Старый зеленый поезд, надламывающейся звенящей кишкой отползал от полустанка, оставляя троих путников в объятиях разжиревшего и всепоглощающего леса, расползающемуся по зыбкому песчаному грунту, облизывающему гранитные спуски железки.

— Быть приключениям! - сказал Гурам и закинул на спину огромный рюкзак защитного цвета.

— Во истину быть! - Пашка поднял с бетонного настила свою ношу и попытался забросить её на спину так же бодро, как и Гурам, но у него это не вышло.

— Давай, помогу, - сказал я и придержал рюкзак, пока Паша продевал руки в лямки.

— Спасибо, Сань, так проще оказалось, - Паша неуклюже улыбнулся, тем самым расписавшись в собственной беспомощности, которая не была для нас новинкой.

— Давай, веди, Сусанин! - Гурам сложил руки на груди, дожидаясь, когда Паша укажет нам путь.

— Собственно, вон туда, - Паша ткнул пальцем на северо-восток, - туда нам. Идём.

— Идём, - я побрёл за друзьями.

Сухие сучья хрустели под ногами, желтые листья шелестели и вдавливались во влажную землю. Мы пробирались по заросшей тропинке, ведущей к деревне Ключ-Карга.

— Там, в деревне, хоть живые люди есть? А, Паха? - Гурам вопросительно посмотрел на друга, а потом перевел взгляд на меня.

— Ну а с какого я вас тянул бы туда? Бабушка там моя живет. Я звонил ей, - Паша смотрел себе под ноги и параллельно отвечал.

— Мрачненько здесь, - констатировал я, - и тропа такая, будто здесь лет двадцать уже никто не ходил.

Со стороны севера, из деревни есть выезд на трассу. Только поездом было проще, да и вы ныли поводу экстремальной вылазки - вот и получите, распишитесь.

— Да нет, всё чётко, - Гурам поднял большой палец вверх, - я такое люблю.

— Я тоже, - сказал я, - мы же сегодня не дойдём до деревни. Я правильно понял?

— Точняк. В лесу лагерь разобьём - костёр, картошки напечём.

— Это дело, только рано об этом ещё, а то в животе от голода урчать начинает, - заметил я, - давай о еде помолчим.

— Это точно, - Пашка остановился, согнулся, будто его пронзила сильная боль, а потом издал стон.

— Пашка, что с тобой? - я сделал шаг к другу и присел перед ним.

— Пирожки, бля, в поезде. По ходу дела - они. Ох, не могу! Ща днище сорвёт...

Я отскочил от Паши и подошёл к Гураму:

— Потопали, что тут смотреть?

— Ага, погнали, - согласился Гурам.

Пашка быстро снял с себя рюкзак, а потом лихорадочно принялся расстёгивать молнию на походных брюках из толстой ткани цвета «хаки».

— Смотри, - Гурам указал пальцем на землю, - я так понимаю это зверовая тропа.

— Похоже, - я принялся рассматривать следы в земле, впечатаные в чёрную влажную землю, с которой был сорван слой сухих листьев.

— Сейчас какой-нибудь кабан будет топить по этой трассе, а там Пашка сидит, - засмеялся Гурам.

— Не, не факт - там такой фумигатор на тропе, что теперь животные её обходить будут десятой дорогой, лет пять.

Гурам не сдержался и заржал во весь голос.

— Чего ржёте? - донеслось издалека.

— Всё норм, Паш, минируй дальше, это тебя не касается! - прокричал я в ту сторону, где на тропе восседал мой старинный друг.

— Жди кабаний локомотив, дружище, - тихо и с сарказмом сказал Гурам, и мы тихо засмеялись.

— Не, правда, чего ржали? - Паша бежал за нами, поправляя рюкзак.

Гурам предположил, что ты уселся на звериной тропе, по которой ходят дикие кабаны. Тебя бабушка хоть чему-то научила, пока ты бывал у неё в деревне?

— Да я был у неё раза три, в детстве. Может что-то и говорила, только я не помню уже.

— На тебя это похоже, - продолжил я.

— Ладно уже, умники! - Паша достал из пачки сигарету, закурил, и потопал вперёд.

— Береги лес от пожара! - крикнул я Паше вслед.

— Нахер вас! - Пашка отмахнулся и продолжил шагать.

Мы крались по лесным зарослям часа два - лес становился гуще, местами просто непроходимым, но Пашка настаивал на том, что мы двигаемся в правильном направлении - временами друг останавливался, вглядывался в карту на своём телефоне, и снова продолжал уверенно идти вперёд.

Поляна была живописной: тут тебе и мелкая речушка с чистой прозрачной водой, три бревна, уложенные буквой «П» вокруг кострища, обложенного белыми камнями, а в стороне, метрах в десяти от этого места, небольшой деревянный домик, приветливо вглядывающийся в лица усталых путников парой небольших окошек.

— Наверное лесники для себя построили, - сказал Гурам и остановился, рассматривая аккуратное строение.

— Скорее всего, - кивнул Пашка и пошёл к домику.

— Пойдём, посмотрим, что там внутри, - сказал я.

Внутри маленького домика было чисто, пахло хвоей. Возле правой стены стояли одиночные нары, по центру - деревянный стол, табурет, у входа - металлическая печка. Оставив вещи в домике, распаковав наши нехитрые пожитки, мы отправились разводить огонь, чтобы посидеть под звездным небом, отдохнуть и согреться - с наступлением темноты температура заметно упала.

Сухие сучья, объятые языками пламени, звонко потрескивали в огне и дарили нам долгожданное тепло - мягкое, обволакивающее, словно кокон, из которого не хотелось выходить.

— Кто-то идёт! - сказал я и показал в сторону леса, за речушкой.

— Ага, и правда, - удивился Гурам, повернув голову назад.

Паша сидел слева от меня, на бревне, которое выступало в роли перекладины в букве «П».

— Ага, - испуганно протянул друг.

— Доброго вечерочка, касатики! - фигура приближалась к нам. Мягкий и располагающий к себе голос будто выдавил из нас малейшие страхи, которые только начинали зарождаться в районе желудка, наполняя его неприятным холодным и тянущим ощущением. Но сразу всё прошло, как по волшебству.

— И вам добрый! - ответил Гурам и встал со своего бревна. Крепкий и высокий молодой мужчина, тридцати пяти лет, выглядел угрожающе для любого оппонента, так что именно он мог отпугнуть от нашей троицы случайного человека, замыслившего что-то недоброе.

Мужчина в длинном плаще с капюшоном уже оказался рядом, будто перелетел речку - не было слышно всплесков воды, как если бы он переходил её вброд.

— Добрый! - проронил Пашка.

— Пашка! - выкрикнул мужчина. - Ты ли это?

— Я! - удивлённо ответил друг.

— Сорванец! Эх, помню тебя мелкого! - продолжал человек из леса.

Мужчина подошёл и снял капюшон. Лицо его осветил свет от костра, который в один момент будто стал ярче и белее.

— Егор! - мужчина протянул руку растерявшемуся Гураму. - Как «горе», только одну букву неправильно написали в моём имени, - рассмеялся гость.

Гурам пожал мужчине руку.

Егор протянул руку Пашке, а потом мне.

— К бабе Нюре идёте? Говорила она, да. Дошли как? Всё хорошо? А я с собакой из леса иду. Пять минут с вами посижу и дальше пойду, - выпалил Егор и уселся рядом с Пашей, а потом принялся рассказывать истории из жизни нашего друга Пашки, давненько не приезжавшего в деревню к бабушке.

Мы все сидели на своих брёвнах, и как заворожённые слушали гостя, который болтал без умолку. Егор словно проникал в наши головы и считывал вопросы каждого, а затем давал на них ответы, так что нам пришлось сидеть молча, внимательно слушая мужчину, с которым что-то было не так.

Чуть позже я понял, что лицо Егора было будто высечено из камня - белое, без морщин. По голосу - вроде бы взрослый мужчина, лет шестидесяти. Но внешне было сложно определить сколько ему лет, даже с учётом того, что с подбородка свисал длинный клок волос наподобие бороды, а волосы были не то седые, не то просто белые, как бумага.

— А что пьёте? - Егор потянулся к земле и поднял не початую бутылку коньяка. - Магазинное пойло, - гость опустил спиртное на то место, где его взял, - сейчас угощу вас, моих гостей.

Неожиданно в руках Егора появился рюкзак, из которого мужчина достал круглую бутылку с напитком рубинового цвета:

— Держите! Посуда есть? Разольёте и попробуете даров леса. А я пошёл. А то меня уже собака заждалась.

В этот момент с той стороны, в которую мы направлялись, и где, по идее, находилась деревня, послышался вой - не то волка, не то собаки. Мужчина быстро встал, натянул на лицо капюшон и направился на звук, издаваемый животным, затем остановился, повернулся:

— Ты, Пашка, на тропе больше не навозничай, и бычки от курева своего фирменного не бросай где попало. Лиха наделаешь. А мне здесь ещё жить и жить.

Егор исчез так же быстро, как и появился. Мы переглянулись.

Выглядело это всё очень странно. Вроде бы мы получили все ответы на свои вопросы, но было что-то в этом происшествии необъяснимое, ускользающее от нас.

Пашка молча откупорил бутылку, которую оставил Егор, разлил её содержимое по железным кружкам и мы выпили.

Всё поплыло. Тело наполнила непонятная эйфория, конечности стали гибкими, голова лёгкой, невесомой. Поток тепла резко поднялся от низа живота к сердцу, к голове, растёкся по всему телу. Ещё глоток - машинально, не осознанно, до дна. Становится жарко. Гурам что-то говорит, стягивает с себя одежду, бросает её в костёр. Становится весело. Я делаю то же самое, потом Пашка. Мы хохочем. Фон расплывается. Тепло. Горячо внутри. Жжёт, но терпимо. Потом откатывает, спускается куда-то вниз, растекается - мягко, приятно. Гурам стягивает с себя трусы, потом Пашка, потом я. Чувствую, как по мне течёт пот. Трусы в огонь. Весело. ]ржём. Фокус на Гураме.

Крепкий парень, с волосатой грудью, с волосатым животом, сидит на бревне, откинувшись назад, будто на спинку стула, ноги его расставлены в стороны, огромный возбуждённый член торчит вертикально. Сам Гурам смотрит на него и словно не узнаёт.

Пашка в таком же положении. Я тоже - будто сзади кто-то придерживает за спину и не даёт упасть. Можно опереться на того, кто сзади. Смотрю на свой член - он такого же размера, как у Гурама, и торчит точно так же. Смотрю на Пашку - там такая же история.

Пашка встаёт, подходит к Гураму, становится перед ним на колени, на землю, ко мне спиной, наклоняет голову вниз. Я не вижу, но понимаю, что он сосёт. Мне тоже хочется, только не могу понять чего. Встаю и подхожу к ним, сажусь на бревно и целую Гурама в губы. Пашкин рот тут же накрывает мой член, полностью его заглатывает - чувствую губы Паши на лобке.

Гурам гладит Пашу по голове, пока он сосёт мой член. Это так приятно! Никогда не испытывал таких ощущений. Паша снимается с моего члена, одевается на член Гурама, который продолжает гладить его по голове.

— Что это такое? - спрашиваю я, пытаясь прийти в себя.

— Мне всё равно, - тихо говорит Гурам, - главное, что это очень хорошо. Тебе нравится? - Гурам смотрит на меня, глаза в глаза. Отблески пламени скачут в зрачках. Внизу снова растекается тепло. Гурам ложит голову мне между ног и сосёт мой член - сладко, нежно, как Пашка. Я глажу Гурама по спине, по руке. Кожа его словно бархат - нежная, не могу насладиться этими прикосновениями.

Гурам стонет, Пашка стонет. Я словно чувствую то, что чувствует Гурам - это оргазм, оргазм, которого никогда я ещё не испытывал. Чувствую, как из Гурама течёт целая река, поднимается сверху, устремляется вниз, разливается тёплым потоком по низу живота друга, собирается, а затем весь поток устремляется в рот Паше. Друг жадно глотает. Два глотка, пять, десять. Всё, закончилось. Паша отрывается от члена Гурама, выпускает его изо рта, по его подбородку течёт не то молоко, не то сметана. Лицо Паши выражает радость, он доволен, сыт.

Паша встаёт, его огромный член раскачивается из стороны в стороны - твёрдый, горизонтально земле. Паша делает шаг, подходит ко мне. Неведомая сила толкает меня вперёд, словно спинка кресла выровнялась. Я мягко глотаю член Паши, который стоит передо мной и держит мою голову в своих ладонях.

Тёплая гибкая форма вползает в моё горло, пульсирует, наполняя его теплом и удовольствием. Я сосу, прижимаюсь губами к волосатому лобку Паши. Чувствую, что головка члена опускается в грудную клетку, увеличивается в размерах, раздувается, заполняет меня изнутри, взрывается. Тепло катится вниз, а потом перетекает через мой член в рот Гурама. Снова ощущение неестественного и сверхъестественного семяизвержения, протекающего по моему члену теплым потоком в рот друга, сосущего мой член.

Гурам становится на колени передо мной. По его подбородку катятся капли белой массы. Гурам смотрит мне в глаза, открывает рот, показывает, мол, вот, всё, мой рот полон, сейчас проглочу. Гурам глотает:

— Как вкусно!

Из головки члена Паши что-то хлещет в мой желудок. Член медленно выползает из моей груди, заливает горло, заливает ротовую полость. Вкус молока и мёда, с лёгким хвойным привкусом. Тёплое, сладкое, густое. Паша ждёт, пока поток не перестанет хлестать из него. Поток заканчивается. Я не перестаю глотать, ясно понимая, что это не заполняет меня, а наоборот - придаёт какой-то лёгкости. Новая волна эйфории.

Мы втроём стоим на коленях, гладим друг друга, целуемся, ощущаем на губах друг друга сладкий, молочно-медовый вкус.

Мы курим, Паша снова разливает в кружки напиток Егора - новая волна удовольствия накрывает нас. Гурам ложится спиной на землю, Паша усаживается сверху, прямо на его член, который становится гибким, извивается, вползает в зад Паши. Паша стонет. Я ложусь на землю, рядом с Гурамом, смотрю на Пашу. Парень меняется в лице, оно расплывается, полный живот куда-то исчезает, появляется талия, грудь наливается, на лице Паши появляется красивая женская улыбка. Потом всё исчезает, будто ничего и не было.

Паша грациозно извивается на Гураме, двигает бёдрами, стонет, Гурам дрочит Паше твёрдый торчащий член. Паша закрывает глаза, запрокидывает голову, сжимает пальцами свои соски, гладит себя по животу. Гурам стонет, Паша привстаёт с его члена - по ногам Паши течёт молоко, Паша присаживается на мой член, я проваливаюсь во что-то мягкое, словно меня погрузили в тёплую пену - меня обволакивает тепло.

Я снова выныриваю из тёплой пены. Паша на моём члене, мой рот жадно сосёт огромные бархатистые яйца Гурама, мягкие, нежные - не могу перестать сосать. Паша и Гурам целуются. Не знаю почему, но во время их поцелую из их ртов вытекает всё то же молоко.

Я кричу от удовольствия и кончаю в Пашу. Из члена хлещет что-то горячее, долго, обильно. Паша встаёт с моего члена, Гурам поднимается тоже, я переворачиваюсь на живот, а потом чувствую, как в меня вползает что-то тёплое и мягкое, заполняя изнутри. Ощущения, будто я воздушный шар, который накачивают тёплым воздухом. Земля тёплая и пахнет деревом и свежескошенной травой. Я снова проваливаюсь в тёплую пену, раздуваюсь от тёплого воздуха, который качают в меня.

Что-то мягко из меня выползает, но я чувствую себя заполненным до отказа. Ощущение тёпло пены не исчезает. Я переворачиваюсь на спину, встаю, поднимаюсь на ноги, смотрю, как по моим ногам струится молоко, стекает на землю. Паша стоит рядом и тоже наблюдает, как из него течёт молоко. Гурам стоит и смотрит вниз, между ног, из его задницы тоже течёт.

Мы допиваем из кружек напиток Егора, ложимся на спины и смотрим в небо, где для нас демонстрируют салют, в котором мы можем наблюдать зарождение галактик, взрывы звёзд и формирование туманностей в удивительных переливах фантастических красок.

Я проваливаюсь в пену. Тепло. Темно. Мокро. Холодно. Я открываю глаза.

Солнце медленно встаёт из-за леса. Мы втроём лежим на холодной земле, в обнимку, греемся друг о друга. Голые, в позах эмбриона. Паша открывает глаза. Гурам таращится по сторонам. Встаём, осматриваем друг друга. От прежнего лоска вчерашней ночи не остается ни следа. Во рту вкус мужской спермы.

— Ты тоже это чувствуешь? - Гурам водит языком во рту.

— Ага, - отвечаю я.

— Задница болит, и горло, - жалуется Паша.

— Не у тебя одного, - говорю я и оглядываюсь по сторонам. Наша одежда аккуратно сложена стопками в трёх метрах от нас.

Сквозь утренний туман я вижу, что вместо деревянного домика на краю леса стоит сгнившая металлическая будка - бытовка, а двери её распахнуты настежь. Голые мы молча бредём к ней - внутри беспорядок, грязь, пустые водочные бутылки и рваное тряпьё. Наши вещи и рюкзаки разбросаны по периметру этой грязной консервной банки.

Прополоскав рот, вымывшись, смыв с себя липкие пятна спермы, мы одеваемся и бредём по лесу. Проходит минут пятнадцать, и перед нами уже деревня. Мы удивлённо переглядываемся.

— Нет никакого Егора у нас, - баба Нюра ставит на стол самовар, раскладывает по блюдцам варенье, - тут три дома, и одни бабы.

— Он какой-то бледный был, с бородкой козьей, - пытаюсь я вспомнить детали. Паша и Гурам стыдливо опускают глаза и разглядывают блюдца.

— Нет таких, говорю же вам! - баба Нюра выходит из себя. - Разве что...

— Что? - спохватился Пашка.

— Один был, или с живностью какой?

— Собака, кажется, с ним была, - вспоминаю я. - Выла она ещё.

— Собака, - выдыхает баб Нюра и меняется в лице, - Хозяин вам встретился с оборотнем своим сторожевым. Пакостили?

— Пашка кучу наложил на тропе, - признаётся Гурам.

— На какой такой тропе?

— На зверовой, ба, - признаётся Пашка.

— Ясно всё. Хозяин это был. Не убил, и то хорошо.

Баба Нюра ещё долго расспрашивала нас о том, что произошло, но в детали мы не вдавались. Сказали, что плохо себя чувствовали, и не более того. Этого бабе Нюре хватило для вынесения вердикта:

— Гадить в лесу нельзя. Никогда не знаешь, где тебя застанет Хозяин леса. Отпустит - хорошо. Как вас. А за больший проступок - за пожар или ещё какие увечья природе, может и жизни лишить. Так что легко отделались.

Домой мы решили ехать по трассе - добираться попутками. Идти к железке, через лес, не то что не было желания, а было просто страшно. Историю мы эту никогда не обсуждали между собой, но знаю точно, что как бы это не было странно, каждый сохранил в себя те воспоминания, ведь они были по-своему волшебными, а то удовольствие, которое мы получили, до сих пор нельзя ни с чем сравнить.