**

Желание, тлеющее в нём уже много дней, неосознанное, но постепенно созревшее благодаря жаркому сну, в это солнечное утро, когда через раскрытые настежь окна упругий ветер доносил запах и шум большой воды, и дебелая возрастная дочка хозяйки со смуглыми бровями вразлёт заинтересованно заглянула к нему в комнату с никчёмным, как всегда, вопросом, вдруг трагично сублимировалось и стало осознанным.

— Привет! — Потянулся он и сел в постели. — Тёплый и томный после хорошего сна. — Что стоишь, заходи!

— Да ну, мне неудобно, — Пожала она "плечиками", а на самом деле плечищами, побольше его. Крупная белая грудь колыхнулась даже под массивным давящим лифом. Круглое спелое лицо с губками-бабочками расплылось в улыбке. Тяжёлая грива тёмных волос была прихвачена у затылка гребнем, спадая дальше широким потоком за плечи.

— Да что неудобно, заходи! — Он призывно подвинулся на постели и похлопал ладонью рядом с собой.

— Там мама… — Неуверенно оглянулась она куда-то в коридор.

— Да бог с ней, не потеряет! Заходи уже! — Он чувствовал, что надо настаивать. Знал. Его восставшая плоть, увидевшая не просто случайную девушку, а сосредоточение всех его вчерашних и неосознанных желаний, настойчиво толкала его в сторону неизвестности.

Она ещё раз оглянулась за собой, словно понявшая и принявшая его игру, не открывая дверь полностью, протиснулась в ранее оставленную щель, чуть ли не задевая пухлыми грудями косяк, и тщательно закрыла за собой, может, и заперла, он не расслышал.

— Сюда?

— Да, ко мне! Мы с тобой так и не познакомились! Живу вторую неделю и всё мимо хожу.

— Да, мимо ходите, не замечаете! — Будто жалуясь на него же, выпятила губку девушка. Она осторожно присела на кровать, довольно далеко от него, ещё и отклоняясь в сторону всем своим тяжеловесным, крепко сбитым корпусом. Он уловил её запах, свежий, женский, дурманящий. Потянул воздух носом, закрыв глаза.

— Ах! Как ты пахнешь!

— Как? — Скованно хохотнула девушка, оставаясь настороже.

— Как счастье!

— Скажете тоже!

— Истину говорю! Чувствую, счастье близко, совсем рядом! — Добавил он и коснулся её руки своей. Она не убрала, наоборот, раскрыла ладошку. Та была чуть влажной, крупной и мягкой.

— Ах, какая ладошка! — Выпалил он.

— Ну, вы что-то совсем… — замялась она, — в романтическом настроении. — Добавила она, подобрав слово.

— Именно! Именно так, милая… как? Прости, я забыл.

— Алия.

— Алия? Как сладко! — Он выпустил её ладонь, но не перестал её касаться, медленно двинулся по руке, ощущая пальцами её мягкую кожу, поднялся до плеча, двинул на спину…

Девушка сидела смирно, выпрямившись, настороженно наблюдая за ним. Лицо её, совсем недавно с прищуром смешливое, разгладилось и наполнилось внутренним ожиданием, затаённой тревогой и вниманием.

У неё была упругая, рельефная спина, она скульптурно прогибалась в талии, а потом разъезжалась необъятно в широкие экзальтированные ягодицы. Он чувствовал под тонкой тканью платья широкую резинку белья, скользил по ней в задумчивой нерешительности.

— Вы хотите меня? — Выдавила она другим, отрешённым, густым голосом.

— О, да! Я хочу тебя больше жизни! — Признался он, не раздумывая, даже не испугавшись напыщенности своих слов.

— А потом уедете? — Вынесла она приговор. — Испорченной девушке тут не жизнь! — Добавила не в упрёк, а как факт, с которым ей потом придётся жить.

— Я никуда не уеду, хочешь, мы уедем вместе?! — Он говорил, слабо соображая, будто в бреду. Врал ли сознательно, обещал, как это делают в предвкушении скорой победы, предлагал ли повод согласиться, дать слабину второй стороне?

— Вы обманываете! — Твёрдо заверила его Алия.

— Я? — Удивился он. — Да никогда! Послушай, как бьётся моё сердце!

Он схватил её руку и прижал к груди. Толчки ощущались даже через её ладонь.

— Это ничего не доказывает! — Увесисто возразила девушка.

— Ты же сама хочешь! — Растерянно предположил он, не представляя, что ещё бы такого сказать.

— Хочу! Но я должна думать…

Договорить он ей не дал, пододвинулся, обнял, прижавшись к сочным устам своими, с утра не очень свежими. Вспомнив тут же этот огрех, не стал раскрывать рот, но ощутил, как в ответ разъехались пухлые губы Алии и её горячий язык на своих.

Он уполз лицом в сторону, покрывая щёки, шею, кожу девушки поцелуями, тиская её обеими руками, пока она вяло прикасалась к его плечам своими ладонями, будто знакомясь, пробуя этого неизвестного мужчину, привыкая к нему.

В недавнем его сне всё произошло без задержек, вот он уже проник руками в женскую сердцевину, ласкает запретный плод, растекающийся под его пальцами потоками терпкой тягучей влаги. Но в реальности девушка была большой. Всего много: тела, волос, груди, ног, ткани. Куда двинуться, за что хвататься?! Он зарылся в неё лицом, как слепыш, тыкаясь в разные места, тёплые, мягкие, парные.

Завалил кое-как, она не стала упираться, иначе — полный провал. Стал шарить по ногам, их тоже было много, и вниз, и вверх. Бёдра трагически расширялись, слипшись влажными внутренними сторонами. Конгломерат. Выше только крутой холм лобка и матово-аппетитный выпуклый животик. Розовая повседневная ткань, а под ней шуршит настоящая смуглая жёсткая поросль!

Всё как-то бестолково, нелепо и угловато, не то, что во сне. Стянул эти трусы, трусищи! А под ними, мама дорогая, сопки и овраги! Целая планета! Припал лицом, зарылся в неё! Дышал, лизал, сосал жадно, вкручиваясь носом, хватая ртом и раздвигая руками. Ноги были побеждены, неспешно, их удалось разлепить и уже улечься там, как в окопе, выглядывая в бруствер.

Она только тихонько ахала, не двигаясь, покорно дав делать с ней, что он хочет. Жёсткие волосы лобка увлажнились от его текучей слюны, от неё самой, выпускающей мутные капли предвкушения из чуть раскрывшейся от его языка розовой расщелины. Он нашёл её клитор, выпукло-рельефный, чёткий, свеже-розовый, впился губами, лизал, лизал, пока не почувствовал, как девушка непроизвольно дёргает мышцами живота. Взглянул на лицо — глаза закрыты, ладонь закушена зубами, чтобы не кричать, ноги дрожат, озноб и глухие стоны — кончила!

А дальше всё быстро: ринулся сверху, освободился, надыбил член, приставил, всё само проскользнуло. Если и была преграда, то символическая, робкая погрешность, которую по насквозь мокрой дорожке он проскочил с лёту. Впихнул и понял — это его место! Оно обнимало его со всех сторон, плотно, ровно, от начала до конца, как вторая кожа. Он был в ней, но она была на нём, она была им единственно возможным образом. Он сделал ход, и мурашки пошли по спине: шёлковая вязкость засасывала и окутывала, как последнее утешение, единственное из возможных. Зад вспотел от такого, ноги задрожали. Можно было больше не двигаться, — лучше уже быть не могло. Но он рискнул, шевельнулся. Блаженство облегания никуда не делось. Только подкладка изменилась. Вместо недвижимого мощного неудобного холма под ним вдруг разъехалось, преобразилось в удобное ложе, облегающее, обнимающее со всех сторон.

Он поднял голову, уткнувшись носом в её запрокинутый подбородок. Закрытые глаза, застывший в немом выдохе рот. Но руки прижимают, ноги услужливо разъехались широко, вбирая в себя его, зад ритмично отрывается от кровати навстречу. Она приподнимается вместе с ним своими мощными сильными бёдрами!

И тут он зашёлся, разогнался, долбил яростно, сильно, долго, обливаясь потом и слюнями. Мял, вгонял, влёз, иногда останавливаясь, чтобы отдышаться. Кончал неоднократно, но не мог насытиться. Она забирала всё, принимала, давала, разгораясь, как заря. И вдруг задышала, как земля при землетрясении, задвигалась, охнула, напряглась и пошла волнами, зигзагами, вздутиями и сотрясениями. Выдохнула, дёрнулась, напряглась и расслабилась, в наслаждении вытягивая ноги.

Он отвалился, как напившийся клещ. Двигаться не хотелось. Да и не мог он после такого шевелиться. День, месяц. Хватило бы и на год. Что он наделал?!

Ёбаный сон! Довёл его до греха! Как теперь смотреть ей в глаза? Как смотреть в глаза её матери? "Испорченной девушке тут не жизнь.". А ведь и правда! А может, она не девушка?! Единственный взгляд на себя внизу решил этот вопрос — девственница.

Была.

— Вот теперь точно бельё придётся менять, — Просто и без эмоций сказала Алия, всё ещё лежа в первоначальной позе, как он её оставил, на спине, поперёк кровати. "Хорошо, что кровать двуспальная", — запоздало подумал он.

"Потому что снималась на двоих". — Подсказало ему подсознание.

— Алия!

— Не надо ничего говорить! — Прервала она его, порывисто вскочила, одёрнув мятый подол, подобрала трусы, быстро надела и рукой показала: "Слазьте!". Он спрыгнул, пересев в кресло, закурил у окна и смотрел, как она быстро и сноровисто меняет бельё. Маленькое пятнышко крови можно было даже не заметить, если не знать, где искать.

— Ну вот, так-то лучше, — довольно оглядела она дело рук своих. Всё было чистое и заправленное. — Ну, я пошла?! — Будто ожидая чего-то, каких-то слов или заверений, постояла немного и, не услышав ничего от застывшего в ужасе от себя мужчины, взяла в охапку скрученный узел, чиркнула замком (всё же закрыла) и выскользнула в узкий проём, снова не открывая дверь полностью.

***

"Ёбаный ты придурок! По-другому никак нельзя тебя назвать! Ну что за мода влазить во всякие истории в угоду своему истёртому члену?! Доволен? Испортил девку? Влюблённую, заметь! Плюнул в нежную любящую душу, растоптал, попользовался?! Доволен?"

Искренне признавался он себе: "Да, доволен!". Эта простая неловкая сцена воодушевила его, как выпускной в школе. Будто вернулся он в начало, когда всё ещё можно, впереди и доступно, только протянуть руку и приложить усилия. И вновь он не отработанный материал, профессионал на фрилансе, купить которого насовсем слишком дорого и геморройно. "Неплохой специалист, но слишком много из себя воображает!". И верно, если вы все тупые бездари, научившиеся только таблички дёргать в компьютере, как свои пиписки? Как там: "Ударить — 1 бакс, знать, где ударить — 9999.". Ведь не дурак, что на него нашло?!

Он мучился угрызениями весь день. Нехотя купался, через силу обедал, заснул под навесом на твёрдом лежаке, отлежал все бока, как пьяный отпускник, но и к вечеру терзался муками совести. Правда, к концу дня они окрасились похотливыми мечтами. "А вот бы она пришла вечером, или ночью", — Стали прокрадываться очередные крамольные мысли. "Чего теперь-то, можно и потрахаться". Поднялся к себе в номер он уже в лихорадочном предвкушении. "Она придёт, обязательно! Или я не знаю совсем женщин!". — Убеждал он себя. Помылся, почистил зубы, причесался, выпил рюмку. Сел у окна в кресло, рассматривая полоску уползающего заката. Вид был изумительный! Может, подниматься после пляжа измождённому отдыхом все эти сотни ступеней и переходы было муторно, но это искупалось великолепным видом на открывающиеся просторы.

Проходя, он видел её мельком, хлопочущей по хозяйству. Отель семейный, все при деле, даже малышня помогает. Мамаша её улыбчивая, черноокая и расплывшаяся в пространстве матрёна кивнула ему, как обычно, приветливо. "Наверно, не сказала", — Облегчённо выдохнул он. "Трус!" — Укоризненно добавил он про себя.

Сидел, выключив свет, запустив музычку. Дым дёргался в проёме окна, выбирая, куда двинуть. Вдруг резко ввалился внутрь. Он повернул голову — образовавшийся проём в двери, пустив полоску жёлтого света, и тёмный силуэт опять исчез. Он бросил окурок и поднялся навстречу.

— Я пришла, как только смогла! — Горячо зашептала Алия, подставляя ему свои ждущие губы. Теперь уже широко и влажно они соединились ртами. Откуда у неё такие умения? Рот проглатывал его, влажно охватывая мягкими створками, вжимаясь плотным упругим языком. Они стояли и поедали друг друга ртами, жадно перехватывая объятья. В темноте она казалась ему ещё больше. Везде под руками была её плоть, большая, мягкая, упругая, трепещущая.

— Ух! Ты такая! — Освободился он.

— Нравлюсь вам?

— Почему на "вы"?! Просто Сергей, Серёжа, Серёженька, как хочешь! — Снова нашёл он мокрый раскрытый рот.

— Ах, — Вырвалось у неё. Грудь её упиралась в его, и он впервые, после утреннего помешательства, остановил на ней внимание. Большая, сочная, упругая. Он сжал её под тканью, вызвав у Алии повторный стон.

— Я хочу тебя!

— И я! — Эхом откликнулась девушка.

Он потянул подол вверх и стащил с неё платье. Свет из окна ласкал её светящееся тело. Много тела. Он вернулся к объятиям, но только чтобы расстегнуть лифчик. Она покорно опустила руки, и тот упал к их ногам. Грудь, роскошная и объёмная, спело соединилась перед его взором половинками. Он схватил их руками, стал мять, целовать в засос небольшие сморщенные соски.

— Ах! — Поёжилась Алия.

Но он настаивал, потянул на кровать, застеленную ею утром. Она заботливо, по-хозяйски успела сдернуть одеяло, прежде чем повалиться на неё навзничь. Уже сама раздвинула ноги. Оставалась только белеющая полоска ткани на бёдрах, она улетела на середину комнаты, обнажив темнеющий холм. Он хотел бы снова зарыться туда с головой, но почему-то вспомнил, как блаженно спускал туда ещё утром, и жадно кинулся верхом, нашаривая перенапряжённой плотью влекущее влажное и ароматное женское чрево. Легко нащупал, прижал, опять удивившись обильной, шёлковой влаге среди пышных заросших валов, и проник, не влетел, впихнул, с трудом раздвигая охватывающие его внутренности. "Неужели утром было также узко? Почему он не помнит?".

— Я весь день о тебе думала! — Доверчиво прошептала она, взяв руками его лицо.

— Я тоже! — Он хотел бы уткнуться в спелые холмы грудей и биться телом, как рыба, пока не испустит дух. Но девушка хотела поговорить, и он уступил, приостановившись.

— Я тебе нравлюсь?

Ох уж этот вопрос, не требующий ответа. Достаточно обратить внимание чуть ниже!

— Да! — Эхом отозвался он, стараясь не растянуться в противной ироничной ухмылке. — Ещё как! — Это было уже лишнее, но он себе позволил. Кажется, она не поняла и пропустила.

Она пошевелилась, укладываясь поудобнее. То, с какой лёгкостью она проделала это с ним сверху, придало ему ощущение мелкости и малозначительности. Она такая роскошная, и он, мелкий чупиздрик, меж её коленей. Перевернётся и раздавит, если захочет.

Чтобы прекратить разговоры, он потянулся к её губам. Она жарко приняла их, прижав к себе руками всё его тело, колени сжали его снизу, руки — грудную клетку, и ему стало трудно дышать. "Спасите!". В глазах потемнело, и он, вырвавшись из поцелуя, насилу отдышался.

Чрево уже знакомо, но от того не менее восторженно ласково и всеохватно принимало его член. Это было что-то невообразимое! Настолько плотно, глубоко, на всю длину эта неопытная девушка вбирала его не очень маленький агрегат, разместив в себе идеально полно, без пропусков и огрехов, расположившись по всей поверхности равномерной стискивающей руковичкой. То было услужливое, старательное влагалище, пышущее желанием. Он заскользил по мучительно чувственным волнам складок, мягкости и упругости, вжимаясь в пухлый пушистый лобок своим, чавкая членом, выходя и проникая в текущую нутрь вновь и вновь.

Уже не было утреннего азарта, только вечернее смакование. Он тянул это восхитительное ощущение, как дорогой горячий коньяк, осязая и воспринимая его не только участвующими участками тела, но и душой, самодовольной и поющей от радости тела. И почему эта новая телесность была для него так жгуче приятна, значима, пьяняще исчерпывающей, абсолютной и безусловной? Он не думал ни о чём, не мог, мозг отключился. Будь он более раскован, хрюкал бы поросёночком — ему безумно хотелось стать юным, бесшабашным и легкомысленным на этой большой, чистой девушке, тихо ойкающей под ним и смешно морщившей носик то ли от боли, то ли от собственных ещё непривычных и таких новых сладостных ощущений. Как бы ему хотелось, чтобы это было второе! Ему было важно, чтобы и ей было с ним хорошо! Необычайно легковесное, нежное ощущение было от этой девушки, даже внутри, где туго и плотно оставалось ощущение свежести, новизны, чистоты и робкой непосредственности. Это возможно только в начале. Сегодня, может быть, завтра. И всё, будет утеряно навсегда, как когда-то детство. Как мимолётно это сладостное ощущение нового, как легко оно рассеивается!

Он превзошёл себя, спустил и не закончил, продолжил снова и опять брызнул, не вынимая и не останавливаясь. Пошёл на третий круг, сношал-сношал, но уже был не в силах закончить вновь, хотя и безумно хотел. Замучился сам, замучил Алию. Кажется, замучил.

Остановился потный, с каплей на носу, нашёл её губы, чуть пососал их, вернулся к грудям, вспотевшим в плотной крымской ночи, облизал их. Двинулся ниже, к распаренному холму, источающему островлекущий запах молодой самки. Зарылся туда с рыком, как пёс. Нащупал среди шершавых валиков нижних губ сладостный гладкий вход, лизнул, вызвав дрожь в большом пышном теле, погрузился глубже, вкусив пряный сок влагалища. Вернулся выше, уткнувшись в плотный носик клитора.

Она уже вся дрожала: ходили ходуном ноги, вздымалась грудь. Руки хватали простыню, сжимали, стараясь удержаться на волне прилива.

— А, а, ах-х-х-х! — Дышала, как сама земля, тяжело вздымаясь. Выгнулась, растянув ноги, вытянув стопы, напрягшись. Он старательно лизал, гоняя языком по твёрдой ягоде. Дрожь возникла у девушки между ног и пошла кругами по телу, становясь всё шире и реже. Алия вздрогнула, раз, второй, тяжело выдохнула, пустив из дырочки струйку ему на подбородок, и унялась, осела, как открытое тесто.

Он был счастлив и неудовлетворён. Они лежали рядом. Алия повернулась к нему боком, водила пальцами по его безволосой груди:

— Странно, у наших мужчин грудь волосатая, — Задумчиво тихо сказала она.

— А у меня только спина, — хмыкнул он.

— Правда?

— Ну, немного. Не как у обезьяны.

— Наши, значит, обезьяны?

— Просто горячие парни с высоким тестостероном.

— Тестостероном?

— Гормон мужской. Есть женский, эстроген.

— А от женского что бывает?

— Ну, овуляция от него, грудь, влага во влагалище… — Стал перечислять он.

— Откуда ты всё это знаешь?

Он хотел было по своему обыкновению ответить привычное: "Поживи с моё, ещё не то узнаешь!", но как-то постеснялся хвалиться перед этой юной девочкой своим четвёртым десятком.

— Прочитал как-то, — нейтрально признался он.

— И если волосатый, то тестостерона много?

— Да. Когда много, не только сильнее женщину хочется, но и более агрессивный, подраться там, покричать, понервничать.

— Вот это похоже на наших, — Довольно признала Алия.

Они полежали ещё. Член стоял, будь он неладен. Из-за него всё и началось. Мысли лезли, в том числе на национальной почве. Положение получалось щекотливое. Неделя отдыха. Пусть. Сколько надо времени, чтобы их раскрыли? Влюблённая дуреха — ненадёжный конфидент. У неё на лице всё написано. Смотрит пристальными угольками, белки сияют в темноте.

Стоит мамаше отвлечься от своей постоянной готовки своему аулу, чёрт их разберёт, сколько родственников, так всех и не разучил, и обратить внимание на потаённую радость, новый взгляд, в котором появилось женское понимание дочери, и всё: "Тимур, Ахтем, возьмите ваши ножики, надо одному туристу окрестности показать, в особенности ту дальнюю малоизвестную пещеру!". "Да не, сейчас же двадцать первый век, правовое государство, самоопределение женщин. Девушка влюбилась. Имеет она право влюбиться? Отдалась чувствам, с кем не бывает? Да же, мамаша?! — Да, Тимур, Ахтем, возьмите ещё пилу! Порежем на части, сожжём на костре, как собаку!". "Ну что вы, мамаша, так с будущим зятем!". "Ах, зятем?! Другой разговор, мы люди современные, препон чинить не будем! Тимур, Ахтем, зовите всех, будем свадьбу планировать!".

Вот так выбор: или кирдык, или никах. Он посмотрел на "невесту". Та лежала, белая, большая и такая женственная, что он снова отбросил все сомнения, как приговорённый: "Эх, была — не была, помирать так с музыкой!", и опять сгрёб её в объятия. Алия откликнулась быстро и с удвоенной энергией. Уж кто-то, а она точно не устала. Пора было показывать ей новые приёмы.

Он развернул её, поставив на колени, нажал на спину, заставив её упереться в кровать руками, повернувшись к нему своим задом. Это было роскошно. Большая, крутая, объёмная корма заслонила ему весь обзор! Особенно шикарно смотрелась на фоне неё узкая талия и грациозно выгнутая спина с копной рассыпанных густых волос. Белая, как снег, только вокруг попки начинал темнеть и сгущалась в мягкий курчавый ковёр на широком пироге половой щели. Тонкая линия посередине была плотно прикрыта и только угадывалась нежная розовая мякоть где-то внутри. Он не удержался и снова прильнул ртом к открывшимся красотам. Прошёлся даже по задней дырочке, но снова присосался ниже. Почавкал, так, для куражу. Приблизился и тут эх… Не дотянулся до искомой дырочки. Член доставал, но угол был неподходящий. Он не сразу сообразил, что предпринять. Приподняться самому? Надо корячиться, высоко, приседать — утомительно. Но, подумав чуть-чуть, нашёл выход, надавил сверху, заставив девушку расставить ноги шире. Зад просел, приблизившись к нему. Идеально!

Теперь он вошёл, как к себе домой, правильно, весь и до самых яиц.

Алия неожиданно дрогнула в руках, со стоном опустив голову на кровать, от того зад выпятился ещё сильнее и притиснулся к нему вплотную. Получилось очень плотная смычка. Он двинул бёдрами, и девушка вскинулась, снова охнула, вцепившись руками в кровать.

— Тебе больно? — Озаботившись неожиданной реакцией, спросил он.

— Нет… — Произнесла она через силу, — Наоборот… Так… очень сильно… И хорошо! — Призналась она, уронив голову на постель.

Что-то в нём дрогнуло, и без того разрывавшийся от желания член вдруг ещё напрягся так, что он побоялся, что тот лопнет. В голове зазвенела пустота, он вцепился в эти всеобъемлющие ягодицы, зад века, жопу судьбы, и стал возить свой очумелый от похоти член в вязкой и плотной мякоти вздрагивающей и извивающейся от каждого движения девушки. Она словно жидкая лава плескалась под его ударами, металась, заходилась судорогами, вздрагивала, напрягалась и рвалась в разные стороны. Он охаживал её, не давая отползти, сладко мучал, насиловал оргазмами, высекая из огнива снопы искр.

Он был в экстазе. Не от своего удовольствия, а от того, как отдавалась, сношалась эта девушка. Как похотливая кошка, беззаветно и полностью, отдавалась, подставляя своё естество, раскидав ноги, выпятив навстречу то, что так долго хранила в полной неприкосновенности!

Кончил он нехотя, совсем не сильно, но это было не важно. Распластанная, неподвижная девушка-гора была его наградой. Мощные рельефные бедра, тонкий стан, манящая темнота под круглыми холмами ягодиц, матовая кожа спины с продольным рельефом вдоль позвоночника и заведённым под голову руками, несмотря на усталость притягивала его взгляд, и он не мог оторваться от любования молодым крепким телом. Кто бы знал, что ей так нравится сзади?! Чего проще?! Это и его любимая поза! Он выложился на триста процентов!

Потом курил, руки его дрожали. Дрожало и что-то внутри. Хорошо, что не отрывалось. Две искры женского восторженного взгляда буробили его в сумраке комнаты.

***

Блаженна та вера и обожание юной невинной девы, пусть уже не физически, но еще духовно, верной своему первому и единственному! Это потом начнется сравнение, обиды, прозрение, наконец. А сейчас — период чистой, беззаветной преданности, безоглядное наслаждение и восторг от открывшихся щедрот собственного тела! Никаких тёмных мыслей — только обожание и растворение в нахлынувшем физическом обожании!

Взгляд этот невозможно ни передать, ни повторить! Это глаза маленькой девочки, увидевшей чудо, и одновременно томной красавицы, познавшей секрет телесного волшебства! Неполные три дня прошли между удивленно-восторженным восклицанием: "Это - в меня?!" и требовательно-утвердительным: "Это в меня, еще и поглубже!". Дичь и охотник поменялись ролями.

Она сама завела тот разговор:

— Хочу попробовать ртом, можно? — спросила она с наивным любопытством, в котором смешивались и оставшаяся призрачная невинность, и пробудившаяся бабская охотка. Большая девочка, и такая смешная.

— Прямо сейчас? Мне бы передохнуть... - малодушно начал он. "Третий день, а она уже тебя затрахала, горе-любовничек!" - пронеслось у него.

— Хотя, почему бы и нет! - Он развалился на кровати, вытянувшись поперек. Член вальяжно упал на бедро. Заинтересованное личико восточной красавицы склонилось, заправив пальцем смоляные волосы за белое ушко. Взялась двумя пальчиками, задумчиво облизывая пунцовые после долгих поцелуев губы.

— Такой мягкий! — прошептала она, удивленно касаясь его.

— Пф... Он не всегда такой! Ты его заездила! — с усмешкой ответил он, чувствуя, как ее прикосновения уже начинают пробуждать в нем свежее желание.

— Я знаю! Хочу посмотреть, как он встаёт! Что мне сделать? — спросила она, с любопытством юности готовой к новым открытиям.

— Во-первых, пододвинь ко мне свою попку, чтобы я мог до нее дотянуться! Вот так! — Он легонько пододвинул могучий зад Алии к себе. Ладонь просунулась и легла на всклокоченный холм женской промежности.

— Ах! Ты меня будешь трогать?! Я же буду отвлекаться! — Засмеялась она, и ее смех был подобен звону воды горного ручья, струящейся по дну бидона.

— Зато так он затвердеет намного быстрее! — парировал он, чувствуя, как ее ароматная близость уже начинает действовать.

— Хорошо! — согласилась она, с готовностью укореняясь на постели расставленными коленями.

— Теперь можешь двигать по нему рукой, вот так! — Показал он, направляя движения ее руки. — А можешь взять его в рот, держать там и водить внутри языком, кругом и по кончику. Вот так! Когда он набухнет, можно начать его посасывать, как... как конфету.

Он откинулся на подушку, предоставив ей самой разбираться дальше. Его рука пробиралась по разбухшей шелковистой промежности, легонько касаясь слегка вывернувшихся из пухлых наружных валиков лепестков. Пальцы ныряли в глубокое, мягкое влагалище, шевелились там, касаясь стенок, гладили поверху, иногда задерживаясь на вершине и крошечной упругой горошине, бередили ее, заставляя девушку напрягаться и подмахивать оттопыренным мощным задом.

— М-м-м! — возмущалась она, не отрываясь от своей увеличившейся игрушки.

— Тише, тише! Ты зачем так сильно?! — подпрыгнул он, чувствуя, как ее рот засосал его с неожиданной силой. Член уже стоял, хотя его неприятно потягивало у корня от слишком частого использования. Он налёг на клитор в надежде вынудить девушку кончить до того, как она оседлает его сама. Пунцовые губы красиво охватывали мужское естество, озорные глаза поглядывали испытующе и улыбались валиками скул. Щеки втягивались внутрь, когда она особенно сильно вбирала головку. - Помни снизу, вот этот мешочек! Не так сильно, ух!" - Дрожь пробивала по позвоночнику от яростных девичьих упражнений!

К с частью, он тоже не скучал и Алия стала все чаще отвлекаться на свои ощущения, тело ее тихонько дрожало, глаза закатились и закрылись совсем. Но она не выпустила члена из рта, только замерла, сконцентрировавшись на собственных чувствах. Ноги сползли и разъехались не мешая его ласкам. Из лона обильно сочилось на пальцы.

— А кто у нас такая сластолюбица? - Промурлыкал он, не останавливая движений, даже ускоряя их.

Она не ответила, все сильнее выгибаясь в спине. Он и сам чувствовал под пальцами как копится её наслаждение в желании разрешиться очередным оргазмом. Но не торопился, наоборот - медлил, оттягивал, переходя на неторопливые нажатия, охлаждая, но и не давая остыть. Это было почти пыткой, сладкой и длительной. Тонкая струйка слюны потекла из полуоткрытого и занятого рта девушки по его стволу. Он двинул бедрами сам насаживая головку поглубже на рот девушки, та будто очнувшись зашевелила губами и щеками, зачмокала, засосала. Он опять поднажал, надавил, бросив завершающую ласку в горнило копившегося апофеоза. Она вскрикнула не удержавшись, крупной дрожью зашлась и застонала, выпустив член изо рта и уткнувшись вспотевшим лбом ему в бедро:

— А-а-а-ах, - Протяжно и удовлетворенно. Тело девушки еще раз крупно дернулось, обессиленно упало, ноги развалились, грохнув носками о постель. Ритмично вздрагивала мощная пухлая задница, провожая растекшиеся волны счастливого финала. Не у него. И это хорошо.

***

Я хочу тебя побрить! — объявил он ей.

— Как? — такое удивленное стало у нее лицо. Но он видел заинтересованность, стыдное возбуждение предстоящим мероприятием. — Прямо здесь?!

— Именно так! Двигайся к краю, опусти попку, чтобы она свешивалась с кровати, задери ноги... Идеально!

Промежность была напоказ: густоволосая, смуглокудрявая, ароматная, влажно-горячая, манящая потайной щелью среди темных зарослей. Тонкая полоска розовой сердцевины жирно блестела, привлекая мужской взор. Он положил руку, погладил, провел пальцами, играясь с лучшей игрушкой на свете.

— Ах, ну зачем?! - Зашлась она смехом.

— Сам не знаю, нравится. Сложно оторваться!

— Хотел же побрить, а сам начинаешь...

— Да, сейчас.

Он принес из ванны таз с водой, свою бритву и пену. Присел между ее ног на стуле, деловито склонившись. Пена зашипела, и он принялся размазывать ее по жестким волосам молодого женского органа, не лишая себя удовольствия прижимать пальцы к упругим большим губам и даже погружать их, скользкие, поглубже в лоно.

Она крутила задницей в ответ, явно возбужденная происходящим. Он прицелился станком и с трудом и ощутимым скрипом стал сбривать покрытые пеной жесткие пряди. Дело шло туго, он заметно устал, но старался возвращаться, чтобы сделать все начисто.

Алия долго следила за ним, наклонив голову, но устала и откинулась на спину, покорно предоставив ему копаться у себя между ног. Гладкая девичья щелка проявлялась все явственнее, смуглая кожа выступала, лишившись укрывавшего волосяного ковра. Чем ближе к задней спайке, тем аккуратнее и чище становилось влекущее беззащитное теперь женское естество. С крайней точки щели, переходящей в заднюю спайку, давно собиравшаяся, сгустилась и потекла вниз, по средней линии в сторону сжатого колечка попки перламутровая капля женского возбуждения.

Этого он уже не мог вынести. Отложил бритву, протер полотенцем образовавшийся выпуклый и прекрасный гладкий холм и тут же жадно прильнул к нему ртом, смачно целуя и ввинчиваясь языком в глубину влагалища.

— О-о-о! — обрадованно выдохнула Алия, положив одобряющую руку ему на голову. — Ах, как хорошо!

Он благодарно целовал теперь гладкое и аппетитное место, тыкал внутрь пальцами, ласкал клитор. Ей нужно было совсем чуть-чуть, и она быстро дошла, достигла нового возвышения, задвигала большими бедрами, заколыхалась и, протяжно выдохнув, взвилась над кроватью, выпустив обильную струйку вдогонку за той перламутровой каплей. Красавица!

За такое изысканное блюдо можно принять и муки. Хотя их бы ему не хотелось.

Беззаветная самоотдача девушки кружила голову. Он забывал обо всем, видя перед собой ее тело и преданные глаза. Она отдавалась вся и не ожидала ничего взамен. Но этот период романтизма довольно скоротечен. И потому он страшился разговора, который им непременно предстоял. Считал дни в прелюбодеянии, как вор, он замирая от любого случайного стука: может, это за ним, пришли призвать к ответу?! "Почему испортил девушку? Какие у тебя на нее планы?!"

Грозные джигиты грезились все чаще. И от того радость обладания начала тускнеть, несмотря на живой интерес Алии и роста аппетитов ее мощного и сильного тела.

Надо было выпутываться.

— Скажи, а часто у вас бывают такие, как я?!

— Какие?!

— Ну, одинокие, интересные...

— Нет, обычно парами или семьями.

— А бывало, чтобы тебе кто-то понравился?

— Как ты?

— Может, не так сильно, как я, но чтобы ты о нем подумала и представила себя с ним. Может, даже женатого, например.

Девушка задумалась, шевеля губами, перебирая случаи в голове. Неужели их было так много?!

— Наверное, да, было такое.

— И ты не пробовала с такими?

— Как можно?! — испуганно округлила она глаза.

— Почему же нельзя?

— И ты бы не заревновал?!

— Обязательно бы заревновал. Но от этого хотел бы тебя еще сильнее!

— Правда?

— Истинный крест!

— Отдал бы меня другому!!

— Только если бы ты сама этого захотела!

— Я хочу только тебя!

Неисправимая.

— Обещаешь сказать мне, если тебе кто-то понравится еще?

— Хорошо, что на тебя нашло?!

Много чего. Голова его активно искала выход.

***

Оставались считанные дни. Предчувствуя близкое окончание, Алия прибегала к нему при первой же возможности. Давно уже его силы иссякли. Несмотря на искреннее обожание, теперь жаркие и требовательные объятия девушки скорее душили. Хорошо, что он теперь знал ее секрет: разворачивал ее задом, иногда даже стоя, облокачивая о стол, и долго, с оттяжкой, имел, предоставляя девушке многократно кончать самой, пока сам, отвлекаясь, разглядывал берег моря в окне. Только таким хитрым способом он мог уравнять их аппетиты и унять клокочущее желание молодой сластолюбицы.

Она благодарно кидалась на шею, покрывая его лицо поцелуями.

— Обожаю тебя!

— И я!

— И я!

— Тебя не хватятся?

— Да, мне пора, мама просила помочь! Я приду в обед! — следовала еще серия жадных поцелуев. — Ты же никуда не денешься?

— Куда я денусь от тебя!?

Она ушла. Он открыл шкаф. Хорошо, что вещей взял немного. Жалко чемодан. Но что же делать?! Он достал документы и деньги, завернул в конверт, спрятал под рубашку, взял пляжную сумку, запихал туда что смог, так чтобы она не сильно топорщилась, мысленно перепроверил свои следующие шаги. Вроде все. Записка, написанная заранее, осталась на столе.

Присел на дорожку, вместо шлепанцев надел плетенки — в глаза не бросается, но вещь нужная; потом неторопливой походкой вышел из номера и, приветливо кивнув хозяйке и выглянувшей из подсобки Алии, отправился в сторону пляжа.

Не дойдя немного, свернул к шоссе, присел рядом в тенечке и вызвал такси до аэропорта. Билеты он поменял накануне.

***

1192   371 34005  154   2  +10 [15]

желание, страсть, Алия, тело, совесть, искушение, наслаждение