ПРИМЕЧАНИЕ:

— это ещё одно творение нейросети. Не буду, пожалуй, за это извиняться. Сюжет целиком мой, стиль и примерно всё остальное — компьютера.

* * * * * * * * * * * * * * * * *

ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО

* * * * * * * * * * * * * * * * *

Анна стояла на берегу озера, где тростник шептался с ветром. Её холст, прижатый к мольберту, пестрел набросками лебедей — их длинные шеи изгибались, как линии судьбы, перья сияли, как снег под луной.

Она приходила сюда каждое утро, кормила лебедей, и они, привыкшие к её тихому голосу, подплывали ближе, гагакая, словно благодарили. Анна, юная, с волосами цвета ржи и глазами, полными тоски, видела в них больше, чем птиц. Они были её музой, её бегством от одиночества.

Всё началось с эстетики.

Она рисовала их часами, ловя изгибы шей, тени на воде, блеск чёрных глаз. Лебеди казались ей воплощением красоты — чистой, недоступной, как мечты, что она прятала в сердце. Но со временем её мысли начали ускользать.

Длинные шеи, гибкие, словно созданные для ласк, будили в ней странное тепло. Она краснела, отводила взгляд, но пальцы, сжимавшие кисть, дрожали. «Это просто искусство»? — шептала она себе, но сердце билось чаще, когда лебеди подплывали, касаясь воды у её ног.

На озере, безлюдном, как её душа, она была свободна.

Лебеди любили её, тянулись к хлебу, к её рукам. Она гладила их перья, чувствуя, как кожа горит от прикосновений. Желание росло, дикое, запретное, и Анна ненавидела себя за это. «Они животные», — твердила она, отгоняя мысли. Но ночью, в своей маленькой комнате, сны брали верх.

В ту ночь сон её был яростным, будто буря.

Она стояла на озере, вода лизала её босые ноги. Лебеди окружили её, их шеи извивались, как змеи, глаза сияли, как звёзды. Они гагакали, нежно, почти человечески, и их клювы, острые, но ласковые, цепляли её платье. Ткань, мягкая, как туалетная бумага, рвалась под их касаниями, обнажая кожу.

Анна задыхалась, её тело пылало, а лебеди, словно зная её тайны, скользили шеями по её плечам, бёдрам, груди. Их перья были шёлком, их движения — танцем. Она тонула в них, в их красоте, в их нечеловеческой грации, и мир растворялся в белом огне. Её дыхание рвалось, кожа горела, и она чувствовала, как волна наслаждения подступает, яростная, неудержимая.

Анна проснулась, задыхаясь, простыни скомканы, тело в поту. Она лежала, глядя в потолок, чувствуя, как пульс бьётся в висках. Оргазм был близко, так близко, что она дрожала.

На столе лежали её наброски — лебеди, их шеи, их взгляды. Она взяла один, самый любимый, где шея птицы изгибалась, как зов. Дрожащими руками Анна свернула лист в трубочку, её пальцы скользнули ниже, под одеяло.

Она закрыла глаза, представляя лебедей, их перья, их тепло. Движение было быстрым, почти отчаянным, и когда волна накрыла её, Анна вскрикнула, тихо, словно боясь разбудить мир.

Она лежала, глядя на смятый набросок, и слёзы катились по щекам. Ей было хорошо — так хорошо, как никогда. Но в груди рос комок.

Она пала, она знала это. Лебеди были её мечтой, её искусством, а теперь — её грехом.

Завтра она снова пойдёт к озеру, будет кормить их, рисовать их. И, может быть, сны вернутся.

* * * * * * * * * * * * *

ЗАВЕСА ТАЙНЫ

* * * * * * * * * * * * *

Анна сидела у озера, её пальцы крошили хлеб для лебедей. Тростник качался, вода блестела, как зеркало её одиночества. Она жила в старом доме, вдали от посёлков, где цивилизация казалась мифом. Её дни текли между холстами и лебедями, чьи шеи, длинные и гибкие, вдохновляли её кисть.

Но в то утро один лебедь выделялся — на его шее сияло синее кольцо, словно ожерелье из другого мира. Он подплыл ближе, чем другие, и его чёрные глаза, казалось, заглянули ей под юбку. Анна вспыхнула, поправляя подол, но тепло между бёдер предательски росло.

«Глупости», — шепнула она себе, но её сердце заколотилось.

Ночью она рисовала его — синее кольцо, изгиб шеи, взгляд, проникающий в душу. Её рука дрожала, краска капала, а мысли путались. Лебедь был не просто птицей — он был её тайной, её желанием, которое она гнала. Но оно возвращалось, как волны озера.

Через неделю лебедь появился у её дома.

Анна переодевалась, стоя у открытого окна, когда заметила его — он плавал в пруду за забором, но его голова повернулась к ней, глаза блеснули. Она замерла, полуголая, чувствуя, как кожа горит под его «взглядом».

Это было нелепо — лебедь не мог подглядывать, — но её тело не слушалось. Она медленно надела рубашку, но пуговицы застёгивала дольше, чем нужно, словно играя с этой фантазией.

Так началась её странная игра.

Анна стала ходить по дому в лёгких платьях, почти прозрачных, зная, что лебедь может быть за окном. Она чувствовала его взгляд — воображаемый, но такой реальный, что её дыхание сбивалось. Однажды, осмелев, она сбросила одежду, стоя у окна голая. Лебедь смотрел, его синее кольцо мигало, как маяк. Анна закрыла глаза, представляя, как его шея касается её кожи, и её пальцы невольно скользнули ниже. Она остановилась, задыхаясь, стыдясь, но возбуждение было сильнее.

В эти дни она встречала по утрам почтальона — парня лет двадцати пяти, с длинными волосами, заплетёнными в косу, и синим расцветистым ожерельем. Он приносил ей письма, стуча в дверь условным ритмом — тук-тук, пауза, тук. Его звали Лука, и он выглядел как хиппи, сбежавший из коммуны. Его глаза, зелёные, с искрой, всегда ловили её взгляд, а губы кривились в ироничной усмешке.

— Письма, Анна, — говорил он, протягивая конверты. — Что-то ты сегодня... сияешь.

Его усмешка росла с каждой встречей, и Анна краснела, гадая: знает ли он? Не мог же он видеть её игру с лебедем? Но мысль, что он мог бы знать, будила в ней странное тепло. Она бормотала «спасибо» и убегала в дом, чувствуя, как его взгляд провожает её.

Однажды вечером игра достигла пика.

Анна стояла у мольберта, голая, рисуя лебедя с синим кольцом. Её кисть дрожала, мысли путались — шея лебедя, его взгляд, его воображаемые касания. Она отложила кисть и взяла другую, мягкую, с пушистым кончиком.

Провела ею по соску, тихо ахнув. Капля краски скользнула по животу, к бёдрам, оставив след у клитора. Её дыхание стало тяжёлым, тело горело. Она ласкала себя, представляя лебедя, его перья, его шею, пока мир не начал растворяться.

Вдруг — тук-тук, пауза, тук. Но не в дверь, а в окно.

Анна замерла, кисть выпала из руки. За стеклом стоял лебедь с синим кольцом вокруг шеи, стуча клювом. Её сердце рванулось, разум кричал «невозможно», но тело пылало. Она, не думая, открыла окно, и лебедь влетел, ударился об пол с хлопком крыльев. Воздух заискрил, и на полу, где была птица, стоял Лука. Его синее ожерелье сияло, глаза горели, а усмешка была шире, чем когда-либо.

Анна задохнулась, прикрываясь руками, но Лука шагнул ближе...

* * * * * * * * * * * * * *

ПЕРЬЯ И МАГИЯ

* * * * * * * * * * * * * *

Анна стояла, прикрывая наготу руками, её сердце колотилось, как озёрные волны. Лука, только что бывший лебедем, смотрел на неё с пола, его зелёные глаза сияли, синее ожерелье мигало, как звезда. Его усмешка, та самая, что дразнила её при встречах, теперь была мягче, но всё ещё дразнящей.

— Ты... лебедь? — выдохнула она, голос дрожал.

— Колдун, — сказал он, вставая. — Моя семья — перевёртыши. Лебеди днём, люди ночью. Я видел тебя, Анна. Твои игры у окна.

Её щёки вспыхнули. Стыд, жгучий, как краска на холсте, смешался с теплом, что разливалось по телу. Она делала это перед ним — человеком, не птицей. Мысль была невыносимой, но её бёдра сжались, выдавая желание. Лука шагнул ближе, его пальцы коснулись её руки, скользнули к плечу. Она задрожала, но не отстранилась.

— Ты прекрасна, — шепнул он, опускаясь перед ней на колени.

Его губы нашли её ступню, затем голень, мягко, но жадно. Анна ахнула, её руки упали, открывая тело. Его поцелуи поднимались выше, к коленям, к бёдрам, где кожа пылала. Она закрыла глаза, чувствуя, как его дыхание касается её груди, как губы ласкают соски, дразня, кружа. Мир сузился до его касаний, до жара, что рос внизу живота. Когда его рот скользнул к её самому сокровенному месту, она задохнулась.

Его язык, тёплый, уверенный, танцевал, исследуя, пробуя, и каждая волна наслаждения была как мазок кистью по её душе. Анна растворилась, её ноги подкосились, она вцепилась в его волосы, и мир взорвался белым светом.

Её крик, хриплый, утонул в звоне оргазма, что унёс её за грань реальности.

* * * * * * * * * * * * * * *

Она лежала на полу, Лука обнимал её, его пальцы гладили её волосы. Анна дышала тяжело, тело всё ещё дрожало от послевкусия. Но в груди рос комок. Она повернулась к нему, его зелёные глаза были слишком спокойны, слишком знающими.

— Это правда? — шепнула она. — Магия, лебеди... или ты меня обманул?

Лука мягко рассмеялся, его усмешка вернулась:

— Сомневаешься? Смотри.

Он отстранился, и воздух заискрил. Его тело сжалось, кости хрустнули, перья хлынули, как белая река. Перед Анной стоял лебедь — огромный, больше тех, что плавали в озере. Его синее кольцо сияло, глаза — те же, Лукины, — смотрели с человеческой искрой.

Анна ахнула, её сердце рванулось. Стыд, возбуждение, страх — всё смешалось. Она была мечтательной художницей, невинной, одухотворённой, но теперь...

Она раздвинула ноги перед символом чистоты, сама шокированная собственной смелостью и бесстыдством. Лебедь шагнул ближе, его длинная шея изогнулась, перья коснулись её бёдер, мягкие, как шёлк. Анна задрожала, чувствуя, как его голова опускается ниже, как перья скользят по её коже, дразня, лаская. Его шея, гибкая, живая, прижалась к её самому чувствительному месту, и она застонала, растворяясь в ощущении.

Перья щекотали её кожу, шея двигалась, словно зная её тайны, и каждый её вздох был громче предыдущего. Она тонула в этом, в так долго утаиваемой от всего мира и от себя же самой «развратности», в своей потаённой мечте, ставшей реальностью. Её пальцы вцепились в пол, тело выгнулось, и новый оргазм, ещё яростнее, унёс её к звёздам.

Когда она открыла глаза, лебедь смотрел на неё. Его глаза мигнули, и он снова стал Лукой, лежащим рядом. Анна молчала, её грудь вздымалась.

Она не знала, пала она или вознеслась.