было. Путешествие рук по этому нежному телу, все более откликающемуся на ласку, явно имело уже совсем иное предназначение. Нагладив бедра, они вернулись на спину, особенно сильно надавливая в области поясницы, заставляя Женьку прогнуться, как кошку, отпячивая задницу.

В такой позе, Женька смотрелся очень даже хорошо. Сзади было невозможно отличить его от женщины. Вот стоит рачком, прогнувшись, хорошенькая сучка, отпятив свою кругленькую, белую попку, в ожидании мужского внимания. И внимания было в избытке. Ладони наглаживали каждый миллиметр, слегка массируя пальцами. И в какой то момент ладони опустились на ягодицы. Они замерли на мгновение, на какую то секунду, оценивая их на ощупь, и слегка сжав, снова пришли в движение. Одна пошла вверх по спине, обхватив шею, а другая скользнула между половинок, пройдя скользом по сокровенному месту, которое незамедлительно откликнулось очередным разрядом трехсот восьмидесяти во всем организме. Женька выгнулся еще больше, беззвучно простонав, открыв рот. Через секунду новое скользящее движение. В следующий миг рука задержалась, палец, чуть надавив на дырочку неглубоко вошел внутрь. Ахнув от неожиданности, Женька громко простонал, замерев, уставившись невидящим взглядом в какую то точку на стене. Это было нечто новое, совсем неизведанное, невообразимо приятное, что то невероятно возбуждающее. То, от чего сносило крышу и выносило все остатки разума. То, что хотелось продолжать и продолжать. Палец внутри слегка и нежно двигался из стороны в сторону, словно устраиваясь надолго и расширяя себе место. Неожиданно он покинул свое новое обиталище. Руки, обхватив Женю за плечи, выпрямили его, прижав к разгоряченному телу. И обхватили грудь, сильно, почти до боли сжав Женькины груди.

— Моя тебя любить, — горячий шепот Махмуда еле достиг угасающего сознания Женьки, пробиваясь откуда то издалека. — Моя любить такой красивый девочка. Очень давно женщина не был. Долго буду любить. Много-много любить. Сладко тебя любить.

Все это время руки мяли грудь. Сильно, до синяков. Сквозь заволакивающий туман и окончательно помутневший разум Женька очень явственно почувствовал еще кое что. Нечто горячее и твердое, упершееся в него сзади. Давно восставшее естество Махмуда, вздыбленное и окаменевшее от возбуждения, интенсивно терлось между половинок аппетитной задницы, размазывая сочащуюся смазку, все сильнее и сильнее напирая на сопротивляющуюся проникновению дырочку, быстро теряющую свой статус кво перед неизбежностью. Из последних сил, уже готовая сдаться, но еще борющаяся за свою независимость. И в какой миг этот бастион девственности рухнул. Предельно растянув сжимающееся колечко, головка проскочила внутрь. Женьку словно обожгло сзади. Вмиг улетучилась вся волшебность момента, острой болью вернув его на землю. Он закричал, громко, в голос. Закричал как то по бабьи, повзвизгивая. Махмуд испугался и тут же выдернул член из тесного лона.

— Вай, вай, вай, — запричитал таджик сокрушенно. Ноги у Женьки подкосились и он опустился на пол, не в силах стоять. Махмуд быстро ополоснул его от мыла и заботливо подхватив под руки, повел в комнату. Довел до дивана, усадил. Вернее, почти уложил, потому что сидеть Женька сейчас не мог. Анус до сих пор отзывался пульсирующей болью. Свежий, прохладный воздух заполнил легкие, принося облегчение. Махмуд, все еще что то лепечущий на своем, засуетился, наливая прохладный сок. Поднес, присев рядом. Положил руку на бедро, сочувственно погладив. Сев более удобно, откинувшись на спинку, потянул Женьку к себе, положив его голову себе на грудь и прижал к себе. Перемешивая слова на русском с таджикским, что то ласково говорил, поглаживая Женьку по спине. Ласково так, почти по отечески, погладил Женьку по голове, потрепал волосы. И так как то Женьке стало хорошо, тепло, уютно, что почему то ему захотелось неожиданно расплакаться. Навернулись слезы и заплакал наш Женечка. Совсем по девичьи, в объятиях мужчины. уткнувшись мокрым носом в смуглую мужскую грудь и орошая ее своими слезами. Так ему захотелось раствориться в этом мужчине, сидеть вот так всегда, прижавшись. Лежа головой на груди, перед Женькой открывался живописный вид. И не думающий падать член Махмуда, стоял торчком, бодро целясь прямо в лицо Женьки.

— Маньяк, — сквозь слезы пробормотал Женька и неожиданно для самого себя накрыл ладошкой сверху член. Член тут же отозвался на прикосновение, упруго дрогнув. Махмуд осекся, на мгновение замер и его рука на спине Женьки тут

же начала перемещаться ниже, на ягодицу. Другой рукой он за подбородок поднял голову Женьки и повернул к себе, неожиданно став целовать Женьку. В губы, взасос. Его язык вовсю шуровал у Женьки во рту, изучая все закоулки. Такого Женька вообще не ожидал. Он как то сразу весь обмяк и, что называется, потек, во всех смыслах этого слова.

Руки Махмуда тоже не бездействовали. Одной рукой он мял попу, а другая вовсю тискала Женькину грудь. А когда он вдруг сжал сосок, Женька дернулся и застонал. Оторвавшись от рта Женьки, губы Махмуда продолжили свой маршрут по шее, снова вгоняя в истому. А когда он начал целовать и покусывать груди и соски, Женька начал куда то проваливаться. Но на этом, отнюдь, не закончилось. Запрокинув Женьку на диван, Махмуд задрал ему ноги, прижав их к животу и начал целовать бедра, опускаясь все ниже и ниже. Почувствовав нежнейшие прикосновения языка к своей, еще слегка ноющей дырочке, Женька задрожал. Порхающий по ореолу язык, слегка проникающий вглубь, унесли Женьку на какую то недосягаемую орбиту. Он стонал в голос, нисколько не стесняясь, извиваясь и стараясь насадиться на этот шаловливый язычок как можно глубже. Это было изумительно приятно и вызывало томительную вибрацию, начинающуюся от ануса и уходящую куда то вглубь.

Все это время руки Махмуда блуждали по всему телу Женьки. Этот волшебный язык и нежные руки сделали свое дело. Женя дошел до такого состояния, что был готов на все. Ему уже было плевать на боль, на все, еще немного и он готов был умолять, чтобы Махмуд насадил его. Все что он хотел в этот момент, чтобы его затрахали до смерти. Девочка созрела! Основательно расслабив и смазав слюной дырочку, не меняя Женькиной позы, Махмуд приподнялся и навис сверху, нацелив свой налившийся елдак в испуганно сжимающуюся в ожидании боли, но самозабвенно готовой все стерпеть, лоснящуюся от влаги дырочку. Приставив головку, он начал потихоньку надавливать. Женька весь сжался, рот его открылся, словно в немом крике. Но такой острой боли уже не было. Боль была другая — тупая, тянущая, достаточно сильная, но вполне терпимая. Махмуд, памятуя о первом неудачном проникновении, осторожничал, вводя буквально по миллиметру.

— Давай, Махмудик. Давай, милый. Не останавливайся. Давай, мой хороший. — шептал Женька, ни на секунду не отводя глаза от глаз Махмуда.

А Махмуд и не думал останавливаться. Он был настроен весьма решительно, хоть и боялся причинить вред своим весьма немаленьким органом. И продвигался все дальше и дальше, пока не вошел почти весь, во что то уперевшись внутри Женьки. На какое то время оба замерли, привыкая к новым ощущениям. Но долго ждать Махмуд уже не мог. Слишком велико было возбуждение, слишком разогнались в его яйцах сперматозоиды, рвущиеся наружу из недр мужского организма. Слишком хороша и беспомощна была, раздираемая сейчас на атомы болью и похотью, распластанная под ним телочка, вцепившаяся крепко, до побелевших фаланг, в его плечи. Он собирался выебать эту телочку со всей неизбежностью и неотвратимостью. Со всей своей накопленной за годы воздержания, нерастраченной похотью. Чисто с мужским эгоизмом самца, дорвавшегося до отдавшейся самки. Включилась программа, заложенная природой, древняя, как мир. Программа осеменения. И он собирался выполнить ее со всей тщательностью, как самый надежный механизм. Как безотказный инструмент. И ничто в этот момент не смогло бы заставить его отказаться от основного инстинкта излить свое семя.
Глядя в расширяющиеся и стекленеющие глаза стонущей под ним сучки, постепенно мутнеющие, он обхватил руками ее груди и начал двигаться. Поначалу осторожно, словно прислушиваясь к ощущениям, потом быстрее, еще быстрее. Сначала он нависал над ней, стоя на руках, потом он практически лег на нее, подмяв под себя. Он двигался поначалу с небольшой амплитудой, но постепенно вошел в раж. Поняв, что внутри нее больше ничего не препятствует полному проникновению, стал задвигать на полную, инстинктивно пытаясь войти как можно глубже. С каждым движением в нее, в конце производил толчок, фиксируясь в ней, словно ставя восклицательный знак в этом предложении, переходя к следующему.

Девочка поначалу лишь что то хрипела, но раз за разом тональность росла и становилась все громче и выше, переходя на совсем не мужские ноты. Да и не было в ней уже ничего мужского. Это была настоящая женщина, со всей алчностью похотливой самки, вбирающей в себя мужской член, весь смысл жизни которой, в этот момент, быть максимально выебанной. И такой она сейчас и старалась быть, предельно раскрывшись, задрав и раскинув, как самая заправская шлюха, свои ноги. Долго это продолжаться по определению не могло. Достигнув максимума возбуждения, Махмуд вбил свой окаменевший и раздувшийся член, в самые глубины этого податливого тела, задрожал и с рыком начал изливаться, избавляясь от содержимого своих яиц. Спермы было много. Очень много. Он оросил глубины этой сучки несколькими мощными струями, бессильно обмякнув и тяжело дыша.

То, что чувствовалА сейчас Женька, вообще не поддается описанию. Она даже не сразу поняла, что ее сейчас под завязку наполнили спермой. Она лишь чувствовала растянувший ее член, всепоглощающее чувство заполненности и такую неземную негу, лишившую ее всякой воли и способности мыслить. И сосредоточенной на своих ощущениях, до нее только в самый последний момент дошло, что вот только что, она стала настоящей женщиной, удовлетворившей мужчину и принявшей его семя. И неожиданно пришедшее осознание этого, тяжелое дыхание в шею ЕЁ мужчины, член в ней, все еще подрагивающий, вызвали такую волну где то внизу живота, что Женька хрипло простонав, подрагивая бедрами, неожиданно излилась себе мутной струйкой на живот. Охнула, открыв глаза, но Махмуд, казалось бы не заметил, лишь бессильно чмокнул ее в шею.

Стоит ли говорить, что никуда она уже в этот вечер не поехала. И в ближайшие сутки. Махмуд не обманул. Он любил ее еще не раз за последующие сутки. Несмотря на свой возраст, он оказался весьма плодовит и вынослив. Чуть позже, отдохнув, он стянул с нее простынь, в которую она завернулась и поимел ее раком, положив на стол, за которым они только что пили чай. В следующий раз, она испробовала роль наездницы, в которой она так сладко стонала, нацеловывала своего мужчину и под конец, насадившись до предела, испытала тот самый, настоящий анальный оргазм, после которого еще долго приходила в себя. Потом попа нещадно болела и отзывалась болью на малейшее прикосновение. Зато на следующий день Женька сполна насладилась радостью орального секса, насосавшись до распухших губ, пытаясь выжать из опустевших яиц Махмуда хоть каплю семени и став ярой поклонницей этого вида ласк.

После этого Женька стала очень частым гостем на своем участке, не реже 3—4 раз в неделю. Ведь только здесь, со своим Махмудиком, она могла быть сама собой. Могла носить и соблазнять своего мужчину красивым бельем, какими то платишками и даже туфлями на шпильке. Хоть и на участке особо ходить в них было негде. Она научилась краситься, ей это очень понравилось. Особенно результат. Очень часто она делала это прямо в машине, по дороге из города. Там же переодевшись, она прикатывала уже Женечкой и ее любимый таджик ее не подводил, встречая ее, прицокивая, и раздевая масляными глазами. А девочка получилась из Женьки очень даже ничего.

Уже за полгода такой жизни Женька совсем изменилась. Изменилось ее сознание. Она стала вести себя совсем по женски. Ее фигура стала еще женственней. Попа стала больше и еще больше округлилась. Грудь тоже подросла. Вдобавок ко всему она немного поправилась, прибавив немного пышности своим формам, чем привела своего таджика в восторг. Даже голос стал мягче. Да и, вообще, она вся стала как то мягче. Всю эту прелесть стало очень сложно прятать под даже самой просторной одеждой. Знакомые стали коситься и подкалывать.

Однажды, уже на новой работе, на новогоднем корпоративе, один подвыпившый коллега, стал слишком явно, в прямом смысле этого слова, ее обхаживать, делая недвусмысленные намеки. Кое как сбежав от него, Женька сначала сильно напряглась, но поразмыслив, успокоилась и, в какой то мере, сочла все это, для себя, комплиментом. Но в обычной жизни, конечно тщательно старалась скрывать свою, теперь уже настоящую сущность, пытаясь для всех оставаться тем же парнем. Производить каминг ауты Женька не планировала, хоть иногда и очень подмывало. Скрывать очевидное было довольно сложно, но Женька как то даже не задумывалась об этом. Ей было все равно, кто и что там домысливает.

Иногда Женька так вдруг могла захотеть своего таджика, что темнело в глазах и попа начинала зудеть и сокращаться, требуя сладостного проникновения. И Женя бросала все дела и неслась загород, чтобы насадиться на свою любимую таджикскую игрушку. Про какой то онанизм она напрочь забыла. Да и не нужно ей было это теперь. Попка Жени оказалась одним из самых чувствительных ее мест и кончать она могла теперь только от члена в ней. Кончала она ярко и часто и жить без этого уже не могла. Да и не хотела.

Когда через пару лет, дом все таки был построен на участке и было принято решение окончательно сюда перебраться, конечно же Махмуд остался с ней. Она уже не представляла своей жизни без него. И считала себя его женой. Даже сама мысль, что у нее есть настоящий муж, возбуждала ее невообразимо.