Спустя тридцать пять лет мама решила, что пришло время следующему поколению взять на себя ответственность за преподавание во втором классе. В том году семь учителей ушли на пенсию, поэтому в окружном клубе Санта-Терезы был устроен большой банкет. Были приглашены все друзья из Сан-Мигеля, но Гарольд был единственным, кто смог приехать, чтобы помочь маме отпраздновать.

Еда была превосходной, речи скучными, музыка приятной, танцы хорошими, бар был открыт. Были слезы и смех со стороны коллег, которые больше не будут видеться друг с другом ежедневно.

Поздно вечером Гарольд отвел меня в сторону и сказал: «Я только что разговаривал с твоей матерью о ее поездке...»

В течение многих лет, прежде чем папа скончался, мама и папа говорили о поездке на Аляску, и теперь она собиралась осуществить эту мечту. В следующем месяце она отправлялась в круиз, который начинался в Сан-Франциско и плыл вдоль побережья, останавливаясь в Ванкувере и нескольких других местах Канады, а затем на Аляске, возвращаясь через две недели. Как только она вернется, мама отправится обратно на восток, чтобы навестить старую подругу по колледжу.

«...и это навело меня на размышления. Я живу в Сан-Мигеле уже тридцать лет и потратил на отпуск больше времени, чем сам Бог. Я думаю, мне пора на некоторое время убраться к черту из "Доджа".»

«Что ты собираешься делать?» - спросил я.

«Я не знаю, но, наверное, обязательно съезжу навестить Джона Гордона и дам ему несколько уроков гольфа. В основном расслабиться и не думать о работе.»

«Я завидую, это звучит фантастически».

«В любом случае, это означает, что ты будешь руководить офисом, пока меня не будет, но не сходи с ума. Я не хочу, чтобы мне пришлось переучивать всех, когда я вернусь». Это был редкий момент, когда Гарольд улыбался.

«Когда ты уезжаешь?» - спросил я.

«Сначала я хочу убедиться, что с этой чепухой Гибсона покончено, а затем связать кое-какие другие концы с концами. Я не знаю, три…может быть, недели четыре.»

У Гарольда было странное выражение лица. Я просто списал это на предвкушение побега.

Итак, в пятницу днем Гарольд пожал мне руку и сказал: «Удачи, не звони. Если что-нибудь случится, я не хочу об этом слышать». И направился к двери.

Казалось, что в ту секунду, когда Гарольд покинул здание, всплыли все мыслимые кризисные сценарии, которые только могло вообразить человечество. Но поскольку все в офисе функционировали как точная машина, которую Гарольд создавал годами, все шло гладко, когда он вернулся.

В четверг вечером мама позвонила нам, чтобы сказать, что она только что вернулась из своей поездки и скоро нас увидит. В ее голосе слышались нотки, свидетельствовавшие о том, что она устала, но определенно расслаблена и счастлива. После тридцати пяти лет работы в роли детского учителя для 25 восьмилетних детей мама заслужила право расслабиться.

На следующее утро мы все уже встали и готовились к предстоящему дню. В 6:30 утра раздался звонок в дверь. Мы с Колин переглянулись: кто бы это мог прийти к нам домой в такую рань? Все еще в халате, я встал, чтобы открыть дверь. Когда я открыл ее, передо мной стояла моя мать.

«Мам, что ты здесь делаешь в такую рань?»

«Я пришла позавтракать со своими внуками».

К этому времени все пятеро детей сорвались с места и бросились обнимать свою бабушку.

Колин стояла в дверях кухни и позвала: «Дети... давайте…отпустите свою бабушку на достаточное время, чтобы она вошла внутрь.» Мама вошла и села за кухонный стол, чтобы позавтракать вместе с нами. Она объяснила, что дети Майка и Джимми постоянно бывали у нее дома, но ей не удавалось видеться с нашими детьми так часто. Теперь, когда она вышла на пенсию, она собиралась наверстать упущенное.

Когда я вернулся домой с работы, мама все еще была на кухне, помогая Колин готовить ужин. После того, как мы поужинали, дети уселись делать домашнее задание, когда мама посмотрела на часы и сказала: «Ой, уже поздно, мне пора», - и вышла за дверь. Мы с Колин просто уставились друг на друга.

«Это было странно».

«Я знаю. Что только что произошло?»

В течение следующих нескольких недель мама стала появляться в доме без предупреждения в неурочное время суток, но обычно ранним утром. Чтобы она успела добраться до нашего дома из Санта-Терезы к завтраку, ей приходилось бы вставать в 4:00 утра.

Примерно в это время Майк позвонил мне в офис и сразу перешел к делу.

«Мы с Джимми разговаривали, и мне нужно задать тебе вопрос. Вы с Колин не замечали ничего странного в маме в последнее время?»

Я поколебался, прежде чем ответить. «Что ты имеешь в виду?»

«Ну, это как будто она исчезает на некоторое время, на пару дней за раз, и когда мы спросили ее об этом, она просто отмахнулась... сказала, что навещала вас, ребята, но когда я поговорил с Колин, она сказала, что не видела маму всю неделю».

«Я не знаю, Майк, мама появлялась в самое неподходящее время: ранним утром или поздно вечером, а потом убегала, как будто ей срочно нужно было быть где-то в другом месте. Мы с Колин собирались поговорить с тобой и Джимми об этом. Как ты думаешь, с ней все в порядке?»

Майк помолчал, прежде чем ответить.

«Я думаю, что может...это просто это на нее совсем не похоже.»

В тот день, когда Гарольд вернулся из отпуска, он рано зашел в офис и не вышел. После того, как все утряслось на утро, я зашел поприветствовать его возвращение и ввести в курс дела обо всем, что произошло в его отсутствие. Когда я вошел в его кабинет, он сидел в кресле спиной к столу и смотрел в окно на горы Сан-Григорио вдалеке. Мне пришлось пару раз окликнуть его по имени, чтобы привлечь его внимание.

«Гарольд, с возвращением. Как прошел отпуск?»

«Это было хорошо. Я мог бы привыкнуть к тому, что не захожу в офис.»

«Так куда же ты в итоге направился?»

«О... ненадолго съездил в Канаду... всегда хотел увидеть Канаду... провел неделю с Джоном Гордоном... заехал повидаться со своим племянником в Санта-Фе, давненько его не видел. У него замечательные дети».

Я начал рассказывать Гарольду все мельчайшие подробности того, что происходило в офисе, но по выражению его лица я не был уверен, что он услышал хоть одно мое слово. В течение следующих нескольких недель Гарольд по-прежнему был в курсе событий, но большую часть времени он, казалось, был отвлечен, и мы все чувствовали, что нам приходится усердно работать, чтобы удержать его внимание. Миссис Лопес заговорила со мной об этом как-то поздно вечером.

«Роберт, ты заметил что-нибудь необычное в Гарольде с тех пор, как он вернулся из отпуска? Ты знаешь, что происходит?»

«Да, я заметил. И нет, я не знаю, что происходит. Хотел бы я это сделать. Если бы я не знал ничего лучше, я бы сказал, что он ведет себя так, будто счастлив. На днях я действительно застал его улыбающимся.»

Через шесть недель после того, как Гарольд вернулся из отпуска, состоялась регулярная ежегодная проверка офиса в Сан-Мигеле.

Раз в год нас навещали начальники из нью-йоркской штаб-квартиры. Они появлялись рано утром во вторник, а затем проводили весь день во вторник и среду, просматривая годовые отчеты с местными менеджерами. Утро четверга было посвящено индивидуальным и групповым встречам с остальными сотрудниками. Это был визит для проформы, но он действительно помог установить связь между местным отделением и штаб-квартирой.

В этом году визит был другим. Ребята из штаб-квартиры провели все утро вторника и среды в конференц-зале наедине с Гарольдом. Они встретились с остальными менеджерами только во второй половине дня, и даже тогда это было кратко и формально. Утреннее заседание в четверг прошло как обычно, а затем незадолго до обеда было сделано объявление.

В пятницу, на следующий день, ровно в 11:30 утра в отеле "Шератон" должно было состояться собрание всех сотрудников. Присутствие было обязательным для всего персонала, и неявка могла привести к дисциплинарному взысканию. Когда их спросили о том, что происходит, сотрудники в костюмах промолчали и не ответили.

На следующее утро все ходили осторожно. Жителей Нью-Йорка и Гарольда в здании не было. В 11:15 люди начали выходить из офиса и направляться в "Шератон". В вестибюле отеля висела табличка, гласившая, что встреча Уиллиса, Голдмана и Рида состоится в комнате "Секвойя".

Когда я вошел в комнату "Секвойя", меня удивили несколько вещей. Зал был обставлен для официального банкета с белоснежными скатертями на столах, сверкающими столовыми приборами из серебра и хрусталя. Но еще большим сюрпризом были Колин и мама, которые стояли в глубине комнаты и разговаривали с миссис Лопес. Как только она увидела меня, Колин вырвалась и подошла ко мне.

«Бобби, что происходит?» - спросила она.

«Я собирался спросить тебя о том же самом. Что ты здесь делаешь?»

«Я не знаю. Гарольд позвонил мне сегодня утром и сказал, чтобы я была здесь. Он произнес это так, словно на карту была поставлена твоя работа. У меня не было возможности спросить маму, почему она здесь.»

Как раз в этот момент подошел официант и сообщил нам, что пришло время садиться обедать. Там был один длинный ряд столов для менеджеров из Сан-Мигеля и посетителей из Нью-Йорка. Колин сказали сесть рядом со мной, а мама села между мной и Гарольдом. Затем последовал следующий сюрприз. Джон Гордон сидел по другую сторону от Гарольда с миссис Лопес и Рэем.

Еда была превосходной, как и следовало ожидать, и все хорошо проводили время, но подспудно чувствовалось замешательство и напряжение, пока мы все ждали, когда упадет вторая туфля. Когда все почти покончили с десертом, начались речи.

К счастью, они были короткими.

Нас поздравили с нашей командной работой, и было объявлено, что нескольким сотрудникам из нашего офиса будет поручено посетить другие отделения на местах, чтобы помочь обучить персонал некоторым изменениям в процессах, которые мы разработали в Сан-Мигеле. Мы все обрадовались, когда было объявлено, что Сан-Мигель снова получил самую высокую норму прибыли и переместился с одиннадцатого на девятое место по реальным долларам, заработанным за последний финансовый год.

Затем Джон Гордон встал и подошел к трибуне. Гордон был назначен генеральным директором компании несколько лет назад и сейчас жил в Нью-Йорке. Все сразу же замолчали. Мы знали, что нам вот-вот расскажут, из-за чего все это было.

Гордон мгновение смотрел на стол менеджеров, а затем повернулся, чтобы обратиться к остальным сотрудникам.

«Я хочу добавить свои поздравления с еще одним звездным годом в этом офисе. Хотя меня поражает, как вы продолжаете делать это год за годом, когда у руля стоит такой человек, как Гарольд Питерсон. Просто подумайте, чего вы могли бы достичь, если бы у вас был кто-то, кто действительно знал, что делает».

У всех в комнате раздался громкий вздох.

«Гарольд Питерсон был мертвым грузом в этой компании с того самого дня, как его приняли на работу. Я удивлен, что он продержался так долго. Мы внесем здесь кое-какие изменения и заставим это место работать так, как оно действительно должно работать».

Гарольд встал, бросил салфетку на тарелку и стремительно направился туда, где стоял Гордон.

«Слушай, ты, осел, я вынесу из тебя все дерьмо, которое собирался вынести».

Вены на шее Гарольда сбоку вздулись.

«Я даже не начал раздавать это дерьмо... а ты собираешься вернуться и сесть, как неженка, которым ты всегда был», - крикнул Гордон в ответ.

Все присутствующие в комнате были парализованы шоком от того, чему они стали свидетелями.

«Мне приходилось таскать твою задницу на спине и исправлять каждую твою оплошность с того дня, как мы встретились, и я больше не собираюсь этого делать», - прогремел Гарольд.

«Единственная ошибка, которую я когда-либо совершал, заключалась в том, что я позволил тебе быть моим соседом по комнате в колледже... и поверь мне, когда я говорю, что с тех пор я сожалею об этом», - взревел Гордон.

Все сидели, оцепенев от страха, кроме мамы. Она спокойно сидела, слегка наклонившись вперед, поставив локти на стол и подперев подбородок руками. У нее было такое выражение лица, которое говорило о том, что весь этот эпизод ее слегка позабавил.

«Знаешь что? Вы и эта компания можете занять этот офис и засунуть его в свои коллективные задницы».

Гарольд вытащил что-то из кармана, затем повернулся и бросил это в мою сторону. Оно с глухим стуком приземлилось на стол передо мной. Я посмотрел вниз и увидел ключи от офиса Гарольда.

«С меня хватит этого наряда из куриного дерьма. О'Коннер, теперь это твоя проблема, я ухожу отсюда.»

«Верно, Питерсон, ты всегда был лодырем».

Гарольд развернулся лицом к Гордону, и они встали нос к носу. С ревом двое мужчин бросились друг на друга. Мы с Рэем оба встали, готовые разнять их, пока они не убили друг друга, а затем остановились.

Они не боролись, они обнимались и хлопали друг друга по спине. Когда они оторвались друг от друга и повернулись лицом к комнате, они смеялись, и в их глазах стояли слезы. Все, кроме мамы, сидели в абсолютном замешательстве от того, чему они только что стали свидетелями.

После того, как они отдышались, Джон Гордон вытер слезы с глаз и начал говорить, обняв Гарольда за плечо.

«Я приношу извинения за эту маленькую комедию, но время было слишком удачным, чтобы упустить его. Я знаю Гарольда Питерсона более сорока пяти лет и считаю для себя привилегией называть его своим другом. Ты не узнаешь, что такое настоящая дружба, пока не встретишь Гарольда в своей жизни.»

Гордон сделал паузу, чтобы дать всем время откинуться на спинки стульев.

«Я пришел сюда сегодня, чтобы сделать два объявления».

Теперь Гордон безраздельно завладел всеобщим вниманием.

«Во-первых, я здесь, чтобы объявить, что по прошествии сорока одного года, по состоянию на восемь часов утра, Гарольд Питерсон официально ушел на пенсию из Willis, Goldman & Reed...»

Послышались еще вздохи и несколько тихих возгласов «О Боже мой».

«...и я чрезвычайно ревнив. Во-вторых, я рад представить нового вице-президента Willis, Goldman & Reed и нового руководителя подразделения в Сан-Мигеле. Мистер Роберт О'Коннер.»

Потребовалось мгновение, чтобы до слушателей дошло, что сказал Гордон, а затем раздались аплодисменты. Я был слишком ошеломлен, чтобы отреагировать. Колин обняла меня, а мама наклонилась и сжала мою руку. Я встал и помахал рукой в знак признательности. Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но не издал ни звука, поэтому снова сел.

Гарольд и Гордон все еще стояли на трибуне, все еще улыбаясь, когда люди снова начали рассаживаться по своим местам. Гордон постучал костяшками пальцев по трибуне, чтобы привлечь всеобщее внимание, а затем заговорил еще раз.

«Сегодня утром я спросил Гарольда, не хочет ли он сказать всем вам несколько прощальных слов. Хорошие манеры не позволяют мне повторить то, что он сказал. Первым официальным действием мистера О'Коннера в качестве вице-президента является предоставление всем сотрудникам административного отпуска до конца дня в связи с изменениями здесь, в Сан-Мигеле, и как генеральный директор этой корпорации я с энтузиазмом поддерживаю это решение. И на этом, леди и джентльмены, завершается ежегодный обзор деятельности местного отделения в Сан-Мигеле.»

Я сидел в своем кресле совершенно ошеломленный. Колин не могла перестать обнимать меня, и люди потоком проходили мимо с поздравлениями. Я повернулся, чтобы поговорить с мамой, но ее там больше не было. Я огляделся и, наконец, заметил ее. Вокруг Гарольда собралась группа людей, а мама стояла рядом с ним с той довольной полуулыбкой, которая присуща женщинам О'Коннер.

Мы с Колин начали пробираться к Гарольду и маме, но нас постоянно останавливали и поздравляли рукопожатием или хлопком по спине все мужчины и быстрым поцелуем в щеку все женщины. Колин стояла рядом со мной, обняв меня за талию и улыбаясь от уха до уха.

К тому времени, как мы добрались до другого конца комнаты, толпа вокруг Гарольда поредела, и мы остановились перед Гарольдом и мамой. У мамы все еще была та же легкая, насмешливая улыбка, и она заговорила прежде, чем мы успели это сделать.

«Гарольд только что рассказывал мне об одной своей фантазии. Он думает, что, поскольку мы оба на пенсии, он собирается научить меня играть в гольф. Я сказала ему, что он бредит, но лекарства и хороший психотерапевт могли бы позаботиться об этом».

Колин рассмеялась: «Это плохая идея, Гарольд. Папа однажды попробовал это сделать, и поверь мне, тебе бы это не понравилось.»

Мы все рассмеялись, и я спросил Гарольда: «Почему ты никому не сказал, что собираешься уходить на пенсию?»

«Я не хотел, чтобы кто-то раздувал из мухи слона».

Гарольд указал на теперь уже почти пустой банкетный зал.

«Это было достаточно плохо, но Джон настоял на том, чтобы сделать это. Иногда просто легче подшутить над ним».

Это было типично для Гарольда Питерсона, но когда он произносил это, его лицо сияло.

В этот момент к нам подошел Джон Гордон и пара нью-йоркцев.

«Роберт, могу я на минутку поговорить с тобой и Колин?»

«Конечно, мистер Гордон...»

Прежде чем я успел продолжить, Гордон положил руку мне на плечо и прервал меня.

«Роберт, если ты хочешь сохранить свою новую должность, первое, что ты должен запомнить, - это никогда не называть меня мистером Гордоном. Меня зовут Джон. Джон, никогда Джек... Я ненавижу это имя.»

«Хорошо... Джон…Я хочу поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не разочаровать вас».

«Я знаю, что ты этого не сделаешь. Тебя обучал самый лучший человек на свете. Что я хотел тебе сказать, так это то, что в следующем месяце вы с Колин приезжаете на неделю в Нью-Йорк. Есть масса вещей, о которых необходимо позаботиться, прежде чем этот переход может быть завершен».

«Но зачем мне приезжать в Нью-Йорк?» - спросила Колин.

«Такова политика компании. Супруги всегда путешествуют с нашими руководителями». Глаза Гордона почти заблестели, когда он добавил: «К тому же моя жена Диана хочет с тобой познакомиться, мы довольно много слышали о тебе».

Это последнее заявление оставило у нас с Колин больше вопросов, чем ответов.

«В любом случае, Роберт, я просто еще раз поздравлю тебя и пойду своей дорогой. Я обещал поужинать у Лопесов, а потом поздно вечером улетаю обратно в Нью-Йорк. Увидимся через две недели.»

Когда Гордон выходил из комнаты, до меня медленно дошло, что он сказал «Увидимся через две недели», а не в следующем месяце.

Мы с Колин обернулись, чтобы поговорить с мамой и Гарольдом, но они ушли. В номере было всего несколько человек, не считая персонала отеля, который начинал прибираться. Мы вышли в вестибюль и огляделись, но не смогли найти ни маму, ни Гарольда.

Я проводил Колин на стоянку к ее машине. Мамина машина все еще была припаркована рядом с машиной Колин, и я увидел машину Гарольда через три места от маминой. Я повернулся, чтобы осмотреться, но мы с Колин были единственными людьми на парковке.

«Куда могли подеваться мама и Гарольд?»

Колин быстро поцеловала меня в губы, а затем сказала, садясь в свою машину: «Я не знаю, дорогой, но я собираюсь домой...» Она улыбнулась и добавила: «...и я думаю, что это могло бы хорошо сработать для нас обоих, если бы ты последовал за мной».

Я помчался к своей машине и был позади нее к тому времени, когда она была готова выехать на улицу. Когда мы вернулись домой, мы занимались любовью очень медленно в середине дня, а потом нам пришлось торопиться, чтобы одеться до того, как дети вернутся из школы. Как только все разошлись по домам, мы рассказали детям о моем повышении. Все были взволнованы, и воцарилась полная неразбериха, когда мы обсуждали, куда пойдем на ужин, чтобы отпраздновать это событие, когда раздался звонок в дверь.

Открыв дверь, я был удивлен, увидев Майка и Шэрон, а также Джимми и Ми Лин.

«Эй, ребята, заходите. В чем дело?»

«Мы надеялись, что вы сможете нам рассказать».

«Что вы имеете в виду?»

Майк и Джимми посмотрели друг на друга, потом снова на нас с Колин. Заговорил Джимми.

«Мама позвонила нам вчера вечером и сказала, чтобы мы были здесь ровно в 5:30 одетыми к ужину, иначе нам придется чертовски дорого заплатить».

Все в этом дне сбивало с толку.

Мы все стояли в гостиной. Мы с Колин начали рассказывать близнецам о моем повышении, когда в дверь позвонили во второй раз. После всего, что произошло сегодня, я не особо удивилась, увидев маму на нашем крыльце, но я понятия не имел, почему Гарольд стоит с ней. Я был застигнут врасплох, поэтому даже не поздоровался, просто отступил в сторону и позволил им войти в дом.

Это был один из тех неловких моментов, когда никто не знает, что происходит и что сказать. Мы все стояли большим кругом, уставившись друг на друга, и никто не разговаривал. Мама стояла, слегка сцепив руки перед собой, и слегка улыбалась. Гарольд стоял рядом с ней, засунув руки в карманы, медленно раскачиваясь взад-вперед на каблуках, опустив голову и изучая что-то на полу перед своими ботинками, не глядя ни на кого в группе. Остальные из нас смотрели друг на друга, пытаясь понять, что происходит.

С каждым мгновением это становилось все более странным.

Постепенно наше коллективное внимание переключилось на маму и Гарольда. Внезапно Шэрон и Ми Лин ахнули, а Колин воскликнула: «МАМА! Ты не... нет... да…да, ты это сделала, не так ли?»

Мама не ответила, она просто продолжала улыбаться.

Глаза Шарон и Ми Лин вылезли из орбит, а их ладони были прижаты ко рту. У Колин под глазами были большие круги, а челюсть отвисла от шока.

Мы с близнецами были совершенно озадачены происходящим.

«Что? Что сделала мама?»

Колин повернулась, чтобы посмотреть на близнецов, а затем на меня, прежде чем ответить.

«У нашей матери только что был секс».

Кровь отхлынула от лиц Майка и Джимми, и у меня начало кружиться голова.

Мама просто смотрела на нас со своей улыбкой долю секунды, прежде чем заговорить.

«Совершенно верно, дорогая. Мы с Гарольдом провели вторую половину дня в номере отеля "Шератон".»

У меня перед глазами начали плавать пятна. Мама и Гарольд?

Губы Майка шевелились, но с них не срывалось ни звука. Джимми пристально смотрел на маму и Гарольда, но выражение его лица говорило о том, что все его нервные системы начали отключаться.

Гарольд определенно один из хороших парней... но Гарольд и моя мать? Я думал, что моя голова вот-вот взорвется.

Внезапно у меня загорелась лампочка.

«Гарольд, ты сказал, что ездил в Канаду на каникулы. Значит ли это, что ты был на том же круизном лайнере, что и мама?»

«Да, Роберт, я был на том же корабле, что и твоя мать».

Казалось странным видеть, как Гарольд так много улыбается.

Потом заговорила мама.

«На самом деле, мы с Гарольдом были в одной каюте».

Майк хватал ртом воздух, когда прохрипел: «Пожалуйста, скажите мне, что в каюте было две кровати».

Мама широко улыбалась, когда отвечала.

«Нет, дорогой, в каюте была только одна кровать».

Джимми положил обе руки на затылок и опустился на диван, тихо постанывая. Именно тогда я заметил, что мама и Гарольд стоят очень близко друг к другу, держась за руки. Я изо всех сил пытался справиться с тем фактом, что все, что я знал о естественном порядке Вселенной до этого момента в моей жизни, внезапно резко повернулось влево.

Глаза Колин начали быстро моргать. Я уже видел это раньше, когда она обрабатывала какую-то новую информацию. Я видел, как крутятся шестеренки в ее голове, и она спросила: «Итак, все те утра, когда ты приходила позавтракать...»

Гарольд все еще улыбался, когда сказал: «Твоя мать провела ночь в моей квартире».

Все притихли, уставившись на маму и Гарольда. Наконец Ми Лин задала вопрос, который висел в воздухе перед нами, но ни у кого не хватило смелости задать его.

«Как долго вы, ребята, были... э-э... ну, вы знаете... э-э-э...?»

Ее вопрос потонул в смущенном молчании.

Мама и Гарольд улыбнулись друг другу, затем мама ответила.

«Чуть больше двух лет».

Никто из нас не был эмоционально подготовлен к тому, чтобы справиться с этой разорвавшейся бомбой.

В какой-то момент каждый из нас открыл рот, чтобы что-то сказать, но ничего не вышло. Постепенно мы осознали, что Кристофер стоит перед Гарольдом. С невинным любопытством, которое может выразить только восьмилетний ребенок, он спросил: «Дядя Гарольд, вы любите мою бабушку?»

Гарольд тихо и серьезно ответил: «Да, Крис, я очень ее люблю».

Кристофер задумчиво наморщил лоб, затем задал свой следующий вопрос.

«Значит ли это, что отныне мы должны называть тебя дедушкой?»

Гарольд медленно улыбнулся и посмотрел на маму. Мама наклонилась и поцеловала Кристофера в макушку. Она жестом пригласила группу из четырех человек подойти и присоединиться к Кристоферу, стоявшему перед ней.

«Дети, я думаю, что вам было бы уместно называть его дедушкой, в конце концов, мы собираемся пожениться».

Пожалуйста, дорогой Боже, сделай так, чтобы сюрпризы прекратились.

Дети расплылись в улыбках и всей группой бросились обнимать Гарольда.

Мама снова заговорила. «Дети, не могли бы вы уделить взрослым немного времени, чтобы мы могли закончить разговор?»

Еще одно объятие Гарольда и мамы, после чего дети вышли из комнаты. Все смотрели на меня и ждали. Каким-то образом я оказался назначенным представителем группы.

«Жениться?» - спросил я.

«Да, Роберт...»

Это было все, что успел сказать Гарольд, прежде чем я прервал его.

«Ради бога, Гарольд, если ты собираешься спать с моей матерью, самое меньшее, что ты мог бы сделать, это иметь приличия называть меня Бобби».

Гарольду потребовалась секунда, чтобы полностью осознать то, что я только что сказал. Моя семья была единственной, кто называл меня Бобби. Мне начинал нравиться этот новый Гарольд, тот, что все время улыбался.

«Да... Бобби…Я попросил Маргарет выйти за меня замуж, и она сказала "да". Мы поженимся через две недели, начиная с завтрашнего дня.»

Так вот что имел в виду Гордон, говоря «увидимся через две недели».

«Гарольд, если ты любишь мою мать, почему ты скрывал это два года?»

«О, я люблю Маргарет гораздо дольше, чем это. Я влюбился в нее в тот день, когда встретил на твоей свадьбе.»

Мама повернула голову и посмотрела на Гарольда. Теперь настала очередь мамы выглядеть удивленной.

«Почему ты ничего не сказал мне раньше?»

Естественное бахвальство Гарольда исчезло, и на его месте появился другой Гарольд. Кто-то, кто был застенчив и неуверен в себе, когда сказал: «Я не думал, что тебя заинтересует кто-то вроде меня».

Мама обняла Гарольда и нежно поцеловала его в щеку. Она тихо сказала ему, едва ли достаточно громко, чтобы остальные из нас услышали: «Что ж, ты был неправ».

Гарольд и мама стояли, держась за руки, и смотрели друг на друга в течение минуты, прежде чем Гарольд повернулся лицом к остальным и продолжил свой рассказ.

«Два года назад я был в Санта-Терезе как-то в субботу. Я закончил то, ради чего был там, и мне не хотелось обедать в одиночестве, поэтому я рискнул и позвонил твоей матери. Я не могу передать тебе, как я был удивлен... и счастлив, когда она сказала "да".»

«Но почему вы так долго скрывали это от нас?» - спросила Шарон.

«Мы должны были это сделать. Через шесть месяцев после того, как Бобби приехал сюда из Чикаго, всем было очевидно, что он заменит меня. Вопрос был только в том, когда. Если бы в компании разнесся слух, что я влюблен в его мать, это попахивало бы кумовством и, вероятно, лишило бы его шанса на повышение. Мы сделали это, чтобы защитить карьеру Бобби. Джон Гордон был единственным человеком, который знал.»

Гарольд на секунду замолчал, и его глаза увлажнились, когда он заговорил снова.

«Мы хотим, чтобы ты помнил, что твоя мать по-прежнему глубоко любит твоего отца, и я всегда буду любить Кэролайн и скучать по ней. Но сегодня я не могу представить свою жизнь без Маргарет».

Мама улыбнулась, снова поцеловала Гарольда в щеку и сказала нам: «Гарольд - единственный человек, которого я знаю, который может соответствовать стандарту, установленному вашим отцом. Я очень люблю этого человека, но как бы сильно я его ни любила...»

Мамина улыбка превратилась в широкую ухмылку.

«...Я никогда, никогда не буду играть в гольф, так что даже не спрашивай».

Это последнее заявление было адресовано Майку и Джимми.

Гарольд настаивал, что единственное, что могло бы завершить день для него и мамы, - это пригласить всех нас куда-нибудь поужинать. К этому времени Меган и Молли были достаточно взрослыми, чтобы присматривать за детьми, поэтому мы заказали пиццу и китайскую кухню на ужин для детей. Находясь в ресторане, мы смогли собственными глазами увидеть любовь и привязанность, которые мама и Гарольд испытывали друг к другу. Хорошо, что мама левша, потому что они с Гарольдом держались за руки весь ужин.

Позже, после того, как Майк, Шэрон, Джимми и Ми Лин уехали возвращаться в Санта-Терезу, Гарольд и мама остались у нас дома на чашечку кофе, прежде чем отправиться ночевать в квартиру Гарольда. Колин и мама увлеченно обсуждали детали свадьбы, которая состоится через две недели, когда мы с Гарольдом вышли на заднюю веранду. Мы провели несколько минут, просто сидя и наслаждаясь тишиной и безмолвием ночи.

«Бобби, я хотел сообщить тебе, что я знаю о вашей с Колин... скажем так, уникальной ситуации. Я не могу сказать, что полностью понимаю это, но я смотрю на тебя и Колин и вижу, как сильно вы любите друг друга, так что мне очень легко это принять. Выражение, которое я вижу в твоих глазах каждый раз, когда Колин входит в комнату, - это точно такие же чувства, которые я испытываю к твоей матери. Вы с Колин особенные для меня, и я никогда никому ничего не скажу об этом».

«Мама тебе рассказала?»

«О нет, она никогда ничего не говорила об этом, только о том, как сильно она любит своих детей. Я не думаю, что она даже осознает тот факт, что я знаю. Я понял это вскоре после рождения Бриджид. Это были мелочи, несколько замечаний, которые Майк и Джимми сделали друг другу на поле для гольфа, и я, наконец, собрал все это воедино. Я не знаю, до конца ли ты понимаешь, как сильно твои братья любят тебя и Колин. Мне очень повезло, что я вступаю в брак с семьей, которая действительно любит друг друга».

На следующее утро Майк и Джимми вернулись на одном из больших грузовиков компании Майка, и с помощью Рэя Лопеса мы перевезли Гарольда из его квартиры в мамин дом в Санта-Терезе. Сначала я боялся, что будет странно, если Гарольд будет жить в доме, где мы все выросли, но когда мы увидели сияющее лицо мамы, мы поняли, что это правильно.

Мама и Гарольд спросили нас с Колин, нельзя ли им устроить свадьбу у нас на заднем дворе. Мы были рады сделать это для них, но мы должны были спросить, почему здесь, а не в Санта-Терезе? Гарольд просто сказал: «Потому что именно там я встретил Маргарет».

Через несколько месяцев после свадьбы Колин объявила, что у нее есть крупный проект, который она должна завершить. Впервые в жизни она не позволила никому из нас увидеть, что это было. Когда она работала, то держала дверь в свою студию закрытой, а когда заканчивала рабочий день, запирала за собой дверь. Когда я спрашивал ее о том, что она делает, она только отвечала: «Ты увидишь, когда это будет сделано».

Каким бы ни был проект, он, должно быть, был масштабным, потому что казалось, что она работала над ним целую вечность.

Мама и Гарольд собирались отпраздновать свою первую годовщину свадьбы семейным барбекю на заднем дворе. Когда мы собирались ехать в Санта-Терезу, Колин сказала. «У меня есть подарок для мамы и Гарольда, не мог бы ты положить его в машину, пожалуйста?»

На полу, прислоненный к стене в коридоре, лежал большой пакет, завернутый в коричневую бумагу. Когда я поднял его, то обнаружил, что он совсем не тяжелый, просто громоздкий.

Это был один из тех прекрасных дней. Погода стояла прекрасная. Еда была великолепной. Компания была идеальной. Дети были идеальны. Семейные истории, которые все пересказывали в сотый раз, были идеальны. Идеально, идеально, идеально. Один из тех волшебных дней, которые семья запомнит навсегда.

Мы сидели за обеденным столом, доедая десерт и кофе, когда Колин наклонилась и прошептала мне на ухо: «Иди, достань подарок из машины и отнеси его в гостиную».

Колин ждала меня в гостиной, когда я принес посылку. Она указала, куда я должен это поставить, и сказала: «Возвращайся в столовую и никого сюда не впускай».

Когда я вернулся в столовую, все смеялись и переговаривались друг с другом, а мама вопросительно посмотрела на меня. Все, что я мог сделать, это пожать плечами. Я слышал, как Колин отрывает оберточную бумагу, а затем звуки того, как она передвигает вещи.

Через несколько мгновений Колин уже стояла в дверях. Она выглядела немного взволнованной, когда сказала: «Простите, что прерываю, но мама, Гарольд, не могли бы вы на минутку выйти в гостиную?»

Мы все встали, чтобы последовать за мамой и Гарольдом, но Колин подняла руки, останавливая нас, и сказала: «Только они на минутку».

Нервозность Колин, казалось, усилилась, когда мама и Гарольд прошли мимо нее в другую комнату. Через несколько секунд после того, как они вошли в комнату, мы услышали, как мама ахнула. Через несколько мгновений из комнаты вышла мама, а за ней Гарольд. Мама плакала, когда обняла Колин и сказала: «Большое тебе спасибо, дорогая. Это так...» Ее голос просто растворился в пустоте.

По щеке Гарольда скатилась слеза, и он с трудом контролировал свой голос, когда сказал: «Я не знаю, что сказать. Это самая красивая вещь, которую я когда-либо видел». Он посмотрел на меня и спросил: «Ты знал об этом?»

«Нет. Что это?»

На его лице все еще были видны следы слез, но Гарольд широко улыбался, когда жестом пригласил нас следовать за ним в другую комнату. Они с мамой подошли и встали рядом с камином, и мы поняли, почему они оба были так взволнованы.

Мы были ошеломлены.

На каминной полке, прислоненные к стене, стояли три полотна размером примерно 18 на 24 дюйма, написанные Колин. Две картины я узнал сразу. Тот, что слева, был копией фотографии, студийного портрета, который мама и папа сделали за пару лет до того, как папа скончался. У близнецов, Колин и меня была копия одной и той же фотографии в рамке из розового дерева, которая покоилась на каждом из наших каминных полок.

Картина справа была копией фотографии, которую я видел тысячу раз. Это был портрет Гарольда и его жены Кэролайн, сделанный более тридцати лет назад и стоявший на углу письменного стола Гарольда столько, сколько я его знал.

Картина в середине была сюрпризом. На нем были мама и Гарольд. С них еще не было сделано ни одного портрета, поэтому Колин нарисовала их по собственному воображению и памяти. Вместо того чтобы смотреть на зрителя, Колин нарисовала маму и Гарольда, смотрящих друг на друга. На лице мамы была довольная полуулыбка О'Коннер. Это была та же самая улыбка, которую я теперь начинал видеть каждый день на каждой из моих дочерей. На лице Гарольда появилась та самая ухмылка от уха до уха, которую он носил с того самого дня, как женился на маме.

Каждый портрет был написан с мучительной реалистичностью деталей, но не это было тем, от чего захватывало дух.

На каждом портрете Колин запечатлела выражение глаз, свидетельствующее о глубокой любви, которую каждый человек испытывал друг к другу. Очевидно, мы никогда не встречались с Кэролайн, но выражение, которое Колин запечатлела на ее лице и на лице Гарольда, не оставляло сомнений в их любви. Еще раз увидеть, как наши отец и мать смотрят друг на друга с такой любовью, еще раз ощутить счастье, которое они дарили друг другу, было моментом радости.

Но именно портрет мамы и Гарольда был ошеломляющим. То, что сделала Колин, - это рассказала историю любви между этими двумя замечательными людьми.

Я никогда так не гордился своей сестрой и не испытывал такого благоговейного трепета, как в тот момент.

Продолжение следует......

P.S. Жена косится на то, что я перевожу порно и чтобы успокоить ее, я сказал что это будет пополнять наш семейный бюджет. Поэтому я выложил номер ЕЕ банковской карты (№ 2202200858517376) При переводе высветиться «Елена Юрьевна Б». Поддержите меня мелкими суммами, а то ведь запилит))