В современном мире множественных сексуальных ориентаций интерес только к одному человеку с целью многолетней эмоциональной связи получил термин «демисексуальность». Как серьезные отношения не на одну ночь становятся новой нормой.
Когда я читаю, что все больше молодых людей «определяют себя как демисексуалы», честно говоря, мне хочется скептически вздохнуть. В конце концов речь идет не о преследуемом секс-меньшинстве, а просто о людях, которым нужна эмоциональная связь, чтобы заняться сексом.
Не самая радикальная квир-концепция, не так ли? Куда интересней быть особенным и непонятым демисексуалом, у которых даже есть свой флаг, чем обычными скучными гетеро с небольшим опытом.
«Раньше мы называли людей, которым нужно получше узнать друг друга перед тем, как трахаться, людьми, которым нужно получше узнать друг друга перед тем, как трахаться, — говорит Дэн Савадж, автор популярного подкаста о сексе и отношениях Savage Love. — Но, конечно, куда круче назвать себя сложным медицинским термином, который будущие партнеры должны погуглить перед свиданием». 
Но если опустить момент скепсиса и задуматься об этом явлении серьезно, желание узнать партнера поближе, прежде чем прыгать с ним в постель, — это сексуальная ориентация или культурное явление? 
Современный мир уходит от бинарности в очень многих областях: мы постепенно учимся видеть нейроразнообразие вместо нормальности и ненормальности, мы говорим о гендерной флюидности и спектре сексуальных ориентаций вплоть до полной асексуальности.
Деми (фр. «полу») в этом спектре будет где-то посередине. Демисексуалы не только «испытывают сексуальное желание исключительно в случае, если сформируют эмоциональную связь», они еще и «не испытывают сексуального желания без эмоциональных связей».
Комьюнити асексуалов — людей, не испытывающих сексуального влечения, — относит демисексуалов к так называемому «серому» спектру.
Официально эти шкалы появились в 1980 году после публикации психолога Майкла Стормса, в которой он бросил вызов устоявшейся шкале сексуальных ориентаций Кинси, имеющей только одно измерение — направление влечения партнера (гомо — би — гетеро).
Стормс предположил, что отсутствие влечения — это не всегда болезнь, а асексуальность — это ориентация. Значит, нужна новая шкала наличия желания (асексуальность — демисексуальность — аллосексуальность).
Влечение — это то, что мы испытываем к человеку, сила притяжения. И оно может быть первичным (англ. PSA, primary sexual attraction), то есть основанным на первом впечатлении, чаще всего внешности — я смотрю на этого человека и я его хочу. А может быть вторичным (англ. SSA, secondary sexual attraction). И тут речь идет о создании эмоциональной связи — я знаю этого человека, и он для меня притягателен.
То же разделение существует и в понятии «желание».
Первичное желание (англ. PSD, primary sexual desire) — это знакомое большинству желание секса. Телесное ощущение, тяга — оно существует вне наличия партнера, в принципе.
Вторичное сексуальное желание (англ. SSD, secondary sexual desire) касается мотиваций вне сексуального удовольствия или разрядки: здесь речь может идти и о желании иметь детей, и о намерении порадовать партнера.
Аллосексуалы (а именно так называют в новом мире «обычных» людей) могут испытывать все эти сексуальные эмоции. Демисексуалы, находящиеся в спектре асексуальности, не испытывают первичного влечения, только вторичное, и сексуальное желание у них появляется, если сформирована связь с человеком.
Есть исследования, которые подтверждают отсутствие первичного влечения как части ориентации: так, в одном из них сравнивали группу женщин, у которых диагностировано расстройство сексуального влечения, и женщин, которые идентифицируют себя как асексуалы.
Ученые анализировали реакцию (задержку взгляда) на эротических фотографиях, а также давали испытуемым различные текстовые задания на ассоциации.
Женщины, считающие свое отсутствие влечения ориентацией, в среднем показали более низкий уровень интереса и внимания к сексуальным стимулам, чем женщины, отсутствие влечения которых является диагнозом и расценивается как заболевание.
Если рассматривать демисексуальность с точки зрения культуры, то это не открытие: до сексуальной революции 1960-х было вполне нормально ухаживать за будущим партнером, постепенно развивая интерес и желание быть вместе в течение какого-то времени.
Немедленное дофаминовое вознаграждение в виде быстрого секса, которое мы называем «химией», стало мейнстрим-идеей только в эпоху секс-позитива.
Сам факт того, что общество нуждается в определении и формировании термина для такого явления, как нежелание быстрого секса, показывает, насколько это актуально.
Глобальный всеобщий доступ к триллионам часов порнографического материала, разные сайты и приложения для знакомств, где можно найти партнера на одну ночь в течение получаса, — неудивительно, что молодые люди проводят больше времени, разбираясь в серых оттенках нежелания секса, чем им занимаясь.
Здесь хочется обозначить еще одну культурную норму нашего общества, кроме высокой сексуальной активности, — помешанность на любви.
В нашей культуре предполагается, что мы все хотим романтических отношений, что быть в них — норма, «категорический императив, опыт, без которого мы не можем считать себя полноценными людьми», как пишет Эва Иллуз, профессор социологии Университета Иерусалима, в своей книге «Потребление романтической утопии». 
Другой автор многочисленных работ о сексуальности и отношениях, профессор философии Элизабет Брэйк ввела термин «аматонормативность». Он характеризует мнение, что романтическая любовь и брак несут особую ценность. Что, в свою очередь, не позволяет видеть ценность других форм отношений любви, привязанности и заботы.
«Это убеждение основано на предположении, что центральные, эксклюзивные любовные отношения нормальны для людей и что желание их сформировать — универсальная цель каждого человека, что такие отношения нормативны и что их стоит предпочесть другим типам отношений», — объясняет Брэйк.
Такая общественная «норма» делает любовные отношения пары максимально важными, ставит их выше других отношений — семейных связей, дружбы, одиночества. Предполагается, что все должно быть принесено в жертву «ради любви».
В этой парадигме также считается, что люди следуют одному и тому же сценарию поиска «половинок», которые должны нас дополнить, и именно это приносит счастье в нашу жизнь. А значит, люди, не имеющие любовного партнера, не могут быть в полной мере счастливы и поэтому должны приложить усилия, чтобы его найти.
Все это вынуждает тех, кто не готов прыгать в постель в угаре химического притяжения и гонке за половинкой, чувствовать себя на обочине жизни и оправдываться за свой выбор, который еще какое-то время назад был просто нормой.
— Молодец, что выбираешь скромность, это похвально в этом распущенном мире.
— Ты на самом деле любишь секс, просто еще не встретил «того самого».
— Все еще впереди.
— А может, у тебя детская травма?
— У тебя какие-то проблемы с гормонами?
— Мужика тебе просто надо хорошего.
— Ты думаешь, что ты лучше всех, потому что не занимаешься случайным сексом?
Нет, демисексуалы не думают, что они лучше всех, и не совершают высокоморальный выбор — у их позиции есть свои сложности.
Постепенное развитие сексуального влечения с нарастанием эмоциональной связи вместо «любви с первого взгляда» может создавать постоянное несовпадение скоростей между партнерами и часто гарантирует попадание во френдзону, вплоть до риска разрушения многолетней дружбы.
Модель «бурного либидо в постоянных поисках интимного партнера» подходит не всем. И сегодня, очевидно, менее важно, употребляем ли мы термин «ориентация» или говорим о «выборе».
Возможно, «поколение снежинок», определяя себя как демисексуалов, не теряет интерес к сексу и отношениям, а теряет интерес к тому сексу и тем отношениям, которые им транслирует наша культура — они не хотят быть гиперсексуализированными «рабами любви».