Я окончил школу в Рейкьявике, и стал думать, что делать дальше. Становиться рыбаком и подставлять себя под удары соленых волн, или надрываться в порту докером, мне совершенно не хотелось. Поиски своего призвания завели меня в портовый городок на острове Папей, где я стал искать место, где на время мог бы остановиться. «А, вот!», – выразительно махнул рукой буйноволосый рыбак в сторону невзрачного двухэтажного заведения. – «Там, наверху, бывают свободные комнаты».

У входа в пивную я прочитал два объявления: «Пивная Расмуссона» и еще одно: «В субботу вечером Мари!».

Хозяин пивной был тоже немногословен.

— Если Мари согласится, то да, а так нет.

Он протирал полотенцем пивные кружки и делал вид, что этим очень занят.

— Мари – это та, что на объявлении, по субботам?

— Она самая. Поговори, парень, с ней. Проходи на второй этаж и поговори.

И посмотрел пивную кружку на свет.

Мари оказалась невысокой женщиной далеко за пятьдесят, полноватой, светловолосой, с приятным круглым лицом и морщинками возле глаз. Она занимала обе комнаты.

— А что, – сказала Мари. – Это даже интересно! Хотите быть при мне? Я еще не очень хорошо хожу, так будьте моей опорой!

— Это значит быть слугой?

— Что-то вроде. Будете со мной гулять, завтракать, обедать, переодевать ко сну. Я даже готова Вам приплачивать, немного, конечно, сто крон в месяц. Согласны?

Сто крон – это совсем немного, и по моем лицу, вероятно, пробежала тень сомнения.

— Соглашайтесь, – попросила Мари. – Иногда просто не с кем поговорить.

И я согласился. Поговорить я любил.

Ходила Мари действительно плохо, тяжело опираясь на палку. Ее излюбленные маршруты можно было проследить по черным отпечаткам на светлом линолеумном полу от резинового наконечника палки: на кухню, в ванную-комнату, в туалет и в коридор, в соседнюю комнату.

— Давайте попробуем, – сказала Мари, вставая. – Я пойду без палки, а Вы меня поддержите.

Она встала, и только сейчас я заметил, какая у нее под халатом большая грудь, несоразмерная с небольшим полноватым телом. Я подхватил ее под руку, и она сделала первый шаг, затем второй и обрадовалась:

— А что, неплохо! Пойдемте в ванную, примите душ с дороги.

Это мне показалось странным. Дорогу в ванную комнату я бы нашел и без нее.

— Вас как зовут, юноша? – спросила меня Мари, когда мы дошли до двери ванной.

— Бьерн, Бьерн Бьёднссон.

— А меня - Мари Йоргенсон. Давным-давно я переехала из Дании. Я из Оденсе, есть такой остров.

Мы вошли в маленькую ванную, и я усадил Мари на скамью.

— Вы будете мыться, а я смотреть.

— Согласитесь, Мари, это по меньшей мере странно! – удивился я.

— Ничего. Я просто давно не видела обнаженных мужчин вблизи.

На мне, кроме куртки, были еще надеты толстая клетчатая ковбойка, джинсы, ну, и майка с рукавами и трусы-боксеры. Я все это снял и попытался прикрыться руками.

— Ничего, ничего! – снова ободрила меня Мари. – Представьте, что Вы на медосмотре. Заложите руки за спину!

Я сцепил руки за спиной и закрыл глаза, потому что почувствовал, как начал наливаться кровью мой член под ее пристальным взглядом. А ее следующий вопрос и вовсе поставил меня в тупик.

— Вы ведь мастурбируете? – спросила Мари.

Конечно, я мастурбировал, и еще как! Моя мать мне это запрещала, но ей нужно было работать, и едва она выходила за дверь, я хватался за член обеими руками.

— Покажите! – потребовала Мари. – А потом примете душ. От Вас пахнет дизельным топливом.

А ведь верно! До острова Папей я добирался на старом сейнере, двигатель которого изрыгал синий дым, и палубу он закрывал почти полностью.

— У Вас красивый член, – совсем по-деловому сказала Мари. – И крупные яички. Спермы много бывает?

— Не знаю, – проворчал я. – Не мерил.

— Тогда начинайте! – скомандовала Мари, и я сжал член кулаком.

Хотя она поначалу помогала мне взглядом, я никак не мог довести себя до оргазма. Только когда Мари распустила поясок и обнажила груди, живот и лобок с редкими волосами, дело пошло веселее, и я завопил от восторга, извергая сперму толчками. А она считала эти толчки и довольно качала головой.

— Тридцать семь! – воскликнула она. – Очень неплохо!

Когда я отдышался, Мари сказала следующее:

— Вы примите душ, а я займусь собой.

И опустила руку на лобок.

Я впервые вживую видел, как мастурбируют женщины. В общем, ничего особенного, но заводит страшно. Мари просто натирала щелку, даже не трогая грудей, а могла бы. Но она делала так неистово, что даже пару раз вытягивала руку, словно от чего-то защищалась, и говоря: «О, нет!», и останавливалась, отдыхая. А потом начинала опять. Я и о душе позабыл, глядя на ее ритмично качающиеся груди, и лишь тогда, когда она сжала бедра и затряслась в оргазме, охая и причитая, нырнул под прохладные струи.

Потом мы, уже одетые, сели завтракать. Я делал тосты, а Мари намазывала их земляничным джемом и вкусно хрустела поджаристым хлебом, запивая чаем.

— Я думаю, что Вы, юноша, можете составить мне компанию в субботнем шоу. Местные дамы меня ненавидят, а если мы появимся на сцене рядом, то чем черт не шутит, пойдут и они на Вас посмотреть.

— А что надо делать?

— Мастурбировать!

— Просто выйти на сцену, снять штаны и выпустить пар?

Как-то раз я ради смеха поинтересовался, какой в Европе возраст согласия на секс. Оказалось, очень пестро: от тринадцати лет в Испании до восемнадцати в Турции. Остальные страны расположились где-то между ними. Хорошо, что наша Исландия заняла достойное второе место после Испании – четырнадцать. Узнав про это, я пытался склонить одноклассницу к сексу на пикнике за городом, но натолкнулся на решительный отказ. Пришлось идти за палатку и выпускать пар с помощью руки. Интересно будет, если на наше шоу придут какие-нибудь местные девчонки, хотя прилюдно я еще не онанировал.

После завтрака мы пошли гулять. Точнее, это я пошел, а Мари поехала. Я надел на нее теплую куртку с капюшоном, усадил в инвалидное кресло и покатил на пирс к морю. Она радовалась, как маленькая, всяким пустякам: цветному камешку, пене на волнах, крикам чаек. До пирса она со своей палкой шла бы полдня, а мы докатили за полчаса. И в пивную Мари приехала радостно возбужденная и порозовевшая.

— Как погуляли? – спросил Расмуссон, приветственно помахав нам рукой, когда мы вкатили в зал.

— Отлично! – закричала Мари. – Я стала забывать, как там снаружи.

— Вот и хорошо! – улыбнулся Расмуссон. – Обед подавать в номер или отобедаете здесь?

— Лучше в номер. Нам с Бьерном нужно кое-что обсудить.

Мне показалось, что хозяин чересчур церемонится с Мари, поесть можно было и в общем зале. Значит, она что-то значила для Расмуссона.

Обед был прост и вкусен: спаржевый суп, на второе – окорочка с картофелем – для меня, и сельдь под винным соусом для Мари, на третье – кисловатый компот из каких-то ягод. И немного подсушенного хлеба.

После обеда я решил разузнать о шоу у Мари.

— В чем суть, если можно, два слова.

— Ничего особенного, уверяю Вас. Я просто выхожу на сцену и мастурбирую на публике.

— И все?

— И все.

— Как Вы решились на такое? Ведь это непросто!

— Наверное, я – извращенка, эксгибиционистка, – вздохнула Мари. – Еще в детстве мне ничего не стоило снять при мальчишках трусики и растянуть при них ракушку. Став немного старше, я начала мастурбировать по нескольку раз в день, сначала дома, потом – для тех же мальчишек за небольшие деньги. В заведения со стриптизом меня не брали, нестандартная фигура, и я пошла на рыбоконсервный завод. И проработала там всю жизнь. Выйдя на пенсию, я задумалась о житье-бытье, да и пенсия была небольшой. И я нашла применение своему сладостному пороку. Мне нравилась та небольшая власть, которую я получала по выходным над угрюмыми рыбаками и докерами, и которая заставляла их мастурбировать. Я бы была рада, если бы они приходили не только с сыновьями, но и с дочерями, с женами, но островитянки, похоже, меня ненавидят. А потом пришел инсульт. Вот так, мой юный друг...

— Было бы неплохо заманить женщин на Ваше шоу, Мари, – сказал я. – И, кажется, знаю, как это сделать.

Я немного подумал и выпалил: «Вам нужен партнер! На мужчину женщины пойдут!». И добавил:

— Вот только кто? Расмуссон?

— О, только не он! – засмеялась Мари. – У него пивной живот! Давайте попробуем Вас.

— А получится? – засомневался я.

— В душе же получилось. Вы только в первый раз в зал не смотрите.

Я немного подумал и согласился. Не получится, уеду. А в голове роились новые идеи. Я предложил немного поменять сценарий:

— Я выкачу Вас под музыку Роллинг Стоунз «Сатисфекшн». Мы ляжем на две кушетки внутри вращающегося круга и начнем самоудовлетворяться. Как Вас такое?

— Красиво. – задумчиво сказала Мари. – Только вряд ли рыбаки и докеры что-нибудь поймут. И потом, какой круг, нет там никакого круга!

— Значит, надо сделать!

Я не могу получить удовлетворения,

Я не могу получить удовлетворения.

Причина – я пытаюсь, и пытаюсь,

И пытаюсь, и пытаюсь,

И никак не могу получить, никак...

Хороший ход! – похвалила Мари. – И музыка подходящая, как бы с намеком. Я попрошу хозяина, чтоб нанял механиков. А мы уже постараемся. Так, юноша?

— Конечно, мадам, конечно. Но надо усиленно репетировать. Если некоторые женщины с опытом могут имитировать оргазм, то мужчине, как Вы понимаете, затруднительно. Фонтан не подделаешь!

— Имитировать оргазм... – задумалась Мари. – Надо поразмыслить...

— Один вопрос, Мари. Сколько оргазмов Вы можете пережить без вреда для организма?

— Сейчас? Даже не знаю. Когда-то в юности я могла мастурбировать почти непрерывно, а сейчас... Раза три за вечер, пожалуй, смогу. А Вы?

— Еще не пробовал. В день три раза запросто, но за вечер вряд ли. Надо тренироваться. Вот только...

— Что такое?

— Если у нас получится, нельзя ли потом вписать меня в афишу?

— И только-то? Хотите получить свою минуту славы? – с пониманием спросила Мари, тонко улыбаясь. – Обязательной впишем. А с поворотным кругом идея хорошая, хотя и хлопотная. Обязательно поговорю с Расмуссоном.

Рассмуссон по достоинству оценил мое предложение, которое сулило ему немалые выгоды. Он сам придумал построить в пивной второй этаж, чтобы вместить побольше жаждущих и страждущих, и с восторгом принял мое второе предложение выступить с Мари дуэтом. И работа закипела!

Нанятые хозяином пивной плотники работали с утра до позднего вечера и лишь к одиннадцати вечера уходили спать. Пивная работала лишь на вынос и продавала лишь бутылочное пиво и соленую рыбу. Я помогал Расмуссону и продавал пиво сквозь окошко на заднем дворе. А когда все стихало, я помогал Мари спуститься, и мы вместе вдыхали запах свежих стружек. Затем я выкатывал инвалидную коляску с Мари на улицу, и мы гуляли под звездами примерно час, а затем возвращались и репетировали в комнатах.

Что мы делали? Мы составляли наши кровати вместе, я укладывал Мари на ее кровать и ложился сам на свою так, что бы видеть ее щель, и мы мастурбировали до одури, до умопомрачения. Мари придумала подкрашивать соски алой губной помадой, я, словно гример, красил помадой ее выпуклый клитор и иногда кончал без рук, как в юности. Конечно, я хотел познать тело Мари по-другому, по-настоящему, но мне удалось добиться от нее только еще одного рассказа о юности Мари.

— Моя мать страстно хотела, чтобы я была, как все, чтобы вышла замуж и нарожала ей внуков. Сама она рожала три раза, сначала она родила меня через кесарево сечение, потом – еще два раза, тоже через кесарево, но неудачно, братики рождались мертвыми, и ее живот был испещрен шрамами. Себе я такой участи не желала, но замуж по настоянию матери вышла. На танцы в рыбацком клубе Оденсе я не ходила, и мать сама подобрала мне жениха, тихого и задумчивого паренька в очках. Мне было как-то все равно, какой он был и с кем успел переспать. Я просто помнила, что у любого мужчины в штанах есть член, большой или маленький. Мы и свадьбу справлять не стали, нашли на улице свидетелей и затащили их в мэрию. Я надела лучшее платье и воткнула в волосы несколько цветком с клумбы возле мэрии. А потом мы взяли такси и поехали в парк.

Мари отхлебнула клюквенного сока из высокого стакана и продолжала:

— Там, на скамье в самом глухом месте парка я сняла трусы, задрала подол и села на скамью, а мой муж попытался войти в меня, но успел только вытащить из штанов член, и тут же кончил на меня, забрызгав спермой мое новое платье. Наверное, это было хорошо для первого раза, ведь я ожидала сногсшибательной боли, но вышло по-другому. Я вытряхнула из волос дурацкие завядшие цветы, и мы пошли в кафе отметить наше бракосочетание.

Вечером мы втроем, я, муж и мать, распили бутылку хереса и закусили сыром, а потом в моей комнате я разделась перед мужем, и он снова кончил, но даже не на меня, а в трусы, себе в трусы. Я постелила ему на полу, а сама легла на узкую кровать, и мы уснули в первую брачную ночь порознь. Да, я еще расцарапала себе изнутри ноздрю и высморкалась на свои трусы, чтобы мама утром порадовалась. Перед завтраком я демонстративно положила трусы в корзину для грязного белья, а мать тут же их рассмотрела и сказала:

— Поздравляю, ты стала женщиной.

Через месяц я и мой муж тихо развелись, и я уехала в Исландию.

— Простите, Мари, но если я Вас правильно понял, Вы еще девушка?

Мари усмехнулась.

— В физиологическом смысле – да. Как-то я была в Рейкьявике и там зашла к гинекологу, а он с помощью зеркала показал мой гимен. Так что женщиной я так и не стала. Хотите тоже его увидеть?

Разумеется, я хотел.

— Тогда включите настольную лампу и поднесите ее как можно ближе ко мне.

Я включил лампу, подхватил ее, горящую, и поднес прямо к щели Мари, которую она растянула за мясистые большие губы, покрытые редкими светлыми волосами. Но другие, малые губы слиплись, и я ничего не увидел, кроме выпуклого накрашенного помадой клитора, так похожего на маленький член.

— Нет, не видно.

Тогда Мари раздвинула и другие губы, нежные и розовые, как семга слабого посола. Вот тогда я и увидел гимен Мари в виде узкой голубоватой полоски по периферии влагалища.

— Теперь видно? – спросила Мари.

— Видно.

— Тогда ладно! – довольно сказала Мари. – Значит, девственность еще при мне. А на что, по-Вашему, похоже?

— На норку тарантула, по краям затянутую паутиной.

— Ха, смешно! – улыбнулась Мари. – Тогда еще раз, и спать.

Воспоминания ее разбередили, и Мари кончала особенно долго и страстно.

Признаюсь, наши репетиции меня утомляли страшно, а Мари шли на пользу. К концу недели она ходила намного легче, опираясь на палку скорее для уверенности. Наверное, она бы вышла на сцену без моей помощи, но инвалидную коляску в сценарии мы пока оставили. В четверг плотники закончили второй этаж и поворотный круг на сцене. Вот только электропривод еще не сделали, но обещали вращать круг за ручки.

В пятницу под большим секретом мы показали Расмуссону наше шоу, провели, так сказать, генеральную репетицию, и хозяин впервые, как сказала Мари, мастурбировал в пивную кружку.

Наконец наступила суббота. Нельзя сказать, что мы готовились к шоу как-то особенно, разве что не мастурбировали. Только Расмуссон кормил нас, как на убой. Я больше налегал на мясо, а Мари – на овощи и рыбу. Полдесятого вечера Расмуссон раскрыл двери, и портовые работяги повалили в пивную. Хозяин не успевал разносить пиво и закуски, а я уже включил тихую музыку, и зал замолчал и замер. Мари сидела в инвалидном кресле, раскинув белые ноги, и я покатил ее на сцену.

Рыбаки и докеры ожидали чего угодно, но не ассистента Мари мужчину. Я выкатил ее на кресле, а она размахивала обеими полными руками, и ее подкрашенные груди вздрагивали в такт этим взмахам. Дальше – больше! Мари вскочила сама, и сама улеглась на ложе, окруженная бутылочками с гелями и батарейными вибраторами-массажерами. Я тоже улегся, но на свое ложе, и взялся за член. Круг медленно завертелся, и Расмуссон включил «Сатисфекш»...

Успех был полный. Рыбаки и докеры долго не хотели расходиться, мы онанировали «на бис», а в воздухе, несмотря на включенную вентиляцию, повис устойчивый запах потных тел и спермы. Мы, вконец измученные, поднялись в свои покои, возле которых топталась худенькая девушка. Когда я с ней поздоровался, она робко подняла на меня небесно-синие глаза и сказала:

— Можно я буду участвовать в вашем шоу?