Люда, c, крутилась перед огромным зеркалом, и надо признаться, зрелище ей откровенно нравилась. Высоченные туфли делали и без того стройные, мускулистые ноги бесконечными. Бедра, крутые и сочные, манили обещанием чувственных наслаждений. Совершенные полушария упругой выпуклой попки, крепкие, как лесные орехи, дразнили мужское воображение. Пышность её пятой точки, подчёркнутая тонкой талией, создавала завораживающий контраст. Изящный стан перетекал в безупречно плоский живот, над которым возвышались несколько гипертрофированные, словно две небольшие дыньки груди, чуть вызывающие, но оттого еще более желанные. Плечи, отмеченные легкой атлетической грацией, плавно поднимались к элегантной, лебединой шее, не тронутой ни единой морщинкой. И это в ее-то «сорок с хвостиком»! Кожа, гладкая и шелковистая на ощупь, покрытая ровным золотистым загаром и щедро умащенная перед выступлением, соблазнительно блестела. Каждый изгиб, каждая линия тела словно была выточена рукой искусного скульптора, создавшего совершенство из плоти и крови.. Женственность сочилась из каждой поры, обволакивая аурой страсти и желания. Взгляд, брошенный на эту божественную фигуру, обжигал и воспламенял кровь, заставляя забыть обо всем на свете. Она была воплощением чувственности, одой красоте и гимном плотским утехам.

До выхода на сцену оставались считанные минуты. Женщина отвернула «лошадиную морду» от зеркала, где отразился высокий "йоркез" прически, напоминающий гриву дикого мустанга, вздымающуюся над выбритыми висками, обнажая длинные, заостренные «конские» уши. По полу гримерки зацокали странные ботинки – копыта, выкрашенные в тон кожи и обманчиво сливающиеся со стопой, создавая иллюзию продолжения ноги. Обнаженная Людмила, плавно вышагивала из угла в угол гримерки, в тысячный раз оттачивала свою соблазнительную походку, что на этой причудливой обуви становилась актом циркового мастерства. Под нежное позвякивание колокольчиков, прикрепленных к пирсингу в сосках, она проваливалась в бездну воспоминаний, где переплетались радость и отчаяние, страсть и одиночество – вся ее жизнь, словно безумный карнавал, готовый вот-вот вырваться на сцену.

Воспоминания о детстве были тусклыми и безрадостными. Она росла, как сорная трава, среди покосившихся заборов и унылых пейзажей захолустья. Зеркало не баловало отражением, радость обходила стороной. Нескладная, с острыми коленками и вечно сбитыми в кровь локтями, она казалась лишней, забытой куклой, заброшенной в пыльный чулан жизни. Но внутри нее, в самой глубине ее юной души, бушевал пожар. Рано проснувшееся либидо терзало ее, словно дикий зверь, выпущенный из клетки. Это было мучительное, непонятное томление, от которого хотелось бежать, спрятаться, исчезнуть. Ее волосам, цвета воронова крыла, позавидовали бы столичные модницы. Ноги, длинные и непокорные, будто сбежали с полотен забытого художника, были единственным ее богатством, утешением, единственным лучом света в этом мрачном царстве. Она не понимала их силы, не умела ею управлять, бездумно распахивая их перед каждым, кто бросал похотливый взгляд. Надеясь, что хоть кто-то увидит в ней не просто угловатую девчонку, а живую, чувствующую душу, отчаянно нуждающуюся в любви и тепле, которого так не хватало ее замерзшей душе. Но находила лишь отблеск чужой похоти. Она поплатилась за своё поведение, ранним бременем материнства. Рождение ребенка не наполнило плоскую грудь желанной округлостью, но бедра приобрели пленительную мягкость, словно намекая на пробуждающуюся женственность. Как мотылек на пламя, Людмила сорвалась с насиженного места, устремившись в златоглавую Москву. Судьба, усмехнувшись, привела ее к подножию одной из окраинных станций метро, где она обрела себя в древнейшей из профессий. Тут впору вспомнить циничный анекдот: "Как стала проституткой? Да просто повезло..." Люде нравилось то, чем она занималась. Страсть, особенно грубая, обжигающая плоть, вызывала в ней странное, болезненное удовольствие. Сутенер оказался на редкость порядочным человеком: обеспечивал защиту, щедро осыпал деньгами и наркотиками, позволяя своим девочкам не знать нужды.

Несмотря на кажущуюся привлекательность, работа "ночной бабочкой" оставила на Люше неизгладимый след. В свои двадцать четыре она выглядела измученной тридцатилетней женщиной, и и поток клиентов неумолимо иссякал, словно утекающее сквозь пальцы время. Поэтому девушка с неподдельной радостью восприняла предложение от каких-то иностранцев с видеокамерами, посуливших целую неделю работы. Поначалу эти ребята казались воплощением беззаботного веселья. Кроме мимолетной ласки, ничего более от Люши не требовали. Вскоре вся компания перебралась за город, в роскошное поместье. Там, как позже поняла девушка, вместе с алкоголем ее щедро накачали наркотиками и возбуждающими средствами. Когда ее привели в просторное помещение и пристегнули к станку, напоминающему орудие для БДСМ-игр, дурные предчувствия не омрачили ее сознание. Перед ней поставили большой силиконовый фаллоимитатор в форме конского члена. Оператор с видеокамерой, ухмыляясь, спросил, готова ли она его принять. Опыт фистинга у проститутки был немалый, и она уверенно ответила согласием. Мужская рука уверенно и на удивление нежно смазала ее лоно лубрикантом, готовя пещеру любви для сладострастного удовольствия. Ей надели на голову, маску лошади заслонив мир и заглушив звуки, словно погружая в пучину бесконечной тьмы. Затем в естество женщины погрузилась долгожданная силиконовая игрушка. Минут двадцать дилдо то выходил, то погружался на всю глубину влагалища, доведя проститутку до экстаза. В какой момент, силиконовый член, в ней заменил настоящий конский, Люда даже не поняла. Затуманенный наркотиками мозг лишь регистрировал нарастающую силу толчков. Осознание ужаса пронзило её, когда конь начал извергать семя, разрывая вагину. После чего она провалилась в беспамятство.

Среди иностранцев оказался врач с инструментами. Порванную плоть женщины профессионально зашили. Люде дали 300 долларов за травму, и продолжили оплатить ещё месяц «работы». Следующие четыре недели проститутка ублажала всю компанию только попой и ртом. Каждый раз во время сношения перед ней ставили телевизор, транслировавший запись её же противоестественного акта. И, как ни странно, глядя на это зрелище, девушка начала испытывать возбуждение. Поэтому, когда через месяц ей предложили повторить опыт за тысячу долларов, она, зная, что уже пережила подобное и избежала фатальных последствий, поломавшись недолго, согласилась.

Следуя сценарию, она сначала «заигрывала» с животным. Гладила по крутой шее, по шумно вздымающемуся боку. Затем играла с его огромным, как дубина, причиндалом, одаривая его поцелуями, внутренне поражаясь, как он вообще мог в ней поместиться. После этого она снова оказалась на злополучном станке, но на этот раз её не пристегивали. Чудовищный орган коня вошел в нее на удивление легко. Похоже, доктор, когда сшивал, сделал ее намного шире. В несколько толчков член партнера проник на всю глубину влагалища, и начал долбить шейку матки, которая тоже недолго сопротивлялась давлению. Люда ощущала себя натянутой на кол. Как будто мощный таран раздвигал ее внутренности. Женщина застонала от боли, в тоже время необычайное возбуждение так же охватило ее. Наконец огромный любовник закончил терзать ее лоно, и матка проститутки наполнилась его семенем. Живот раздулся, как во время беременности. Наконец, расслабившийся детородный орган, выскользнул из распахнутой вагины. Светлая жидкость обильно хлынула из нее. На этот раз животное совокупление обошлось без серьёзных травм, и врач просто смазал повреждённые участки заживляющей мазью

Когда срок найма истек, Людмила осмелилась потребовать плату. В ответ лишь услышала ледяной приговор: деньги переданы ее коту, а значит, теперь она – их собственность. Пусть готовится, четвероногий любовник заждался. Робкие возражения были встречены звериным оскалом двух бандитов, их кулаки обрушились на нее градом ударов. "Еще пикнешь, сука, – прошипели они, – на куски порежем и свиньям скормим. И вот, снова она в плену проклятого станка. Животное проявляло полное равнодушие к желаниям своей партнерши, его похоть была так же неумолима и груба. Насиловали сначала через день, потом ежедневно, пока отчаяние не переросло в подобие привычки к этому извращенному экстриму. Однако в следующий раз, когда хвостатый партнер закончил, второй конь вторгся в ее разверзнутое лоно. Людмила научилась отключаться, превращаясь в безвольную игрушку, не чувствующую ни боли, ни унижения. Она существовала в каком-то другом измерении, где её тело принадлежало жеребцам, а сознание – лишь наблюдатель, отстраненно фиксирующий происходящее. Вскоре количество ее любовников дошло до трех в день, превращая её в измученную тень самой себя.

После нескольких месяцев этого кошмара к ней подошел оператор. Он флегматично засунул руку в перчатке во влагалище шлюхи. Конечность свободно вошла по локоть. Он легко пошевелил рукой во внутренностях Люды. Рука свободно двигалась в ее киске. Он погрузился еще немного глубже, и на коже живота проститутки образовался характерный бугорок. Мужчина вынул из лона руку, снял перчатку, и неторопливо отсчитал тысячу долларов, бросив их рядом: "Это тебе за съемки". И добавил с циничной ухмылкой: "С таким-то "рабочим инструментом" тебе вряд ли светит прежняя жизнь. Но у моих друзей есть вакансия актрисы для "доней-шоу" в Мексике. Контракт на пять лет. Задаток получишь прямо сейчас".

Людмила всегда мечтала о загранице. Правда, в ее грезах с ней были вовсе не чтырехногие любовники и совсем другая жизнь. Возвращение к прежней работе казалось невозможным, и отчаяние поглотило её целиком. Оказавшись в этом мрачном тупике, где возвращение в родной Мухосранск казалось ещё более невыносимым, она, отдала себя во власть судьбы, как сломанная кукла, брошенная в пыльном чулане. Потеряв всякую надежду, согласилась. Возможно, где-то там, за границей, её ждет лучшая жизнь.

Через пару недель, женщина, чья походка все еще хранила отголоски перенесенных травм, поднялась на трап самолета, навсегда уносящего ее из родной земли. Перед расставанием с Родиной, Людмила перевела родителям все свои сбережения, словно пытаясь искупить свою вину.

Шоу, окрещенное "ослиным", являло собой извращенную пародию на близость – соитие с конем прямо на сцене. Первое впечатление было шокирующим. Она помнила свет рампы, липкий пот, стекающий по телу, и тошнотворный запах конюшни, смешанный с дешевым парфюмом, который въелся в кожу, в волосы, казалось, пропитал саму душу. Ее тело давно перестало принадлежать ей, став лишь инструментом для утех и заработка. Взгляды зрителей – алчные, похотливые, равнодушные – прожигали насквозь и оценивать, как кусок мяса на рынке. Но она научилась не чувствовать, отключать сознание, превращаться в безвольную куклу. Она лежала, словно парализованная, позволяя огромному жеребцу, врываться в ее плоть, с каждым разом отнимая кусочек человечности и превращая в самку животного. Дни сливались в бесконечную череду унижений, физического и эмоционального истощения. Но даже в этой кромешной тьме теплилась искра надежды. Она уже не мечтала о побеге, о свободе. Только о возможности снова почувствовать себя человеком. После экстремального представления, за отдельную плату, любой желающий мог получить ее. В зад. После грубой мощи жеребца, человеческое сношение ощущались ей жалким и ничтожными. Мужское естество терялось в бездне ее растянутой и истерзанной плоти.

Люда наслаждалась моментами, когда мужские руки нежно или властно обнимали ее попу, ложились на талию, касались её спины, когда тепло человеческого прикосновения наполняло ее тело.А затем, в интимных объятиях, когда сладкий человеческий член проникал в прямую кишку, она на миг снова ощущала себя женщиной, а не кобылицей, обреченной на утоление необузданной страсти жеребцов.

Это вызывало нескрываемое недовольство у её хозяина, поэтому Людмила не испытала удивления, когда во время очередного представления, в анус, распятой на станке женщины, словно зловещее предзнаменование, вторгся знакомый конский дилдо. А затем, после этой «прелюдии», в её податливую плоть ворвался конский член, грубый и необузданный, терзая её естество, проникая всё глубже и глубже между ягодиц, словно ища предел её выносливости. Итогом этого акта насилия стало возвращение в больничную палату, в мир белых стен и запаха лекарств. Но даже это не остановило её мучителя. Спустя полтора месяца, он подставил, её зад коню, снова и снова, позволяя огромному любовнику терзать ее внутренности, пока, по его извращенным понятиям, её мужьям не перестанет быть в ней "тесно". Её истерзанная, развороченная плоть безропотно принимала монструозных любовников. Унижение и боль по-прежнему возбуждали её, но сексуальное удовлетворение от проникновения в задний проход исчезло навсегда, оставив лишь зияющую пустоту. С этого времени Люда навсегда разлюбила анальный секс. Чего нельзя сказать о вагинальном сексе. Со временем её тело обрело удивительную способность принимать своих огромных партнеров. Более того, вскоре она стала получать удовольствие от таких извращенных соитий. Она, словно цветок, распускалась под грубыми проникновениями, и находила в этом животном акте искру доселе неведомого наслаждения. Отклик её тела превосходил всё, что она испытывала с мужчинами. Оргазмы стали более бурными и продолжительными, и сотрясали словно волны, все тело, достигая кончиков пальцев. Оставляя после себя ощущение невероятного блаженства.

Момент, когда Людмилу окончательно лишили человеческого секса, стал переломным в ее психике. Женщина, осознала, что теперь, ее единственными сексуальными партнерами станут только кони, и смирилась с этим. Приняв свою сущность, она познала сладость покорности и научилась находить чувственное наслаждение в своем положении звезды шоу извращенцев. Она купалась в этом противоестественном союзе с конями, отдаваясь животному наслаждению. Люда чувствовала, как меняется ее сознание, как уходят прочь остатки человеческих сомнений и стеснительности. Инстинкты, дикой самки, дремавшие внутри, пробуждались, требуя внимания и максимального сексуального удовлетворения. Невозможно было не заметить ту первобытную, хищную радость, с которой она предавалась плотским утехам с жеребцами. В каждом ее движении, в каждом стоне сквозило неистовое, почти животное наслаждение. Поэтому, когда хозяин представления предложил ей операцию, чтобы превратиться в настоящую кобылу, Люда без колебаний согласилась. Она давно мысленно отреклась от своей человечности

Ее тело, искалеченное во имя чужих эротических грез, несло теперь на себе печать безумного эксперимента. Вагинопластика, превратившая и без того истерзанное и растянутое до предела лоно в зияющую бездну, стала лишь одним из штрихов этого чудовищного преображения. Лицо перекроили, разрез глаз хирургически изменили, татуажем подчеркнув ново обретенную лошадиную "волоокость". Специальные линзы наделили её взгляд странной, темной лошадиной красотой, в которой зрачок занимал всю площадь радужки. Её уши были переделаны, приобретя заострённую форму, став «эльфийскими». Длительные и болезненные манипуляции вытянули их превратили их в нечто, напоминающее лошадиные уши.

После операции жизнь "актрисы" изменилась до неузнаваемости. Она была заточена в маску, скрывающую её лицо, и только во время сна и еды могла снять её. Вместо человеческой речи из-под маски доносилось лишь хриплое всхрапывание. Эта маска превратила её лицо в подобие конской морды, а лошадиные глаза, уши и грива довершали странный образ. Её ноги были заключены в туфли-копыта на непомерно высокой платформе, сливающиеся с цветом кожи, превращая её в подобие животного. Ходьба в этих неестественных приспособлениях давалась с трудом, но её заставляли бегать, словно дикую лошадь, щедро стимулируя скорость ударами бича по обнажённой коже. Вскоре Люду облачили в специально изготовленную кожаную сбрую, к которой крепилась коляска с восседающим наездником. Со временем, превращённая в подобие тягловой лошади, она натренировалась до такой степени, что могла часами без устали возить желающих. Людмили была полностью лишена свободного времени. Её жизнь подчинялась неумолимому ритму: еда, бег, плотские утехи и, наконец, обессиленная, она проваливалась в сон. Дважды в сутки, днём (Сиеста в Мексике — это святое) и ночью, проводя в нём половину жизни. Её чувства обострились, позволяя ей воспринимать реальность на совершенно ином уровне. Эта новая чувствительность открыла для неё мир, полный возможностей и ощущений. Движения её тела обрели грацию и силу, свойственную кобылицам. Больше не было скованности, только первобытная, необузданная сексуальность. Физическая близость приобрела новое значение, став не просто актом, а способом общения, выражения власти и подчинения. Она познала чувственность, ранее ей неведомую, и погрузилась в её океан. Приняв свою животную сущность, она обрела упоительную власть над плотью, открыв источник неистового наслаждения в своей женской природе. Болью и восторгом прорастало в ней осознание этой дикой свободы, этого первобытного права на чувственность. Она научилась различать тончайшие запахи, читая по ним настроение и намерения партнёров. Она контролировала ход событий, направляя их энергию, манипулируя желаниями. Она научилась читать их настроение, распознавая моменты наивысшего напряжения, когда их огромные чресла переполнялись желанием, а дыхание становилось хриплым и прерывистым. Она знала, как двигаться, что делать, чтобы разжечь их инстинкты, превращая близость в дикую игру.

Шоу с Людой набирало бешеную популярность, играя на противоестественном контрасте: хрупкая женская красота, искажённая грубой мощью жеребца, человеческое естество, порабощённое животным. Зрители, словно зачарованные, не могли отвести взгляд от этого зрелища. Алчный хозяин, движимый ненасытной жаждой наживы, решил довести её внешность до абсурда. Силиконовые импланты изменили форму её натренированных долгими забегами ягодиц, превратив их в неестественные, гипертрофированные округлости. Теперь на её крупе, словно на пьедестале, можно было бы с уверенностью водрузить бокал шампанского. Грудь распирали непомерные импланты, из-за которых, казалось, вот-вот лопнет сбруя, сковывая движения и мешая бегу. Соски пронзили, украсив их звенящими колокольчиками, чей перезвон добавлял пикантности забегам. Особенное впечатление, на зрителей производил звон колокольчиков во время представлений, когда чудовищная мощь коня проникала в ее тело, заставляя ее грудь вздрагивать в сладостной агонии.

Здоровая генетика, отказ от алкоголя и наркотиков, сбалансированное питание и постоянные тренировки на свежем воздухе, в сочетании с избавлением от стресса, сделали своё дело. Люда выглядела и чувствовала себя моложе своих лет. Прошлое, полное страхов, осталось позади. Волнения и тревоги остались в далеко позади. Это не значило, что жизнь Люды превратилась в бесцветное монотонное прозябание. Кажущаяся покорность скрывала в себе искру неповиновения. Женщина иногда бунтовала, словно дикая лошадь, брыкающаяся в стойле. Эти вспышки непокорности "лечились" плёткой и кнутом, что, как ни парадоксально, доставляло ей особое наслаждение. Хозяин заботился о её здоровье, питании интимной жизни и благополучии, избавляя от необходимости бояться или нервничать. Каждое представление превращалось в оргию, где зрители, за отдельную плату, могли добавить ещё одного партнёра для неё. В отдельные вечера её тело было вынуждено принимать до пяти жеребцов. Люда знала, что однажды её организм не выдержит, и она погибнет в экстазе. Эта мысль не пугала её, напротив, она видела в этом избавление от страха старости и увядания красоты. Каждый вечер, словно звезда, рождённая из лучей софитов, она всходила на сцену, купаясь в восторженном внимании зрителей. Она научилась получать удовольствие от того, кем стала. Она приняла свою животную сущность, обретая внутренний покой. Теперь ею двигали первобытные инстинкты, простые и ясные желания плоти. Она перестала бояться быть кобылицей, дикой и свободной от общественных рамок. Она нашла своё место в этом мире, и оно ей нравилось.